Отклик на книгу Леонида Таганова Ивановский миф и

Галина Стоянцева
Когда читатель открывает новую  книгу ивановского профессора Леонида Таганова ««Ивановский миф» и литература», то на форзаце он видит картину, знакомую почти каждому ивановцу. Берег Уводи, городской реки, а вернее, речушки, летом. Вдалеке – современные многоэтажки, работают подъемные краны, виден купол цирка, а на переднем плане – грязное темное болото, заросшее высокой  ржавой травой, сплошь подернутое тиной, в котором умирают медленной смертью автопокрышки, пластиковые бутылки и прочие отходы цивилизации.

Мимо этой картины я прохожу на работу каждый день и  называю это место «Армагеддон». У Федора Достоевского вечность принимает вид прокопченной баньки с пауками по углам, почему же Армагеддон не может принять подобный облик? Без смертоносного огня, хлынувшего с неба, без обрушивающихся зданий, без воплей и криков… Вот так – и зарастет все ржавой болотной травою…И исчезнет цивилизация…

Нет интеллигентного жителя города, который бы не задумывался время от времени – почему так? Что за рок витает над городом Ивановом? Ведь иногда просто физически ощущаешь, так сказать его, «чернодырость» – любое духовное движение  теряется в его плотной провинциальной субстанции, ничто не вырывается наружу.

И, одновременно, нет такого города, где бы так часто не напоминали его жителям об особом месте Иванова среди других русских городов. «Красные ткачи», «стачка», «Родина первого совета», улицы Афанасьева, Дунаева, Варенцовой, Громобоя, Ермака (прозвище), даже улица Боевиков –  эти имена и слова были наполнены для каждого жителя Иванова, чуть ли не с колыбели, особым, почти сакральным смыслом.

Леонид Таганов прослеживает путь исторического развития города, особо останавливаясь на его революционном прошлом, и его необычной литературной (впрочем, как и любой другой) судьбе. Автор исследует так называемый «ивановский миф» приводя заинтересованным читателям  факты, которые в контексте книги часто приобретают совершенно новый, освещенный, казалось бы,  бесстрастным временем смысл. Но только – бесстрастным ли?

Мне кажется, что в книге Леонида Таганова главный действующий герой – как раз время. Хронос безжалостен к своим детям, не только убивая их, но и погружая их память в пучину забвения, что, однозначно,  тоже является смертью, не менее объективной, чем смерть физическая. Как раз затем, чтобы не было окончательного забвения своего прошлого, чтобы мы из жителей Ивановской области, жителей «Земли Иванов» не превратились бы в иванов, родства не помнящих, как мне кажется, и написана эта книга.

Из архивов, хранилищ, книг, документов, Леонид Таганов извлекает  факты ивановской реальности  «и погружает их, не лишая реальности и вещественности, в новую сферу, где выявляется вдруг интимная связь, делается понятным место каждой из них и становится ясной их дальнейшая судьба» (А. Ф. Лосев). Так сказать, сотворение мифа!

С момента своего основания в 1561 город живет по каким-то особым социальным законам, возможно, в чем-то даже несовместимым с биологической природой человека. И Леонид Таганов высвечивает все новые грани этого несоответствия. Здесь и отрывки из повести В. А. Рязанцева «Тихий омут», очерков Ф.Д. Нефедова «Наши фабрики и заводы» (1872 г.), в которых, по мнению Леонида Таганова « явно инфернальным, дьявольским началом отмечен… основной топосный знак Иванова – фабрика». Кабак – тоже, кстати, топосный знак города. Кроме этого, у Нефедова напрямую, в ХIХ веке (!) прослеживается связь с современным обликом Иванова: с одной стороны, это русский Манчестер, с другой – чертово болото (Выделено Л. Тагановым). Просто мистика какая-то! Детерминизм в чистом виде! Зловещую актуальность приобретают слова Василия Рязанцева о том, что жизнь Иванова, находящегося под властью фабрикантов… «служит достаточным примером совершенного невнимания общества к своим же собственным язвам». Ничего не изменилось!

Леонид Таганов помогает нам увидеть, что искусственно созданная инфрастуктура, которая была чужда всем, кто жил в ней, резкое расслоение на богатых и нищих (если бы бедных!) не могла не определять психологию жителей русского Манчестера (Оксюморон! В самом начале развития города – оксюморонное начало!).

Но, с другой стороны, в  любом социуме не может быть объективных законов, поставленных над личностью – раскол в обществе всегда является следствием раскола в душе человека (Вопрос редактора одной из газет  Честертону: «В чём истоки порочности мира?» И его знаменитый блестящий ответ: «Во мне!»). Причины этого раскола тщательно исследуются Леонидом Тагановым – на всех уровнях.

 С одной стороны – «просвещенные» фабриканты, меценаты, известные каждому ивановцу – Яков Гарелин и Дмитрий Бурылин, основатель знаменитого музея, с другой – пламенные революционеры, включая одну из самых одиозных личностей – Сергея Нечаева, «жестокого монаха безнадежной революции» (Камю).

Леонид Таганов показывает, что именно в русском провинциальном городе Иванове-Вознесенске становится возможно становление такой жестокой и безжалостной личности, как Сергей Нечаев. Из раба может вырасти только террорист. Человек на своем долгом эволюционном пути научился терпеть жажду, голод, холод… Не научился терпеть унижение. Униженный не может созидать, он может только убивать. Нигде такого оголтелого, бесстыдного рабства, как в России, не было, нигде и жестокости такой не было. В пустыне рабства не растёт ничего. Только хаос, распад, паралич воли, деструкция, похабнейшие «заветные» сказки, собранные в своё время Афанасьевым…  Бесконечно униженный раб мог существовать, только бесконечно унизив мир. Отсюда наши рабские клички Галька, Наташка, Ванька, отсюда наш русский мат, отсюда наши терроризм и революции.

Сергей Нечаев – плоть от плоти этого жуткого города, где человек унижен в изначальной своей сущности – быть подобным Творцу, потому что униженный способен только разрушать… Прежде всего, Нечаев – великий разрушитель, и его «Катехизис революционера» – пример ярчайшего деструктивного произведения, тем более страшного, что оно талантливо… И не зря Леонид Таганов связывает символ крайности ивановской жизни (высыхающие мальчики, «работающие в аду фабричных сушилен, душных и влажных, с решетчатым  полом и решетчатым потолком». О них впервые писал Ф. Д. Нефедов в 1872 году в очерках «Наши фабрики и заводы»: «Высыхают, и шабаш!») с появлением Нечаева.
Конечно, революционеры – бесы… Только Достоевский так безжалостно предсказал нам нашу судьбу в двадцатом веке... Но для бесов нужно болото – на чистых зелёных лугах их нет. Не водятся. А у нас в Иванове – всегда болото! Нам не указ, что на дворе уже XXI век!

Ивановская земля…Родина  Константина Бальмонта, Анны Барковой, предков Марины Цветаевой, Авенира Ноздрина… каждая из этих личностей как бы фокусирует изначальную дисгармонию края, кстати, очень далекого от мест природных катаклизмов. Здесь каждая судьба трагична, в любой, самой развеселой мелодии (Хвастать, милая не стану, знаю сам, что говорю…) здесь слышно звучание темы Рока. Рок преследовал бесконечно свободную Анну Баркову, девятнадцать лет проведшую в сталинских лагерях, Рок вел Константина Бальмонта, пришедшего в мир затем, чтоб видеть Солнце, к смерти в эмиграции, в клинике для душевнобольных, тяжелую поступь Рока слышал умирающий Авенир Ноздрин в следственной ивановской тюрьме… Несть числа.

Кажется, в Иванове какие-то высшие силы противились его погружению в плоскую, безжизненную коммунистическую (читай атеистическую) реальность.  Взять хотя бы строительство театра на месте величественного Покровского собора… Не зря Леонид Таганов говорит об ущербности красного «ивановского мифа», замечая, что  в советское время он двоится: «За красным открывается черное, за черным – какое-нибудь «синее», а дальше и вообще нечто потаенное…».

Самое удивительное, на мой взгляд, в книге Леонида Таганова – то, что она написана прекрасным русским литературным языком. Когда я встречаю книги, написанные квазинаучным языком, что в сегодняшнее время совсем не редкость, я всегда прихожу в недоумение: скрыта ли за сложнейшей языковой конструкцией P мысль? Что там, за словами – великий смысл, зияющая пустота или сияющая высота? Является ли подобный язык – истинно научным?  «Не приумножай количество сущностей сверх необходимого», как сказал в свое время монах Оккама,  а здесь – сплошное приумножение трансцедентностей…

Кстати, из терминов, какими бы они сложными не были,  творчество отнюдь не рождается. Любой термин только обозначает явление, но сам  явлением ни в коем случае не является. Явление – только мысль. Хотя имеются тонкие связи между явлениями и терминологией – упрощённая терминология может не охватить явления. Знаменитый «новояз» Оруэлла.   

Однако, если взять в руки книги по чёрной магии, например, то можно увидеть богатейший терминологический материал, описывающий то, чего не существует! То есть человек на пороге тайны спешит окутать её, как покрывалом,  словами – специальными  терминами, но тайна от этого тайной быть – не перестаёт. И, кстати, мир не перестаёт быть трансцендентным при нашем любом «разумном» его объяснении. А уж если попытка объяснения трансцендентна… Пиши пропало! Как раз Леонид Таганов трансцендентностей, слава Богу,  не приумножает…

Кто знает, может быть придет день, и исчезнет вечное болото на месте Уводи. Вот тогда и начнется новая жизнь города. И ни на день раньше!

P.S. Мне кажется, что книге нужен еще один раздел – «Указатель имен».

P. P. S. Последний раздел книги, где речь идет о современной ивановской литературе, еще раз подтверждает, что Козьма Прутков прав – нельзя объять необъятное.

Галина Стоянцева, апрель 2006 г.