***

  Повесть № 3      
            
                ПОЖИВУ-УВИЖУ,ДОЖИВУ-УЗНАЮ,ВЫЖИВУ-УЧТУ.
                Ни счастливые дни,ни печальные дни
                не продлятся всю жизнь им положены сроки.
                На изменчивый ход наших судеб взгляни
                То дают,то берут,то добры,то жестоки”
                „Омар Хайам”
                Глава 1               
                Работа,семья.
   Начиная последующую часть своих повествований, хочу с описания  тех понятий,на которых строились отношения во всех слоях общества Союза Нерушимого. Иначе, как мне кажется, не получится полная,ясная картина описуемых событий тех лет, когда как минимум 99% населения Союза не в состоянии было прожить на ту зарплату, которую им «положила» та Советская власть. Что мы для этого делали, что- бы все-таки не поддаваться той системе, делавшей из нас рабов коммунистического строя,  деливших народы Союза по национальному признаку, по занимаемой должности,по членству в КПСС,на неприкасаемых коим являлись изначально сотрудники всех без исключения органов надзора. Они уже с подачи ЦК коммунистов  для реализации своих изуверских планов,разделили страну и ее народы : «пол страны угодников - пол страны доносчиков, пол страны уже сидит - пол страны готовится...».В душе мы все понимали,что так как пресует народы Союза власть коммунистов, долго не может продолжаться : когда-то должен произойти перелом,но когда никто из нас не ведал. Как бы власть не пыталась спрятать от народа свои преступные деяния, мы все равно узнавали об этом.Это и Ростовский расстрел, массовые выступления рабочих заводов по всему Союзу, не от хорошей жизни выступления заключеннных...Все те действия подавлялись «огнем и мечем...» После всего сказанного коммунисты еще хотели, чтобы народы Союза ее любили и продолжали вешать нам на уши лапшу о светлом будущем коммунизме...
                Я родился,вырос на Ураине в СССР и для меня Родина была СССР,другой Родины я не имел. Описание моих  повестей  тех дней возникает не на пустом месте. Они отображает те реальные события, через которые пришлось пройти не только мне и моим товарищам,а миллионам людей страны Советов.            
В этой части своего повествования, по мере возможности, хочу описать все, что вспомню   о своей жизни и работе уже после демобилизации. Много было планов в те молодые годы, но действительность, с которой я столкнулся, почти расставила все по местам. Я ведь задумал написать о прожитой жизни только на рубеже своих 70-ти лет.  Хочется охватить побольше - это же не только моя история человека на земле – пока она еще есть, планета Земля.
Так сложилось, что я много в своей жизни писал всевозможных документов, обдумывал всевозможные ситуации, помогал другим – тем, кто со мной соприкасался. Был я молод и смолоду ни у кого не шел на поводу, и у меня все получалось. Никогда не жил эмоциями. Но оказывается, что наша жизнь полна всевозможных перипетий, ведь в том государстве под названием СССР, в котором мы жили, ты обязательно кому-то мешал, от нас, многонационального народа СССР с его гребаной коммунистической партией, ничего не зависело. Все решалось наверху, в ЦК:  как кому себя вести,  какой делать план, кого сажать,  кого еще не сажать,  какие лозунги вешать,  как держать в узде народы СССР. Мы жили, как слепые котята - никакой информации о том, что делается за пределами СССР. Инакомыслие преследовалось по их паскудным законам. Но наши правители, говорившие нам о «строительстве развитого социализма», сами уже давно жили при «коммунизме»- в том утопическом «светлом будущем», которое обещали «строителям развитого социализма».
     Для их обслуживания было все. Закрытые от народа магазины-спец распределители, где продавались товары, которые населению и не снились, да еще и по смехотворным ценам. Закрытые санатории, профилактории - в одном из них, находящемся в Конча-Заспе под Киевом, я со своей бригадой проводил электромонтажные работы, поэтому не понаслышке знаком со структурой этих учреждений. У «руководителей»,слуг народа» в отличие от народа, которым они «руководили», отпуск был два месяца в году: один месяц они проводили в санатории-профилактории, поправляя свое «руководящее» здоровье, а второй месяц- по выбору, опять же в любом закрытом санатории Союза. К их услугам были автомобили обслуживания, МВД, КГБ, армия.
     Был силен где скрытый, где просто открытый государственный антисемитизм. Особенно на Украине.
     Совсем небольшая прослойка населения имела собственные автомобили, а о собственных квартирах говорить вообще не приходилось. В сельской местности у людей были свои дома, если это можно назвать домами, но большая часть сельского населения проживало в колхозных домах. Существовала система прописки, любые органы власти знали, где кто проживает, мы не имели права без ведома МВД переезжать в другие районы,города. Ко всему этому следует добавить мизерную заработную плату. Отняли у народа веру в Бога, а с этим и все остальное. Вот в таком государстве нам приходилось жить.
     Возможно, стройного повествования у меня не выйдет- по ходу рассказа буду отвлекаться, потому как всплывают в памяти отдельные картины эпизодов и событий разных лет. Да уж как получится. Не так-то просто изложить свои мысли на бумаге. Писать для кого-то было не проще, ведь те, кому я помогал, рассчитывали на меня, на мое видение и оценку их проблем как бы со стороны, наподобие третейского судьи. Я хорошо понимал, в какие рамки загоняет власть моих товарищей по несчастью...
    
       Демобилизовался я из армии в конце ноября 1959 года. Время было непростое: и в армии, и уже на гражданке мы, весь Союз, с подачи ЦК, продолжали «бороться с американским империализмом», который по лозунгам коммунистов, мешал нам строить социализм. Еще не пришло время «победившего социализма», первый секретарь ЦК Н.С.Хрущев еще только обещал нам, что в 80-м году мы все будем жить при коммунизме. Еще Хрущев стучал по трибуне ООН своим башмаком, а мы, голодранные, по указке партии строили социализм. Я вернулся из армии, где прослужил три года и четыре месяца вместо трех лет, указанных в Конституции,-  по этому вопросу никто никогда не давал никаких разъяснений; кому разъяснять-некому, все послушные, все все знают, мол, «стоим на страже завоеваний социализма от гнусных происков капиталистов».
     Надо было мне с ходу думать о работе. Моя мама работала в артели намотчицей ниток на шпули, сейчас никто понятия не имеет, что это такое - и слава богу. В то время в Киеве было много всевозможных артелей, из которых впоследствии вырастали фабрики. Сегодня даже нет такой профессии: все делают автоматы, а в 1959 году это был тяжелый труд. Нужно было из кокона шелкопряда найти конец нити, чтобы потом, разматывая, получить длинную цельную нить без узелков; чем лучше намотана шпуля, тем лучше работает ткацкий станок и тем качественнее выходит продукция. Работа с напряжением глаз, очень утомительная. Потом мама работала на ткацком станке - группе женщин в этой артели, кто хорошо разобрался в намотке шпулей, по договору, дали возможность работать на станках, и из того, что они наматывали уже на станках, они изготавливали изделия. Их изделия ценились выше, чем у остальных станочниц, т.е. заработок был выше. Но все равно нам на двоих этих денег на жизнь не хватало. Тем более что мне, молодому человеку, естественно, хотелось иметь свои деньги и свою жизнь.
     Через неделю я начал искать работу. Уходя в армию, я сдал экзамен на 5-й разряд электрика, это хорошая профессия. В связи с призывом в армию-3 августа 1956г как спортсмену выполнившему зачет мастера спорта по боксу все мне прочили армейскую спорт роту  Но по какому-то им известному спец набору, не дали закончить автодорожный техникум,оставалось пару месяцев до диплома,но не было у меня кому за меня «хвостом побить», получить отстрочу на эти месяцы. Вот и попал я не в спорт роту, а в действующую армию в подразделение войсковой разведки танковой дивизии, где 3\4 роты, как и я, были спортсмены...
          В 1959г. в Киеве шло строительство метрополитена и я решил пойти туда работать. Тем более, что нам, молодым и еще доверчивым, в призывах-плакатах кричали : там хорошие заработки и нужны специалисты. Но я там не нашел хороших заработков, а причина была банальная. В «Метро строй» набирали на работу в основном молодежь из сельской местности. Обучали их в ремесленных училищах, а потом- работа под землей в метро. Давали им общежитие и, как водится у коммунистов, обещали со временем дать квартиру в Киеве. Платили им совсем мало, для них держали конфетку: через 5-7 лет-постоянная прописка в Киеве - вот это дорогого стоило. Таким образом власть привлекала рабочую силу (забегу вперед - эти ребята потом десятилетиями стояли в очереди на квартиру.)
     Киевлян в метро работало очень мало. Все, кто там работал, были специалистами в определенной области, их не особенно привлекала работа под землей. А кому-то, как и мне, захотелось поработать под землей. Были еще специалисты, монтирующие эскалаторные лестницы, куда я не смог сразу попасть. Там вначале был жесткий отбор: первым делом отправляли на курсы в Москву на шесть месяцев, потом организовали курсы в Киеве. Спустя шесть месяцев я уже там работал. А пока меня определили работать на участок, где начальником участка был инженер по фамилии Эльперт, грамотный руководитель, но не очень с такими руководителями тогда считались. Бригада монтировала электрооборудование трансформаторной подстанции на будущей подземной станции «Крещатик», станция находилась на глубине 110 м. Я работал на подстанции, мы монтировали электрощиты с полным монтажом кабелей и проводов. В туннелях мы вручную раскладывали кабели по полкам и подключали их ко всем проектным токоприемникам.
     Ни работа, ни зарплата на этом участке меня никак не устраивала, я выжидал время, чтобы перейти работать на эскалаторы, ходил на курсы. Потом я нашел знакомого парня, который работал на монтаже эскалатора на станции «Крещатик» и он помог мне туда перейти. Работа была интересная, связанная с электро механикой и заработок тут был на порядок выше. Проработал я там около года, получил бесценный опыт. Бригаду эту перевели потом куда-то в Россию на военные объекты, я же не захотел покидать Киев и уволился из «Метро строя».
      Познакомили меня с мужиком по фамилии Бершадский, который потом был моим начальником участка и, как оказалось, был отличным менеджером. Он подбирал себе специалистов, знающих механико монтажные и электромонтажные работы. Впоследствии он меня многому научил: как находить выгодную работу, как договариваться, преподал все азы менеджмента. С ним я работал в организации под названием «Теамонтаж», которая проводила электромонтажные, механико монтажные работы в театрах и клубах по всей Украине. Работа там была совершенно особая. Театральное оборудование имеет свою специфику: ни один завод в то время его не производил, мы сами в своих мастерских изготавливали все: софиты, разъемы, разные виды прожекторов, подвески, консоли. Для театрального оборудования  в то время не существовало  никаких Гос Тов, каждое изделие изготавливается с учетом специфики данного театра, согласуется с помощником режиссера, и т.д.
     Я быстро стал бригадиром бригады из 12 человек. При необходимости мы работали в киевских театрах: в оперном, в театре имени Ивана Франко, в клубах крупных киевских заводов, а также в областных городах Украины. В те годы политикой партии предусматривалось во всех колхозах, населенных пунктах СССР построить клубы - это называлось «культуру на село» : повышать культурный уровень колхозников и одновременно пропагандировать социалистический образ жизни. Руководители партии,были далеки от забот  народа, понятия не имели о том, что нужно народу, особенно в сельской местности. Ведь колхозы  еле сводили концы с концами, не было нормальной техники, трудодень, который начисляли колхозникам за рабочий день- особенно тем,  кто работал непосредственно в полевых условиях,  был совсем мизерный.  Бытовые условия – никакие, на их дома жутко было смотреть. От голода их кое-как спасало подсобное личное хозяйство; птица, скот были не во всех дворах, а ведь это главная пища колхозника; сильно выручали картофель, свекла, лук...
     В первую очередь сельским жителям нужен был не клуб, а нормальные бытовые условия и механизация труда, чего как раз советская власть им и не дала - только одни обещания светлого будущего. Поездил я по украинским колхозам, да не только по украинским –  думаю, что кто-то лучше меня опишет их бытие. Все клубы  были  чистейшей  показухой :  якобы  забота  партии о советском народе. В то же время народ всегда и везде ущемлялся во всем.
     Мне довелось поработать во всех 25-ти областях Украины. Приобретенный опыт, а также общение с большим количеством людей разных взглядов, пригодились мне в дальнейшем и в работе,  и в жизни. По специфике моей работы, которую курировали в районах райкомы партии, в областных центрах - обкомы партии, я, на правах начальника участка организации с непонятным для них названием «Теамонтаж», в их глазах являлся работником идеологического фронта, несущим культуру в массы - с меньшим званием они не общались. Самое интересное : я согласовывал с теми, кто курировал  идеологию  на местах,  проект клуба, хотя они в этом деле, как говорят в народе, «два по кушу». Каждый из них, соответственно своей значимости, давал свое «направляющее указание»; они просто говорили: я отвечаю за идеологию, пусть остальные отвечают за свой сектор. Ну, а потом вы должны доложить об исполнении. Мы вас взяли на карандаш, - это значит отметили  и вы обязаны доложить, иначе вызовем на ковер, и т.д. и т.п.!!! Вот таким образом руководила советская власть по всему СССР.
     Благодаря моей коммуникабельности, общительности я был знаком со многими специалистами в самых разных областях «народного хозяйства» - эти знакомства дорогого стоили. То, что я от них узнавал, помогло мне разобраться в тонкостях «социалистической плановой экономики», которая строилась сугубо по указанию сверху. При том бардаке, в котором мы жили и работали, я уже видел и понимал: население СССР хорошо знает, что мы никогда не построим пресловутый утопический «коммунизм».
     Мой учитель,  Бершадский,  показал мне на примерах, что из себя представляет  продажная   советская  власть  и  все  ее структуры на местах, как все пропивается, разворовывается. При такой системе просто невозможно быть идеалом совершенства. Благодаря своему богатому жизненному опыту он всегда делал то, что было как в интересах работы, так и в наших интересах – ведь мы все боролись за выживание, мы все были вынуждены приспосабливаться к той продажной системе.
     Наши строительно-монтажные  бригады, вне зависимости от их специализации –  это были мобильные коллективы, способные ради добывания хлеба насущного, выполнять работы в любом конце страны. Количество людей в бригаде зависело от объема работ : в начале моей «карьеры» было  12 человек, дошло до  300 человек. В моей работе  не нужны были мне лично, никакие должности... Я всегда искал большие объемы работ.Поэтому в таких бригадах бригадир занимал особое место, одновременно он был и мастером, и прорабом, и начальником участка, и.т.д. Специфика работы этого требовала. Вел всю документацию, искал выгодную работу, добывал материалы под ту, или иную работу, должен был общаться со множеством людей разных по духу, темпераменту, характеру.
     Все эти люди являлись руководителями предприятий, т.е. по-русски – каждый из них распоряжался финансовыми средствами своего предприятия. Вот где нужен был опыт общения!  В сельских районах - с председателями колхозов, совхозов, с работниками высшего звена райисполкомов. И повсюду все было завязано на всевозможных подарках. По-другому просто нельзя было и шага ступить. Взятки в той, или иной форме брали все и не потому, что все были такие злостные взяточники, а потому, что вся система того гнилого «социализма» была построена на взятках. Ведь 99% населения страны не могли прожить на свою зарплату. Вот и получалось, что мы все - от дворника и выше  старались хоть что-то «урвать» от того контроля у советской власти. Наверное об этом я напишу отдельно. Непростое было время : люди друг другу завидовали за заработок, друг друга опасались, все время надеялись на русское «авось“ : авось пронесет. Здорово работала система зависти,а значит доносов по любому поводу..
     Теперь вернемся к нашим делам.  Конечно, все мы официально работали в строительных управлениях и через эти РСУ выполняли все работы.  Были работы, которые РСУ  обязаны выполнять по роду своей деятельности, но они, как правило, составляли от 30-50% объема основных работ, остальные 50-70%  РСУ с помощью бригадиров,прорабов которые рыскали по всей стране приносили работу  со стороны. РСУ выживали, т.е. давали помесячный план, за счет набранных не по профилю работ:  ни одно РСУ неспособно было обеспечить работой и заработком своих постоянных рабочих, тем более получить премиальные, которые являлись подспорьем в жизни. Любое министерство было вынуждено применять такую практику ведения хозяйства.  Поясню подробней: каждое министерство, ведомство, главк создавало свои РСУ как бы для выполнения работ своего ведомства. Эти РСУ росли,  как грибы, всегда находились обоснования для их создания - это была очередная кормушка для тех, кто подписывал приказ на их организацию. Они знали, что каждый месяц им занесут их долю, так сказать, «under table». Для этого начальник РСУ должен был собирать «взносы» со своих начальников участков, а те в свою очередь - с нас, бригадиров, мы же должны были крутиться как белка в колесе. И никого из создателей РСУ при той «плановой» системе не интересовало : будут ли увязаны эти РСУ с экономикой государства, какая у этих РСУ будет материальная база, сможет ли промышленность обеспечить потребности всех незапланированных РСУ, а ведь ремонтировать надо было больше, чем строить новое. Никогда полностью  не было обеспечено новое строительство, ну, а об обеспечении  существующих ремонтных РСУ и говорить нечего. Никогда никого этот вопрос не интересовал.
     Вся та дутая экономика подчинялась указаниям ЦК и его ставленникам на местах. ЦК  для своих  «шкурных»  целей создал так называемый резерв партии на местах, куда входили директора крупных предприятий, как считала партия – «проверенные коммунисты», они являлись заменой тех партийных функционеров, кто по каким-то причинам покидал свой пост. В партийных органах не существовало никаких выборных должностей - все «спускалось сверху», никто из партийных бонз никогда не интересовался мнением народа о том, или другом кандидате на  все новые и новые руководящие должности «на местах» или замену выбывших кадров... Поэтому те, кто занимал посты во всех органах партии, на 99 процентов были оторваны от народа  и это было правило.
     Если ты даже и выходец из низов, но стоит попасть в обойму хотя бы только резерва, ты уже  на 300% партийный бонза. С одним из многих  таких я столкнулся в своей подрядной работе на Киевской фетровой фабрике, которая находилась в Дарницком районе. Директор этой фабрики был из тех, о ком в народе говорят:  «жлоб жлобом». По своей работе я с ним мало встречался, мою подрядную работу курировал главный инженер, грамотный специалист, но иногда мне приходилось выслушивать «ценные» указания  директора. И я, и другие, которые не скрывали от меня своего негативного отношения к нему удивлялись, просто балдели,  как такая бездарь может быть директором  и тем более состоять в резерве райкома!!
     Вот это и было истинное лицо той паскудной партии большевиков.  Ничтожный процент грамотных инженеров становились руководителями производств. Основная масса руководителей --  это были назначенцы сверху, партии нужны были свои ставленники, которые четко выполняли «линию партии»-как тогда на Украине говорили: «ходжу и руководжу», или «я ничого не знаю, но шоб план був». В общем, царил полный бардак под управлением ЦК: обман, обман, обман  и это была главная причина последующего развала СССР.
     А пока нам нужно было жить  и  работать при том строе.  Все РСУ для того, чтобы выполнить план, неважно какой и, чтобы естественно, кроме голой ставки получить премиальные, принимали на временную работу строителей. Кроме своей основной работы, мы трудились и на временных работах, для нас это было выгодно. Мы, конечно, не работали по 12 часов в день, что мы на любом объекте были заняты столько сколько сами считали нужным. Но самое интересное другое. Власть коммунистов установила лимит-поблажку на временных рабочих сроком 3 месяца. У нее мозгов не хватало понять, осознать, что нельзя ограничивать сроки временных работ-не все работы можно закончить за такой срок.
     Я лично избегал брать такие малые работы. А для того, чтобы опять устроиться в это же РСУ, как бы для окончания начатых временных работ, должно пройти еще 3 месяца. Ни один заказчик не будет ждать лишнего дня. Такой запрет привел к тому, что мы, все строители страны советов,да и не только мы, стали искать выход из этого положения – и, конечно, нашли его: за взятки покупали вторые  трудовые книжки - ведь трудовая книжка - главный документ для любого работающего в СССР.Переходя с одного РСУ в другое РСУ, или на любое предприятие, ты предъявляешь эту книжку в отдел кадров,из нее видно все твои перемещения за всю твою рабочую жизнь, там записывается от благодарностей,заграждений до всевозможных - с позиции производства, где ты работал, трудовых нарушений. Порой там делались такие записи,что обладателю такой книжки в пору вешаться надо...Никто из руководителей предприятий не волновало,что по их же распоряжению запишет отдел кадров в ту книжку.Хотя все прекрасно знают, что это главный документ любого  без исключения жителя страны Советов, в том числе и руководителей предприятий и иже с ними.По этой книжке начислялся рабочий стаж, она являлась единственным документом на всю твою жизнь, по которому рассчитывалась пенсия. Если человек терял этот документ, то очень сложно было его восстановить. Приобреталась такая книжка, заполнялась записями о своей якобы работе, ставились печати : где настоящие, а где липовые, было налажено и такое производство.  Мы по этим книжкам устраивались в РСУ уже как на постоянную работу.  Доходило до смешного: порой даже не помнили, какая же наша книжка постоянная, а какая все-таки постоянно-липовая. Да, в конце концов, это нас не сильно волновало. В государстве, где все было в дефиците, за деньги можно было купить все, что мы и делали. Причина одна: во главе государства стояла коммунистическая партия, при абсолютном отсутствии какой- бы то ни было альтернативы управления. Руководители  предприятий в основном были  вынужденны четко выполнять линию партии в которой они состояли, иначе ты не будешь руководителем.... . А самый главный их диплом - диплом высшей парт школы, который открывал им дорогу в элиту, но никак не сближал с народом. Они, как правило, не имели даже элементарных представлений об экономике; их метод управления состоял в том, чтобы давать профессионалам «руководящие указания», а те, чертыхаясь, должны были выполнять все распоряжения. Таких случаев и на производстве и в сельском хозяйстве  было предостаточно... Разумеется, ничего путного из этого не получалось. Виновным всегда оказывался народ: недоглядели, недодумали....
     Общаясь с руководителями предприятий, я всегда знал, что нужно данному предприятию, если у него есть финансирование на проведение работ. Бывали случаи, когда заказчик дает в РСУ справку о финансировании, даже переводит какой-то аванс, мы выполняем работу, а нам за эту работу не платят. При той системе и в суд-то на заказчика не подашь, заказчик ничего не боится - никто ему ничего не сделает: ни суд, ни тем более райком партии, все они одним тросом... повязаны.Это же все гос.предприятия..., как - будто РСУ не госпредприятие..
     Вот такая была советская власть : некому жаловаться, а страдает от этого бес предела народ,  в данном случае мы,  нам не платят зарплату потому, что наш заказчик деньги не уплатил ???. И закон вроде на нашей стороне, а что толку с этого? Вот к чему приводит тоталитарная однопартийная система государственного управления, бездарного и некомпетентного: кругом один обман, обман, обман.
     После ухода из «Теамонтажа» я начал работать в РСУ.  Я всегда  находил заказы с большим объемом работ, для меня неважно было : постоянная это работа, или временно-постоянная. Имея уже опыт по заключению договоров с заказчиками, я следил, чтобы в моем договоре указывалась частичная оплата, т. е. выполнили участок работы – уплати. Таким образом я избегал обмана со стороны заказчика. Но все равно при той системе всего было не предусмотреть. Пришлось изучать методы давления на нечестных заказчиков. И главное -  всегда «презент» требуют: мол, как, ты нам должен - мы же тебе работу дали! Со всякими приходилось дело иметь.
     Что же касается материалов для выполнения работ - это разговор особый. В отличие от Америки – да благословит ее Бог - в СССР не существовало магазинов, куда ты можешь зайти и купить все, что нужно для ремонтно-строительных работ. В СССР вопрос строительных материалов во всем их разнообразии - это был вопрос очень и очень сложный. Все было порождение социалистического  планирования, которым руководил так называемый «Гос план».  Хотя там были и грамотные люди  и я был с некоторыми из них знаком, но они  в той иерархии не имели никакого веса.
     Вся экономика огромного богатого государства планировалась не специалистами, а указаниями ЦК.  Умные, толковые люди со своими предложениями просто не могли прорваться на прием в высшие эшелоны власти. Коммунистам в ЦК нужны были только те, кто безропотно выполнял их волю. Все регламентировалось не здравым смыслом, не научным подходом, а указаниями ЦК. На местах их идиотская идеология насаждалась обкомами, райкомами партии- чтоб было с кого спросить, а народ, естественно, молчал – наученные горьким опытом, люди боялись репрессий, говорили: «репрессии у коммунистов в крови». Ну и чтоб контролировать неукоснительное  следование линии  партии,  дошли до того,  что даже мастеров на заводах обязывали быть ее членами. И многие мастера – ну не увольняться же с завода, куда ты пойдешь?, вынуждены были «добровольно» , а по сути принудительно - вступать  вначале в кандидаты, а через год их уже торжественно принимали в партию большевиков. Мастера любого производства - это рабочая единица, которая посменно все 24 часа в сутки находится с рабочими своего цеха, он знает о них все. Порой мастера против своей воли становились осведомителями, что и нужно было в конечном итоге партии, и всем без исключения надзорным органам....
     Основная масса предприятий не имела своих фондов на проведение текущих ремонтных работ, на реконструкцию предприятия. Народное хозяйство воснове своей  не имело централизованного снабжения, все добывалось всевозможными путями и, как было естественно для страны Советов- через взятку в любом ее виде. Принимались не только наличные деньги, принимались по уговору сторон любые товары : по правилу «ты – мне, я – тебе». При постоянном всеобщем дефиците все мы становились участниками «социалистического планирования», навязанного партией коммунистов. Для них не существовало никаких законов, никакого Уголовного кодекса, предусматривающего уголовное наказание за взятку. На все писаные законы партия начхала. Любой закон ей подчинялся.
     Все население СССР, т.е. более 250 миллионов человек, знали: закон - что дышло, куда повернешь, туда и вышло. От всего мира мы были отгорожены «железным занавесом», никто не знал, что творится в СССР вообще и с правами человека в частности. И все, что просачивалось на Запад, воспринималось Западом как откровение.
     Светлые головы в СССР уже тогда понимали, что «железный занавес»  только отбросит  страну  далеко  назад  во всех  отношениях: и в экономике, и в политике, и в науке, и в юриспруденции… В конце концов это и стало причиной «оттепели» и высылки, а не расстрела таких людей,  фамилии которых были на слуху, как поэт Бродский, музыкант Ростропович и певица Галина Вишневская, писатель А. Солженицын и др.
     Что касается А.Солженицына, то он не был первым, кто описал жизнь заключенных в СССР. При том «железном занавесе» он был одним из тех, кого выслали –  не расстреляли и  Запад первоначально воспринял его как обличителя коммунистического строя. Как говорится, он попал в обойму. Он написал : «Архипелаг ГУЛАГ» (ГУЛАГ - Главное управление лагерей) -  книгу о советских лагерях смерти, изобличающую  весь гнилой коммунистический строй и Запад воспринял эту книгу как откровение. Но вот  Нобелевская премия, которую ему присудили за цикл о ГУЛАГе, является подтверждением чисто политического неприятия Западом того, что творилось в СССР.. Эти премии не с лучшей стороны характеризуют Нобелевский комитет... Однако впоследствии выяснилось, что в нем здорово ошиблись на Западе. Солженицин оказался человеком двуличным.
     Распался Советский Союз, к власти в России пришли новые люди, как бы не стало коммунистов у руля - и тут открывается другая личина А. Солженицина. У него уже другие убеждения, он уже по-хозяйски начинает делить народы России по их вероисповеданию. Он уже выполняет социальный заказ нового руководства России и церкви, пишет книгу: «Как нам обустроить Россию: 200 лет вместе». В ней Солженицин уже не стремится быть объективным и пишет настоящий  пасквиль на одну из народностей России – евреев. Такое мог написать только черносотенец, который действительно не знает историю России и тем более не знает, или не хочет знать, ничего о заслугах евреев на службе государства Российского,а потом  СССР. Это "лауреат" понятия не имел, что у евреев существует ГАЛАХИЧЕСКИЙ закон описанный в Талмуде, где сказано: «закон страны –это закон для еврея» требующий от евреев абсолютной преданности государствам,гражданами которых они являются....   Много чего еще можно о нем сказать,где надо с него спросят... Наконец-то уже издаются книги не о пришельцах,а о евреях рожденных в СССР внесших свой вклад в борьбе с фашизмом, в создании науки, в создание щита СССР,  культуры, образования...да много чего еще. Желающие могут с ними познакомится.
     Многие и до Солженицина, еще при царском режиме, писали якобы  о «засилии» евреев, которых - то было тогда в России возможно0,000001% ,да и жили они в определенных им еще Екатериной –местах оседлости. Не по своей воли евреи оказались  в Россие, они не рвались туда. Еще в 1792 г. после поражения Польши при  ее разделе Россией,Германией,Австрией та часть Польши где кучно проживали евреи досталась России. Если в Польшу евреев приглашали Польские короли, которые не определяли им ценз оседлости, дали возможность заниматься науками,торговлей, то в России им тут же определили ценз оседлости...    конечно  церковь  к пришельцам из другой веры разжигала антисемитизм в народе. Так было проще держать паству в послушании,  с приходом иноверцев всегда удобно было свои грехи списать на других.... Так продолжалось столетиями, очень удобная формулировка...С приходолм христианства, с тех далеких  времен и по сей день, у христианской  церкви был один лозунг  переходивший из столетия в столетие.. «Веруй Но Не Умствуй..» за тебя все церьков решит....  Но вот пришло уже новейшее время, казалось бы - хватит обвинять евреев в том, к чему они не имеют ни малейшего отношения.  Ан нет, находится новый обличитель, Нобелевский лауреат-  вот с его уст должно сорваться новое подтверждение антисемитизма, подхваченное новой властью и церковью,  которая никак не хочет признать Иисуса Христа, в которого веруют христиане, рожденным евреем, но признает и навязывает своей пастве, что Иисуса Христа на кресте распяли евреи???., как- будто евреи претендуют на церковный престол христиан, да молитесь кому хотите...  Солженицин в своей книге  с подачи уже православной церкви еще придумал раскаяние евреев перед русскими...?? Господа! посетите Академию наук России и посмотрите на портреты евреев Академиков, которые по сей день не раскаиваются....  Много еще об этом можно писать,говорить с  фактам подтверждающими какой огромный вклад во все сферы человеческой деятельности внесли евреи в становление науки,обороноспособности, медицины, космических разработок  не спрячешь в сундуке..   Для евреев один Господь Создатель  на всех.  Исторически уже давно известно,что во времена римской империи распятие на кресте подвергались сотни тысяч людей и никого этот вопрос не волновал. Евреям вообще по вере запрещалось какое - либо распятие. Это были привилегии только  наместника Востока от Римской империи : Понтий Пилата. Оказывается нашлись завистники, которым нужно было опорочить пришельцев в Европу- иудеев, списать на них все свои грехи.. Причина была одна: у иудеев, в связи многочисленными войнами на ближнем Востоке, захвата всевозможными армиями Иерусалима, претензии на Иерусалим арабских стран, потом еще захват Крестоносцами гроба Господнего, привело к изгнанию иудеев со своей земли, вынужденное расселение по всей земле – вот и получилось,что  у них и  не было своей родины. По этому поводу  народ сложил притчу: « никто себя конечно не осудит за неудачи родины своей, пока в ней жить будет хотя б один единственный еврей».
                Теперь когда евреи вернулись на свою исконную землю и создали за исторически короткое время  свое сильное государство, доказали миру каких огромных успехов они они достигли буквально во всех областях человеческой деятельности,мир по другому взглянул на государство Израиль. Страны убедились, что евреи никому, никогда,ничего не навязывали-это им завидовали, обвиняли во всех грехах только по надуманной причине, у них не было своей земли, что они пришельцы из ниоткуда. Теперь когда они доказали, что у них есть земля исхода.Что евреи проживающие по странам исхода не пришелец, у них у всех есть своя земля обетованная- Израиль, они могут за себя постоять, что неоднократно доказывали..
     Упущу подробности,  уж очень много об этом написано. Ведь другой причины ненависти к еврейскому народу у церкви нет. Она не желает признать историю, которую знает весь мир: еврейскому народу уже более 5 тысяч лет, уже ни для кого не секрет,что все религии произошли от Иудейской, а христианской религии –  2 тысячи, и все, что есть в христианской религии, перенято с иудейской. Католическая церковь уже извинилась перед евреями за многовековые гонения в Европе. А русская православная церковь, во главе с ее сегодняшним патриархом, все еще не решается всенародно признать свое участие во многовековом обмане верующих христиан. Вы только вдумайтесь в иезуитский  лозунг именно православной церкви, ни какой другой : «Веруй, Но Не Умствуй..» Отняли истинную веру,оставили только через проповедников ту веру, которую укажет церковь.  Теперь обратите внимание как звучит послание Господнее. «» ВЕЗДЕ ОДИНАКОВ ГОСПОДЕНЬ ПОСЕВ,И ВРУТ НАМ О РАЗНИЦЕ НАЦИЙ. ВСЕ ЛЮДИ -------- ЕВРЕИ, И ПРОСТО НЕ ВСЕ НАШЛИ ПОКА СИЛЫ ПРИЗНАТЬСЯ»»  Приведенные строки как пояснение того,что не было и быть не могло,  у Господа предвзятости  разделения народов по ВЕРОИСПОВЕДАНИЮ. ГОСПОДЬ ЕДИН  и этим все сказано... Вы только вдумайтесь..: христиане верят в сына божьего Иисуса Христа, а где же делся его отец -БОГ наш  единый ?  А ведь точно не было религии старше Иудейской : от этого так же никуда не уйди, не деться...
     Пока религии будут враждовать между собой- недалек тот день, когда все живое исчезнет с лица земли  и никакая вера не спасет людей от всемирной катастрофы. Вместо того, чтобы совместными усилиями созидать во имя жизни, религии, вышедшие из Иудейской,продолжают разрушать наш и без того хрупкий мир...
              Выше я остановился на строительных материалах. Так вот, чтобы добыть тот, или иной строительный материал, необходимо было обзавестись обширным кругом знакомств среди тех людей, от кого зависела выписка нужных материалов с определенных баз.
     Что из себя представляли базы в советском государстве? В нормальном государстве они, конечно, были бы никому не нужны, а в СССР это были посреднические организации между заводами, фабриками, колхозами, РСУ, которые являлись рассадником вымогательства. Все без исключения базы знали, что рано, или поздно - все к ним придут, одни с официальными нарядами на получение материалов, другие - без. Но и те, и другие должны были «занести»: кто меньше, кто больше. На заводах существовали скрытые  финансовые  резервы  «на подарки»- это было  повсеместно и никто от этого никуда не мог уйти, такова была, созданная коммунистами практика.
     Постепенно я обрастал связями, я уже мог достать практически все. Мои связи распространялись и на торговлю - ведь там тоже были нужны строительные услуги. Все это вместе взятое давало мне возможность производить бартерный обмен. Таким образом, мы все, заинтересованные лица, сближались, между нами устанавливались доверительные отношения. То же самое происходило и в кругу моих заказчиков, посторонние в этот круг попасть просто так не могли. Вот так мы все вынужденно и ходили по лезвию ножа, а куда было деваться?  Власть всегда искала, на ком отыграться, она знала обо всем, что происходит в стране, но ничего не могла поделать с тем, что сама и создала.
     Периодически власть устраивала показательные процессы, которые никого ничему не учили - все воспринималось как норма жизни. Боролись коммунисты с ветряными мельницами, но фасон держали. Они-то сами и были крупнейшими взяточниками от низа до верха, но делали вид, что все идет по намеченному партией курсу. Партия насаждала не равенство народов СССР, а наоборот - притеснение национальных меньшинств. Мало того, что все первые лица на местах должны были быть членами партии, они еще и должны были быть русскими по национальности???. Вот их замы могли быть представителями национальных меньшинств. Именно партия большевиков-ленинцев насаждала неравенство наций. Ведь народу русскому такое невежество не нужно было...Народ, не члены ЦК, в независимости от вероисповедания всегда, если гребенная партия не вмешивалась, повторюсь   всегда находили общий язык. Простому человеку нечего делить, ему не нужно быть гегемоном...-титульной нацией- как проповедовали коммуняки..... С кем я только не работал, а это тысячи людей я никогда не слышал плохого  слова, наоборот одно уважение к тому,что я   умел делать...
     Следственные органы, прокуратура и т.д. были полностью коррумпированы - все работали по системе телефонного права. Сажали они иногда и своих,  для острастки:   кто-то  кого-то невзлюбил, кто-то кому-то дорогу перешел, кто-то с кем-то не поделился. Никто не верил в их Конституцию и не придерживался ее,  я сам непосредственно был «повязан» с теми, кто говорил всегда: закон - это трактовка того, что его окружает. Но на самом деле коммунисты трактовали все законы под себя. Круговая порука давала им такие безграничные возможности. Из шкуры вылезти, но по занимаемой должности,  неважно какой -быть на голову выше других.
        Как подрядчик, предлагая свои услуги тому, или иному заказчику, я знал и свои, и его возможности по обеспечению материалом. Дело оставалось «за малым» –-  договориться с заказчиком о заключении подрядного  договора на производство работ.  Не всегда с первого раза удавалось решить вопрос. При моем богатом опыте общения со множеством руководителей, а  это были : или директора предприятий, или их главные инженеры. При первом же взгляде на собеседника я уже с большой вероятностью знал, что от него ожидать  и знал, что ему отвечать. Порой надо было просто извиниться и вернуться к продолжению разговора, скажем, через 2-3 недели. Я оставлял  координаты, точно зная, что они позвонят, как только с них спадет спесь. Таким образом, я давал моему собеседнику время обдумать, оценить мои возможности по обеспечению необходимых строительных материалов. После этого,  мы уже  договаривались более конкретно. Я всегда знал, что аппетиты у руководителей немалые -  вот порой и приходилось с небес опускать их на землю. И только после согласования «презента» подписывался договор на выполнение подрядных работ.
     Очень часто, чтобы рассчитаться с заказчиком «презентом», мы оформляли определенных людей с завода в свое РСУ -  как бы они вместе с нами участвовали в работе. Также очень часто меня просили достать дефицит:  то сапожки жене, то шубу, то костюм, и т.д. У моих «кураторов» была богатая фантазия, у меня же даже при желании просто не было таких денег, чтоб удовлетворить их нужды.
     Вот такой был у меня один «куратор» на заводе в Выжгороде. Должность у него была -  зам главного инженера завода. Это была какая-то непонятная должность, он ни за что не отвечал, но ставил свою подпись на моих ежемесячных Ф-2, если ему поручали это. Кроме того, каждый начальник цеха, где мы вели работы, визировал Ф-2 и можно было без подписи зама главного инженера нести документ на подпись к руководителям, ибо только на их подпись ставилась печать предприятия. Вот этот самый зам главного инженера был посредником между мной и руководством.
     На своем жизненном пути я встречал таких «специалистов» и, конечно, научился с ними говорить. У меня были свои «примочки», как держать таких в узде.     Сейчас говорить обо всем этом легко, но делалось тогда далеко непросто. Вот такая была у нас в СССР планово-распределительная система. Всего этого бардака можно было избежать только в одном случае :  смены правления коммунистов. Директора предприятий,  их замы в основном были нормальные люди, но живя и работая в той системе, они гнили на корню.  Вся номенклатура нужна была друг другу для распределения пирога и получения своей доли. Начиная с той гребаной революции 1917 года, у коммунистов был один лозунг всегда: «Грабь награбленное!»
     Они, паскудники   и парт аппарат, и остальная номенклатура - всегда хотели жить, как живут на Западе, при «загнивающем» капитализме. Но еще не знали, вернее, не желали знать, с чего начинать, что строить и по каким рецептам, чтоб их собственная система круговой поруки не зацепила их всех и не смела с дороги. В конечном  итоге вышло так, как намного позже сказал бывший премьер России Черномырдин: «хотели как лучше, а получилось как всегда» -  это же правда, которую никуда не спрячешь,  этот перл стал крылатой фразой на все времена.
     Работая прорабами,  бригадирами, мы знали советскую плановую экономику изнутри. Мы наверняка обладали большими познаниями в области экономики, чем все райкомы партии, но наши познания никогда не были востребованы. Уже давно была создана каста «руководителей» с партийными билетами в кармане. Во всяком случае мне на своем веку не довелось повстречаться с честным партработником, хотя и проводил я всевозможные работы по всей территории СССР.
     Что же касается надзорных органов:  прокуратуры, ОБХСС (очень интересная организация), КГБ, МВД, того же ГУЛАГа-все они были призваны сажать, сажать, сажать, т.е. продолжали сталинский стиль правления: «был бы человек, а дело найдем». Те, кого отбирали для работы в указанные органы, из шкуры вон лезли, чтобы показать высокую раскрываемость всевозможных преступлений, которые назывались красивыми словами «нарушение социалистической законности». Как и в эпоху Сталина, страна была поделена на плохих и хороших. Столько уже писано-переписано о работе органов надзора над народами СССР  и все равно всего не опишешь, только тот, кто на своей шкуре это испытал, тот знает правду.
     Когда описываешь свою историю, просто невозможно себя отделить от контекста прожитой жизни в окружении разных людей. В моей жизни, как и в жизни других успешных людей, всегда присутствовала зависть. Завистники думали, что и они способны повести за собой коллективы, что и они умеют неординарно мыслить, находить везде и всегда оптимальные решения. Приходилось показывать  им  их  несостоятельность.  Мне еще в детстве преподали  и я усвоил: ум - это одно, а образование - совсем другое. Я понимал, что моих природных данных и приобретенного опыта недостаточно, плюс к этому необходимы еще и академические знания; появляются все новые и новые технологии, чтобы быть успешным, нужно не отставать от прогресса.
     Я  по мере возможности  для получения диплома ВУЗа учился заочно ходил вольным слушателем в те вузы, которые имели отношение к моей работе, знал многих руководителей  этих вузов.  И через эти знакомства посещал  НИИ, где воочию  видел новинки, которые меня интересовали, особенно я интересовался  новинками  в  электротехнике. При этом все увиденное я применял уже на практике и сообщал об этом в НИИ, т.е. моя работа являлась как бы полигоном для института. Не  я один ходил вольным слушателем, мы все убедились,что к нашим знаниям уже   не нужны  дипломы как таковые. Из нас 7 человек слушателей 6 работали на должностях  инженеров никто,никогда не спрашивал у них наличие диплома. Все мы знали : « ум это одно,а образование совсем другое». Если мне понадобилось в сельской местности строить двухэтажные здания,то для кураторов райкома партии района,  я просто предъявлял  справку   института о незаконченном высшем образовании,что давало мне право строить эти здания.  Не все в той стране  зависело  от  нас, будь ты хоть семи пядей во лбу -мы все, весь народ Союза, были под колпаком. В стране хватало доносчиков, которые стучали даже не ради собственной корысти, а просто из зависти, чем успешно пользовалась власть коммунистов. Были проверки плановые, бесплановые и просто по доносу.
     У следственных органов был свой план раскрываемости, для этого и был создан ОБХСС (отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности), который лучше всех справлялся со своей задачей: ведь он был призван пополнять казну путем конфискации у тех, кого сажал. Вот ради этой конфискации и творились все беззакония. Тюрьмы, лагеря были забиты народом. Получалось, что одна половина населения преследует другую, в общем, ничего не изменилось со сталинских времен.
     В СССР были утверждены так называемые «Строительные Нормы и Правила». А для оценки работ были справочники-каталоги расценок на все виды строительно-монтажных работ. И это для нас был главный справочник. Но уже в основе своей расценки там были занижены. Те, кто составлял этот справочник, исходили из идеальных условий работы, ими учитывался механизированный труд, а на практике такого идеала вообще не существовало-и это тоже порождение коммунистов, обозначенное линией их партии. Мы, строители разных рангов, обращались в соответствующие институты и доказывали  несостоятельность  этих расценок,  но дальше разговоров дело не шло. Нас еще и обвиняли в том, что мы не понимаем линии партии : дескать, партия и ее ЦК все знают, у нас везде есть глаза и уши, вы- строители хотите разграбить государство и т.д. Такие заниженные расценки были не только у строителей, заниженные расценки были для всех производств по отраслям. Отсюда и все беды, происходившие в стране. В итоге все - от руководителя предприятия и до учетчика-расценщика приспосабливались  пользоваться временными, или примени тельными расценками - деваться было некуда, иначе невозможно было оплатить работникам их труд.
     Мы все ходили под дамокловым мечом   на любом производстве, все те, кто был связан с описанием работ и кто эти описания подписывал.  Если директор завода мог сказать, что пошел на какое-то нарушение потому,  что выполнял государственный план -с него в первую очередь спрос был за план,  то мы- строители, по меркам партии не подпадали под статью выполнения государственного плана и нам уже нельзя было прощать то, что прощалось промышленным предприятиям. Но мы же работали на этих самых пром предприятиях и своей работой помогали заводам выполнять их план. Мы же проводили реконструкцию предприятий и, по необходимости производственного  процесса  заводов, также  трудились на заводах в три смены, не нарушая их графика - всегда работали по утвержденной смете, подписанной теми заводами, где проводились работы.
     Если заводы могли придумать какие-то временные работы и выписать под эти работы наряды для получения зарплаты, то мы не могли этого сделать. Те, кто составлял эти нереальные расценки по указанию партии, сами никогда не работали с их применением. С одним из таких горе-специалистов мы столкнулись на нашем судебном процессе. Сам он никогда не выезжал на места нашей работы -этот «специалист», сидя в кабинете, предоставленном ему прокуратурой Украины, насчитал нам завышение строительно-монтажных работ более чем на 200 тысяч рублей!!., хотя ни один из представителей заказчика, выступавших на судебном заседании, – ни один!!! – как их только не запугивали, не подтвердил завышения объемов работ. Более того, они сказали, что на все работы были утвержденные заводские сметы.
     Но судье Данько и не нужны были ничьи подтверждения - она взяла за основу показания и расчеты «эксперта», который, как оказалось и мы об этом заявили в суде,  не являлся независимым экспертом (об этом по своим каналам узнали наши адвокаты). Этот «эксперт» много лет сотрудничал с органами МВД. Вот такие в СССР были «независимые эксперты». Кроме того, этот подлец-«эксперт» применял для подсчета «убытков» повременный-премиальную и сдельно-премиальную системы оплаты труда  и  вертел ими, как хотел, с одной целью: показать, что мы завысили расценки!, ибо никакого законного права делать так не имел, но в итоге оказалось: «прав тот, у кого больше прав». «Эксперт» не считался с тем, что почти на каждом объекте заказчика был отдел капитального строительства, или приравненный к нему, где проверялись все применяемые расценки. Вот такая была советская действительность...
     Я хочу на бумаге – для своих потомков - описать свою жизнь, возможно, им будет интересно узнать, как жил их предок. Мы каждый раз убеждаемся, что историю необходимо знать – ведь историю нельзя  ни  забыть, ни переписать. Если наши последующие поколения не будут знать исторических процессов, им сложно будет построить свою жизнь. А мы, предки, будем витать в астральном пространстве и наблюдать за ними.
     В СССР не было ярко выраженных богатых людей, не было и среднего класса. Была прослойка обеспеченных, по тем меркам, которые служили системе и были бедные, которые создавали материальные ценности и за свой труд получали копейки. Они были рады любому дополнительному заработку - отсюда и возникала зависть. Все следили за тем, чтобы никто не смел получать больше усредненной зарплаты. К примеру, если в заводской кассе кто-то из токарей или слесарей одного и того же разряда получал на 10 рублей больше других, то поднимался большой скандал. В отличие от капиталистических стран, в СССР каждый работник, включая инженеров, хотел знать, какую зарплату получает его сослуживец, а если она разнилась,  то почему??  Эта круговая зависть ох как устраивала ту паскудную власть!
     Работая со своей бригадой в разных РСУ, я знал очень многих руководителей этих РСУ. В одном из таких РСУ в 1969 году мне предложили работу. Располагалось оно в Киеве, а подчинялось Министерству тракторного и сельскохозяйственного машиностроения СССР. Это министерство было ведущим в СССР. В этом РСУ нас уверили, что у них зарплата будет на два-три порядка выше, чем у других. Ведь на Украине было большое количество заводов министерства, и, как нам сказали, материальное обеспечение этих заводов хорошее. Я уже «развесил губу», думаю, наконец-то избавлюсь от дачи взяток и т.д.
     Но на самом деле все оказалось как и везде, со всеми соответствующими подробностями. Значит, опять через какое-то время, в поисках работы, надо будет уходить из этого РСУ. Бардак наверху у руководителей государства процветал, несмотря на их уверенность в непогрешимости идей коммунизма, а система под «гениальным» управлением ЦК все время давала сбои.  Если уж такое министерство не было обеспечено материалами, то что говорить о других!   Никто не думал об экономике, но партия говорила с народом лозунгами:  «экономика должна быть экономной!».  На местах повсюду были такие приписки, что даже те, кто покрывал эти приписки, хватались за голову. Но и они ничего не могли наладить. А как можно наладить, когда вся система прогнила?
     Вот в этой обстановке мы и работали  мозгами, чтоб обеспечить себя работой, искали ее по всей стране. Приведу один из примеров того бардака, с которым я лично столкнулся. Москва создала, вроде бы с благими намерениями главк «Востокспецстрой»: для обустройства Колымы, Камчатки, Курил, всего нашего Дальнего Востока, на который десятилетиями не обращала внимания. На Дальний Восток СССР, в созданный трест, гнали продукцию со всех заводов СССР, всякую технику, строительные материалы, десятки тысяч наименований. Но и здесь парт номенклатура  все испортила. Навезли столько, что на месте все это богатство, всю эту технику и оборудование просто не в силах были применить, использовать, создать что-то полезное для народа, для государства. Там не хватало рабочих рук, а расчет на заключенных в лагерях не оправдался. И вот все это богатство, привезенное за 9 тысяч километров, стояло на снегу и гнило; ну и нашлись умные головы, организовали обратную поставку всего того, что там было – назад, в Европейскую часть Союза. Вот и я узнал о таком богатстве, которое гниет в снегу, нашел в Москве  «концы»  и далее  уже  наладил поставку с Дальнего Востока на Украину.
     Не знаю, как назвать ту «плановую» - бесплановую экономику, которая к тому же должна быть «экономной», как требовала партия. Ведь на Украине, в Центральной России, в Прибалтике, на Кавказе не хватало материалов, которые годами лежали на складах «Востокспецстроя». Вот еще одна вопиющая наглядная демонстрация хозяйствования партии коммунистов. При каком еще строе такое возможно???!!!  Можно привести еще много примеров вопиющей бесхозяйственности коммунистического режима.
     И по сей день, хоть там и другая власть и, казалось бы, все в прошлом, но ничего почти не изменилось. Я по интернету общаюсь со своими приятелями из России, с Украины, мы здесь смотрим, слушаем передачи оттуда.
     Мы и тогда понимали, что наша работа одновременно на нескольких заводах, фабриках от разных РСУ не может являться преступлением,  а именно в этом нас обвинили в дальнейшем и возбудили уголовное дело,  да не просто так, а по статье о хищениях социалистической собственности в особо крупном размере!!!???
     Ни государственные, ни следственные органы просто не считались с тем, что мы своей работой помогали заводам, фабрикам, колхозам  выполнять их планы.  Работая одновременно в нескольких РСУ, мы, как положено, платили подоходный налог. Но, оказывается, с точки зрения коммунистов и их следственных органов, этого было недостаточно для того, чтобы быть «членом социалистического общества»???.
     Несмотря на то, что следственные органы запугивали наших заказчиков, что против них будет также возбуждено уголовное дело, все заказчики без исключения заявили, что у них нет к нам претензий, вся работа выполнена!!!. Никто из них не поддержал лживые заключения «тех эксперта», а ведь это были представители десятков предприятий!!! Но советский «гуманный» суд не посчитался с их показаниями,  а взял за основу заключения «тех эксперта».  Советские судьи, не только в нашем процессе, не имели обыкновения знакомиться  с  материалами дела, они руководствовались одним лишь «телефонным правом»,  выполняя заказы компартии, членами которой являлись. В противном случае они бы более тщательно, скрупулезно разбирали дела. За 70 с лишним лет гнилой советской власти не было случая, чтобы обвиняемого по ст. 86-прим (государственное хищение исключительно  по меркам той партии ) оправдали. Мне довелось встречаться со многими специалистами, осужденными, как и я, по ст. 86-прим. Мы разбирали по косточкам свои дела и каждый раз убеждались в полной безграмотности и следствия, и суда. Судьи просто выполняли указания партии: «осудить преступников!»
     Для нас выполнять работы одновременно у разных заказчиков, от разных РСУ, было в порядке вещей, мы годами так работали, всегда рассчитывали на свои силы и возможности. Своей работой мы помогали заказчикам без остановки производства выполнять свой план. Одним из таких примеров может служить наша работа по реконструкции Киевского шелкового комбината (КШК), который находился на улице Фрунзе в Подольском районе. В то время директором комбината был Лупанов, инженер высокого класса, мастер своего дела. Согласовав с ним каждый шаг, подготовив все необходимые материалы, мы начали реконструкцию цехов комбината, не нарушая цикла его работы.
     Это была непростая работа. Комбинат занимался изготовлением изделий из натурального шелка: от размотки коконов шелкопряда до выпуска готовой продукции. Продукция комбината была очень дорогая, дефицитная, она шла исключительно на экспорт. Считанными товарами торговал в то время на экспорт СССР, в их число входили и изделия из натурального шелка. И велика наша заслуга в том, что не срывались договорные поставки «Внешнеэкономический». Реконструкция шла более года. Никто не посчитался с тем, что и директор комбината, и мы - подрядчики, должны были быть действительно специалистами, чтобы не побояться рискнуть проводить реконструкцию, не останавливая комбинат, на старых площадях, но с учетом новых технологий.
     Если бы судья Данько хоть мало-мальски разбиралась в экономических вопросах и посчитала, какую политическую и экономическую пользу мы принесли государству своей работой по реконструкции комбината, то никогда бы не возникло никакого уголовного дела. Она не поверила показаниям директора комбината Лупанова, а поверила «тех эксперту», который даже не был на комбинате и понятия не имел, что же там делают. Сам директор Лупанов и еще ряд работников комбината подтвердили, что этот самый «эксперт» никогда не был на комбинате, бюро пропусков никогда не выписывало ему пропуск!!! Но судью Данько это не волновало - не умела, да и не хотела та паскудная власть разбираться в экономических вопросах.
     У них одна аксиома на все случаи жизни: «если посадили – значит, есть за что»!!!  Забегу вперед. Уже будучи осужденным, я узнал, что директора комбината Лупанова за отличную реконструкцию комбината перевели с повышением в Москву!!! Я с гордостью пишу об этом, потому что и наш труд был заметен в реконструкции комбината, но и с большим сожалением о том, что та власть ни с кем и ни с чем не считалась.
      Я продолжил работу в Киевском РСУ треста «Харьковремстроймонтаж» с бригадой электро монтажников на спец участке этого управления. Со мной там работал мой партнер Саша. На нашем участке не было постоянного начальника участка; и мне, и Саше предлагали эту должность, но мы отказались –  это уже совсем другая специфика работы,  да нам этого и не надо было,  ведь мы нигде ни от кого не зависели. Кто-то привел к начальнику РСУ Смирнову нужного человека, он нас вызвал и представил нам Семена, как начальника нашего участка. В разговоре с Семеном мы выяснили, что он раньше никогда не работал в РСУ, т.е. вообще не знаком со спецификой работы строителей. До этого он работал на заводе мастером. Но Смирнов настоял, на его назначении.
     Ну, назначили и назначили, чего нам переживать; посмотрим, что да как. Начал Семен знакомиться с сантехническими работами, на заводе его работа была связана с металлами  и сантехника ему казалась ближе. Ко мне и Саше он не имел отношения. Но структура отдельных строительных участков в составе РСУ такова, что начальник участка является  юридически связывающим звеном  между участком и управлением РСУ. Мы старались придерживаться этого правила.  На участке может быть много бригад, выполняющих по своей специфике разные виды работ. Каждая бригада - вполне независимая единица и практически ни главный инженер, ни начальник управления  не  могут  нам  приказать что-либо делать. Они это знают и стараются решать свои вопросы через начальника участка. Но мы можем и отказать, если видим, что их указания ущемляют наши интересы. Например, начальник управления получил команду сверху срочно перебросить всех людей на тот, или иной объект и срочно закончить там работы. Мы же не малые дети, понимаем,  если такое происходит,  значит  кто-то  там не справляется с работой. У нас есть своя работа, на своих объектах и мы не можем срывать эту работу. Мы отказываемся по пожарной команде перебрасывать бригады на другой объект. Это их фол. Нам ну никак не нужны чужие проблемы. Тем более, что руководство не дает никаких гарантий по оплате труда. Мы хорошо знали, что такое работа по пожарной команде. Вот такой стиль руководства был в те годы.
     Мы не очень высоко ценили работу Семена. Что такое начальник спец участка в РСУ?   В первую очередь -это должен быть человек со связями, уж такова была специфика работы; если даже сам не может решить нужный вопрос то, чтобы мог подсказать, где это можно сделать. Это должен быть человек, не хуже нормировщика разбирающийся в каталогах строительных норм, расценок и правил, способный в управлении доказать, что применяемые нами расценки соответствуют каталогам.
     Я уже ранее указывал, что те нормы и расценки, по которым работал весь Советский Союз, были нереальны  и по этой причине были утверждены той же властью примени тельные и временные расценки. Та же самая ситуация была и в капитальном строительстве, т.е. строительстве новых объектов -  ну чистый маразм. Социализм строился на все новых и новых костях. Как в своих миниатюрах говорил великий артист сатирического жанра Аркадий Райкин: «Мне нужна справка, чтоб получить справку на справку». Вот так было и с нашими расценками. Власть как хотела, так и крутила, а мы молча все сносили -  деваться-то некуда, кругом «железная занавесь».
     Вот в этой ситуации «тех эксперт» и вертел, как хотел. У судьи Данько была одна отговорка: у нас есть назначенный тех эксперт и мы ему доверяем. Заметьте, не независимый эксперт, как должно быть по закону, а назначенный; исходя из этого, уже было ясно, что мы виноваты.
     Семен понял, что ему как начальнику участка, в смысле руководства участком, у нас ничего не светит, нам он ничем помочь не может, мы лучше знаем свою работу. Видя такое отношение, он взялся руководить бригадой сантехников, фактически совместил работу начальника участка и бригадира сантехнической бригады. Но в РСУ не хватало таких видов работ, а для тех, что были, не хватало материалов. И естественно, ничего и никого не зная в строительстве, Семен обратился ко мне и Саше за помощью. Мы помогли ему с его видом работ, тем более, что у наших заказчиков всегда была нужда в сантехнических работах. Кроме того, он понятия не имел, где взять материалы для своей работы. Начальник управления Смирнов попросил нас помочь ему -  пусть покрутится, со временем поймет специфику работы в РСУ.
     Могу сказать, что он неплохо «хватал» новое для себя дело, но главное другое -  он по натуре своей любил пускать пыль в глаза  и  еще спесивый, заносчивый. Дошло до того, что некоторые наши заказчики отказались от его услуг, пришлось мне вести эти работы.
     Мы ему на конкретных примерах показали, что он себя ведет неподобающе, он пообещал, однако через какое-то время все пошло по-старому. Я сказал Семену, что его замашки к добру не приведут, наверное, нам не работать на одном участке. Он это запомнил и где мог исподтишка гадил по мелочам, большего не мог сделать, знал, что я, при любом раскладе, от него не завишу.
     Мы продолжали работать у заказчиков, когда вместе, когда отдельно от него. Я несколько раз собирался перейти в другое РСУ, но мой партнер Саша всегда отговаривал меня, говорил: нам пока нормально, не обращай на Семена внимания. Саша пока не хотел никуда переходить и даже как-то сблизился с Семеном. Кроме того, Семен, с согласия всех бригадиров участка, каждый месяц «заносил» в контору, предварительно собрав с нас предусмотренные устным уговором « взносы».  Такое положение в стране  было  образом  жизни: сам живешь и другим жить давай.
     В каждой конторе были отделы, которые могли по-своему тормозить наши Ф-2. Чтоб этого не происходило, приходилось и с ними находить общий язык. И не обязательно это были наличные, мы выполняли массу всяких просьб, но любая просьба стоила денег, а деньги нам с неба не падали; в зависимости от заказа, приходилось крутиться: там это взять, тому- то дать и т.д. Я лично уже  не хотел с Семеном работать, но Саша быстро начал его прощать. Я уже действовал самостоятельно, у меня уже была большая бригада, мы выполняли все виды ремонтных работ, мне Семен уже точно не нужен был.  Ну а Саше он еще не раз хорошо влезал в душу. По своему обыкновению  он еще больше стал пускать пыль в глаза, уже считал себя большим спецом. В конечном  итоге  все эти его качества сыграли и против него, и против нас.
     Я все больше отдалялся от Семена, но работы, начатые в разных РСУ, где проходила и его бригада, впоследствии сыграли роковую шутку со мной. Я хорошо помню, откуда пошел «пожар» и кто написал в прокуратуру жалобу на всех временных рабочих в этом РСУ, расположенном на Подоле.
     Как и везде, в этом РСУ не хватало ни работ, ни людей - любое РСУ, раз оно уже создано, хотело получать и зарплату, и премиальные, и, естественно, наличные от принятых бригад на временную работу. В этом РСУ была старшая нормировщица, которая ненавидела всех подряд. О том, что она еще и антисемитка, притом по отношению не только к евреям  –  такое чудо тоже, оказывается, бывает - мы узнали со слов следователей, когда уже находились в тюрьме; по-видимому, она им тоже чем-то насолила, иначе мы бы ничего от них не узнали. Проверяя наши Ф-2, она всегда старалась что-то урезать, приходилось со знанием дела доказывать свою правоту.
     Как я писал выше, все ценники были составлены так безграмотно, что одну и ту же позицию можно было трактовать по-разному. Я спросил у нее: бывала ли она хоть на одном объекте, видела ли своими глазами, что и как делается; она, к моему удивлению, сказала, что никогда не ходила, мол, все видит и на бумаге. В общем, уговорил я ее подъехать со мной на объект, благо завод был на Подоле. Посмотрела она нашу работу, послушала мои пояснения  и увидела:  то, что написано в ценнике  и то, что мы делаем - две большие разницы, поняла, почему и мы, и другие работают с примени тельными расценками. Сильно удивилась, но мне ничего не ответила, только стала меньше придираться к моим Ф-2.
     Однако с остальными продолжала ругаться  и не просто ругаться, а угрожать. Ее непосредственный начальник - начальник управления говорит ей:  «если нашла завышения, сними их, но хватит доказывать свои личные убеждения». Она сама вызывала проверки из своего вышестоящего управления, те проверяли, убеждались, что все нормально, но она все равно не могла остановиться. Уж очень неуравновешенная была. А тут еще Семен ее цеплял своей заносчивостью.
     В конце концов Семен сильно с ней поругался. Мы ему не один раз говорили : ты не пуп земли, пока мы тут работаем, нам твои разборы с ней ни к чему -это может плохо кончиться для нас всех. Так и вышло: она написала большое письмо в ОБХСС, в свой Подольский район. Позже мы узнали, что если бы ее жалобу разбирала районная инстанция, то все было бы нормально, в крайнем случае начисляли бы на чет какой-то. Но, на наше несчастье, следственному отделу прокуратуры Украины нужно было хозяйственное дело -вот  мы  им  и  подвернулись. А ОБХСС, сотрудничая с прокуратурой Украины -это уже другой уровень разборок - это суровые «блюстители  государственных интересов».
     Прокуратура не настроена кого-либо оправдывать,  если она это сделает, то по линии партии последуют оргвыводы о несоответствии этого прокурорского надзора.  Об этом мы узнали в ходе следствия, они уже не стеснялись открыто нам об этом говорить. Им не надо было ни в чем разбираться, для них было достаточно уже того, что имеют дело со строителями. Доложили в ЦК Украины о своей «добыче»: мол, вышли на устойчивую группу расхитителей социалистической собственности в особо крупных размерах???. А ведь даже по тем законам, только  суд  может  предъявить  обвинение и определить сумму хищения, но никак не следственный отдел прокуратуры Украины.  Но престиж прокуратуры - превыше всего, она не может ошибаться. Вот так в том государстве, СССР, решались дела.
     В то время – 1971 год – особо крупный размер хищения начинался с 10 000 рублей. Тогда новый автомобиль «Волга» - ГАЗ-21 стоил 16 000 рублей. Простому советскому человеку, получающему в среднем от 80 до 120 рублей в месяц, эта машина была просто недоступна. Конечно, была прослойка специалистов, получающих и более, но и те порой боялись - никто не знал, чего можно после приобретения машины ждать от властей. Вся система в СССР была построена так, чтоб держать народ в узде. У большинства населения была мечта иметь хоть какую-то машину. Автомобиль в СССР считался роскошью и вызывал естественную зависть. Самая дешевая машина была «Запорожец», стоила она до 3000 рублей. Был еще «Москвич», где-то 8000 рублей. И больше никакого выбора.
     Записывались в очереди на эти машины десятки тысяч людей, потом годами ходили отмечаться по спискам у своих сотенных бригадиров. Каждый надеялся -пока подойдет очередь (а ждать приходилось от 5 до 15 лет), может, к этому времени где-то, что-то, как-то подработаю и куплю заветную машину. Я уж не говорю о том, какой беспредел был в этих очередях, как такие же, как и мы, очередники - сотенные, тысячные - дурили других очередников. Они организовывали свою очередь, о которой никто не знал и продавали места, там стояли от года до трех лет. Все эти очереди -также порождение советской власти.
     Ну, а потом начиналось самое интересное. Отстояв много лет в очереди  и  купив  машину, ты тут  же  попадал  под  колпак  милиции, КГБ. Тебя вызывали в органы для объяснений-выяснений - где же ты, сукин сын, взял деньги на машину???  Там разыгрывались такие драмы, что это непросто описать. Если власть в чем-то сомневалась, а она всегда сомневалась, людей сажали, забирали машины, увольняли с работы, исключали из партии (если кто был членом той гребаной партии). Мы же все знали, для чего простой работяга идет в партию, для чего в партию идут инженерно–технические работники: чтобы обезопасить себя и свою семью   и потому  что,  будучи  членом партии, ты мог получить большую зарплату, чем твой товарищ - не член партии.
     В некоторых случаях эта партия могла (мало ли какие могут быть жизненные ситуации) хоть чем-то помочь. Хотя все видели, как она «помогает»;  особых  надежд на ее помощь простой народ не возлагал. Да, вот что интересно: вещи, конфискованные КГБ, МВД, поступали на продажу в их закрытые магазины и они уже сами по дешевке покупали и машины, и все другое, что там продавалось. Вот поэтому зачастую эти органы умышленно конфисковали вещи у народа, чтобы затем их присвоить, как бы уже официально, через магазин, себе.
     Далее. О том, что нормировщица того РСУ написала ложный донос, вначале никто не знал, хотя догадывались многие –  от нее можно было всего ожидать. Мы узнали об этом гораздо позже, когда уже сидели и прокуратура  вела  следствие. По ходу моего допроса в прокуратуре Украины возникали вопросы о таких вещах, о которых просто не могли знать не то что следователи, а вообще посторонние люди. Поэтому уже несложно было догадаться, кто написал донос. Она просто –  слово-то какое!  мстила всем, кто работал в том РСУ.
     До поры следствие скрывало от нас имя доносчика, но мы и без них уже знали о ней все. Ведь в тюрьме, на зоне действует  беспроволочный телеграф. Надо через это пройти, чтобы знать, как передается информация по всем тюрьмам, зонам Союза, как информация бежит впереди тебя. Уже будучи осужденным, я узнал, что с нормировщицей   там, на воле,  что-то  случилось.  В своей  книге я не имею возможности описать все в хронологическом порядке, все время вспоминаю события тех давних лет,  да  и, честно говоря, не вижу в этом никакой необходимости.  Главное для меня – вспомнить и описать все то, что происходило со мной, с моими товарищами  и  недругами.  Я стараюсь рассказывать все-таки в какой-то последовательности, но если наплывают воспоминания, чтоб не упустить, я сразу их записываю. В моей работе по написанию книги воспоминаний невозможно  составить четкий план. Я думаю, мои потомки все поймут. Вот смогут ли они вникнуть в то, что я описываю -это уже другой вопрос. Все будет зависеть от того, где, с кем, в какое время и как они будут жить на планете Земля.
               
                Глава 2   
                КПЗ (Камера предварительного заключения)-----
     Пошли дальше. Первыми, кажется, 5 октября 1971 года, арестовали Семена и Сашу. Потом, спустя неделю, пришли за мной. Позвонили, я открыл дверь, зашло 5, или 6 человек: двое в милицейской форме, остальные в штатской одежде. Предъявили ордер на обыск и начали обыскивать нашу квартиру. В доме находились: моя мама, мама моей жены и мои дети, 11 и 2 лет от роду. Моя жена в это время лежала в больнице. Обыск проводили работники следственного отдела прокуратуры Украины. Обыскивали грубо, показывали свое превосходство над народом. Оганам МВД, КГБ были даны неограниченные права издеваться над людьми, что они успешно и делали. А что мог народ сказать?
     Искали мои миллионы. Не найдя их, забрали мое охотничье ружье 16-го калибра, хорошее ружье, подарок друзей с Кавказа. Незаконно забрали его, сколько моя жена им об этом позже не говорила, но все безрезультатно, впоследствии оно попало в их закрытый магазин, там его кто-то из них, конечно, купил по дешевке.
     Нашли и забрали деньги – 100 рублей !!!???. 100 (сто) рублей - это все, что нашли в доме, а ведь были уверены, что найдут в матрасе сотни тысяч. Моя мама, мать моей жены просили их оставить эти сто рублей -  ведь в доме двое детей. Но получили ответ: не положено по закону.  Вот такие законы были в той сучьей стране. Да народ как народ, а вот правители -говно.
     Чтоб будущим поколениям было понятно, что такое 100 рублей по курсу 1971 года: это примерно 90 американских долларов.
     Но самое интересное другое: когда спустя три года я знакомился с материалами сфабрикованного нашего дела, я ничего не прочитал о том, что изъятые в моем доме в 1971 году СТО рублей и ружье  пошли на погашение выдуманного следствием и узаконенного судом мифического долга в 120 000 (сто двадцать тысяч) рублей !!!???.  Кто присвоил эти деньги 100руб. -  загадка и по сей день. Забегу вперед и скажу, что ни у кого из нас (по одному делу нас объединили в группу 6 человек, двое из них к нам вообще не имели никакого отношения) следственные органы не обнаружили, не изъяли никаких сумм и сильно на нас обиделись - не прошел у них номер. Вот следствие и придумало   для  своего оправдания перед вышестоящими  версию о том, что мы деньги хорошо спрятали. Старший следователь прокуратуры Украины Сурган, «специалист» по особо важным делам – оказывается, мы были очень важные персоны, но даже об этом не догадывались  сказал нам:  или вы хорошо спрятали деньги,  или действительно у вас ничего нет.
     Как тут признать свою ошибку - ведь пострадает прокурорский мундир, лучше дадим им сроки. Следствие с самого начала было твердо уверено в том, что мы преступники и воры, расхитители так называемой «социалистической собственности». В той стране от рождения и до смерти все принадлежало государству - весь народ, а это более чем 250 миллионов человек, над которыми стояла кучка руководителей-коммунистов и их приспешников.
       Привезли меня  в КПЗ на ул. Короленко, 15, в этом здании размещался ОБХСС, там же находился и областной суд, где нас впоследствии судили. Отвели меня в подвальное помещение, там у них были камеры предварительного заключения.
     Камеры эти - размером 3 на 4 метра, три четверти помещения занимают общие нары, на которые боком могут втиснуться до 10 человек, вместо,  как менты  сами говорят,  3-4 человек.  На остальном пространстве (одна треть) можно стоять в полный рост, можно, если не занято, сделать 3-4 шага. Стоит металлический бачок с  питьевой  водой,  к  нему на цепи пристегнута металлическая кружка  и все, естественно, пьют из нее, если даже хочешь после кого-то сполоснуть  кружку, нет емкости, куда эту воду вылить. Питьевой бачок доливают по мере  убывания воды,  т.е. вода на дне бачка может стоять неделями. Когда меня завели в камеру, я хотел попить воды, но от ее запаха  шарахнулся  в сторону. Вот в такую камеру меня поместили для устрашения. Туалета нет - выводят в общий туалет два раза в день.
     Все устроено так, чтобы человек испытывал страдания; как говорят менты, из-за  страданий люди  быстрей  «раскалываются». Это жаргонное  слово означает,  что подследственный  для того, чтобы облегчить свою судьбу, после первых издевательств признается, даже если он  и невиновен. Ведь  для  обычного  человека, далекого от преступного мира, нахождение в подобной обстановке, да еще в окружении, как водится, преступников - это сильнейшее потрясение, выдержать такое не каждому под силу.
     У меня с детства был опыт общения с  преступным миром, я вырос возле Бессарабки. Всех, кто жил в районе базара, называли бессарабскими. Это были пацаны моего поколения, рожденных перед войной. Многие из ребят, с которыми я общался с детства, к своим 30-ти годам  прошли уже по разным  причинам  тюрьмы,  лагеря. Были нормальные ребята, многие из них потом стали инженерами, рабочими.  В те послевоенные  годы власть не слишком разбиралась:  кто прав, кто виноват.  Естественно, они делились своим тюремным, лагерным опытом. Тогда впервые я узнал такую ментовскую поговорку: «лучше перебдеть, чем недобдеть»;  так вот по этому правилу мы и жили.
     Я знал ментовские «примочки» и психологически был готов к такому приему. Вначале меня поместили в большую камеру, там уже было 5-6 человек. Наутро меня  перевели в другую. Пока я там был один. Через какое-то время – часов-то нет, отобрали,  в камеру запускают блатного. Весь в наколках. Это в Америке наколки воспринимаются нормально, а в СССР -  раз ты в наколках, значит блатной. Татуировки в СССР вообще-то не приветствовались. По наличию наколок милиция легко определяла: кто есть кто. Каждая татуировка  означала  что-то определенное  и те, кто умел их «читать», понимали их  значение. И вот по таким приметам милиция, не предъявляя никаких обвинений, могла запросто засадить в тюрьму. Таким образом они боролись с нежелательными элементами в столичном городе Киеве. Все было непросто в те годы: тяжелая послевоенная жизнь, власть продолжала террор над народом- вот и процветало воровство  на всех  уровнях.  Молодежь  влекла  воровская романтика, кто-то устоял, а кто-то  нет. Потом эта романтика ребятам боком выходила - с определенными наколками ставили на учет в милиции. Человек уже давно со своим блатным прошлым завязал, начал нормальную,  по тем временам, жизнь,завел семью, пошли дети… Проходили годы прежде, чем менты отставали со своими проверками.
     А  до  этого  участковый,  без всякого  предупреждения  мог прийти в твой  дом  и  посмотреть, чем же ты занят, более того: каждый квартал требовали принести в милицию справку с места работы. Ну как можно было нормально относиться к той власти? Никого не напрягало то,  что кто-то  из  знакомых   сидит  в  тюрьме, в то время каждый мог оказаться на его месте. Были ребята, которых блатная романтика приводила к необратимым последствиям в их жизни. В том социалистическом государстве было как бы два государства: государство -само по себе, а блатной мир -сам по себе.
     То государство под управлением коммунистов притесняло буквально всех, кто отказывался выполнять его «наказы». Не Конституцию, а именно «наказы», которые ЦК партии штамповал каждый божий день. Надзорные органы сажали в тюрьмы почти не разбираясь, суды крепко стояли на защите этих наказов. И все, что власть творила с народом, подгонялось под непонятную народу Конституцию  и  Уголовный кодекс, который ну никак не соответствовал даже тому времени.
     Адвокаты не в силах были что-либо сделать, защищая своих подопечных. В нашем судебном процессе адвокат Любитов осуществлял защиту Семена, грамотный адвокат, знающий много лазеек в Уголовном кодексе. Он аргументированно отбивал следственное заключение, а судья Данько на судебном заседании, в присутствии  нас - обвиняемых, наших жен, матерей, сидевших в зале, просто открытым текстом сказала ему: «мы знаем, что вы умеете хорошо говорить, но это не меняет сути дела».  И после этих ее слов адвокат Любитов был вынужден выйти из нашего дела. Вот вам лицо советского суда...
     Открывается дверь камеры, заходит с руганью блатной, поругал вслух ментов и залез на нары, якобы поспать. Прошло еще какое-то время, окон в камере нет, горит лампочка на 25 ватт, полу темень, день, или ночь, мы не знаем. И вот, как бы проснувшись, он начал заговаривать со мной: кто, чего, как, зачем, начал  давать  советы,  еще даже не услышав от меня ни одного слова.  А я знал, что в КПЗ не принято «влазить» в душу друг другу, тем более приставать с советами, какими бы мудрыми они ни были, и особенно здесь. Здесь каждый за себя, каждый, без посторонней  помощи,  должен  думать о своей  судьбе. Да и дальше в тюрьме не принято влазить в душу,- это чревато большой опасностью. А здесь в КПЗ менты вовсю стараются побольше узнать, кто-то пугается, вспоминает непонятно что, наговаривает на себя, обдумывает всю свою жизнь, кто-то молчит, кто-то врет, выкручивается. Следственные органы прекрасно осведомлены об этих нюансах и для того, чтобы заставить подследственных заговорить о своих делах, подсаживают в камеры так называемых «наседок», как мужчин, так и женщин. Их задача : уговорить сидящего в камере сказать правду, которая поможет ему (в данном случае мне) – дескать, или вообще я из КПЗ уйду домой, или на суде зачтутся мои «правдивые» показания. Как обычно, обещали много, но всегда обманывали: я встречал много молодежи, которая «повелась» на их обещания и которая вместо свободы получала срок. Уже в тюрьме, на зоне я узнавал про ребят, за что их посадили, - ну, просто нет хороших слов, которые можно сказать о той власти. Для следствия главное : раскрыть «преступление» любым путем, применялись любые методы  допроса, т.е. они всегда и во всем хотели доказать свою значимость.
     Я уже своей жизнью был подготовлен к присутствию таких «наседок». Я блатному несколько раз сказал: не лезь не в свое дело; он немного помолчит и опять начинает. Из некоторых его слов я понял, что он что-то знает о моем деле. Предварительно им там говорят, чего надо добиться от подследственного. Я задал ему несколько наводящих вопросов и понял окончательно, что он - «наседка». После этого я начал просто его избивать. Я был хороший спортсмен, драться умел, что, естественно, мне в жизни всегда помогало. Я его сильно побил, он начал кричать и ломиться в дверь; я тоже стал тарабанить в дверь, чтоб его от меня забрали. Но дежурные менты, как правило, не спешат открывать дверь. Когда открыли, он уже сам не мог выйти из камеры. Через некоторое время меня отвели к «дознавателю» - оперуполномоченному и тот, конечно, начал меня пугать дополнительным сроком. Но кто в моем положении боялся его угроз?  Больше никого ко мне не подсаживали.
     Да, чтоб не забыть: находясь в Лукьяновской тюрьме, где «благодаря» советской власти я просидел четыре года, случайно увидел и узнал того блатного -«наседку», обругал его еще раз. Случайная встреча произошла в коридоре, когда меня вели на следствие, а его, вероятно,  к кому-то подсадить для раскрутки. Он мог быть  заключенным, согласившимся за какие-то блага быть «наседкой», а мог быть и штатным сотрудником органов, сейчас это неважно. Важно, что я по беспроволочному телеграфу - от камеры к камере  передал  по всей  тюрьме  о нашей встрече. Так поступали и до меня, так будут поступать всегда.
     Назавтра меня отвели на допрос в ОБХСС, их кабинеты расположены на 4-м этаже, в крайних комнатах здания. Я уже не помню, куда выходили окна этого кабинета : то- ли на площадь Богдана Хмельницкого, то- ли на боковую улицу, но помню  -это угловой кабинет.  Вначале меня допрашивали два человека, потом три, и все время с элементами запугивания. У них была одна цель: всеми правдами и неправдами добиться того признания, на которое они уже заранее были подготовлены прокуратурой Украины. Они тоже были твердо уверены, что поймали преступную группу «расхитителей социалистической собственности», не обращали никакого внимания ни на одно из приводимых  мною доказательств  того,  что предъявленное мне обвинение сфальсифицировано. Старший их группы был по фамилии Брежнев, они всегда ходили в штатском, но кто-то сказал, что он в звании майора. Он вообще разговаривал грубо, все время с намеками на мою национальность. Вначале я терпел, потом кое-что в тюрьме от сокамерников узнал о нем и при его сотрудниках выложил ему. В тот момент он бы меня разорвал, но, как видите, обошлось, а его братии я сказал : если вы хотите быть здоровыми, то прекращайте вести допрос, как вас обучили.
     Эти менты, как и другие по делу, и охрана в тюрьме знали, что я побил в КПЗ «наседку», все это было записано в моей тюремной карточке; за столько лет в тюрьме мы все знали, у кого что записано. Но был еще эпизод:  я сильно психанул  на допросе у следователя ОБХСС, на его явно провокационные вопросы, на которые он сам же давал ответы. Вырвал из-под себя стул – он болтался, не был хорошо прикручен, я это заметил еще раньше - и запустил в голову следователю, его спасло от травмы то, что стул краем сначала зацепился за стол и, изменив направление, полетел в окно, разбив внутреннее  стекло, там и повис. Я подскочил к столу, схватил со стола деревянную конусную ручку  с  пером  и, если бы не заскочили на шум разбитого стекла сотрудники «конторы», я бы точно всадил эту ручку ему в глаз.
     Они побоялись ко мне подойти, я уже и сам понял : что-то не то делаю, бросил ручку на пол и пошел, сел на стул возле другого стола. Менты вели себя спокойно, того козла-следователя увели; лицо его было перекошено,  он отчего-то  держался за щеку, но я точно помню, что ничем его не  достал.  Больше они со мной  никогда грубо не разговаривали, но всегда на  допросе было  не меньше  двух человек. Когда меня привели в камеру и я осознал, что натворил,  просто обалдел, я же мог себя точно подвести под вышку. Это был мне хороший урок – следует вести себя сдержанно при всех условиях, во всяком случае, я старался. Прошло пару лет  и Сурган мне напомнил об этом эпизоде, сказал, что они об этом помнят: и о КПЗ, и об ОБХСС - это была уже угроза  и эта угроза в суде сыграла свою негативную роль.
     Вот видите, не получается все стройно описать, как в романе. Наша жизнь - это больше, чем роман.
                Глава 3
                Тюрма- в гостях  у деда Лукьяна.
                ( Тюрьма расположена : Лукьяновский район г.Киев)
Продержали меня в КПЗ четыре дня, а потом отвезли в Лукьяновскую тюрьму. И началось мое долгое сидение в тюрьме, четыре долгих года. Разве можно это описать в двух словах. Следственные органы нарушали все существующие «законы» содержания под стражей подследственных, но никого это не волновало - мы же особо опасные расхитители! Нам так и говорили : будете сидеть сколько надо и без санкции прокурора. А ведь кто вел следствие -прокуратура Украины!!!
     Вначале меня посадили в «тройник»: камера на 2-4 человека, в этих камерах обязательно сидят «наседки». И нередко им удавалось раскрутить подследственных. Люди обычно не переносят одиночества, особенно в тюрьме - вот порой и делятся с сокамерниками, а этот сокамерник оказывается «наседкой» и закрутилось дело.  Порой такое выясняется о делах давно минувших дней - это все история народов СССР.
     За четыре года пребывания в Лукьяновской тюрьме (у меня есть ее снимок, правда, еще дореволюционный), в народе ее называли «дед Лукьян», я такого насмотрелся и наслушался!  Переводили часто из камеры в камеру по многим причинам: то, как они говорили, по режимным  соображениям, то за драку -дрались в любых камерах всегда, а дежурная причина  всегда находилась. В тюрьме нельзя себя в обиду давать, порой нужно и заступиться : если видишь, что без всяких оснований цепляются к человеку.
     В каждой камере есть отморозки, которые хотят покомандовать. Обычно хотят отобрать «перелом» - продуктовую передачу, раз в месяц получаемую от родных, весом от 1 до 3-х кг. В ней может быть кусочек сала -очень распространенная  на Украине еда;  сахар  и конфеты не разрешают, чтоб зэки не варили самогон - безгранична человеческая мысль, до всего зэк додумается; хлеб, возможно, колбаса-   вот и весь набор.  И вот  эти  продукты отморозки и камерные «крысы» хотят отнять. Понимаете - это хоть какое-то подспорье в еде, конечно, на месяц не хватает, но уже сам по себе факт, что тебе приносят передачу, как-то скрашивает все тяготы тюрьмы.
     И  вот эти  бес предельщики  хотят отобрать продукты, еще и вещи – т.е. твою одежду, курево  да все, что захотят. Обидеть слабого, поиздеваться  над  ним. Так что обитатели камер, как правило, делятся на две группы: одна отстаивает свое личное имущество, а другая – отморозки   посягают на чужое. Вот и пресуем  друг  друга, потом  этих  отморозков  побитыми  выкидываем из камеры; охранники видят, что драка из одной камеры может перекинуться на всю тюрьму и сами быстренько забирают этих паскуд. Но бывает, что в камере долго терпят этих отморозков и они устраивают настоящий террор и все это продолжается, пока не подберется группа ребят, которые могут дать отпор, но уж потом этих сук бьют до смерти. А когда их бьют, они орут, плачут, молят о пощаде, падают на колени. В основном это молодые ребята, у которых срок будет до 3-х лет, по тогдашним меркам – семечки - вот они и «богуют» до времени.
     В тюрьме уважают силу и ум, но там каждый за себя, только в крайних случаях объединяются. Там нет друзей и быть не может, в силу сложившихся обстоятельств, есть только сокамерники. Но, если в тюрьме все же кто-то подружился, то это надолго; эти люди – родственные души во всем  и неважно, по каким статьям они попали в тюрьму. Но в основном в  тюрьмах, как и в картах, нет друзей. По пословице: « в картишках нет братишек» Об этом как раз очень заботится администрация тюрьмы.
     Ларчик просто открывается: если народ сплоченный, его не напугаешь, он не будет бояться  ни психологического,  ни другого давления и насилия над собой. Но для власти именно такое сплочение : что на воле, что в тюрьме - очень опасно, а тем более для власти коммунистов. А по отдельности они с нами делали то, что хотели. И по их убеждению, в тюрьме человек сидит НЕ ПОТОМУ, ЧТО ВИНОВЕН, А ПОТОМУ, ЧТО УЖЕ СИДИТ. Служение советской власти, а не народу, о котором так, якобы, «пеклись» коммунисты - было всегда первостепенной задачей всех надзорных органов СССР.
     Оказавшись в тюрьме, еще не зная, не ведая, что меня ждет впереди, по допросам, которые вели следователи, я понял, что никакого снисхождения, никаких честных разборов мне не видать. Как говорил старший следователь прокуратуры Украины Сурган : «мы же не можем всех посадить, хотя знаем, что все воруют и, если мы будем миловать, то разворуют все государство». В какой объективный разбор можно верить после такого заявления. И далее, его слова: «мы знаем, что ваша  шайка воровала   по-крупному, будете  вы признавать свою вину, не будете - это дела не меняет, вы будете сидеть долго, а презумпция невиновности - это только слова, они не для вас».
     В итоге мы получили  большие сроки, но у прокуратуры не вышло большого, громкого дела,  не собрали они у нас свои миллионы. Они многократно нам говорили: или действительно у вас нет денег, или вы их хорошо зарыли. Им все не верилось, что при таких сроках, какие мы получили, у нас не нашли даже тысячи рублей. Но четыре года они нас в тюрьме продержали  в рассчете на то, что кто-то из нас расколется.
           И еще одна причина, являющаяся наверняка немаловажной для следствия, суда: в нашей сплоченной группе было четыре еврея и двое от смешанных браков. И это тоже было раздражителем для любых органов в той коммунистической стране. К евреям в СССР всегда было предвзятое отношение: антисемитизм на  каждом шагу, особенно у нас в Украине. Силен был придуманный антисемитами миф, что еврей умней, грамотней, проворней, изворотливый, да мало ли еще чего и все оттого, что народ полностью зависел от гребенного государства и готов был, по указанию правящей партии, излить свою ненависть в первую очередь на евреях. Власть всегда искала, на ком отыграться: то на чеченцах, то в Крыму на татарах, на Западной Украине, в Прибалтийских республиках, то наводила «порядок» в Средней Азии - никакую народность не оставляла в покое, всех держала в страхе. О евреях вообще никогда не забывали..Чуть что свои промашки легко можно списать на евреев.  Вот пришел и наш черед испить горькую чашу. Вот так и жили.
     Власти уже распустили  слух, пропечатали  в газете, что  поймали крупных воров, расхитителей социалистической собственности НАРОДА!! ! Но у расхитителей должны были быть изъяты финансовые средства,  драгоценности, машины, дачи, да мало ли еще чего, а у нас ничего не изъяли, потому что нечего было изымать; возможно, мое ружье, цена которому была где-то до 60-ти рублей, стало предметом моего обогащения - вот это богатство они у меня просто забрали, не конфисковали, а именно забрали безвозвратно.
     Но после таких громких заявлений власть уже не могла ударить лицом в грязь. Растянули следствие, как хотели: бывало, возят каждый день, а потом долгий перерыв; на языке следствия это называется психологическое давление. Думали, тюремная жизнь нас напугает и мы по очереди побежим сдаваться, еще и станем наговаривать на себя. Хотя такой прием давления оказывает воздействие на какую-то незначительную часть сидящих в камерах людей. Вот власти и применяют этот прием на всех, кто по тем, или иным причинам оказался в тюрьме. Конечно, очень тяжело сидеть в камере, где сидят разные люди, по разным делам, когда малая камера рассчитана на 10 человек, а в ней сидят 20. В большой камере при норме 20 человек, сидят 40-60 . Когда почти все курят, а некурящему деваться некуда, когда в камере не хватает воздуха, когда в камере одно, или два зарешеченных окна, да еще их закрывают и жалюзи. Когда на всю ораву один туалет и стоит невыносимый запах не только от туалета, а от нас всех; когда спишь на матрасе – я еще застал набитые соломой с наматрасником, простыни нам только снились. И матрас  из сбившейся буграми технической ваты –эти бугры нельзя расправить, к ним можно только привыкнуть, а как привыкнуть -никто не знает. Выводят на прогулку на один час в сутки, порой могут и не вывести -некому из ментов сопровождать. Когда месяцами маешься в четырех стенах камеры и не знаешь, какое время суток, когда в камере круглые сутки горит лампочка. Три раза в день дают такую баланду,  чтоб они ее всю жизнь сами хлебали. Не все могут такую пищу переварить. Когда на всю камеру один питьевой бачок с привязанной на цепи кружкой  и все пьют из этой кружки:  и больные, и здоровые.
     А хлеб специальной выпечки не проходит в горло. На завод свозят из магазинов  не проданный хлеб, добавляют еще какие-то свои отходы, заново перерабатывают  и пекут, потом это «печи во» развозят по тюрьмам, лагерям. Из мякиша этого кислого, за цвелого хлеба можно лепить все, что захочешь. В камере чахотка, другие легочные болезни. И никто этих больных не спешит изолировать от здоровых. Особенно ночью можно задохнуться от газов, выделяемых каждым живым существом. Какая медицина в тюрьме, какое медицинское обследование? Ее и на воле хорошей-то не было, а в тюрьме и  подавно. Медики  тюрьмы считают, что все заключенные – симулянты.
     Конечно, хватало и симулянтов, но это же не от хорошей жизни. Были и наркоманы, которым сама же охрана за деньги, вещи носила таблетки  пенталгин. Вроде бы таблетка от головной боли, но если их с десяток штук бросить в кипяток и поварить, а потом выпить -  вот где начинается балдеж. В камерах очень ценится заварочный чай. Чай не разрешено заносить в камеры, но менты, что дежурят в коридорах, принесут все, что захочешь, лишь бы платил, рассчет не обязательно деньгами -у них свой маленький бизнес. И начинает группа пацанов, кому «подогнали» чай, чифирить -варить чай. Рвутся наматрасники, скручиваются, как факел, поджигаются  и чай заваривается в кружке,  кроме той, что на бачке, всегда в камере есть запрятанная кружка, именно для чая. Все это делается так, чтоб коридорные менты в глазок двери ничего не видели. Собственно, ментов вообще не волнует, что происходит в камерах, пока они не услышат большой шум, лишь только тогда вызывают дежурную группу.
     Конечно, в таких условиях сидеть непросто, не все могут выдержать. Но власть идет на всевозможные преступления против человека, чтобы заставить нас  плясать  под ее дудку. При социализме даже не пахнет правами человека. В Союзе у всех на устах была  поговорка: «прав тот, у кого больше прав». Дело, которое можно было закончить за 3-6 месяцев, растянули на два с половиной года, да еще плюс полтора года так называемого судебного разбирательства –  суда. Вот так, незаметно для истории, но очень заметно для нас, прошло четыре года выживания. Вся тюрьма знала нашу группу  и не потому, что власти считали нас расхитителями -  это как раз никого не волновало, а потому, что мы сидим под следствием и судом такой долгий срок. Я встречал там ребят, которые уже отсидели свой первый срок и пришли за вторым  и все нас застают в тюрьме. Уже многие спрашивают: может, вам дали тюремный режим и вы тут будете сидеть весь ваш срок?
    
     Писать просто о себе невозможно, я ведь не могу выдернуть себя из окружающей среды, даже сидя в одиночной камере, ты ощущаешь, где ты находишься. Что в больших, что в малых камерах  ты слышишь голоса тех, кто сидел в них до тебя. Серые камерные стены, пропитанные копотью, хранят в себе информацию обо всех, побывавших в них за многие   десятилетия  той  продажной  советской власти.
     В тюрьме на многое, что мы не замечали на свободе, открываются глаза - хотя свобода, что мы все имели до тюрьмы, была условной. В тюрьме ты видишь, как государственные структуры, как и 30-50 лет назад, издеваются над личностью, как разделяют народ по любым  признакам,  как и прежде,  слепо, без  разбора  верят доносам.  За эти тюремные годы я такого насмотрелся  и  наслушался, чтобы описать все, что знаю, не хватит одной жизни. А если добавить к этому еще и лагерное заключение, поселение, хождение по этапу, то надо будет у Бога дополнительно просить еще годы жизни.
     Пройдя непростой круг своей жизни, могу с уверенностью сказать, что 95% людей в тюрьмах СССР сидели совершенно незаслуженно, не за то, что они совершили. Им бы дать под зад и выгнать к своим семьям, но советская  власть  рассудила  иначе.  Ведь недаром с дальним прицелом еще в 20-е годы 20-го века был создан ГУЛАГ:  большевикам нужна была бесплатная рабочая сила : на стройках, на лесоповале, на шахтах разного профиля, на рудниках, разрезах, на хозяйственных работах. Сотни и сотни тысяч заключенных обогащали государство, получая за свой каторжный труд копейки. Более того: изуверы-коммунисты придумали и узаконили статью, по которой в трудовой стаж для начисления пенсии по достижении пенсионного возраста не засчитывался срок пребывания в лагерях,  как -будто  там никто не работал, да там пахали за двоих, за троих.
     В то время был закон, на основании которого через определенный срок снималась судимость. По моей статье - должно было пройти 10 лет с момента освобождения и как бы гасился мой срок отсидки. Но это был иезуитский обман : в любом случае, даже через 30 лет, тебе напоминали о прошлой судимости и органы могли на свой лад трактовать то, что ты уже давно забыл. В молодые годы никто не задумывался над тем, что ему как обухом по голове через много лет припомнят, что он был в лагерях и у него почему-то не хватает трудового стажа для начисления пенсии! Это было дополнительное наказание, как дамоклов меч на голову. Я сам с этим столкнулся, так что далеко ходить не надо.
     В наших трудовых книжках, по последнему месту работы, отдел кадров делал запись: «уволен с работы в связи с осуждением». И эта запись всегда мешала людям устраиваться на работу, т.е. судимость была клеймом до гробовой доски. По нашему делу было сфабриковано двести томов, где была отражена такая вопиющая казуистика, особенно в томах тех экспертизы. О! Наша экспертиза заслуживает особого разговора!!!
     Никто при той системе не мог быть ангелом, все пытались где-то, как-то заработать. Система не давала возможности проявить свою смекалку, индивидуальность -все должно было спускаться сверху. По тем законам, человеку не разрешалось работать более 12-ти часов в сутки, т.е. 8 часов твой рабочий день и 4 часа на временной работе. Как бы благородная забота о здоровье человека. Вот этот иезуитский закон делал население страны рабами, которым без указаний сверху нельзя было делать никаких телодвижений. Все, что претило власти коммунистов, считалось преступлением. Но дело в том, что мало на каком предприятии нужны были люди для работы по совместительству - 4 часа и тем более, как трактовал тот закон, только 3 месяца. В строительной индустрии это вообще невозможно было. В той системе все было дутое. Указы ЦК, обкомов, райкомов на местах подменяли экономические законы, их только интересовало: доложить по инстанции о «победе коммунизма».
     Когда в тюрьме тебя перебрасывают из камеры в камеру, обостряется вполне естественное чувство самосохранения. Ведь каждый раз надо по-новому обустраиваться на новом месте, возникают определенные трудности: пока ознакомишься с обстановкой, пока найдешь общий язык с обитателями камеры, с «паханом», пока разберешься, кто он такой, этот «пахан», а это очень важно, потому что он всегда не один, у него есть своя группа, или подобных ему, или попавших под его влияние. Бывают нормальные, по меркам тюрьмы, «паханы», а бывают отморозки.
     Как показала камерная жизнь  и до меня, и после меня, в камере всегда должен быть  кто-то, кто может,  когда надо, успокоить  камеру. В камере нельзя допускать бес предела, народ-то сидит разный и каждому кажется, что только он прав в той камерной жизни. Кто-то не хочет придерживаться элементарных правил общежития, а ведь всем нам друг от друга в этих стенах  деваться некуда. Вот для этого нужен «пахан». Обычно им становится тот, кто дольше всех сидит в этой камере и  у кого статья далеко не хулиганка...
     В камерах все время происходит текучка: одних осудили -уходят на этап, других переводят из камеры в камеру, приходят новые и чисто человеческая задача «пахана»: объяснить им  как правильно вести себя в камере, чтобы не навлечь на себя беду. Его слова не есть приказ, но руководство к действию – в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Сидели :  кто за дело, а кто и без всякого дела. Были камеры первой судимости и рецидивные –  со второй судимостью и более, были также тройники - камеры до 4-х человек. Зная мой бойцовский характер, менты начали меня «пресовать» - вот и переводили в камеры к рецидивистам, так сказать, для исправления; но тюрьма все знает, меня везде нормально встречали, я со всеми находил общий язык. Там сидели простые советские парни, уже прошедшие первый круг ада, только благодаря «заботам» той власти они стали в ее глазах рецидивистами, ворами, бандитами, расхитителями разного рода. В тех камерах, в отличие от камер первой судимости, не было бес предела, там уже все давно прошли тот бес предел. В них сидеть было спокойней, чем в камерах первой судимости, а менты думали:  бросят меня в такую камеру  и я испугаюсь. Но дело в том, что в тюрьме  очень быстро  распространяется  информация  о  делах, которые имеют уже общественную огласку. Благодаря беспроволочному телеграфу тюрьма узнает все новости о том, что происходит на воле. В таких камерах я всегда встречал знакомых ребят, еще с моей и их молодости, так что менты и здесь просчитались. Там я уже хорошо научился изготавливать игральные карты из газет -это хобби в дальнейшем пригодилось мне; везде, где только возникала нужда, обращались ко мне. В тюрьмах- это кусок хлеба, от заказов отбоя не было. Конечно, все заготовки -дело не простое, тем более все делается незаконно, в тюрьмах в карты играть не разрешается, но кто боится этих запретов. Игры идут во всех камерах, играют на что угодно; как всем известно, карточный долг -долг чести, что в тюрьме, что на воле, но в тюрьме, в лагерях этот долг-  очень серьезное дело.
      Где-то к концу 1972 года, кажется, я сидел уже в большой камере. Открывается дверь, называют мою фамилию, старший мент по корпусу говорит мне: с вещами на выход! В тюрьме это не удивительно, могут в любое время тебя забрать и в очередной раз перевести в другую камеру. Я собрал матрас, подушку, одеяло, которое уже просвечивает  и не  греет, которому от роду уже не один десяток лет  и меня повели вообще в другой корпус тюрьмы. Там открыли камеру, я зашел, смотрю -в камере сидят малолетки, такие, кому еще не исполнилось 18.
     Камера небольшая, на 10-12 человек, двухэтажные нары, чисто по сравнению с камерами взрослых. Пацаны сразу ко мне с вопросами: откуда, какая статья ;  я сказал, по какому делу и по какой статье. Среди заключенных всех мастей моя статья - уважаемая, конечно и на малолетке об этом знают. Через какое-то время –в тюрьме заключенные не наблюдают время суток,  я начал стучать в дверь и говорю дежурному: отведи меня к старшему. Был уже вечер, и мент сказал :утром придет начальник. Я переспал ночь  и на следующий день, после обеда, меня вызвал начальник.
     Выхожу в коридор, смотрю: стоит мент в форме старшего лейтенанта МВД,  присмотрелся,  а это оказался мой знакомый еще по спорту, мастер спорта-борец.  Мы поздоровались,  я выложил ему свое недовольство переводом в камеру малолеток. Он начал мне объяснять, что моя статья позволяет мне находиться с ними. Далее говорит: пойми, мы же не можем в камеры малолеток сажать бандитов, а у тебя хозяйственная статья, ты их ничему плохому научить не можешь,  тебе здесь будет спокойней, чем в больших камерах и прочее, прочее. Я сказал, что в камеру малолеток не вернусь.
     Подошел еще один офицер в чине майора, послушал мои возражения и отправил меня в карцер. Эти камеры находятся в подвальном помещении тюрьмы. Камера размером 2 на 3 метра, цементный пол – собственно, во всех камерах тюрьмы такие полы, откидные нары на стене, днем их закрывают, а на ночь открывают; порой забывают открыть, одну ночь я провел без нар: встал в угол камеры, расставил пошире ноги, спиной прижался к стене -вот так в дреме провел непонятно сколько времени. Ориентир один: если заходят менты и закрывают нары значит  уже 6 часов утра. Это тоже один из методов воздействия на психику.
     Нары - это сбитые три доски, матраса, одеяла, конечно, нет - не положено, туалет есть, но вода в нем не сливается, вонище стоит плотное,  водопроводный кран сломан, вода прокапывает, есть работа : наблюдать, как капает, считать капли, хорошая тренировка памяти. Кормят раз в день и то через день: миска похлебки с ноль калориями, кусочек с ладонь того хлеба спец выпечки из отходов, или из переработанного зерна с плесенью. Народ мается животами. Все устроено так, чтоб жизнь медом не казалась. Кроме того, в камере я не один : в ней, оказывается, уже много лет проживают постоянные жители –ручные  крысы, которые сглаживают нахождение зэков в карцере, с которыми пришлось подружиться,но обо всем этом в последующих моих повестях я расскажу,что из себя представляю крысы жители параллельного нам мира, с которыми мне пришлось еще очень долгое время многократно встречаться. Для начала скажу,что они  умници с ними надо дружить.
     Продержали меня там два обеда – значит, 4 дня, когда сажали, я даже не знал, на сколько суток меня «подписали». Под вечер привели меня в ту же камеру малолеток, они, конечно, знали, как и вся тюрьма, что меня посадили  в карцер.  Тюрьма всегда знает кого, когда, на сколько посадили. Встретили меня хорошо, сразу стали предлагать еду, что у кого было. За те дни, что сидел, я, конечно, изголодался. Наутро я опять говорил с начальником, опять он мне объяснил, что те, кого они отбирают в камеры к малолеткам -это статьи 80 - валютные операции, ст. 84, 86-прим, мол, у вас другая психология, чем у бандитов, воров, поэтому мы вынуждены вас сюда сажать.
     Никого не интересует мнение заключенных. В тюрьме с десяток камер малолеток, в каждой из них сидят взрослые по тем статьям, которые мент назвал. Но он не знает главного:  малолетки в основном уже заражены воровской романтикой, они такие «отмороженные», хуже взрослых. Я-то это знал еще со своего детства, они способны две стенки свести вместе. Я понял, что менты меня добровольно не переведут, а еще раз идти в карцер нет никакого резона : дадут на сей раз уже 15 суток, ничего я так не добьюсь. А ведь на суд надо меня возить из этих камер, на целый день, только после 6 вечера меня привозят,пересплю и опять на  суд.
     Итак, ясно, что спасение утопающих - дело рук самих утопающих, особенно в тюрьме. Стал думать, как выйти из этой ситуации. И нашел выход: как говорят в тюрьме, «заделал себе мастырку»: заболел дизентерией, меня положили в тюремную больницу, а уже из больницы я наконец-то попал во взрослую камеру. Пробыл я на малолетке где-то около трех месяцев. Спустя десятки лет, уже на свободе, я встречал тех ребят с малолетки.
     Да, к слову, тот старший лейтенант, мастер спорта по борьбе, что был старшим у малолеток, как-то  от наших общих знакомых по спорту узнал, что я сижу,  решил мне по-своему  помочь, облегчить мое сидение. Ему казалось, что он сделает доброе дело,  а получилась медвежья услуга.  Я с ним также, много лет спустя, встречался, у нас как я говорил, общие приятели были еще по спорту с молодых лет. В любой камере, куда меня кидали, мне ребята доверяли: все знали мою статью, знали, что со мной можно иметь дело, а в тюрьме это дорогого стоит.  Известно, что те, кого посадили по статье 80,84,86, не сотрудничают с ментами, как бы этого ментам ни хотелось, у нас действительно  другая психология  нежели у остальных заключенных и менты это также знают. Мы работаем в основном головой, а не эмоциями и нам особо ментовских сказок не расскажешь. А среди остальной массы заключенных они вербовали «наседок», «стукачей». В камерах их быстро раскусывали; начинается с подозрений - уж больно часто их вызывают, притом, что в тюрьме никто не знает, когда его самого вызовут и уж если заподозрили- начинают следить. Зэки специально затевают между собой разговор, с участием подозреваемого, якобы о каких-то своих делах, наблюдают за его реакцией, подготавливают его к беседе с «кумом» - оперуполномоченным. В общем, хватает «примочек», чтоб выявить стукача. Вербовка стукачей -это уже на всю жизнь, но согласившиеся сотрудничать с ментами этого еще не знали, не понимали, на какой шаг они решились и что их потом в жизни ждет. Ведь где бы ты ни был, соскочить с этой сучьей тропы власти не дадут -только в могилу. Властям эти стукачи нужны были. Таких стукачей мы встречали и на свободе. Но бывало, стукачи, осознав, что делают подлое дело, признаются своим сокамерникам. Тогда мы узнаем еще больше информации: что конкретно хотят менты и от кого. Эти заблудшие пацаны просят помощи у сокамерников. Народ в тюрьме, как нигде, понимает душу собрата-зэка. И если этот стукач не сильно далеко зашел, то ему помогают хорошим советом и делом: как соскочить с крючка опера-кума. Ну, а что касается тех, кто давно промышляет работой на «кума», тем нет пощады. Судят таких по делам, ведь от их доносов зависели судьбы многих людей: кому-то добавили срок, кого-то по новой раскрутили на новый срок с новым эпизодом.
     В камерах начали обращаться ко мне с просьбами: помочь написать жалобу. Во всех камерах, где я побывал, видели, как много я пишу по своей защите - вот это и послужило причиной. Каждый из них знал свою статью и ряд комментариев к ней, так что пока не нужен был печатный УК.  С их уст только успевай записывай комментарии к статье, память у меня была хорошая - вот и запоминал все. Потом я узнал, что в тюремной библиотеке есть Уголовный Кодекс, иногда я его заказывал   для уточнения определенных статей, но это не просто было сделать. Я, допустим, заказывал том Ленина -тома Ленина, Маркса давали всем, я их все прочитал, времени было достаточно. В томах Ленина - сплошная блевотина, другим словом не назовешь, у Маркса все по-другому, там есть кое-что интересное, но в основном, мне так кажется, много утопического. Мы книги читали от безысходности, чтоб время быстрей летело, и, конечно, я извлекал из этого пользу.
     В стране десятилетиями складывалась такая обстановка, при которой служители власти сами, по каким-то своим неписаным законам, устанавливали беззаконие. Доносы, слежка, незаконные обыски, как в квартирах (санкцию на обыск было просто взять, ну как своим откажешь?), так и на улицах. В большинстве своем работники МВД  –это были люди, пришедшие в органы из деревень. Паскудная жизнь на земле в деревне и каторжная работа в колхозе за копейки, где вообще не видно было никакого просвета, гнала их в города, а там куда идти? -  прямая дорога в милицию.
     В  деревнях у населения до 1974г.вообще  не было паспортов, а без наличия паспорта в той стране -  ни шагу. В городе с паспортом  -другое дело, ты уже какой-никакой, а человек. Биография у деревенских «правильная», подходящая: потомственный крестьянин, не из кулаков, не из интеллигенции -годен для службы в органах, такой не подведет. Пока поживет в общежитии, а там, смотришь, пройдет десяток лет - получит квартиру  в городе,  ну вот и станет городским. На эту мякину сотни тысяч людей ловилось. Их психология резко отличалась от городской, они в открытую не любили горожан, были глубоко поражены антисемитизмом, не только по отношению к какой-то ожной нации, не понимали законов, да их никто этому и не учил, они понимали только команды своих начальников, а начальники кто? - сами бывшие колхозники. Ведь городские жители не особенно шли работать в органы. Вот вам и доморощенный  антагонизм,  который насаждала  та  сучья  советская власть.
     Сокамерники видели, как я даю советы и как эти советы помогают. Ведь очень и очень многие пацаны не знают, как аргументированно написать жалобу в свою защиту. Когда следственные органы получают неграмотно составленную жалобу, они просто не обращают на нее внимания - они ее понять не могут. До меня самого не сразу дошло,  в чем же дело?  Пацаны пишут, а им приходит отказ. Но когда я прочитал два, три десятка жалоб, по которым был отказ и переговорил с писавшими, я понял, в чем дело. А дело в том, что большинство следователей – юристы-недоучки по образованию, они привыкли к тому языку, на котором их учили, а на практике столкнулись совсем с другим, тут и не пахло никакими писанными законами, особенно презумкцией невиновности...Вот и получалось у них:  «лучше перебдеть, чем недобдеть».  Такая психология была у ментов -никто ни во что не вникал. Тут и возникает парадокс: не все знают юридические нормы описания своих действий. Просто люди очень далеки от умения  трактовать коммунистические  беззаконные  законы. А гребенные  юристы-следователи  пользуются  тем, что люди,  не зная своих  элементарных прав,  абсолютно  беззащитны,  применяют эти, так называемые законы, по своему усмотрению.
     В СССР власть имущих и их сатрапов никогда не дружили с народом. Те, кто попадали на службу в органы, автоматически попадали в касту неприкасаемых. Вот отсюда все и шло. Как распиналась коммунистическая власть: для работы в органах отбирали «кристально честных людей». Работа в органах давала большие привилегии, неограниченные возможности и огромное превосходство над всем  остальным  населением.
     Ну, а для того, чтобы работники силовых органов были послушными, они все должны были быть комсомольцами, потом -кандидатами в члены партии и коммунистами. Таким образом они были полностью подчинены партийным органам, чьи команды покорно выполняли. Была выстроена цепочка насилия над гражданами, звеньями которой были все «неприкасаемые», от самого низа до самого верха.
          Теперь расскажу, как я помогал заключенным писать жалобы в свою защиту; заключенным, еще не осужденным, но на 100% подозреваемым.  Как технически это происходило. Это очень важный момент в тюремных стенах. Ведь и следственные органы, и вся система МВД, а отсюда - и государство любыми средствами старались помешать заключенным писать свои жалобы с помощью посторонних лиц, хотя не все могут воспользоваться услугами адвоката.
     У  власти были свои причины  для  такого  запрета:  народ  всегда выгодно держать в неведении. Вот это и был один из противозаконных, необоснованных запретов. Но все равно ментам невозможно было проследить, чтоб заключенные, сидящие в камерах, не пользовались помощью своих сокамерников - для защиты при заведомо сфабрикованных делах.
     Я не всем подряд брался помогать. Когда кто-то из сокамерников ко мне обращался, я уже по его устному рассказу понимал, что это за дело и что из себя представляет этот человек.
     Чтобы правильно написать жалобу, прежде всего нужно максимально точно знать, в чем конкретно тебя обвиняют. Встречались такие пацаны, которые хотели сами себя обмануть, несли какую-то чушь. Если ты хочешь, чтоб тебе помогли, то говори хотя бы то, что говорил следствию и что тебе предъявляют, не крути  ничего - это будет не в твою пользу, если ты уже что-то там лишнее признал, а теперь опомнился - не дури самого себя, иначе сам себя запутаешь и твоя жалоба сыграет против тебя. Все это научило меня четко определять: кто есть кто.
     Я постепенно убеждался и на своем опыте, вначале еще небольшом, и на опыте других, с кем мне доводилось сидеть в камерах: чистая правда, как она есть, никому не нужна. Суды судят не по правде, а как им преподнесут следственные органы и телефонные звонки. Подтасовываются факты, лишь бы отстоять честь мундира. Суды, МВД, КГБ -всегда работали в одной упряжке. В стране Советов никогда даже не  предусматривалось  независимых судов. Вся их независимость была фикцией. Все они состояли в одной партии и всегда прикрывались защитой государственных интересов, а также интересов народа!!!???.  Как будто народ в СССР имел какое-то значение и мог что-то решать и определять.
     Составляя жалобы, я искал всевозможные уловки, которые не нашли, или не сумели применить следственные органы. И убедился в том, что с ними нужно и можно бороться -и побеждать. Моими жалобами, написанными как бы моими сокамерниками, я, конечно, не мог изменить «меру пресечения» (хотя было несколько случаев, когда явно было видно, что менты применили не ту статью), но поменять статью, снизить срок -это было реально. В тюрьме каждый день имеет вес и это была уже большая победа.
     Теперь  о том, как я писал. Все мы знали, что в каждой камере среди заключенных есть стукачи, как явные, так и скрытые. Явных никто не боялся - это были такие не совсем адекватные пацаны, которые, если их обижали, во всеуслышание кричали: скажу куму!  Но и их сведениями  опера  тоже  пользовались.  А вот скрытые - это контингент посерьезней, они целенаправленно искали и слушали, что у кого на уме. Ведь, как бы там ни было, а заключенные общаются между собой, делятся впечатлениями, рассказывают о своих приключениях -вот это все интересует стукача и опера. Таким образом раскрывалась масса дел и никто не мог понять, откуда ноги растут.
     Чтобы не вызывать подозрений, у опера была целая система встречи со стукачами вне камеры, но все равно рано, или поздно их раскрывали; кого-то раньше, кто еще не успел много сделать, а вот тех, что позже -вот те приносили много бед. Даже если выясняли, что такой-то -  стукач, его пока не трогали, следили за ним, куда он нос сует. Устраивали проверки, что-то специально для его ушей скажут и ждут результата, а результата долго ждать не приходилось. Вызывают следователи того, на кого специально пацаны показали,  конечно, с его согласия, он сам в этом участвует  и говорят ему: вот открылся у тебя новый эпизод.
     Приводят того зэка в камеру, и он всем рассказывает о том «порожняке», который «зарядили» под стукача. Вот и убедились, кто он такой,  а раз так, то за тобой должок.  Волокут  его, паскуду, в угол и насилуют, кричи, не кричи  не поможет. Вот и спекся стукач. В тюрьме, на зоне - такое самое страшное наказание для тех, кто работает с ментами;  да и после отсидки, на свободе, он уже пропащий человек. Вот так зэки расправляются со своими врагами - лучшего наказания не придумаешь. Побеседовав с сокамерником о его деле, я читал копию заключения следствия, на основании которого он оказался на нарах;  такая копия всегда  была  почти у каждого  зэка на руках. Потом я в своей тетради  набрасывал черновик его жалобы, показывал ему, уточнял детали, тонкости, за которые можно зацепиться, а они есть в любом деле и на которые следствие, в силу безграничной веры в свою непогрешимость, даже не считало нужным обращать внимание. После согласования, мы вдвоем садились за стол, к нам уже никто не подходил -  все знали, что нельзя мешать, нас как бы охраняли. И мой сокамерник своей рукой, своим почерком, под моим надзором, переписывал мой черновик в свою тетрадь. После этого я сжигал свой черновик. И кроме того, я писал черновик так, что если он попал бы в руки к постороннему, тому же оперу, меня никак нельзя было обвинить в помощи сокамернику. Я никогда не писал там главное, главное я держал в голове и, когда надо было, диктовал сокамернику.
     Бывало и такое:  после отправки жалобы  вызывают  сокамерника на допрос, следователь видит, что по стилю письма не мог он сам так написать и начинают пугать пацана: мы тебе еще добавим срок за эту жалобу, скажи, кто писал. Ведь очень часто эта жалоба ломает все доказательства следствия -  надо менять статью. Бывало, пацаны говорили, кто помог, бывало  нет, но какие ко мне претензии, моей руки там  нет, только  мозги использованы.  Когда кто-то называл меня (не от злого умысла, я-то понимал лучше, чем пацаны, психологию ментов), меня сразу же вызывал опер и тоже пугал. Но прямых улик нет, ну, возможно, что-то подсказал, а опер: скажи правду, ну помог, что здесь такого, а я-то понимал: если признаешься - тут же получишь 15 суток карцера. Вот паскудник, угрожает :  в следующий раз мы тебя накажем. Полное беззаконие, а что может зэк сделать?
     А запретить мне писать эпизоды моего дела никто не может, хотя попытки были, опер мог сказать: если будешь помогать другим писать, то не позволим тебе свое писать.
     Моя как бы помощь в написании жалоб заключенным служила для опера лишним поводом для перевода меня в другую камеру –  хату, как в тюрьме говорят. Куда бы меня не «бросали», там уже знали, что я помогаю писать жалобы, в тюрьме ничего не утаишь. Бывало, опер как бы невзначай бросит меня к рецидивистам, но ведь им тоже надо жалобы писать.
     В этих строгого режима камерах никто не посмеет вот так, как ему захочется, боговать, как это могло быть только в камерах первой судимости. Там уже все есть по воровским меркам; «уважаемые» пацаны - вот они-то точно не дадут разгуляться.
     Все, что я писал в свою защиту, оказалось бесполезным -мои выводы судью Данько ну никак не интересовали. Она могла прервать мое выступление на полуслове, сказать, что она уже знает, что я хочу сказать, что у суда нет времени меня слушать!!!???.
     В камерах на любом режиме у меня хватало «заказов» от своих сокамерников. На строгом режиме сидели пацаны, которым менты просто фабриковали дела, чтобы упрятать их в тюрьму. На свободе люди с судимостью мешали властям, каждый район города стремился очистить город от судимых, особенно если они молодые. Сажали за мелкие нарушения, важно было посадить, а там покатит раз за разом. Давали им в основном от года до 3, чтобы просто не гуляли по их земле, т.е. по району -  вот такая была у ментов установка, за этот беспредел они и получали звезды, премии.
     Пацаны всегда нуждались в помощи -где такой парень возьмет адвоката, где деньги на него возьмет. При наличии адвоката доводы ментов легко разбивались и ребята выходили из тюрьмы на свободу, естественно, без той судимости, на которую так рассчитывали менты. Я разобрался в этом и понял, что надо менять стиль письма-жалобы, иначе менты меня могли хорошо достать. Начал заставлять зэков, особенно в камерах строгого режима, писать так, как они привыкли говорить: не юридическим языком, которым я писал, а простым, но с перефразированными доводами. Дело пошло лучше, кроме того, я знал, что тут пацаны меня точно не сдадут -так оно и было, они хорошо знали цену предательства. Здесь в камерах также были стукачи, но это стукачи иного рода. Их не интересовала моя писанина, они выискивали всякие нераскрытые дела, как их называли менты -висяки.
     Я уже неплохо разбирался в УК, в его комментариях, в подзаконных  актах –  пока что в тех, с которыми довелось столкнуться. Но, конечно, я еще не знал всевозможных иезуитских приложений к нему, на основании которых вершилось «правосудие». Однако того, что я знал и логически домысливал, все-таки хватало на помощь пацанам, чтобы хоть частично изменить их судьбу.
     Я уже говорил, что начал делать игральные карты из газетной бумаги. Это трудоемкий процесс. Сначала надо было склеить несколько слоев; клей изготовлялся из мякиша тюремного хлеба, сделанного из отходов производства. У меня были помощники, которые приготавливали этот клей, я только проверял его качество; клей должен был быть жидким, прозрачным как вода, только цвета того хлеба, из которого мы его делали. Высушить в тюремных условиях - совсем непросто, нанести разметку, зачистить, чтоб карта хорошо ложилась, тасовалась в колоде -это тоже непросто. Но карты получались хорошие, оценку им давали сами играющие. Чтобы сделать хорошие карты, нужно самому уметь играть в них, с тем, чтобы знать, чувствовать, что должен ощущать играющий, взяв колоду карт в руки. Я сам в молодости уже неплохо играл в карты, в мое время, наверное, не было такого пацана, который не умел бы играть. Без этого я бы не смог изготовить колоду. В одной из камер строгого режима мне повстречался профессиональный картежник- катала, он ни с кем не садился играть в карты; потом говорил, что, играя в камере, он потеряет профессионализм, мол, для него здесь не тот уровень игры. Он попросил сделать для него колоду и потом стал как бы моим контролером -вот тогда в камере узнали, кто он такой. Вообще-то пацаны слышали о нем, но такие ребята не любят афишировать себя.
     Этот катала никогда с колодой не расставался, все время тренировал  пальцы, он работал с ней как  фокусник. Когда  колода, по ему одному известным приметам, его больше не устраивала, он ее отдавал пацанам на игру, а я делал ему новую, порой он подсказывал, как лучше ее заточить. Вот так, с его помощью, я научился хорошо делать свое дело. Мне эта наука потом здорово пригодилась, позднее я мог сказать, для кого я делал колоду. Он мне еще в камере как бы разрешил ссылаться на его проверку. В том мире это дорогого стоило, я сразу приобретал определенный авторитет, особенно на этапах. Несколько раз я сам садился играть; выиграл зимнюю пыжиковую шапку, такие шапки были большим дефицитом. Я ее через моего адвоката Мясникова, при очередном его визите ко мне в тюрьму, передал для своего старшего сына.
     Когда ты занят работой, то как бы и не замечаешь тюремной камерной монотонности, не прислушиваешься к камерной болтовне. Утихомирить разговоры невозможно, да и не нужно -  у каждого свои проблемы, каждый по-своему реагирует на окружающую обстановку. Каждодневные драки, 24 часа в закрытом камерном пространстве, в котором и воздуху- то не хватает. Все на нервах возникают по любому поводу непонятно какие камерные разборки между возникшими временными групировками, да и так между пацанами..От безисхода пацаны сами себя заводят, естественно, мы все хотели выжить в той  тюремной обстановке. Тот кто из пацанов в жизни своей никогда не дрался, здесь становились бойцами,иначе пропадешь... Но при этом нужно еще и остаться человеком, сохранить то начало, которое в тебе было заложено природой и твоими родителями. Тюрьмы, лагеря ломали очень многие судьбы. Оттуда все выходили озлобленными на власть коммунистов, на несправедливость, с которой они столкнулись -вот таким образом власть создавала себе врагов из своего же народа.
     Никогда народам СССР не светил ни развитой социализм, ни тем более – утопический коммунизм. Этот гнилой пряник, которым кормили народы страны, когда-то должен был паскудам-коммунистам и их ЦК вылезти боком - к этому все шло. А пока они под разными предлогами пресекали любое инакомыслие. Нас все время пугали «загнивающим» капитализмом. Но никакой «железный занавес», выстроенный коммунистами, не смог затуманить глаза народам СССР. Нас, прошедших лагеря и тюрьмы, уже нельзя было ни запугать, ни купить....
      В один из очередных переводов меня в другую камеру я с первых же минут вынужден был вступить в драку. Зашел в камеру, как всегда, встретил знакомых пацанов, с которыми ранее где-то сидел, они показали мне свободные нары. Я туда бросил свои пожитки, взял черновики приговора, тетрадь, куда записывал свои замечания по предъявленному обвинению и сел за длинный стол, стоявший посреди камеры, за которым одновременно могут сидеть 15-20 человек. Я стал делать записи для своей защиты. Тут подходит один пацан, заглядывает, что я там пишу, тут же нашел дежурную причину и начал придираться, т.е. заводить себя. Конечно, при такой ситуации я не мог писать, внутренне уже приготовился к драке. Я понимал, что он не один, один он никогда бы не подошел; я выжидал, слегка огрызаясь, смотрю идут еще двое с матом.
     Одного из них я узнал -сидел с ним где-то в камере, он меня тоже узнал и как-то стушевался, я это заметил. Сейчас мои мысли были направлены на то, кого из этих двоих опередить и ударить первым. Я уже стоял возле стола; автоматически (не в первый раз) сделал ложный выпад в одну сторону, а ударил ближнего с другой стороны. Боковым зрением я увидел, как тот, кто первым подошел ко мне, хлопнул глазами – ага, перепугался. Второму я попал в подбородок почти снизу, смотрю, он стал валиться назад. В этот момент я полностью выскочил из-за стола и бросился на первого, но заметил, что его рука чем-то накрыта. Чтобы узнать, что у него в руке, я сделал маневр -отступил назад, схватил со стола свою тетрадь и бросил ему в лицо; тетрадь толстая, она его ударила, он опять испугался, моргнул, раскрыл руку, и из нее выпала заточенная алюминиевая ложка -тюремное оружие, от которого много народу страдало, им одинаково можно было и ранить, и убить.
     Увидев эту заточку, несколько ребят вскочили со своих нар и с матом кинулись на него, а к нему на помощь бросился третий, которого я узнал, с нар соскочили еще несколько пацанов и мы уже вместе начали молотить этих троих. Один из них стал ломиться в дверь и звать на помощь ментов, двое других уже шевелиться не могли; когда открыли дверь, мы их просто выкинули из камеры в коридор. Дальше все было тихо, «кум» –он же опер  не проводил никаких расследований, хотя всегда в таких случаях они дергают - вызывают пацанов из камеры, проводят дознание. Под этот шумок они вызывают своих стукачей из камеры -вызвал десяток пацанов, а кто из них кто, пока не знаем.
     Потом мне говорили: где, с кем из тех троих они пересекались. Говорят -мы выжидали, не вмешивались: или они начнут тебя бить, или ты начнешь их «мочить». Никто не ожидал, что я окажусь таким прытким. После этого эпизода ко мне уже относились с уважением, вплоть до того, что стали обращаться ко мне, чтоб я разобрал их местные споры по самым  разным  поводам.  Таким  образом,  я нехотя становился третейским судьей, а это уже накладывало на меня еще какие-то определенные обязанности, о которых я пока не имел ни малейшего понятия.
     Позже я узнал, что это такое –третейский судья в тюремных и лагерных условиях. В дальнейшем такое судейство положительно отразилось на моей лагерной жизни. В любой новой камере, как только я называл свою фамилию, получал на нарах место по выбору, когда я шел за стол писать свой «труд», мне сразу, из уважения, освобождали место. Ко мне стали часто обращаться с разными вопросами, что мог -решал, никогда не становился на сторону ни одной из спорящих групп. Я - как зэки говорят «по уму» разводил спорщиков -ведь одна из двух сторон должна быть права; другая сторона честно уступала. А иначе - зачем тогда ко мне обращались?.
     Бывали случаи, когда расходились по нулям -это тоже нормально. Давал советы, если знал, конечно; писал пацанам черновики, они их себе переписывали. Круглые сутки был занят работой, некогда было думать о своем сроке, я уже был точно уверен, что получу, как говорили, свои 15 ( пятнашку) Каждый раз, когда меня возили на следствие в прокуратуру, непременно, с поводом и без повода, поднимался вопрос о возврате «украденных» мной и моими «подельниками» денег. Они спали и видели эти наши миллионы, без конца повторяли: ты их сдай и тебе это зачтется. Своими дурацкими допросами и раздуванием дела они до смерти напугали свидетелей - членов бригады. Те с перепугу подписывали следствию любые документы, подтверждающие, что я и те люди, с кем я проходил по  сфабрикованному  делу и о которых они понятия не имели - сплошные воры. Из показаний членов бригады выходило так, что они, хоть и имели вторые трудовые книжки  и работали в двух-трех РСУ одновременно, выполняя работы у нескольких заказчиков, за свою работу в этих РСУ получали зарплату, но совершенно не знали, не ведали, что вообще существуют заводы, фабрики, на которых они выполняли работы!!!???
     Прокуратуру устраивали такие «показания» свидетелей, которые непосредственно выполняли работы. Следствие просто любыми способами собирало на нас компромат. Но были и такие свидетели, которые не испугались следователей прокуратуры и не показали на меня. Они подтвердили получение ими денег в этих РСУ за свою работу. Во всех наших бригадах работали люди разных национальностей. Прокуратура в открытую говорила русским, украинцам: зачем вы спасаете евреев, мы и так знаем, что они виноваты, а вас втянули в свое дело, если вы не покажете на них, то мы вас вместе с ними и посадим. А евреям, членам бригады, они говорили: мы знаем, что ты еврей, мы против тебя ничего не имеем - при условии, что будешь вести себя правильно, т.е. давать нужные следствию показания.
     Более того, старший следователь прокуратуры Сурган говорил евреям : ты еврей, но наш еврей, а, мол, Литвинский и другие, те, кто проходит с ним по делу -сионисты!!!  Всем остальным, кого вызывали на допрос, говорили то же самое.  Это так пугало людей, что они готовы были показать даже то, чего вообще не было. Таких было несколько эпизодов, но они быстро отпали, следствие поняло, что не туда клонит.
     Все подробности допросов свидетелей я начал узнавать уже после суда, а также после выхода на свободу. Я со всеми встречался, некоторые сами ко мне приходили. Еще на следствии следователи издевались: вот смотри, мы твоим ребятам все хорошо объяснили, они стали на тебя показывать, так что твоя песенка спета. А русским свидетелям они говорили : ты русский,а тут Украина и тут свои законы так,что не защищай, кого не знаешь...А этот русский сам рожден на Украине, в России близко не бывал,а из него делают антисемита.Работали у нас ребята с Кавказа,Средней Азии,Беларусь,Молдавии,Прибалтики.В Киеве проживали люди разных национальностей.Вот никто из них о нас плохого слова не сказал,они так отвязывались на те следственные органы,что их прекратили вызывать как свидетелей.Мы спрашивали у этих горе следователей, а где же показания этих ребят, ведь они так же работали в бригадах..Конечно ответа не получили.И на суде мы требовали пригласить их,но судья проигнорировала наши просьбы...
     Удивляться не приходится -  на Украине, где я родился  и провел  большую часть своей жизни, вовсю процветал узаконенный государственный антисемитизм, национализм и прочие измы. Адвокаты, которые были у каждого из нас, были грамотные специалисты, но, как сказал адвокат Саши - не помню его фамилию : в нашем деле они бессильны что-либо сделать. Наша статья, по тем гребенным законам, предусматривала обязательное присутствие адвокатов-защитников – как - будто их присутствие могло что-то изменить в нашем деле. О чем можно еще говорить, о какой презумпции невиновности, когда вся государственная машина работает против своих граждан. ВЛАСТЬ НИКОГДА НЕ ОБЛАДАЛА ХАРИЗМОЙ..Необходимой руководителям государства.. Одно сплошное жлобство, всегда заводившее народы СССР в тупик...
     Я уже упоминал о том, что адвокат Семена – Любитов - после провокационной речи судьи Данько, вынужден был выйти из нашего дела. Он понимал, что нам дадут такие сроки, какие захочет прокуратура, судья, власть. После его выхода из дела назревало что-то непонятное, все органы следствия, суда переполошились, начали уговаривать Семена на замену  адвоката, пообещали  ему снять  с  его приговора несколько лет. Судья, прокуратура заранее знали, что мне, Саше, Семену прокурор в суде будет просить, а судья даст по 15 лет, а предельный приговор по этой статье -высшая мера. Чего-то там мы не дотянули до «вышака» -наверняка то, что у нас не изъяли тех крупных сумм, на которые они рассчитывали.((Будучи уже на Уральском поселении прокурор Азербайджана,который там так же отбывал свой срок, он в Москве с кем-то там из руководства поцапался,подтвердил то,что если бы у нас изъяли денежные средства,то точно бы расстреляли....))
     Беспрецедентный случай в советском «правосудии»: судья Данько лично беседовала с Семеном. Значит, она заранее знала, какой срок назначит ему. Он как бы поломался и согласился на замену адвоката. С подачи судьи, новый его адвокат непонятно быстро ознакомился с новым для себя делом, в котором было только с эпизодами Семена более 150 томов - всего по делу было 200 томов, сфабрикованной макулатуры. Короче говоря, Семен, хотя и был во главе непонятно какой  нашей группы, но получил 12 лет, а мне и Саше дали по 15.  Если бы он устоял перед соблазном -он даже не знал, сколько ему снимут, -все дело пошло бы на доследование, тогда уж точно дело бы развалилось; во всяком случае, Данько и Ко.  дали бы нам небольшой срок, но не более того,что мы отсидели в тюрьме. Вот,что интересно вспомнил : при Сталине для тех, кто сидел в тюрьме-следственном изоляторе- как мы, был зачет дней отсидки, вначале день за три,потом  день за два. Вот  и оказалось,что истребитель своего народа почему-то ввел зачеты,а ведь те следователи далеко не были паиньки, но зачет–то был !. Свой престиж они бы все равно соблюли. Вот так в том бесправном государстве все вершилось. Пока я отсидел свой срок, Семен успел еще раз получить срок, он уже по шкале того времени становился рецидивистом -так власть исправляла свой народ...
     Друг познается в беде -народная мудрость на все времена. Еще оказался одим  паскудником  у меня под боком -это мой «партнер» Саша. Но об этом позже. В нашу группу входили семеро человек; дело начальника РСУ Смирнова из-за болезни выделили в отдельное производство. Смирнова на все 100% посадил Семен, я и Саша к нему не имели прямого отношения, хотя все знали и участвовали в тогдашней безысходной «кухне», но ничего на него не показывали. В тюремной больнице, где я лежал с дизентерией, которая помогла мне  «спрыгнуть» из камеры малолеток, я уже писал об этом, лежал и Смирнов, он мне говорил, что кается перед нами за то, что принял Семена на работу, не послушав нас.
     Так вот, из оставшихся шестерых человек работали в одном РСУ трое, остальные трое к нам не имели никакого отношения, периодически мы пересекались с ними в разных РСУ. Прокуратуре Украины, по заданию партии, нужна была очередная показуха, она искала крупное дело - вот и свела нас вместе, вместо отдельных групп, искусственно объединила все дела в одно. У нас были разные эпизоды, даже по тому же их паскудному закону нас не должны были объединять в одну «преступную» группу. Но кто в то время считался с законом, суд делал то, что было нужно власти. После окончания следствия нам дали время ознакомиться с 200 томами!!!??? нашего сфальсифицированного «дела». Когда я знакомился с этими томами в присутствии моего адвоката Мясникова, в присутствии представителя прокуратуры, я хватался за голову, матерился. Представитель прокуратуры все время боялся, что я начну вырывать листы из томов дела. Мои подельники вели себя точно так же.
     Для себя я делал выписки, потом в камере написал свои возражения по эпизодам дела. Все это я делал для того, чтобы в судебном разбирательстве – суде защищать себя. Мой адвокат Мясников никак не мог знать «дело» лучше меня. Следственные органы опасались, что мы можем не подписать закрытие следствия. И как могли, применяя свои приемы, давили на адвокатов, а те, конечно, нам об этом говорили. Вначале мы все вместе решили не подписывать закрытие следствия. Для следствия это бы означало провал, нужно начинать все сначала, а -это полное изменение показаний, если не всех свидетелей, то большинства. Ну и, конечно, полетела бы вся фальшивая экспертиза.
     Как бы нас в тюрьме ни прятали, в тюрьме все решаемо, особенно для нашей группы; все знали, что дольше нас за последние 25 лет в Лукьяновской тюрьме—называемыми органами МВД следственным изолятором -никто не сидел. Вопреки всем тюремным правилам, находясь в разных камерах, мы все вместе через тюремный «телеграф» сходились по определенным дням  в тюремной бане. Но на то она и тюрьма, а охрана -тоже живые люди. Во избежание любых связей с заключенными, тюремную охрану набирали из районов Киевской и других областей. Заманивали людей на работу надзирателями всевозможными льготами. Но пока еще никто не смог устоять перед «золотым тельцом». Неважно, как это происходило, важно, что у нас всегда была связь. Баня -самое удобное место в тюрьме. Через тюремную почту мы заранее знали свой банный день -никогда он не был один и тот же. Нас каждого из своей камеры выводила охрана, хотя в каждой камере находились стукачи, они понимали, что эту информацию оперу передавать нельзя.
     Не исключаю, что «кум»-оперативная часть знал о наших совместных походах в баню, но тоже не считал нужным докладывать дальше, он-то хорошо знал, что для нас его доклад, как с гуся вода. Вот там мы и решили подписать окончание следствия. Уж очень надоела тюрьма, тем более мы понимали, что ничего особо не изменится, а вот в тюрьме могут еще долго продержать, продлевать следствие у них всегда причина найдется. Мой адвокат сказал : действительно, они вашу группу не выпустят, так что сами решайте, что для вас лучше.
     Я даже представить себе не мог: высококвалифицированный  специалист-электрик, несмотря на свои качества организатора, по своей специфике работы,  был просто бригадиром в разных по численности коллективах, не занимал никаких руководящих должностей и постов хотя образование позволяло - и вдруг получу 15 лет!!??  Но это будет потом, хотя я уже ничему не удивлялся, ничего уже не боялся.
     После подписания окончания следствия, мы уже ждали начала суда. А пока, как нам говорили, судья Данько знакомилась с томами дела. Потом в суде, по ходу дела, мы поняли, что Данько этих томов макулатуры не читала, она уже получила нужные указания. Как она сама сказала: меня эта муть не интересует.
     Пока я ждал суда, у меня было больше времени помогать пацанам с написанием их жалоб. Когда еще ходил ко мне на закрытие дела мой адвокат, я просил его всегда приносить УК, читал то, что мне нужно было, а комментарии получал от адвоката.
     Составляя жалобы, я всегда старался исходить из логического мышления. Я хорошо знал, что пацаны могут врать: то ли боясь чего-то, то ли по своей дурости  и выходило, что вместо того, чтобы защитить себя, они глубже себе рыли яму. За четыре года пребывания в тюрьме я видел совсем неплохие результаты действия моих жалоб. Убедился, что логическое мышление в любом деле дорогого стоит. К большому сожалению, своей логикой, если она у них вообще присутствовала, никогда не пользовались ни следствие, ни тем более суд.
     Где-то в апреле 1973 года начался суд. Пять раз в неделю, иногда с перерывами, нас из тюрьмы возили в воронках в Областной суд. Суд находился (и по сей день он там) на улице Короленко, 15, возле памятника Богдану Хмельницкому. От своих адвокатов мы знали, что судья Данько -не тот судья, который будет вникать в суть дела. Но всем уже хотелось покончить с этим сфабрикованным делом. Мой адвокат Мясников, земля ему пухом, честно делал свою работу. Но, к большому сожалению, при той системе работа адвоката, особенно в хозяйственных делах, как наше, давала нулевой результат. Суд не вникал ни в какие доказательства.
     Полтора года длился суд, за это время мы все выслушали столько ереси,  лжи,  подтасовок фактов!  Ну, естественно, невозможно было в суде сидеть спокойно и слушать, как тебя уже просто внаглую обманывают, да еще и не разрешают возражать. Когда техэксперт, последний пе...ст, доказывает суду, что у нас была неправильная оплата труда, что мы одновременно-премиальную систему оплаты труда переделывали в сдельную и наоборот!!??  Это же каким надо быть пеи...стом-экспертом, чтобы дойти до такой трактовки оплаты труда! Более того, он даже не видел в натуре выполненную работу. Он даже не удосужился, с подачи следственных органов прокуратуры, их старшего следователя по особо важным делам Сургана, посетить заводы, фабрики, где мы выполняли работы. Ранее я уже говорил о том, что этого тех эксперта в суде уличил один из наших адвокатов. Ну и что? А ничего. Данько даже не удосужилась внимательно прочитать и приобщить к делу этот документ, который был завизирован тем судом, где был до нас наш адвокат. Все решалось в кабинете Сургана, в прокуратуре Украины. Она многократно говорила : чтоб облегчить свою участь, подумайте о гашении вашего иска.
     Этот факт их сильно бесил. У семерых человек не изъяли ни копейки денег??? У них один разговор: или вы хорошо спрятали деньги, или действительно у вас ничего нет! А когда я Сургану сказал: раз вы ничего не нашли, закрывайте дело, ну бывает, что ошиблись, сильно поверили своим доносчикам! А он нагло мне ответил: прокуратура не ошибается! Вы совершили хищение и должны возместить его.  Поэтому мне,  Саше, Семену  и  дали солидарный иск. Или мы вместе его должны погашать, или тот, у кого окажется больше денег. А иск был огромный – 120 000 рублей!!! По тем временам огромные деньги. Нам троим не хватило бы жизни погасить такой иск. А кого это волновало, следствие, суд, советскую власть?
     При обыске у меня дома следователи увидели в книжном шкафу БСЭ - 9 томов, они полистали их и поставили на полку. В то время эти книги имели определенную ценность, не каждый мог на них подписаться. К чему я это говорю -да к тому, что следователь по особо важным делам Сурган искал, где же мы все-таки спрятали деньги?
     Вот, пользуясь своей вседозволенностью, он, вопреки всем существующим правовым нормам, прислал свою команду ко мне домой. Моя жена только пришла из больницы, где она перенесла операцию. В 7 утра они позвонили в дверь, жена открыла им, зашли несколько человек и говорят ей: надо, чтоб вы проехали с нами в прокуратуру. Она им говорит, что больна, что только приехала из больницы, они ей говорят: нам надо задать вам несколько вопросов, а потом мы вас привезем домой.
     Привезли ее в прокуратуру, продержали ее на нервах весь день: то держали в коридоре, то водили по кабинетам -и везде задавали только один вопрос: ваш муж должен много денег, он сказал, что в одном из томов энциклопедии лежат 10 000 руб. Скажите, где они сейчас лежат? Жена им говорит: я в то время лежала в больнице, а ваши следователи все обыскали и книги тоже, если вы не имеете этих денег, то значит, ваши же люди при обыске утаили их от вас -всем нужны деньги, ваши люди тоже не святые! Потом лично Сургану говорит: муж вам должен -у него и возьмите, а у меня кроме двух старух и двух несовершеннолетних детей больше ничего нет. И вообще, на каком основании вы держите меня весь день, я еле сижу, отвезите меня домой. Потом ей стало там плохо - нашли лекарство (для таких «посетителей» у них всегда в запасе были всевозможные лекарства).
     Поняв, что с моей женой у них прокол вышел, решили отправить ее домой. Ее никто не отвез, как обещали, она самостоятельно добиралась. Пока ее не было дома, наши мамы сходили с ума, не зная, что и подумать, ведь от той власти всего можно было ожидать. Вот так работала та паскудная прокуратура, каждый промах выводил их из равновесия.
     Вот вспомнил еще  тюремный эпизод, стоит его описать, необычный, уникальный случай во всех отношениях : и для властей, и для народа. В МВД Украины он хорошо известен и как бы власть ни менялась, это происшествие вошло в историю. Для чего я все это описываю –  может быть, у кого-то появится желание убедиться в правдивости моих слов. И если позволяет их положение, то они могут сделать запрос в МВД Украины, где, возможно, им дадут подтверждающий ответ. Я не думаю, что спустя много лет МВД все еще держит в секрете то, что произошло в тюрьме в 1972-73 гг. Подобный эпизод в Лукьяновской тюрьме был в далеком 1905 году.
     Сидел я на втором этаже, кажется, камера № 16, угловая, окно выходило во внутренний двор тюрьмы. В помещении было где-то 16-20 человек –небольшая была камера. Тусоваться весь день в камере всем тошно, все, кто что-то знал, пересказывали анекдоты –- ну не унывали мы. С нами там сидел парень лет 25, выше среднего роста, точно не помню, за что он сидел, что-то групповое у него было. Он был живой, общительный, ненавязчивый, с умными глазами. Спал он на верхних нарах возле единственного окна в камере, с ним рядом спали два его кента, все они почти одного возраста. Один из них, интеллигентный, сидел по ст. 80 - валютные операции; этим занимались только грамотные, с подвешенным языком ребята, со знанием иностранных языков. Второй - уже прожженный, непростой пацан. Итак, в один прекрасный день эти трое пропали. Пропажа обнаружилась в шесть утра, когда «корпусной»-  старший на смене  заходит в камеру. При проверке мы все должны сидеть на своих нарах, или находиться возле стола и он по головам проверяет списочное наличие людей в камере. У него не сходится счет с его записями по смене. Еще раз пересчитывает.........
     И тут у ментов начинается суматоха. Через какое-то время прибегают начальник тюрьмы, опера, прочие службы. Нас выводят с криком, гвалдом в коридор. Ага, запахло жареным для всего МВД Украины! Уже уточнили фамилии тех, кого нет, в очередной раз начали обыскивать камеру, со злостью разбрасывая все, что под руку попадет. Конечно, в первую очередь обнаружили, что решетка и жалюзи подпилены, они просто обалдели от такой наглости бежавших. Жалюзи прикрывают решетку так, что мы из камеры ничего не видим, что происходит снаружи. Каждая полоска жалюзи в общем каркасе приварена под углом 45 градусов, из-за них в камере нет ни света – так, пробивается на потолок лучик дневного света, ни достаточно воздуха - никакого притока свежего воздуха, никакой вентиляции, но кого это волнует?
     Что после этого началось – словами не описать: перекошенные морды руководства тюрьмы, мат со всех сторон. Примчались генералы – своими глазами посмотреть на такую дерзость! Они готовы были убить кого угодно, лишь бы спасти свое положение.
     Нас тут же, в коридоре, посадили на цементный пол, привели служебную собаку, по очереди она нас обнюхивала. Раздели нас до трусов, начали обыскивать каждый шов нашей одежды, если наши рубашки, брюки не выворачивались, как им надо, то их просто рвали, не переставая материться По одному начали допрашивать - никто ничего не видел, не слышал, в общем - вы менты,  вы  и думайте, как хотите.
     Дело в том, что в нашей камере не было наседки-стукача. Камера была спокойная, никаких разборов тюремных, так что дежурные менты в коридоре - корпусной, опер  знали, что у нас порядок. Почти все из нас еще на свободе имели каких-то общих друзей, кроме того, мы знали, кто с кем проходит по делу и как только приводят одиночку   сразу возникает подозрение. Не сразу к нему появляется доверие, пока в камере точно не узнают, за что его посадили. Если бы кого-то нового к нам забросили, мы тут же в разговоре его раскусили бы, пацаны знают, какие вопросы задавать - здесь сидят специалисты на все руки.
     И только к вечеру нас, злых, голодных - целый день не кормили, не до кормежки им было,  вернули в камеру. Ночью подняли, кому-то из наших мент сказал, что уже 3 часа ночи, всех развели по другим камерам. Тюрьма тут же узнала о побеге. Собственно, тюрьма еще до нас знала, что случилось что-то неординарное. Как говорят зэки:  это было написано на лицах всех «попкарей» - так называют дежурных по коридору. Потом нас повезли на суд  и о побеге стало известно на воле. Эта информация не только от нас шла, такое не утаишь, но кто их угроз боялся - вся тюрьма радовалась этому событию, не каждый день такое бывает. Потом менты еще не один раз допрашивали нас, их интересовало, чем же ушедшие в побег пилили решетку. У ментов есть какой-то график,  когда их «зондер-команда» - так называют тех, кто проводит шмон – устраивает обыск. В камеру неожиданно заходят порой до 10 человек с большими, на длинной ручке молотками-киянками,  они предназначены для того, чтобы, стоя на полу, достать этим молотком до окна и простучать каждый прут решетки, по звуку слышно:  цела она, или нет.
     Придумали такие молотки для того, чтобы простукивать решетки на окнах. Окна в камерах находятся на уровне верхних нар - вот для того, чтобы не лезть на верхние нары, эти молотки и нужны. Длина ручки у них 2–2,5 метра. Ими простукивают и металлические сварные полосы нар. Зэки могут оторвать такую полосу  и это есть уже оружие. Часто бывает, что менты этими молотками могут ударить и подвернувшегося зэка, а что ты ему сделаешь -  беспредел: ну поматюкали мы их за это  и все. По-видимому, наша спокойная камера усыпила их бдительность. Но, как бы там ни было, пацаны шли на риск, ведь что-либо  рассчитать -  нереально. Весь рассчет у них был на везенье – все они оказались ребята рисковые.
     Ну, а судья Данько приняла свои защитные меры: нам увеличили охрану, надели даже наручники, но, правда, быстро сняли. Все сокамерники, конечно, видели подготовку беглецов - невозможно утаить то, что происходит у всех на виду. Все делали вид, что ничего не видят, не знают. Получилось так, что в камере, не по своей воле, собрались пацаны, умеющие держать язык за зубами. А готовившие побег это знали. Готовились они следующим образом. Раз в две-три недели всю камеру, чтоб мы не завшивели, водили в баню. Очень часто в камерах, в связи со всякой занесенной заразой, проводили дезинфекцию, после которой в камере можно было задохнуться, не соблюдались никакие санитарные нормы - властям было наплевать на заключенных. Нас травили дустом и еще всякими отравами, названия которых я сейчас и не помню. Из любой камеры выводят народ, заходит команда в спец масках, проводит дезинфекцию и уходит, а зэков загоняют обратно, как скот на бойню. Никакие жалобы не помогали, жалобы дальше тюрьмы не выходили, иначе хоть какие-то меры были бы приняты. И начинаем мы сами себя спасать, а спасались, кто как мог: собственной мочей, намочишь платок и повязку на лицо накладываешь, высохла и по новой - вот такие процедуры хоть как-то спасали нас. Такое привыкание к отраве длилось как минимум двое, трое суток. По каким-то своим причинам, не все пацаны могли делать такие примочки, им было хуже всех: валялись, отравленные, кого-то забирали в санчасть - в общем, весело было....
     Повторюсь, наверное, но для того, чтобы понять подготовку побега, нужно еще раз об этом напомнить. Не каждого зэка при «поступлении» в тюрьму пропускают через баню и прожарку вещей. Официально эта тюрьма называлась следственным изолятором - название тоже придумано непросто, а с целью замылить глаза несуществующему общественному мнению. Потом каждый зэк получает поганый столетний матрас из сбившейся в ком технической ваты (в тюрьме он назывется тюфяк, да он так и выглядит), или еще каких-то  отходов, к  нему выдают  матрасовку,  которая  одновременно служит заменой простыни, ее ты сам натягиваешь на матрас. Одно время даже стали давать простыни, но эта лафа быстро прекратилась:  когда нужно было заварить крепкий чай, он назывался у зэков чифирь, простыни рвали на факелы и с их помощью заваривали чифирь, то же самое делали и с матрасовками.
     Как раз в бане можно договориться, чтоб получить лишнюю простыню, матрасовку, что эти ребята и сделали. Пацаны, перепилив препятствие, на простынях и матрасовках спустились из окна второго этажа, прошли двором, открыли отмычкой навесной замок, отделяющий корпус тюрьмы от хоздвора (хоздвор находится на территории тюрьмы). По двору прошли к следственному корпусу, который является фасадным корпусом тюрьмы, там отмычкой открыли дверь входа в следственный корпус, зашли в одну из следственных комнат –  они знали в какую. Распилили решетку, там не было жалюзи, на своих подсобных средствах спустились через окно в «предбанник» - дворик  между  следственным   корпусом  и  забором тюрьмы. Их отделяло от свободы примерно 8 метров.
     Высота кирпичного забора в этом месте  где-то меньше 3 метров, колючей проволоки нет. Спокойно преодолели этот забор и оказались на свободе. Их могли заметить из любого окна, но им повезло. Тюрьма находится в густонаселенном районе города; чтобы закрыть вид фасада тюрьмы от посторонних глаз, МВД построило два 5-этажных здания для своих сотрудников. Между домами  только проезд в тюрьму. Ребята вышли на ночную улицу, угнали стоявшую на дороге машину и рванули подальше от тюрьмы.
     Мне на бумаге это легко описывать, а ведь на деле им все надо было быстро делать, заранее знать, где они смогут проскочить незамеченными. У них было совсем ограниченное время, но правду говорят: « везет только подготовленному человеку». Во дворе тюрьмы никого не встретили, с вышек, по забору фасада тюрьмы, их не заметили. До постройки подземного перехода между следственным корпусом и зданием тюрьмы, всех сидящих в тюрьме водили на следствие через хоздвор. После постройки перехода - в основном по подземному переходу. Там было два отдельных туннеля, водили так, чтоб мы ни с кем не могли встретиться.
     Из Киевской Лукьяновской тюрьмы за все ее существование было два побега. Первый - в 1905 году, тогда бежали революционеры. Этот побег готовили противники «царского режима»- они не перепиливали решетки на окнах. Во всяком случае, в такой трактовке до нас донесли события  1905 года.
     Уже был объявлен всесоюзный розыск, прошла пара надель, но мы в тюрьме не слыхали, чтобы беглецов поймали. При всей существующей ментовской  секретности, в тюрьме такое скрыть нельзя - сразу бы стало известно.
     Последующие события я описываю со слов одного из участников  бежавшей тройки, я его раньше назвал интеллигентом. Но, как оказалось, он был такой же резкий, как и его друзья. Он еще на свободе знал старшего в их группе,  они уже доверяли друг другу. Этот веселый парень никогда не унывал:  ни до, ни после побега. По его 80-й статье - валютные операции  давали до 8 лет. Эта статья сама за себя говорит: любая валюта, кроме советских рублей, в 70-е годы 20 века преследовалась властями. Советская власть не допускала  никакой иностранной  валюты  на  территории  Союза. Само по себе это говорит, что представляли из себя советские валютчики. Были у нас на Украине- в Киеве  магазины под названием «Березка» -  в этих точках  те,  кому  посчастливилось  поработать  за границей, могли отовариться за валюту, или за купоны, заменяющие валюту. В такой магазин просто так поглазеть не зайдешь, не пустят. Вокруг этих «Березок» всегда толпился народ, что-то друг другу предлагали, меняли; этих ребят называли фарцовщиками. Менты, конечно, в гражданской одежде, всегда там крутились, выискивали валютчиков. У порога этого магазина была своя «кухня», менты всех знали, все друг от друга кормились. Это была та действительность, в которой мы все жили, все хотели выжить и не пахать на советскую власть.
     Валютчики прекрасно понимали, с какой властью они играют. Эти ребята «работали» не только у «Березки». Валютчики осаждали все гостиницы, где останавливались интуристы. Имея хорошо подвешенный язык, зная иностранные языки, они крутили свою «поганку». Тамошние менты все были прикуплены. Какой уж там патриотизм, когда менты видят, как умело работают валютчики, зарабатывая больше, чем менты на своей работе по их поимке - вот и как бы по молчаливому уговору старались друг друга не замечать. Но не всегда так получалось, были на то свои причины с обеих сторон - вот почему периодически кого-то менты и сажали. Работа валютчиков - это протест всего народа Союза против произвола власти  имущих.
     Поэтому нет ничего удивительного в том, что интеллигент вместе с другими пошел в побег. Поймали их просто, как он говорил, но не через три дня, когда вначале был объявлен розыск по Украине, а спустя еще три недели, когда уже давно  был объявлен всесоюзный розыск.....
     Он еще в камере, до побега, говорил своим товарищам, что надо в течение трех дней покинуть пределы Украины, они согласились, но когда оказались на свободе -  не смогли сразу достать денег  и время ушло. Все время  до ареста они все  находились  на разных квартирах: нужны документы, деньги. Через свои связи узнали, где можно раздобыть денег. Пришлось грабануть магазин, взятых там денег хватило бы добраться на Кавказ, или в Среднюю Азию -там бы их точно не нашли. Весь Союз знал: если кто-то сбежал на Кавказ, в Среднюю Азию - там не сдадут ментам. В общем, набрали они водки, закуски и загуляли. Успели уже заказать паспорта, выбрали маршруты, как кому ехать до места сбора. Главное, что с магазином их друзья уладили, чтоб шума не было. Но где-то получился прокол, менты по своим каналам выяснили, что магазин - это дело рук беглецов, хотя из магазина не подавали никаких заявлений. В общем, вычислили их тоже по доносу.
     Привезли троих в тюрьму уже хорошо побитыми - здесь свою злость на них выместили местные менты. Всех по одному посадили в карцер, в подвал, на хлеб и воду. Продержали их там 15 суток - по закону больше нельзя. Потом подняли в разные камеры  и через пару часов -  опять на 15 суток: вот так тот  закон разрешал. Так могло продолжаться, пока  не заморят. Отсидел наш рассказчик 35 суток, когда его в камеру бросили, еле ноги волочил. Всей камерой его откармливали, через несколько дней отошел немного. Мы друг друга сразу узнали. Я рассказал ему, о чем нас менты допрашивали и что мы говорили, он ответил:  мы знали, что камера нас не сдаст.
     В камерах пацаны стараются находить себе подобных, по схожим статьям и мировоззрению, чтобы жить, как говорят в тюрьме, семьями, так легче всем. Я был в семье из пяти человек; конечно, интеллигент стал членом нашей семьи. Вот он нам пятерым все и рассказал. Рассказывая, хохотал, я даже подумал, что он «поехал» головой, но потом убедился,  что его так просто не собьешь. Он нам не сказал, чем пилили, а мы не имели права спрашивать. Менты так и не узнали, чем была перепилена решетка. Он по натуре вот такой заводной, потом говорил, что не собирался бежать, но пошел с ребятами за компанию –  а вдруг выгорит, чем черт не шутит.
     Остальные сокамерники, а их было где-то 40 человек, были не в курсе, его рассказ на них не распространялся, многие даже не знали, кто он такой -  слышать о побеге слышали, но не более того. Мы знали, что в камере есть стукач, но пока еще до него не добрались. Над организатором побега менты здорово издевались, вымещали на нем свой позор, держали его в карцере дольше всех, тоже так: поднимут в камеру, опустят в подвал, но не сломили. Через ментов, через зэков - рабочих хозблока, которые обслуживали карцер, его, как говорят в тюрьме, «подогревали» как могли едой -  вот такое у зэков возникает братство в тяжелую минуту.
     У всех троих на допросах допытывались, чем же они пилили решетку. Они заранее договорились, что будут показывать на старшего – мол, он где-то взял; а он сказал ментам: нашел в прогулочном дворике ромбический напильник. Но менты по срезу определили, что он говорит неправду. Сказали ему: мы точно все найдем и тогда вам добавим срок за побег. Руководство МВД, тюрьмы на всех перекрестках тоже кричало, для устрашения, что им грозит большой срок за побег.
     Ментам, как всегда, казалось, что они самые умные, что зэки проглотят  эту наживку  и под общий шум наведут порядок. И уж зэки точно будут в камерах сидеть спокойно. Конечно, кто хоть как-то знал закон, понимал, что менты блефуют: дело в том, что следственный изолятор, коим являлась Лукьяновская тюрьма, -  это не есть тюрьма как таковая  и добавить ребятам срок за побег невозможно: бежали-то из следственного изолятора. Вот тем, кто бежит из настоящей крытой тюрьмы, кто получил тюремный срок заключения -  вот тем только могут добавить срок. Конечно, та власть могла придумать что угодно, но в конце концов в приговоре беглецам даже не фигурировал побег из следственного изолятора. Ну, а чтоб их не «обидеть», к ним применили другие статьи.
     На Украине есть несколько «крытых» тюрем для особо опасных, как говорят менты, рецидивистов. Такие тюрьмы есть: в Житомире, в Кировограде; на Западной Украине – забыл город, кажется, Дрогобыч. Много лет спустя, уже на свободе, мне показали уникальный инструмент, которым за короткое время можно перепилить прут решетки. Это была новейшая технология 70-х годов ХХ века: круглая пилочка длиной около 15 см, толщиной примерно с канцелярскую скрепку, с напылением специального алмазного состава, изготовленная из тонкой стали, невесомая, эластичная: ее запросто можно намотать на палец, снимешь с пальца - она тут же выпрямляется. Ее невозможно сломать, тем более в развернутом виде. Вот такую пилку имел организатор побега. Ее, конечно, испытывали до того, как она попала к нему в руки, но в тюрьме, в особых условиях, пилка прошла испытание в работе,  мы видели, какие качества она показала - 100%. Поэтому пацаны смогли перепилить решетку  за несколько часов -  ведь никто не знает, когда придет «зондер-команда» проверять решетки.
      
      Теперь о главном. Совсем не важно в каком месте повести  идет об этом речь.
Описание  жизни ЗЭКА в местах лишения свободы - это совсем не художественная литетатура. Здесь нужно знать и писать ПРАВДУ,а не обыгрывать под свой лад...,как это делал А.Солженицын. Для непосвященных это какая-то откровенность,сокрытая долгие годы  от народа за  семью замками ... Но для нас, прошедших ГУЛАГ,  воспринимаем его рассказы –мягко говоря- совсем не однозначно.Для нас его звание лауреата, как раз доказывает политическую составляющую того времени, не имеющая ни какого отношения к его книге. Народам мира хорошо известно кому, как и за какие заслуги в разное время давали Нобелевку. Вот и примеры : Ясир Арофат, Ал Гор, Барак Обама, еврейские лидеры скрыто от израильского народа, подписавшие Ословское соглашение, которое могло привести к необратимым последствиям для Израиля,  Шолохов  и еще ряд номинантов...  О зэках и их жизни в местах лишения свободы, надо писать как писал Варлам Шаламов...- земля ему пухом. Описание  жизни заключенных - это далеко не роман, не сказка,  которая читается  на ночь на одном дыхании... Это размышление о трагедии народов СССР... , раскрывает глаза,промывает мозги знаниями того,что творили коммунисты...и их сатрапы на местах, получая указания от «кухарок» из ЦК, добавляя для пущей верности свои примочки...
      
             После четырех лет пребывания (1971-75гг) в «гостях»  в следственном узоляторе—тюрьме  у деда Лукьяна, после вынесения ну очень «гуманного» приговора судьи Данько, я был отправлен отбывать дальнейший срок в лагерь № 4 г. Кривой Рог-  Украина.  Та власть всегда считала : раз посадили- значит виновен.... Власть закручивала гайки все сильней и сильней... Сейчас уже  всем хорошо известно,что творилось в годы советской власти со дня революции 1917г.  Система, соданная коммунистами, все время искала врагов советской власти... Создали такое запуганное общество,что миллионы людей доносили по разным причинам на другие миллионы... Властям только и оставалось сажать,сажать,сажать... Ну, а раз ты уже сидишь, то дорога тебе на свободу только через тюрьмы,лагеря, зоны. Как красиво звучало у коммунистов ИТК  (исправительно трудовая колония). Но на практике всех тех, кто прошел ГУЛАГ, не перевоспитали, а только озлобили. По-видимому не те там были воспитатели и воспитуемые...В общем, все мы не подходили под строителей светлого будущего коммунизма.. В глазах власти мы были бесплатной рабочей силой... Виновными, сидящими под следствием, признавались советской властью все без исключения... По другому у той власти быть и  не могло. В противном случае падал престиж органов, служивших системе. Раз ты уже сидишь, значит в чем-то, но  виновен.   Коммунисты –кухарки из ЦК за годы «советской» власти создали систему сплошной слежки, доносов,предательства. То,что говорил народ десятилетиями, в конце концов  нашелся поэт  от Бога,  который в своих  стихах отразил всю действительность того строя : «» ПОЛ СТРАНЫ УГОДНИКИ—ПОЛ СТРАНЫ ДОНОСЧИКИ. ПОЛ СТРАНЫ УЖЕ СИДЯТ—ПОЛ СТРАНЫ ГОТОВИТЬСЯ. ПОЛ СТРАНЫ ЭТАПНИКИ—ПОЛ СТРАНЫ – КОНВОЙНЫЕ....»» ( Роберт Рождественский ) –светлая ему память, земля ему пухом—
          Так уж  получилось,что по просьбе моих друзей  следующую мою повесть под № 4 «Проходной бал-4-я Зона» о лагере-зоне в г. Кривом Рогу была опубликована ранее настоящей №3 повести. Готовлю к печати уже по порядку из жизни зэков следующие повести .