"Наивное чистое дитя тянет руки к ангелам. На лицах их суровые золотые маски. Тяжелый металл выглядит пугающе. Отлитые золотые губы и глаза бесчувственно глядят на окружающий мир. Погибающий, тонущий в агонии мир разрывается на части перед золотыми бесстрастными глазами.
Светло-серые глаза ребенка смотрят на крылатых. Он ищет защиты, спокойствия, надеется убедить братьев своих не трогать этот мир. Он жалеет людей, жаждет спасти их. Но не может убедить ангел непреклонных своих братьев. И горькие, обжигающие слезы катятся у него по бледным щекам. Зря он полюбил людей, зря повелся на их сладкую ложь и притворное тепло. Совершил он ошибку братьев своих. И некому ему было рассказать о чувствах своих, что тяготят душу изнутри.
Решил уже все Отец. И непоколебим в своем решении был Он. И созвал старших своих сыновей, Серафимов. Окружили они его ровным кругом, и слушали они Господа Бога, внимали ему. Подарил Отец Серафимам горны. И принял каждый крылатый дар Отца своего. "Придет черед каждого из вас"-звучали его слова в головах у братьев. И сотряс глас Единого творца земли и воды, горы и отвесные скалы.
И пробралась скорбь в сердце каждого из братьев. Закрыли они лица свои крыльями, дабы не видеть этот мир более. Дабы не привыкать к миру этому еще сильнее. Закрыли и ноги свои, что ступали по земле людской во время ее сотворения."
- Жень, а Жень. Почему ты любишь гулять именно по набережным?
- Не знаю, - парень внимательно посмотрел на свою сестру, - меня привлекает вода. А тебя разве нет?
Девушка шла по бортику. Периодически замирая на месте. Холодный и гладкий бетон набережных города на Неве.
-Нана, так разве ты не любишь смотреть на воду?
Девушка села на камень и обернулась в сторону брата.
-Не на эту.
Такой был её ответ. Волосы Наны освещало весеннее солнце. Вообще, в такую погоду Жене редко удавалось вытащить сестру на улицу. Та не любила находиться в лучах Большой Звезды, говорила, что Солнце не для этого города.
-Посмотри. Темная, тяжелая вода Невы. Почему туристы в ней видят что-то красивое?
-Просто ты предвзято относишься к своему городу.
Своему городу? На вряд ли. Свой город-город, в котором живет твоя душа. В котором ей спокойно не смотря ни на какие события. Город, который радует глаз. А здесь? Нет, Петербург определенно не был тем городом, который был для Наны домом. Никогда. Вроде родилась здесь, а очарование незнакомыми улицами утратило себя, выветрилось, словно по ветру.
-А когда ты была маленькой, ты любила гулять здесь. Выбирала на карте метро любую точку и ехала. Помнишь?
А как не помнить.
Кажется, на дворе стоял январь. Четвёртое число, по сути, начало Новогодних праздников. Только вот что толку от Нового года, если огне приносит с собой ничего ровным счетом. Разве что цифры меняются.
Родители опять ругались на квартире. Интересно, им ещё не надоело. Удивительно. Люди мучают себя браком уже тринадцать лет, но не разводятся. И стараются убедить свою дочь в том, что ссорятся все. Девочка каждый раз хочет возразить, но не решается. Просто не может разочаровать маму. Она не знает, что сейчас можно сделать, но чувствует, что уйдя из дома поступила не правильно. Наверное, это и называется совесть. Вроде ты все делаешь правильно, но что-то говорит тебе о том, что ты все сделал наоборот. Сквозь снег и сугробы девочка возвращается домой. Желтый дом. Девочка усмехается собственным мыслям. Видимо, этот дом был символическим. Странно, но опять же забавно.
Девочка заходит в подъезд, который радушно встречает её запахом сырого камня и облезлой зеленой краской, которая висит комьями. Удивительное место - подъезд. Зимой там всегда тепло, и только зайдя в дверь начинаешь ощущать, как тепло пощипывает твои щёки. А летом там всегда прохладно, свежо.
Нана поднималась на свой этаж по лестнице. Так хоть как-то можно было тянуть время. На первом этаже кто-то вызвал лифт. Девочка могла поехать на нем, но ей не хотелось. Не хотелось видеть свои кошмары снова?
Девушка открыла тяжелую железную дверь и юркнула в квартиру. Ободранные обои, старый пол. Из комнаты донестись крики.
-Не подходи, прошу тебя, не подходи,- голос был полон отчаяния. Мама плакала.
-Где, ****ь, мои очки? А? Где?
-Я не знаю, прошу тебя, я утром их найду, только не подходи. Умоляю тебя. Прошу.
Страх.
-Да ты, я хозяин этой квартиры.
-Олег, не..-фразу прервал оглушительный крик. Едва сбросив ботинки, Нана понеслась в комнату. Отец держал в руках бутылку, замахнувшись на мать. Вроде все произошло быстро, но в эти мгновения время будто остановили. Нана увидела как блеснуло зеленое стекло в тусклом свете лампы, как мама закрыла голову рукой, а второй попыталась схватить руку отца. А в следующий момент девочка оказалась между родителей, и бутылка приземлилась ей на голову. Глаза закрывались от резко накатившей тяжести, а последнее, что увидела Нана, так это осколки, которые падали рядом с ней.
Больница. Довольно странное место. Белые стены, белые потолки. Ты как будто уже в раю, по представлению людей на небесах. Только вот ты еще не умер. Вокруг мельтешат мед. сестры. У них беспристрастные лица. Видимо, детские мечты под названием "когда я вырасту, я хочу помогать людям" уже утратили свое значение. От него осталась лишь пыль на кафельном полу, да грязь. Ничего более. За поворотом по длинному узкому коридору можно выйти в родильное отделение. Каждый день там зарождается новая жизнь, маленькие души приходят на свет. А на этаж выше, ровно над тобой, лежат уже приговоренные к смерти. Этих людей уже не вылечить, не вытащить. Но никто не говорит об этом на прямую, только те же мед сестры между собой шепчутся и называют этот этаж этажом смертников. Почему такие этажи во всех больницах всегда располагаются на верхнем этаже? Может, чтобы людям потом было удобнее лететь на небо? Глупо только то, что несмотря на все эти надежды они оказываются в сырой земле. Вот и все. Ничего романтичного, ничего, на что надеялись.
-Нана, прости меня, - девушка приоткрыла глаза. Рядом с ее кроватью сидела мама и плакала, крепко сжимая ее ладонь в своей, - прошу. Прости меня.
-Мама, - тихо шепчет девушка. На большее просто нет сил. абсолютно никаких.
Женщина поднимает свой измученный взгляд и смотрит на дочь. Та выглядит спокойно, но от этого становится еще хуже.
-Нана, ты в порядке? - девочка распахнула глаза. Рядом стоит и отец.
-Что ты... - девочка не договаривает, молча облокачивается на подушку. Слезы текут по щекам. В ней просыпается обида, слепая ярость.
Гнев.
Что он здесь делает? Что он забыл тут? Почему мама опять простила его? Нет, этот мужчина уже не отец для нее. Он чужой человек.
Выписка была две недели назад. Все обошлось без серьезных травм и повреждений. Врач - пожилой мужчина в белом халате, настоятельно рекомендовал покой и отдых. Только вот вместо этого, как только Нана села в машину она услышала от мамы "Доченька, мы решили, что у нас есть много проблем, много обид. Их не исправить. Но есть вещи, которые тебе должны помочь. Которые станут для нас с папой мотивацией. Мы едем в приют. У нас будет второй ребенок".
"Какой к черту второй ребенок?"- хочет закричать девочка, - "мама, ты делала аборты, а теперь хочешь взять ребенка из приюта. Если я не стала достойным поводом стать хорошими родителями, то второй ребенок сможет? Что за бред, черт возьми! Такие решения не принимаются за две недели. Или мир пошатнулся, а я пропустила это под наркозом?!" В слух Нана ничего не говорит. Смотрит на изувеченную улыбку матери и молчит. Еще час поездки, и они останавливаются около здания их серого камня. Такого унылого. Такие дома обычно показывают в ужастиках про интернаты.
-Добрый день, - на пороге стоит толстая женщина с натянутой улыбкой. И опять она ведет их по коридору. Длинному, освещенному электрическим белым светом.
-Женя ждет вас. А еще он хочет познакомиться с сестрой, - в этот момент женщина покосилась на Нану.
-Вы ездили сюда уже?
-Нана, мы ездим сюда уже третий месяц.
Сердце падает куда-то вниз. Значит, родители серьезно все обдумали.
-Сколько ему лет? - девушка даже не пыталась улыбнуться. Только смотрела на мать.
-Семнадцать. У вас разница в четыре года. Не такая уж большая, правда? - улыбка мамы становится шире. Видимо, она вспоминает свое детство. У нее ведь тоже был старший брат.
И вот наконец они доходят до двери. Она маленькая, деревянная.
В комнате их встречает парень. Он довольно высокий, со светлыми волосами и голубыми глазами. Девочка рядом кажется его маленькой копией.
-Так ты и есть Нана? - парень улыбнулся.
И раздался крик, полный отчаяния, и резкая вспышка боли поразила мир в тот момент. То был младший, седьмой Серафим. Не хотел он смотреть на этот мир грешный, но не хотел он и расставаться с младшими детьми Отца своего. Жаль было ему их, не хотел он посылать людям страдания. И разрывалось его сердце от этой щемящей боли. Не знал он, что делать.
Хотел он было упасть в ноги к Богу, поцеловать его жилистую руку, умоляя.
О, жалкий ангел-раб, застрявший в клетке своей святости.
Остановил его Господь одним только взглядом. Замер в немом уважении ангел, не решился подойти ближе.
-Вижу я, что жалость пронзила твою молодую грудь. Боишься ты за судьбу людей. Но знай, что это все это лишь на благо им. Ты видишь только отрывки их жизни. Так посмотри ты, увидь, узри всю черноту людских душ. Пока будут братья твои выносить свой приговор, ступи ты на землю в образе и подобии человеческом. Но не будет тогда для тебя вечности, будет лишь время, не будет в тебе силы великой.
Но придет когда твой черед, и явится к тебе во сне посланник. И будет он олицетворять все самое светлое и чистое. Вернешься ты тогда и протрубишь в горн, вынося уже свой приговор.
Это был последний дар Божий.
И подул в горн первый Серафим. Песня его была полна восхваления Отца. Плакал ангел, но продолжал играть свою песнь, не в силах остановиться".с