Прыжок пантеры

Василий Макарчук
отрывок из повести "Прыжок в Зазеркалье"



   За окном брезжил рассвет, когда Денис проснулся. Ломило в висках. Он повернул голову. Рядом лежала Эльвира. Раскинувшись, она забылась коротким сном. Густые белокурые волосы разметались по подушке. Веки чуть трепетали. Дышала ровно, спокойно. Губы полуоткрылись, обнажив матовый фарфор зубов. Эльвира уловила его взгляд. Не открывая глаз, она благодарно поцеловала его в плечо, сказала:
 – Еще рано, милый, спи.
...Денис не спал. Прокручивал в голове все то, что произошло с ним в эту ночь. Вспоминал отдельные детали. Что он пил такое вчера вечером? Каким приворотным зельем опоила его мачеха? Что-то колдовское было в ее, чарах, власть которых он испытал на себе. Ведьма, как черная дыра во Вселенной, поглотила его безвозвратно. Он думал с отвращением о том, что случилось, в то время, как его тело сладостно ныло, вспоминая безоглядность женской любви. И
эта спящая рядом с ним женщина прошлась по нему цунами, закружила, как щепку в водовороте страстей, бросила к своим ногам, торжествуя одержанную над ним победу.
И что было самое ужасное  – она не переставала быть для него желанной. Случилось то, что должно было случиться рано или поздно. Но не так, как ему хотелось. Денису было невыносимо тяжко от того, что эта женщина была женой его отца. В душе поднималась тоскливая муть. Он пребывал в таком состоянии, словно его выпотрошили, как дохлую рыбу, выбросили на берег. И вот он лежит, весь облепленный тиной. И никогда ему не отмыться в жизни.
  Но нет. Надо попытаться Денис соскочил с кровати, выбежал из спальни, зашел в ванную, пустил душ. Он с наслаждением чувствовал, как холодные струи воды разбудили в нем пульсирующие токи, которые разбегались по всему телу, сгоняли с него тягучую вялость, наливая живительной силой мышцы, делали тело упругим, готовым к борьбе. К борьбе, прежде всего, с самим собой. Чтобы не повторилось впредь то, что случилось с ним в эту ночь.
Внезапно Лихачев услышал за спиной:
– Что это мы так рано моемся, да еще и в гордом одиночестве?
   Эльвира прокралась незаметно, как кошка, в ванную. Нагая, она попыталась с улыбкой прильнуть к Денису, обнять его за шею. Но не тут то было. С визгом словно ошпаренная, она выскочила из-под душа.
– Ты что, очумел, такой холодной водой моешься?
– Да так… решил вспомнить армию, тряхнуть стариной.
– Но я тебе не моржиха. Не составлю компанию. Домывайся сам.
  Лихачев, обнаженный, предстал перед очами мачехи,
– Все, довольно! Игра окончена в одни ворота, – Денис ощетинился, – одеваюсь и ухожу.
– Что так, совесть мучит? – допытывалась Эльвира. – Я же вижу. Можешь не говорить.
– Ну почему же, скажу. Представь, что это так. Хуже не бывает.
   Денис потянулся за одеждой, но мачеха ПАНТЕРОЙ неожиданно выпрыгнула из-под одеяла, повалила его на пол, обхватив руками и ногами.
– Ты даже не подозреваешь, как хорошо мне с тобой было. Никуда ты не уйдешь. Не пущу.
Эльвира ненасытно целовала его в губы. Денис, преодолев с трудом
вспыхнувшее в нем желание, с усилием оторвался. Мощным движением рук он усадил ее в кресло, потрепал по щеке, как расшалившегося ребенка, сказал отрешенно:
– Лучше будет, чтобы ты успокоилась.
   Приведи себя и свои мысли в порядок Напоследок нам есть о чем поговорить.
– Ни фига себе!
  Эльвира все еще играл роль этакой пацанки.
  Лихачев, уже собранный, стоял к ней спиной в ожидании, пока она оденется.
– Хорошо, пусть будет по-твоему.
…Они сидели за тем же столом, где гадали вчерашним вечером при свечах, друг против друга, как два боксера на ринге, готовые схватиться в жестоком поединке. Перехлестова начинала понимать, что победа, которая, казалось, была одержана над ее пасынком, неумолимо ускользала от нее. Ей не удалось его сломить. Это был первый случай в ее жизни, когда она потерпела поражение. Но Эльвира не привыкла проигрывать. Лихорадочно обдумывала, как нанести Лихачеву нокаутирующий удар, после которого она смогла бы его заполучить окончательно.
   Денис сидел напротив, незыблемый, как скала. Поигрывая желваками, он сказал мачехе, как отрезал:
– Будем считать, что ничего не произошло, чтобы не травмировать отца. Он к тебе сердечно привязан. Я же вижу. То, что произошло в ту ночь между нами, больше не повторится. Я тебе гарантирую.
За то, что выручила из беды, расплатился натурой, как ты и хотела. По-моему, мы квиты. Никто никому не должен.
– Нет, должен!.. – вскричала Эльвира.
    Она была доведена до бешенства. Ее пасынок, лакомый кусок для удовлетворения неуемных страстей, как обломок холодного льда,
выскальзывал из ее рук. Освободился от ее чар. И сейчас с неприкрытой усмешкой наблюдал за ней. Лицо Перехлестовой исказила гримаса озлобленности.
– Мне плевать на твоего отца, на его любовь или привязанность ко мне, как ты говоришь. Подношенный поршень, носится со своими чувствами: «Элечка, ты не переутомилась случайно? Может быть, кофейку сварить или приляжешь?» Тьфу ты тошно слушать? – передразнила она
старшего Лихачева.
  В душе у Дениса опять занялись пожары. Он с трудом удержался, чтобы не съездить ей по физиономии, когда услышал:
– Если откровенно, я смотрю на всех с позиции, как догнать, урвать и высосать.
  Последнее ею было сказано с чувством превосходства и презрения ко всем живущим.
– Ну, хорошо,  – Денис, подавив в себе вспыхнувшее чувство
ненависти к мачехе, спросил у нее: «Так какого черта ты живешь с моим отцом? Кто тебя заставляет?!»
– Никто. Я так хочу.
– Тогда я ничего не понимаю…
– Понимать нечего. Я, как окровавленный зверь, возвращаюсь из мира волчьих клыков в свою квартиру-логово, чтобы зализывать раны. И я знаю, что там всегда дожидается преданный мне мужчина, где я могу на время расслабиться и забыться. Больше мне ничего не нужно. Нет, – спохватилась Эльвира, – я без тебя уже не могу. Ты мне нужен. Ты вошел  мою жизнь окончательно и бесповоротно. И я тобой ни с кем не собираюсь делиться...
– Это очень интересно, – съязвил Денис.
– Не паясничай. Мы два сильных человека... Предлагаю повторно творческий союз.
– И сексуальный тоже?
– А почему бы и нет? Но дело не в этом. Я предлагаю деловое партнерство.
– Что именно?
– Скажу немного позднее. «Этот мир придуман не мной», – поется в одной песне. Да, действительно, придуман не нами. Он жесток. И чтобы управлять им, надо жить вначале по его законам, чтобы потом иметь
большие деньги. А это всегда власть. Над людьми, над их душами. ...Кстати, у меня до сих пор не выходят из головы случай, произошедший в нашей деревне, как без присмотра оставленный грудной ребенок, плакал, а его сожрала голодная свинья, вырвавшаяся на волю.  Люди – это такое ДЕРЬМО, чтоб ты знал, те же свиньи, готовые при первом  удобном случае  перейти с подножного корма на мясо. Эти реалии надо не отметать в сторону, не закрывать на них сознательно глаза , а  умело использовать их в  своих целях. А у тебя романический настрой  пастись мирно быком  на лугу, всю жизнь мирно пощипывая травку. Вдобавок ты хочешь, чтобы все вокруг порхали бабочками да собирали нектар с цветов. Н было и не будет этого. И чтобы отказаться на вершине пирамиды в этой
жизни, необходимо вначале научиться, мой юноша, ЕСТЬ МЯСО.
   Дениса колотило. Он же был не в состоянии выслушивать Эльвиру.
– По-твоему, весь путь развития человечества – это вонючий свинарник, где идет борьба за выживание и за право перегонять через себя и потреблять продукты, отличные от еды простолюдина?
  Лихачёв направился из комнаты. Мачеха преградила ему дорогу, с перекошенным лицом приблизилась вплотную.
– Разговор еще не окончен!
– Все, хорош! Мне довольно твоей сволочной философии! Не о чем с тобой разговаривать! Открывай двери.
– Постой!  – зловеще прошипела Эльвира.
   Она кинулась на балкон, вынесла оттуда одну из коробок. Лихачев невольно отшатнулся от нее. Глаза мачехи горели , как у фурии, сбежавщей из ада. Она раскрыла коробку и вытащила вместо ожидавшей Денисом парфюмерной коробочки целлофановый пакет с зеленовато-темной массой.
– Мой дорогой пасынок, это означает, что ты и твой друг стали соучастниками преступления по переправке наркотиков.
– Короче, ты объясни, что в пакете.
– А что тут объяснять? Анаша! Гашиш! Что, разве не чувствуешь?
   До Дениса донесся полузабытый запах анаши, каким, бывало, попахивал кое-кто в училище, где он учился перед армией.
– Что дальше? Чего ты добиваешься?
– Денис с неприкрытой ненавистью смотрел на свою мачеху.
– Заложено начало нашему деловому сотрудничеству. Осталось его только продолжить,  – Эльвира с наслаждением произнесла эти слова,
сознавая, что пасынок находится в ее полной власти.  – Потом, если надумаешь меня сдать с товаром ментам,  – продолжала она,  – то не советую. А, во-вторых, учти, ты и твой клоун Милахин у меня на «крючке». Пока ты отвозил своего ретивого "Онегина" на свидание, я же все документы по поводу злополучной икры перепрятала в укромном
месте. В случае чего им сразу дам ход. Поэтому чем нам бодаться, как двум упрямым козлам на горной тропе, лучше советую работать друг с другом во благо построения домашнего коммунизма!
  Эльвиры снова, как было уже в разговоре с Викой, задрожал мелко
подбородок. Словно со стороны донесся смех. И вот она уже во всю хохотала в лицо своему пасынку, торжествуя вновь над ним одержанную победу.
– Нет, ты воистину сатана, и твое место в аду!
   Денис сошел с рельсов. Он кинулся к мачехе, схватил ее за горло, стал трясти в ярости.
– Отдай протоколы!  – кричал он ей в закатывающиеся глаза,  – и открой дверь, сука! А то задушу чертову куклу!
  Эльвира, ловя ртом воздух, хрипела на пределе сил:   
– Остановись, Дениска, две статьи на себя повесишь! В случае моей              Лихачев очнулся. Ему показалось, что у мачехи под его пальцами, как на голове у Горгоны, зашевелились змеиные волосы. Он с ужасом отшатнулся от Эльвиры, опустошенный повалился в кресло. Возле его ног продолжала хрипеть на паласе, хватаясь за горло, "королева прошедшего бала". Разве он мог предположить тогда, чем закончится его знакомство с мачехой? Тихим, усталым голосом Денис сказал: 
– Вот что, Эльвира Ивановна. Запихнись ты своей травкой. Можешь быть спокойна. Ментам я тебя не сдам. Но в твои игры ты меня играть не заставишь. Помимо всего этого я сделаю все возможное и невозможное, чтобы мой отец развязался с тобой окончательно. Ты меня поняла?!
В ответ раздалось неразборчивое злобствующее булькание.
– А сейчас отдавай, по-хорошему прошу, протоколы. Они у тебя захоронены где-то в квартире. Я просто не верю, что за то
время, пока я друга отвозил к девушке, ты успела их передать верному тебе человеку. Ну что молчишь, отвечай?!  – Денис был вне себя от ярости.  – Не отдашь, сливай воду. Спецназовским росчерком ноги я вышиблю входную дверь вместе с твоими мозгами. Не вынуждай меня на крайности!  – Лихачев говорил тоном, не предвещающим ничего хорошего.
Эльвира молча поднялась, пошатываясь, держась руками за стены, прошла в спальню, оттуда вернулась с документами, протянула, не обронив ни слова, их Денису.
– Так-то будет лучше,  – произнес он угрюмо.
   Эльвира внезапно вцепилась в него с рыданиями:
– Денис, я не могу без тебя. Не уходи!
   Лихачев с отвращением отшвырнул ее от себя, как гремучую змею. Когда он спускался вниз по лестничным маршам, услышал:
– Я тебя все равно заставлю ЖРАТЬ ЧЕЛОВЕЧИНУ!
   Немного спустя, растерзанная, в рваном халате, Перехлестова звонила свом подельникам:
– Роки, бери за жабры Леху, Пряника и Хондю и дуйте ко мне! Чтобы минут через пятнадцать были у меня на квартире!