Осенний пир
Сентябрьское солнце разгорается медленно – всё в утреннем тумане. Но пока перекапывал грядку – потеплело. Сел под склонившуюся от красных плодов яблоню и загляделся на солнечное марево. Сижу и ни о чём таком не думаю. Время куда-то тихо уносится – а мне и не жаль.
От нарезанных яблок и плодов шиповника в воздухе стелется упоительный медовый аромат! В полнейшей тишине, словно кто-то невидимый точит коньки, – это позванивает по рельсам далёкая электричка. Удар! Яблоко катится с крыши и улетает в цветник с пряными флоксами. Хожу, собираю яблоки в траве и режу для сушки…
Смеркается. Ослепительно начинает разгораться над лесом таинственный глаз луны. Пора и на покой. Может быть завтра, Бог даст, - сентябрь вновь напоит душу своим ласковым солнцем. И снова ящерки будут шмыгать под ногами, а на закате солнца – отогреваться на тёплых камнях цветника.
В звёздной вышине гудит и подмигивает огнями самолёт, напоминая мне, что тёплое лето прошло. Но душа-то – уже влюблена в осенний пир! Не для того ли, чтоб долгими зимами – вспоминались эти сказочные дни! И тогда перед сном – вдруг всплывут перед взором все любимые закутки осеннего сада. И, уже сонного, тебя вдруг окутает несказанная радость…
*
Первозданная чистота
Кажется, ты один не спишь ночью и потрясённо смотришь на белую пелену снега за окном. В свете ярких, розовых фонарей метёт по улице, заносит дороги и деревья снежная позёмка. В домах мигают, не спят, разноцветные ёлки.
Открыл окно… Остро и пьяно пахло уже настоящей зимой! Скверы, деревья, тротуары, подоконники и мостовые – всё укрыто снежным валом! Ни один прохожий ещё не оставил следов в розовых сугробах. Первозданная чистота!
Как жаль, что никто почти не видит этой зимней сказки! Как же мы все страстно ждём бабье лето, а ещё нетерпеливее - весну! Однако никогда не думал, что можно вот так, взахлёб, опьянеть и оглохнуть от ворвавшейся в город снежной зимушки-зимы!
*
Сорока
- Сходи к роднику! – напомнила жена. – Нам огурцы солить!
Накрапывало. На дачах было удивительно тихо. Взял два ведра, ковшик и вышел за калитку. «Так это ж детей увезли к 1-му сентября в школу!», - вдруг вспомнил я, и поплёлся к роднику, с грустью думая, что вот и лето прошло…
Но едва я вышел из-за поворота, как увидел летящую, с жутким криком, сороку! Перепуганная насмерть птица, неистово крича, летела прямо на меня, в лобовую атаку, на таран! Я, оторопел, но, как загипнотизированный, продолжал идти дальше.
И тут, в какие-то доли секунды, я увидел позади сороки неумолимый и стремительный контур хищной птицы! И так мне вдруг жалко стало гибнущую нашу сороку-воровку, что я в ту же секунду вскинул вверх руки со звенящими вёдрами! Ковшик улетел к забору в траву. Сорока сразу же очухалась от страха, и, не долетев до меня метров десять, с треском метнулась в ольшаник, к ручью. И словно растворилась в листве. Хищник, летящий прямо на меня, и, сбитый с толку, просвистев крыльями, взмыл вверх и унёсся в поля. И только тогда я понял, что стою, глупо задрав пустые вёдра к небу…
Придя с полными вёдрами родниковой воды, – рассказал жене о происшествии. И добрая моя жена пожалела бедную сороку. Хотя до этого ругала воровку за обгрызенную клубнику, вишни, сливы и даже мыло… Перепуганная сорока тихонечко отсидится в кустах! Теперь она будет поневоле жаться к людям. Хватит ей, крикливой, беспечно красоваться на открытых осенних просторах!
*
Весенний пир
Как тихо и радостно весенним утром встаёт огромное малиновое солнце! Глядишь на него, словно в ковш с расплавленным металлом, и перед глазами ещё долго бегут зелёные паучки.
Иду в лес, а он весь стонет от птичьего свиста, треска, шипения и трелей!.. Задел плечом куст орешника – и он обдал меня золотым дымом пыльцы. Апрельский лес сквозит до голубых небес, гудит под тёплым ветром, опьяняя запахами талого снега и земли. Из белого атласа берёзовых стволов, из аккуратных надрезов, струится прозрачный, сок. Обхожу наполненные банки с берёзовым соком и отламываю ночные сосульки. Сладковатый сок снова ледяной влагой капает в банки с залетевшими туда комариками. Как же неугомонно, на берёзах, облепленных гнёздами, орут грачи!
Возвращаюсь с полными баклажками берёзового сока и замечаю – сколько же кочующих птиц приняли наши леса и поля. Первыми прилетели малиновки. За ними – чайки, скворцы, чибисы, зяблики, трясогузки, пеночки… А над полями заходятся от радости жизнелюбцы жаворонки! И так хорошо в солнечных полях, что душа рвётся полетать!
Не заметил, когда же зацвела ольха, серебристые серёжки ивы, бордовые серьги осин?!.. Как-то сразу набухли почки бузины, черёмухи и сирени - и какой нежный аромат от их клейких почек! Среди этого пиршества природы, зарождается томительная надежда. А, значит, впереди долгожданное, белопенное кипение садов!
*
Отец
Мой отец, кажется, умел делать всё на свете. На фронте он сам быстро научился играть на трофейном аккордеоне. А после войны вдруг стал писать картины масляными красками и золотить для них багетные рамы. Ещё он делал красивый инструмент. Чтобы как-то подработать, он шил тёплые домашние тапочки. И мама продавала столь дефицитный товар всем знакомым всего лишь по цене бутылки водки.
- Дядя Жора, а сделайте мне голубя! – просили мои друзья, когда он выходил во двор и, сидя на лавочке, делал из исписанных школьных тетрадей необыкновенных голубей.
Наверное, он научился их делать в детстве, живя на Урале.
Мы облепляли лавочку и с нетерпением ждали, когда он сделает очередную длинную «птицу». Наши голуби, быстро дав полукруг, втыкались носом в землю. Отец же аккуратно складывал голубя, делая ему клювастую голову, широкие крылья, а затем выверено обрывал лишнюю бумагу у хвоста. И, разгладив пальцами длинные крылья, высоко подбрасывал «голубя» в небо. Сидящий рядом мальчишка, вскакивал и долго бежал за волшебным голубем, который большими кругами неимоверно долго парил по двору! Эти голуби вызывали у нас тайный восторг!
Став взрослым, я понял, что отец, воюя в 16-той Воздушной армии, неплохо знал строение и лётные качества самолётов. И потом использовал подъёмную силу крыла, делая своих удивительных голубей!
Мы с братом любили смотреть, как отец что-то мастерит по дому. Из рыжего ранца отец доставал сверкающие инструменты, а мы извлекали из него разноцветные глазки для лампочек, электродетали, никелированные и воронёные винты и шурупы, замысловатые реле, цветастые проводки и зелёные заклёпки.
Отец иногда просил:
- А ну, подержи-ка вот тут. – или: – Где кусачки?
И мы хватали по незнанию пассатижи или держали вовсе не там, где было надо.
- Помогают они тебе? – интересовалась мама, проходя мимо нас.
- А то, как же! – гладил нас по голове отец. – Помощники растут!
И мы начинали сиять, как лампочки от телеграфа, а у пухленького братика на щеках появлялись ямочки.
* * *