Что на роду написано... Часть 1. Заунывные песни

Светлана Казакова Саблина
          Марию, давнюю  знакомку я встречаю с периодичностью два раза в год. Короче говоря, видимся мы с ней на днях рожденья моих двоюродных сестёр.

           Мои сестрёнки   любят сбегать к ней в деревенскую глушь от городской суеты. При этом надо добавить, что они пополняют свои  запасы и северной ягодой: брусникой, голубикой, клюквой, клубникой, и ядрёными грибами, и кедровыми орехами, и домашним салом, и маслом, и сметаной.


             Главное же достоинство их деревенской подруги не в том,что помогает та им в решении их хозяйственных нужд, а в том, что сохранила она Бога в сердце, весёлый нрав и неизбывную доброту души. Такие люди,безусловно,притягивают к себе, как магнит.
   Мария- красавица,но обладая статной фигурой, сильным голосом, миловидным лицом и без единой сединки в волосах в свои пятьдесят с гаком лет, она одинока. Вернее, она, говоря её же языком – «разведёнка».  Как-то однажды я спросила, почему она так и не вышла замуж ещё раз, ну та  и   поведала   (сохраняю  в общих чертах стиль её рассказа).

     «Как ни говори, но что на роду написано, того не миновать…

     Как меня мой Михаил благоверный-то добивался… Как дивно для деревни ухаживал: цветы полевые под полой пиджака приносил (чтоб никто не видел его рыцарские подвиги), конфетками-пряничками баловал, даже шёлковый платок дарил в честь восьмого марта …

    Ну, поженились мы, своим хозяйством  зажили. И как-то так получилось, что этим хозяйством мне больше  заниматься пришлось. Он всё больше  на работе занят, а я дома.Работала почтальонкой-оббегу село за часа три, да и свободна. Да мне и  в радость.Мы  всегда папеньке помогали- одни девки в нашей семье- ко всему приучены. Мне бы, как теперь понимаю, чаще бы к нему за помощью обращаться, а я всё сама: и забор подлатать, и сено в сенник перетаскать, и куру зарубить, и от бабьей работы отгулов нет. Словом, с первых дней нашей совместной жизни так и повелось - я и лошадь, я и бык, я и баба и мужик. Но ничего, ещё продолжал он радовать меня приятными сюрпризцами-то – часики  ко  дню рождения купит,  кофточку из района привезёт . Я эту  кофточку, бывало, прежде чем надеть, к сердцу прижимала, каждый раз радовалась её бирюзовой свежести и мужниной заботе.
   
      
 
           Да так вот и жили: он на совхозной работе убивался, а я на домашней. Через два года понесла я. Муженёк на сына настроен, а по  мне и девочка – хорошо, дитё Богом данное и не нам печаловаться об его поле. Ну, мой тут и начал домой с запашком приходить: и дыма, и винца. Я его пытаю, ты, Миш, чего? А он отбрехнётся – так случай подобающий, то премию обмыть, то день рождения своего же брата-тракториста.

      Я - то ведь из поповской породы  –  ни пить, ни курить  в доме никому не дозволяется. И пусть тятенька мой уже священником не был, в колхозниках числился, как и все, но это наставление  его мы усвоили раз и на всю жизнь.
     Родился сыночек, муженёк его всей своей тракторной  бригадой неделю обмывал, за мной в роддом приехал не проспавшись. Курить, пока я в роддоме-то лежала, дома начал. Правда, как  нас привёз, на крылечко бегать стал.
     Я его и так, я его и этак уговариваю завязать, пока не разохотился совсем – всё без толку. Даже припугнула, что, мол, уйду.

- Да куда ты денешься, бабец распечатанный? – со  смешком говорит,- Не хуже других живём.

       «А и правда, куда я денусь?» подумалось мне.

       А мой паразит дальше – больше озорует.Стала я замечать,что Миша  зарплату утаивать начал на свои вдруг появившиеся нужды. С работы тоже всё чаще задерживаться стал, видишь ли, детский крик ему мешает, а что мне и с дитём, и с хозяйством одной – ничего. Правда, если бы не мои младшие сёстры, совсем бы загнулась, скотины-то  во дворе прибавилось. Они с дитём водятся,я - со скотиной.    
   А тут соседка мне ещё и скажи, что видела его в компании с Риткой- разбитной продавщице нашей, у которой двое пацанов от неизвестных отцов бабка воспитывает.Да с Риткой кого не увидишь, коль в магазине работает?  А соседка примолвила, что, мол, в том и дело, что не в магазине, а за их огородами под ракитами хоронились. Бери, мол, быка за рога, пока не поздно.
       В тот же вечер я своему устроила разнос по всем правилам  ведения скандала: с криком, со слезами, даже тарелку  в сердцах разбила. А он хоть бы хны, отпирается. Померещилось соседке-сплетнице,  да и только. Но с месяц после того стал домой приходить вовремя, а потом как с цепи сорвался: домой под утро пришёл, духами пахнет, весёлый, песню распевает «А нам всё равно, а нам всё равно». Сыночка разбудил, плачем мы с ним на пару, а Мишка  на диван завалился и захрапел, уставший от ночных впечатлений. Поглядела я на эту картину, утёрла сопли,  собрала узелок самого необходимого, завернула  в одеялко наследника, да и огородами - чтоб никто не видел – к  отчему  дому почалила.  Думала, проспится муженёк, приплывёт за нами, устыдится своего поведения. А он не приплыл, а с радости в загул окончательно ушёл. Это уж потом мне домашние рассказали, что давно про Ритку знали, да не говорили, боясь, что молоко пропадёт у меня. Родственники – тётка Зина и старшая замужняя сестра с отцом – увели скотину, ими подаренную на нашу свадьбу, оставив приплод непутёвому зятю, перевезли вещи мои обратно  к нам домой. А Мишка даже слова им  не сказал, махнул только рукой, да что-то буркнул себе под нос.

            Так одним своим взмахом руки он положил крест на своей семейной жизни. Его  жизнь покатилась под уклон. Недолго и Ритка у него задержалась, ещё какие-то бабёнки не нашенские появлялись и растворялись в неизвестном направлении. Хозяйство похерил, сам кое - как на работе удерживался, видно из жалости к былым трудовым подвигам. Но это уже было мне безразлично. Выкормив ребёнка до года, подалась я в город, оставив сына у родителей. Нашла работу на заводе, где с первых дней себя проявила, наша порода  до работы жадная. Через год дали комнату в общежитии (я ведь мать с дитём). Привезла я сыночка, в садик устроила. Живи, радуйся. Вся жизнь впереди. Сына вырастить человеком надо, до мужиков ли мне? Правда, обращали внимание они на меня, но  все какие-то непутёвые, не самостоятельные, курящие, без Бога в душе. По Мишке знаю, что таких, не исправить.


             Наступили перестроечные времена, работы на заводе не стало, алиментов нет, голодно в городе, решила обратно в деревню вернуться. Продала  я комнату в общежитии. Дом в Муромцево купила, чтоб к родной деревне поближе и к городу удобней добираться. К тому времени у меня сын школу окончил, в музыкальное училище определился – слух у него исключительный, в нашу породу парнишка пошёл. Так вот – челночно - и жила все его годы  учёбы в Омске: в деревню к сёстрам  за натуральными продуктами, в город – сыну в общежитие холодильник затаривать.
 

           А папаша его окончательно спился, скукожился весь, старик-стариком( а ведь старше -то меня  на каких-то три года всего лишь), болтается по деревне – где что плохо лежит к рукам прибирает, тем и кормится.


          Ну а  мне вот так добрый мужчина и не попался. Хорошие мужики –то при жёнах давно, а  чью-то семью разбивать – грех великий.

         Зато рада я, что сынок - цельный мужчина, с принципами. Закончил Новосибирскую консерваторию, альтистом в оркестре работает, по миру уже гастролирует. До сих пор не женат.Я ему наказываю из наших деревенских присмотреть, потому, как  не совсем совесть потеряли: не избалованы городской жизнью, до сигарет и пива – как к  норме - ещё не привыкшие, к родителям почтение  не растеряли». Творчество - творчеством, но дома, чтоб тыл надёжный был, чтоб борщ на столе ждал и плюшки-ватрушки. Да и с внучатами охота потешкаться...».
    Помолчав, Мария неожиданно  затягивает мне неизвестную песню "Доля".Печально звучит её зачин:  "Нагруженная доверху тележка за спиной, поскрипывая, катится она везде за мной..."


         


          И смотрю я на эту деревенскую красавицу - простую русскую бабу, чьи руки с мужскими посоревнуются мозолями, и досадую: « Ну почему, почему у нас так в Отечестве заведено? Почему стоит вечный бабий вой? Ну почему им из века в век приходится и «…коней на скаку останавливать», и «…в избы горящие входить»? Ну почему они одной радостью и живут - дети, внуки, забывая о себе? Не от того ли и песни наши народные всё больше заунывные и с несчастливым концом?»

   И, видно почувствовав мои мысли,  Мария тихо вздыхает:

-Эх, долюшка ты, долюшка ...У каждого своя...А чего роптать, коли такая выпала?..