Сегодня я опять порезал руку: прошелся ножом по указательному пальцу, когда пытался отрезать хлеб. На ощупь я дошел до ванны и в аптечке попытался найти бинт – его там не оказалось. Пришлось искать кладовую, чтобы в груде коробок поднять одну – с бинтами и ватой. Наверно, это действо смотрелось страшно. Наверно, хорошо, что я не мог этого видеть: ни капельки крови на обоях (цвета которых я не знаю), ни самого себя, который, водя пальцами по знакомым стенам, добирался из одной комнаты в другую. Жалкое зрелище.
Вы сегодня, скорее всего, прекрасно выглядите. Водите ровными загорелыми пальцами по тонким листам, поправляете волосы, внимательно, или наоборот, невнимательно, смотрите на мои записки своими глазами.
Не подумайте, что я пытаюсь под вас подкопаться. Видите ли, человеку, который не может вас увидеть, весьма свойственно фантазировать, придумывать себе образы людей, с которыми они общаются, чье тепло чувствуют.
_
- Вы сегодня замечательно выглядите.
- Вы не можете этого видеть.
- Пытаюсь быть вежливым.
_
Человек в моем положении не может быть уверен в чем-то на сто процентов. Да и, впрочем, человек в любом другом положении не может быть в чем-то уверен на сто процентов. Жизнь, знаете ли, весьма забавная вещица. Жизнь не в великом понимании этого слова, не как процесс и не как часть великого противоборства добра и зла, жизни и смерти.
Я говорю о жизни несколько другой. Той маленькой частицы вселенной, которая окружает именно Вас: прохожие за углом Вашего дома, по-весеннему распускающиеся деревья за окном Вашей квартиры, запах свежего, только что испеченного хлеба у булочной напротив. Ваша вселенная в миниатюре, которой свойственны свои звезды, планеты, которые вращаются около этих звезд, и спутники, которые вращаются вокруг планет, которые вращаются вокруг звезд, которые, вероятнее всего, тоже вокруг чего-нибудь да вращаются!
Если бы Вы побывали в моей макровселенной, Вы смогли бы увидеть небольшие планеты, на орбиты которых влияет огромная черная дыра посередине. Всепоглощающий шар материи, с невыносимо огромной плотностью обид и разочарований.
Все это весьма занимательно.
_
- Этот галстук вам очень идет.
- Доверяюсь вашему вкусу и взгляду.
Смеемся.
_
Раньше я часто задавался одним вопросом. Если бы я знал, что потеряю зрение, либо слух, либо конечности (руки или ноги), то что бы я предпочел бы?
А еще я раньше увлекался идеями и теориями Стивена Хоккинга, перечитывал его книги, слушал его лекции по записям. Он меня вдохновил на создание собственной теории существования Всего.
Я думаю, что наша вселенная может быть циклична. То есть после Большого Взрыва вселенная начинает расширяться, надуваться, как воздушный шарик, создавай пространство и время. А потом, когда стенки шарика будут уже трещать от распирающего его давления, ему ничего не останется делать, как , изможденному и потерявшему всю энергию, начать сжиматься. Вы только представьте себе: все планеты, вселенные, звезды и спутники – все в одном шарике, который сжимается и сжимается, пока не начнет опять расширяться вследствие второго Большого Взрыва. Вы только представьте себе это. Мы это, конечно, вряд ли увидим, но, когда я представляю себе это “йо-йо” Всего, - мне становится приятно.
Только скажите, что вы улыбнулись сейчас? Мне важно знать, что Вы меня сейчас внимательно, или наоборот, читаете, переворачиваете страницы своими ровными загорелыми пальцами, поправляете волосы и вчитываетесь.
_
- Когда Вы поливали этот цветок в последний раз?
- Какой именно? покажите, пожалуйста, пальцем.
Смеемся.
_
Уже как два месяца за мной присматривает один человек.
Мы часто лежим на диване и представляем, что мы во Франции, что нас окружает лавандовое поле, а рядом с нами – маленький каменный дом с деревянными ставнями и угольной крышей. Потом она печет круассаны, заваривает кофе, и мы наслаждаемся этим моментом у окна.
Иногда я застаю ее за уборкой. Я слышу, как она на коленях ползет по полу, водя тряпкой по всем углам, и возвращает ее в ведро. Слышу, как она вздыхает, как капают капли пота со лба на вымытый пол. Я ее не трогаю тогда. Я знаю – ей тяжело.
Иногда мне кажется, что с человеком, которому по определению должно быть тяжело: слепому, глухому, порезанному, жить намного ужаснее, чем быть таким человеком. Ежесекундный уход, ежеминутное внимание, ежедневные процедуры, еженедельные уборки, ежемесячные врачи. Тысячи циклических еже-, которые, как недобрые традиции, повторяются снова и снова.
_
- Мне вас не жаль.
- Меня не нужно жалеть , меня нужно любить и терпеть.
Смеемся.
_
Она не дает мне поводов думать, что она устает. Но, знаете, когда ты – повод, сложно удержаться от таких мыслей.
За это я ее и люблю: что создает невозможное из возможного, что выдает отличное от реального в рутине дней, что не жалеет меня.
- Меня не нужно жалеть , меня нужно любить и терпеть.
Смеемся.
Я пытаюсь всегда развеселить ее. Поднять настроение.
Мы создаем друг друга: она заставляет меня думать, что все хорошо. Я делаю то же самое для нее.
- Когда вы поливали этот цветок в последний раз?
- Какой именно? Покажите, пожалуйста, пальцем.
Смеемся.
- Этот галстук вам очень идет.
- Доверяюсь вашему вкусу и взгляду на этот вопрос.
Смеемся.
Мы всегда смеемся, хотя, казалось, нет повода для смеха.
Стивен Хоккинг еще утверждал, что некоторые галактики могут сталкиваться, дополняя друг друга, делясь своими планетами, звездами, спутниками.
Жизнь, знаете ли, весьма забавная вещица.
И говорю я сейчас именно о той, Великой Философской Жизни, о которой слагают легенды, истории и рассказы, о которой мыслят и рассуждают, пытаясь обуздать необузданное.
- Вы сегодня замечательно выглядите.
- Вы не можете этого видеть.
- Пытаюсь быть вежливым.
- Вам не обязательно быть вежливым, чтобы я вас заметила.
- Вам не обязательно меня замечать, когда я стараюсь быть вежливым.
Смеемся.
Сегодня я опять порезал руку: прошелся ножом по указательному пальцу, когда пытался отрезать хлеб. На ощупь я дошел до ванны и в аптечке попытался найти бинт – его там не оказалось. Пришлось искать кладовую, чтобы в груде коробок достать одну – с бинтами и ватой. Наверно, это действо смотрелось ужасно. Наверно, хорошо, что я не мог этого видеть: ни капельки крови на обоях (цвета которых я не знаю), ни самого себя, который, водя пальцами по знакомым стенам, добирался из одной комнаты в другую. Жалкое зрелище.
Она подала мне бинт - достала его из старой коробки с тысячами пачек бинтов и ват. Перевязала мне его так аккуратно, будто от этого и зависела моя жизнь.
Она вытирала капельки моей крови на обоях так тщательно, будто от этого и зависела моя жизнь.
Она вымыла нож и нарезала хлеб, поставив миску у хлебницы с такой заботой, будто от этого и зависела моя жизнь.
Да, зависела.
- Когда вы поливали этот цветок в последний раз?
- Какой именно? Покажите, пожалуйста, пальцем.
Смеемся.