В Сибирь мы ехали поездом, через Москву. Ехали очень хорошо. Папа всегда старался нам, где возможно, создать самые лучшие условия. Мы жили несколько дней в прекрасной гостинице, во время пересадки в Москве. Когда это удавалось, в международном вагоне ехали. Я запомнила, как мы чай пили с папой ночью, с яблоком. Мама и Вова спали. А потом в тоннель заехали, такой длинный тоннель. Мама проснулась, спрашивает: «Куда это мы едем?», а папа говорит: «В самое чертово пекло».
И приехали мы в Кузнецк или Новокузнецк, это всё один город. Тогда назывался Сталинск, теперь снова Новокузнецк. А рядом был Старокузнецк. И металлургический комбинат. Он огромный, этот комбинат. А дальше от него, так называемая, Верхняя Колония.
Гостиница, где мы жили, была очень хорошая, номер из двух комнат и ванная комната. А внизу там ресторан был или столовая, там мы питались. Очень хорошая гостиница.
Был там случай - чуть меня не застрелили. Вова что-то был расстроен, плакал, и папа ему дал ружье чтоб успокоить, сказал: «Давай постреляем». Я стояла у открытой двери балкона, не знаю как случилось, но оказалось, что патрон был в стволе. Он был с дробью, но все равно, стекла разбились. В общем, рядом со мной попало это. В ужасе потом все были.
Друзья к нам с Вовой приходили и мы с ними любили играть в прятки. Их легко найти было, потому что почти все время они прятались большой стенной шкаф. Потом оказалось, что они там прятались, потому что там вишня была, и ели они её. Из Новой Праге мама привезла такой большой, 10-литровый бутыль с сушеными вишнями …
Мы часто ходили недалеко от гостиницы, на холмы играть или просто гулять. Вообще-то там очень много копоти было всегда. Ну, не всегда, может, иногда. Мы как-то не обращали на это внимания.
Однажды Вова, ему 6 лет было, был болен, и мама ходила с ним на какие-то процедуры. С легкими что-то было. И вот, выходит, а его нет. Ищет везде. Нет, нет, нет…Вдруг, идет, слава Богу, идет. Одежда вся мокрая, вода с него течет. А оказывается, они там с дружком около озера ходили, и Вова поскользнулся. В общем, в воду упал. Владик, так звали его друга, кричит, а никого вокруг нет. Кричит : «Спасите Вову, спасите Вову!» . А он ухватился за доску, что-то вроде мостика там было, на нём женщины иногда стирали и полоскали, половики. Он одной рукой ухватился и с трудом держался, его течение тянуло, потому что на этом месте труба, в штольню воду из этого озера подавала. На его счастье, какой-то парень взрослый, случайно мимо шел, услышал Владика и спас его. А вообще, После этого он еще тонул несколько раз, но оставался живым. Вот так мы прожили в гостинице,довольно долго, благополучно, а потом нам дали квартиру в самом центре, на улице Кирова.
Из Сталинска, мы уехали на Урал, в Сатку, это там город такой есть. Там папе дали квартиру на 2-м или на 3-м этаже. В Сатке мама участвовала в художественной самодеятельности. Но это у них был почти настояший театр. Театр который все признавали. Они ставили пьесы в каком-то большом помещении, не знаю театр это был или Дом Культуры. Как-то, когда мы с (братом) Вовой были одни дома, пришли проверять, кто тут живет, кто прописан. Спросили - мама где работает? Вова сказал - Моя мама Артистка. Мы все смеялись потом. У нас фотография есть с надписью сзади - "Заслуженной Артистке". Мамины друзья по театру потом прислали, когда мы уже уехали. Обычно когда мы уезжали все мамины знакомые плакали провожая её. Её все очень любили, она была невероятно доброй . Я помню, как-то мы шутя попросили - мама попробуй нахмурить брови - у неё не получилось.
Нина, моя двоюродная сестра, осталась в Новой Праге. Мы надеялись что когда квартиру получим она приедет и вещи привезет, но война началась в 41-м. Мы тогда опять переехали и еще жили в гостинице, когда началась война. Половину третьего и в четвертом классе я в Сатке в школу ходила. Родители никогда нам не читали нотации, иногда говорили что это плохо, но чтобы нотаци читать - нет. В 4-м классе первый раз экзамены мы должны были сдавать. Я прихожу домой а мама мне говорит приходила Дарья Трофимовна, это была наша учительница, и оставила для тебя задачи, какие будут на экзамени. Она сказала: "Я знаю что она их конечно решит, но может чего-то от волнения неполучится, пусть лучше дома порешает. И я эти задачи не стала даже смотреть. Это не то что там я такая - так нас воспитвали.
После Сатки папу перевели в Анжерку (Анжеро Судженск). Там рядом был Антоновский рудник, где добывали кварциты, для Новокузнецкого завода. А из Анжерки мы в Антоновку переехали. Потом в Знаменку. Или сначала в Знаменку, потом в Антоновку, не помню. Это всё тоже там, на Урале, неподалёку. Там лес был рядом. Мы туда с подружками ходили, собирали грибы: белые, маслята подберёзовики... И ягоды тоже собирали: малину, землянику, бруснику, черёмуху. Из черёмухи потом сок делали. Медведя один раз видели, он тоже ягоды собирал и убежал, когда нас увидел, испугался. А мы почему-то не боялись в лес ходить. И родители за нас не боялись. Наверно там зверям еды хватало, и людей плохих не было. А в Донбассе, мама рассказывала, за ней в лесу какие-то люди гонялись. Но она от них сумела убежать.
Там, в Сибири, мы были когда война началась. Помню мы вечером все вместе гуляли и фантазировали как хорошо бы было пойти пешком в Индию. А утром по радио сообщили что война.
Когда началась война, много мужчин ушло в армию. Рабочих не хватало и я пошла работать на насосную станцию. Днём училась, потом делала уроки, и шла на работу, в ночную смену. Страшно было, особенно в начале. Там по чердаку крысы ночью бегали, наверно большие, топали как лошади. Станция была старая, стояла на речке, вдали от всего. А река, называлась Яя. Мальчик который там работал до меня, ушел, потому что говорит, там привидения. А я сказала, что я храбрая, комсомолка и не верю в привидения. И меня взяли туда работать. А вот однажды я про привидения вспомнила. Услышала какой-то шум, глянула в окно, а там стоит кто-то в белом. Испугалась я страшно. А это оказалось, женщина что на соседней водокачке работала, пришла меня проведать.
А Вова, он машины очень любил, подружился там с шоферами, которые руду возили. Они ему порулить давали. А потом увидели, что у него хорошо получается, посадят его за руль, а сами рядом дремлют. Папа рассказывал, что как то стоит он у дороги, а мимо самосвал с рудой едет, а водителя за рулем не видно. Остановилась машина, из неё Вова выходит. А ему 11 или 12 лет было. Папа тогда водителя отругал, но они всё равно Вове ездить разрешали. Он еще лошадей очень любил. На лошадях тоже руду возили и он с конюхами подружился, помогал им лошадей кормить, ухаживать за ними. Ну и ездил, конечно.
Мне потом эта работа в Сибири очень помогла, когда я пенсию оформлять стала. У меня стажа не хватало, так женщина которая меня оформляла подсказала что может я до института где-то работала. Я говорю, работала, даже где-то благодарность у меня есть от рудничного начальства. Она говорит, что благодарность не годиться, надо чтобы официалюную выписку прислали, с какого по какое я работала. Ну я написала туда, особенно не надеясь, ведь это уже другая страна, Россия, а я с Украины. Разорвали всех. А через месяц примерно пришел ответ с выпиской. И я получила пенсию и еще льготы, как участник войны. Кто в войну в тылу работал приравняли к участникам. А Сереже, Вовиному (сыну), не повезло. Он из Ленинграда три раза в Киев приезжал, чтоб дали справку, что он в ликвидации Чернобыльской аварии участвовал, а ему не дали. Говорят нет днных, что он там был, в самой зоне. Его часть стояла у границы зоны, но работать они каждый день туда ездили. А на это, говорят у нас документации нет, значит никакой справки не дадим. Деньги они хотели наверно с него за эту спревку, а у него характер как у отца его, даже порезче. Так и не получил он никаких льгот чернобыльских. Трудная у него жизнь была. Он худой был как спичка, а работал в метрострое, в Ленинграде, пока ему руку не раздробило. Ему бы музыкантом быть. И способности были, но характер мешал. Вова говорил, что учительница его рассказывала, что мог он сидеть за пианино куда-то вдаль глядя и одну ноту тренькать. Вроде как не получалось у него, то что задано сыграть. А потом, скажет она ему: «ну всё Серёжа, хватит, иди домой, к следующему уроку подготовишься». А он вдруг начинает играть без единой ошибки, и то что задано и что там рядом в нотах было. И на ноты не смотрит.
Ну это я отвлеклась. В общем, в начале войны мы в Сибири были, а потом папу в Магнитогорск перевели. Там начали марганец добывать. Раньше его на Украине добывали, в районе Марганца, где его много. А потом немцы Украину заняли, а без марганца сталь для танков и пушек сварить нельзя. Начали на Урале месторождение разрабатывать для Магнитогорского металлургического комбината. Построили обогатительную фабрику, как в Марганце.
Вот там его второй раз арестовали. Рудничное начальство, чтобы план выполнять, самые богатые участки месторождения решило разрабатывать. А папа стал с ними спорить, что так нельзя, потому что отвалами, пустой породой, они засыпали те участки что победнее. Что через два месяца вообе не будет возможности в этом карьере добывать руду. Написал рапорт об этом. А они сказали, что он хочет уменьшить добычу важного для страны сырья. Рассорился он с ними, его расчитали, записали в трудовую книжку и перевели в Сатку. И скоро его арестовали. Но в этот раз, слава богу, недолго держали. Потому что через два месяца случилось то, что он предсказывал - богатое месторождение закончилось и рудник действительно встал. Из Москвы прилетела комиссия разбираться. Нашли папин рапорт, спрашивают «А где тот кто это написал?» А он в тюрьме еще был, или в лагере, но недалеко где-то. И его выпустили, назначили начальником рудника, а тех посадили. Потом уже ему за это орден Ленина дали, после войны. Но это потом, а тогда его хоть выпустили, но все его другие награды и даже паспорт не вернули. Долго он потом жил без паспорта. Рассказывал потом, как однажды был у замминистра черной металлургии, с ним разговаривал, и говорил: «ну, теперь уже пора убрать эту запись из трудовой книжки», а тот говорит: «Да какая тебе разница?». Но разница была большая...
Много лет спустя, когда я была у Патрикеевых, у Наташи, она мне сказала: « Ты же знаешь, кем был бы твой отец, если бы не его характер». Характер совершенно бескомпромиссный. От принципов никогда не отступал. Никогда!
О том что было с ним в тюрьме и в лагере, когда первый раз арестовали, папа ничего не рассказывал. Кажется подписку с них брали, что если выпустят, то ничего рассказывать нельзя о том как допрашивали. Только одно знаю, что он не переносил когда вода из крана капает. Не помню, мне он много лет спустя рассказал или маме моей, а она уже мне пересказала, что привязывали к столбу, а сверху на голову вода капала. Часами, а может сутками, так что люди с ума сходили от этого и сознавались в том чего не было. Еще он не переносил когда в дверь стучат громко. Внука своего, он любил очень. Он вообще никогда не повышал голос, не помню я такого, но один раз Саша с улицы прибежал, а дверь закрыта была и стучать громко начал. Тогда папа на него прикрикнул. И сам от этого расстроился. Он потом объяснил, что так стучит НКВД когда забирать приходят.
-----
Продолжение будет, но не скоро.