В незапамятные времена он покинул отчий дом и ушёл в глухие снежные леса, не взяв с собой ничего из того мира, который оставил навсегда. Теперь уже даже не имело значения, как его звали. Он шёл, не зная куда, но с каждым шагом становился всё свободнее, и дышалось легче, как будто он сбросил с себя всю иссохшую кожуру того, придуманного людьми мира и отправился, лёгкий и свободный, на поиски своего пути. Его манили звёзды и вершины гор, он чувствовал, что мир не заканчивается тем, что люди привыкли видеть глазами, что он гораздо шире и огромнее, чем можно себе вообразить.
Неизвестно, сколько дней плутал он по лесам, карабкался по склонам. Он был доверчивым и чистым, как ребёнок. Питался он плодами и листьями, которые ему бережно подавала хозяйка лесистых гор. Он ночевал то на полянах, покрытых цветами, откуда можно было наблюдать, как загораются первые звёзды, то в мощных кронах деревьев, то в мглистых пещерах. Он шёл, не останавливаясь, много дней, будто двигался к неведомой цели, белой вершиной самой высокой горы призывавшей его, приковывающей взгляд своим ослепительным великолепием. Странник или беглец стал вскоре своим для этого леса, он мог узнавать голоса птиц, понимая их разговоры. Животные и даже дикие звери подходили к нему с миром, успокоенные его взглядом, его тихой походкой, теплотой его руки. Он редко вспоминал о мире, который оставил позади. Да и к чему было вспоминать о том, что казалось такой иллюзией, которая не давала порой даже взглянуть вверх, полюбоваться рассветом или закатом, увидеть, как целый спектр цветов, от ярко алого до бело-золотистого, отражается на снежных пиках гор. Теперь он каждый день любовался рассветами и закатами, и все они друг от друга отличались, но при этом составляли единый живой рисунок. Всё меняло цвета и очертания: то солнце выглянет из-за облака, и лес весь засверкает яркими красками, то в каждой капле ручьёв и водопадов отразится солнечный блик, то ветер пронесётся над кронами деревьев, и зашумят, закачаются ветви. Во всём: в каждом камушке, травинке, горе – он видел и ощущал присутствие Единого, как мягкий всепроникающий свет. Всё это было частицами Бога, когда-то сотворившего всё это и ставшего этим, раздавшего себя по крупице, чтобы множились и развивались миры, чтобы появлялись на свет существа, подобные Ему. И странник сам был тоже частицей, открывшей в себе этот огромный свет, и теперь он видел, что этот свет пребывает повсюду вокруг. Он знал теперь, что и он создан из света, потому нет непреодолимых преград для него.
В какой-то момент подниматься на гору было особенно трудно, и в конце концов он доверился, отпустил руки, и камни сами сложились перед ним в удобную тропу. Однажды пропасть разверзлась перед ним, и не было возможности обойти её. Но он поверил, что и тут не оставят его силы неба, и он собрал всю свою веру и шагнул – воздух под ногами оказался твёрдым. Он прошёл, будто перелетел над пропастью, не давая силам иллюзии взять над собой верх. Ещё много дней он восходил на вершину самой высокой снежной горы. А, когда взошёл на неё, стал совсем другим. Как будто, восходя, с каждым шагом он прощался с какой-то частью себя, и, наконец, отпустил всё знание о том, кем он был, будто это был ещё один слой одежд, который стал ему тесен и тяжёл.
Здесь, на вершине горы, время текло по-другому. В то время как внизу жили люди своей сиюминутной муравьиной жизнью, там у них текли годы, а здесь это были часы, минуты… Время будто останавливалось, позволяя созерцающему увидеть столь много прекрасного, что замирало дыхание, останавливался взгляд. Странник не чувствовал ни тепла, ни холода – лишь радость божественного чуда огромной световой рекой разливалась внутри, заполняя его всего, от головы до ног. Он понял, что даже тело его – лишь видимость, что он может сбросить его, как ещё одну оболочку. Но он не стал прыгать с вершины, чтобы осуществить это, ведь он чувствовал, что весь этот видимый мир существует не просто так, что есть замысел, согласно которому всё растёт, живёт и умирает в этой вселенной.
Странник стал слушать, стараясь услышать голос – тот родной, единственный, отличный и от голоса леса, и от голоса гор, и от небесных голосов, тонких и едва различимых. Этот голос говорил о любви, он был ею. Этот голос звал его, кажется, множество лет. Это был голос его сердца. Он раньше часто задавался вопросом, как отличить голос сердца от множества других голосов. Теперь же вопрос отпал сам собой, но ответ был невыразим в словах. Это была тишина, из которой рождались все звуки, и он внезапно понял, что должен что-то сотворить, что помогло бы людям услышать этот голос.
Он бросился вниз и понёсся в лес, минуя пропасти и овраги, будто вмиг стал лёгким, как ветер. Его гнала вперёд одна мысль, ведь он понял, как передать тот миг тишины людям. В лесу он нашёл полый ствол дерева с большим круглым наростом, к обоим концам приделал два выеденных изнутри больших полых плода, из жил умершей антилопы сделал струны, и инструмент ожил под его пальцами, запел человеческим голосом. Виной назвал он этот инструмент и поспешил вниз, к подножию гор.
Говорят, за чертой сёл и городов в диких горных лесах много лет жил отшельник с волшебный музыкальным инструментом, который пел, и в этой песне слышалась такая тишина, от которой замирало сердце. Люди, слышавшие эту песнь, оставались преображёнными, невольно обращали взоры к небу и видели, как будто бы впервые, пик высочайшей снежной горы, где сверкало солнце. И что-то открывалось у них внутри, и они уже не могли быть прежними. Говорят, что те, кто видел отшельника с его виной, все становились мудрецами, целителями или тоже навсегда уходили в горы. Год сменялся годом, век веком, а вина всё продолжает звучать.
2015
Вина - индийский музыкальный инструмент, разновидность ситара