Валентина, по своему обыкновению, не задавала лишних вопросов.
– Встретиться? Пожалуйста! Я сейчас должна съездить посмотреть объект, а через час-полтора буду свободна. Ты где находишься?
Маша назвала.
– Так это рядом с нашим офисом. Хочешь поехать со мной? Это недалеко. По дороге и поговорим.
– Отличный вариант!
Через десять минут они уже ехали в такси, и Маша, не пускаясь в подробности, изложила свою просьбу.
– Главное условие – другой район? – переспросила Валентина.
– Именно! И сроки. Как можно быстрей.
– Надо подумать. Два-три варианта найдётся. Двухкомнатные в ходу. Кстати, вот сейчас посмотрим. «Двушка», после ремонта. Продаётся срочно. Значит, можно торговаться. Первый этаж, комнаты раздельные. Обычно, против первого возражают, но тебе, как я понимаю…
– Первый этаж – самое то!
Продавец квартиры, плотный мужчина средних лет, уже поджидал риэлтора у подъезда. Пока Валентина о чём-то с ним переговаривалась, Маша рассмотрела дом, дворик вокруг. Обычная крупнопанельная пятиэтажка. Опрятная площадка, крашеные лавочки у подъезда. Автомобилей и детей не видно. Наверное, здесь живут одни старушки.
Валентина махнула ей, приглашая. В подъезде пахло грибным супом. Маша обратила внимание на номер квартиры: «21». Хорошее число!
В помещении ещё не выветрился запах побелки и свежей краски. Классическая планировка, маленькая прихожая. Комнаты, почти равные по размеру, из-за отсутствия мебели казались просторными и светлыми.
Валентина со знанием дела прикинула площадь кухни, заглянула в санузел. Голубой одинаковый кафель, старый линолеум. Видно, досталась квартирка хозяину от тётки или бабки в наследство. «Заморачиваться» он с ней не стал, выбросил мебель, навёл беглый марафет и спешит продать, желательно подороже.
Он ходил за Валентиной, несколько нервно отвечал на её дотошные вопросы, а Маша с тоской представляла себя и Сашку в этой квартире, вспоминала своё «гнёздышко», сколько она вложила в него фантазии и денег.
С ним связано столько всего из жизни её, сестрёнки, мамы и папы, хорошего и плохого, больше хорошего… До последнего времени…
Но, если посмотреть отвлечённо, вариант жилья был приемлемым, район – в противоположной от родительской высотки части города, тихий, хорошо обжитой. Целый ряд одинаковых домов, как деревьев в лесу, легко затеряться.
Когда распрощались с круглолицым продавцом квартиры, Валентина сказала:
– Слишком задирает цену. У меня есть «двушка» в новостройке и у девчат можно поспрашивать.
– Не надо. Меня устраивает. Когда сможешь посмотреть мою квартиру?
– Да хоть сегодня!
– Прекрасно! Тогда в шестнадцать. Идёт?
– О;кей.
В доме Риммы собрался «штаб» по освобождению Элеоноры из «плена».
Заговорщиков было трое: сама Римма, Степан и Милка Казанович.
Кипятилась Милка:
– После двух острых публикаций главный вызвал меня к себе и посоветовал прекратить копать это дело. Я, конечно, сдаваться не собиралась и высказала ему всё, что думаю по ситуации и о его позиции конкретно. На что он мне красноречиво и по пунктам изложил свои соображения. После чего я пулей вылетела из его кабинета. Он у нас, конечно, отъявленный хам, но в его тираде была доля истины. Выйдя из редакции, я обнаружила, что в моей машине пробиты скаты.
– Я тебе говорила, что наезды на Берцуева могут плохо кончиться, – хмуро сказала Римма. – Главное, это не результативно.
– Почему? – вскинулась Милка. – Мы проводим тайное журналистское расследование. – У нас уже есть фотографии Берцуева с любовницей и Элькины застенки. Я организовала опрос зрителей: те в один голос выступают против новой ведущей и просят вернуть старую, то есть Элеонору…
– Блошиная возня, – резко высказался Степан, отрываясь от камина, в котором ворошил поленья. – Вы только ярите банду Берцуева, а толку не на грош. Надо действовать быстро и тихо. Я уже вышел на человека в больнице, который согласился помочь. За деньги, конечно.
– Оплату я беру на себя. Лишь бы не кидалово, – Римма твёрдо посмотрела на мужчину, предвидя возражения.
– Вы недооцениваете общественное мнение! – Милка, похоже, обиделась. – Когда мы соберём достаточно фактов, что в этой психиатрической больнице удерживают здоровую женщину, известную журналистку, – эти документы окажутся на столе прокурора.
– Ну и что? На запрос они ответят, что состояние больной хреновое, и ей нужно лечение. Я не знаю ни одного медика, чтоб он не вышел сухим из воды.
– Ну, постой, Степан. Всё-таки Марату не удалось скрыть своё преступление, – вступилась за подругу Римма. – Об этом злодеянии сейчас все говорят.
– А нам это надо? Упрячут Элю в другую клинику, и мы потеряем её след вообще.
Женщины переглянулись.
– Может, пустить утку, что Шурик, якобы, нашёлся? – будто размышляя, произнесла Милка. – Пустить их по ложному следу. Надо, чтобы это был нейтральный источник. Можно такое устроить. Я, конечно, не сдрейфила, но сегодня мне прислали на телефон: «Заткнись или будет хуже».
– А я вчера в магазине встретила сестру Марата Лиану, хотела пройти мимо, но она сама поздоровалась. А потом говорит: «Сожалею, что Эля заболела. Без неё всё плохо пошло». Я на неё смотрю: издевается, что ли? Кто заболел? Не её ли брат замуровал жену в психушку?
Но вижу, глаза печальные, искренние, не знает ничего. Да и правда, что Берцуев ей скажет? Она девчонка совсем. «А мама, – говорит, – слегла, как Алик исчез. Совсем не встаёт». А у меня дурная мысль: «Может ума пытает? Хочет посмотреть мою реакцию, не знаю ли где племянник». Я и говорю: «Да спектакль это всё. Сам Марат его и спрятал. Не хочет Элеоноре сына отдавать. У нас положено, чтоб маленький ребёнок с матерью жил». Лиана сначала удивилась: «Нет. Зачем? Надо, чтоб сын – с отцом, правда! Алика украли», – и чуть не плачет. Мне её даже жалко стало.
– Ты лучше свою сестру пожалей, каково ей сейчас?– Милку рассказ Риммы не тронул.
– Насчёт «ложного следа» ты правильно придумала. Хорошо, если удастся их отвлечь. – Степан прошёлся по комнате. – У меня есть идеи насчёт побега Элеоноры. Вопрос может решиться в ближайшие дни. Римма, оформи отпуск, подготовь деньги. Возможно, вам с сестрой придётся исчезнуть из города вообще. С Шуриком, само собой. Это мы обсудим потом. Степан хотел сказать «отдельно», так как мало доверял «трескучей» Милке, но в последний момент смягчил фразу, чтоб не оттолкнуть обидчивую подругу.
– Есть ещё закавыка. Что делать с Сашей? С девочкой, которая помогла нам увезти Шурика, – Римма обвела взглядом сообщников.
– Её фоторобот показывали с экрана. Если она вернётся и попадёт в руки Маратовой своре, я уверена, она выдаст всё.
– Её нельзя отпускать, – подтвердил Степан. – Придётся вам увезти её с собой.
– Нет, – воспротивилась Римма. – Это лишний рот и обуза.
– Тогда пусть остаётся… там, где есть. Работница не помешает.
Перспективы новой деятельности так захватили Машу, что она чуть не опоздала на встречу с Валентиной. Люба могла заговорить кого угодно. Хотя в её «косметической империи» было всего четыре кабинета, она расписала такие возможности, что у Марии пошла кругом голова. В комнатках была чистота и белизна, как в операционных, косметологи работали в масках, все молодые, симпатичные, как на подбор, и приветливые. Маше сразу захотелось работать в таком обществе. Удивила и современная импортная аппаратура. «Как это Любе удалось? – думала «новенькая». – Действительно, есть чем гордиться».
…Когда, опасливо озираясь, Маша открывала ключом дверь своей квартиры, выглянула соседка напротив и поманила её рукой.
– Здравствуйте, тётя Зина! – Мария протиснулась в узкую прихожую, удивляясь приглашению.
С тех пор, как похоронили родителей, она почти не заходила к маминой приятельнице. Прошлой зимой «сгорел» от рака лёгких её муж, добряк дядя Коля, и тётя Зина жила одна. Детей у них не было, может, поэтому они привязались к их семье, особенно любили младшую Сашу.
В старые времена часто отмечали советские праздники вместе, и ещё приходили тётя Женя с Кириллом. Весело было и так по-доброму, по-родственному, что Машу захлестнула ностальгия по тем временам, по вкусным запахам в квартире тёти Зины, которые она сразу вспомнила, как вошла, и устыдилась, что ни разу не поинтересовалась, как соседка живёт, не нужна ли ей помощь.
Тётя Зина провела Машу в зал, устеленный ковром, который раньше висел на стене, усадила на кресло. Девушка незаметно погладила потёртые подлокотники, помнила она и его, зелёное, с рисунком в коричневую крапинку.
– Сейчас принесу, тебе послание, – сказала тётя Зина и вынесла из другой комнаты странный конверт продолговатой формы. – Тебя, Машенька, часто нет дома, а я смотрю, в твоём ящике белеет пакет. Я и вытащила, мало ли, что-то, видно, важное. А у нас хулиганы лазят по ящикам, жгут, другой раз.
– Спасибо, тётя Зина, – рассеянно поблагодарила Маша, рассматривая конверт с иностранными марками и непонятным адресом. – Как вы поживаете? Давно не виделись.
– Ничего, доченька. Живу. С завода сократили, устроилась уборщицей в магазин.
– У вас же стаж какой, опыт!..
– А! – махнула женщина рукой.– Никому ничего не нужно! Таких специалистов, как Вячеслав Павлович, твой папа, теперь нет. Молодых руководить ставят, а они на производстве, как слепые котята. Ты-то как, Маша?– Посмотрела на палку.– Тяжело?
– Ничего. Привыкла. Ко мне подруга должна прийти. Пойду я.
– Иди, иди, – закивала Зинаида, но у порога остановила девушку. – Да, чуть не забыла! Сегодня утром иду с магазина, а возле твоей двери незнакомый парень какой-то вертится. Не нашенский по виду. Я спрашиваю, вам кого, мол? Он зыркнул так, исподлобья, пробурчал что-то и поскакал вниз по лестнице. Не хороший человек, Маша.
«От Анжелы», – ёкнуло сердце, но постаралась не подать виду:
– Разберусь. Спасибо, тёть Зин.
Валентина уже звонила ей в дверь.
– Вон ты где! А я уже хотела уходить, – пошутила она.
Через минуту-две Маша, как заправский гид, водила приятельницу по квартире, распираемая тайной гордостью за своё «изобретение».
– Так тут перепланировка? – разочарованно протянула Валентина. – Какая ж это четырёхкомнатная?
– А площадь? А современный дизайн?– несколько обиженно возразила Маша.
– Да… Молодая пара могла бы этим заинтересоваться.
– Берёшься оформить?
– Разве у меня есть выбор? – засмеялась Валентина. – Для подруги-то!
– А сколько времени займёт?
– Если с документами проблем не будет, за три дня состряпаем.
Когда Валентина ушла, Маша достала из сумки конверт, который будто исподтишка гвоздём ковырял её любопытство, и, торопясь, распечатала его. Это было письмо от Демьяна.
«Дорогая моя невеста!» – Как всегда, прикалывается.
«Могу снова тебя так называть, поскольку извещён, что ты опять живёшь одна». – Кем, интересно, извещён?
«Надеюсь, что ты ведёшь себя благоразумно, как присуще твоему характеру» – Издевайся, издевайся! Скоро тебе не будет доступен мой адрес!
«Но если вдруг очередная авантюра не удастся, убедительно прошу: позвони от моего имени Зарубину Максиму по следующему телефону». Внизу чётким Демьяновым почерком выведен номер мобильного телефона. И далее уже серьёзно: «Без шуток, к этому человеку можешь обращаться с любыми затруднениями, как ко мне лично. Демьян».
– Зарубин Максим, – усмехнулась Маша. – Говорящая фамилия.
Она сидела ошеломлённая полученной запиской, отчего-то взволнованная. «Как ко мне лично», – процитировала она.
– Когда это я обращалась к тебе, Демьян, с какими-нибудь затруднениями?
Но то, что он откуда-то следит за ней, заботится и даже шутит, невыразимо приятно грело душу. Маша обхватила себя руками за плечи, подобрала на диван ноги и почувствовала себя почти хорошо и счастливо, уносясь воспоминаниями в далёкий бесшабашный вечер, когда они с Демьяном сидели в московском ресторане «На седьмом небе», и она совсем ничего не знала о сегодняшнем дне.
Но за окном уже наплывали сумерки, после сообщения соседки о странном парне, опасения Маши возросли, и надо было волей-неволей возвращаться в дом Ольги.
Сестра её встретила радостная и возбуждённая и, не дождавшись, пока Маша снимет куртку, рассказала, что почти уговорила мать посодействовать освобождению Элеоноры.
Наученная ничего не брать на веру, Мария спросила:
– Каким образом? Они преступят запрет Берцуева?
– Ну и что?! Заведующая – мамина подруга!
– Боюсь, что заведующая в доле.
– Какая ты, Маша, подозрительная. Так думать о людях…
– Посмотрим.
Наида смотрела, как печь с трудом разгорается, огонь, будто нехотя, лижет свежие поленья, подброшенные её рукой, и бестолково размышляла над странным вопросом Саши: кто отец Аси? Никогда она не задумывалась над этим. Знала, что в таборе крёстная была любимицей, Злата в ней души не чаяла. Бабка Роза как-то рассказывала, что мужа Златы, ещё молодым, случайно подрал медведь, который жил при таборе и выступал с цыганами на ярмарках. «Обученный медведь, смирный такой, – помнится, удивлялась Роза, – да сильно поломал. Крепкий мужик был, а не выжил». С тех пор Злата ни с кем не сходилась, здорово своего Яна любила.
Значит, Ася его дочка? Но почему-то какие-то сомнения копошились в воспоминаниях. Не связывался образ крёстной с неизвестным, затёртым в памяти Яном.
Роза и Злата были подругами, что называется «не разлей водой», а дед Васько, муж бабки Розы, за что-то Злату «не дюже любил», так говорила мать. Когда Злате было уже за семьдесят, она сильно захворала, и Роза пропадала у неё, лечила, выхаживала подругу. Ася, как убежала с гусаром из табора, так о матери забыла, ни одной весточки о себе не дала. Хотя в таборе откуда-то знали, что устроилась она богато в большом сибирском городе. Выживающая из ума Злата перебивалась на милости табора.
Однажды, Наиде было уже лет пять, она подслушала, как дед Васько ругал жену за то, что та носит куски Злате, когда самим есть нечего.
– Пусть её панночка забирает к себе и лечит! – кричал Васько на Розу. Бабка тогда здорово рассердилась на него за те слова, даже затопала ногами, а Наида никак не могла понять, про какую панночку говорил дед.
Сейчас, вспомнив ту свару, Наида догадалась, что речь шла об Асе. Смотря на портрет, нарисованный Сашей на фанере, она силилась представить внешность Златы, и ничего общего между ними не находила.
Потом она стала вглядываться в фотографию Аси. Цыганка – и не цыганка. Красивая… Но цыганская кровь не бросается в глаза. Ни природной смуглости, ни привычных «воловьих очей». Нос – чуть ли ни курносый… Странно. Неужели Ася не дочь Златы?! Старая голова Наиды не выдерживала такого напора мысли. Она отмахнулась от неё, как от морока, бережно обернула фотографии материей и полезла прятать их в бабкин сундук. Что-то мешало ей протиснуть их на самое дно, рука нащупала небольшой мягкий свёрток. Он был перевязан красивой розовой ленточкой. Никогда не видела его Наида. Скорее недоумение, чем любопытство, заставило старуху развязать свёрток.
Она с изумлением обнаружила в нём маленький розовый капор, белые детские панталончики, такие же белые махонькие башмачки и…
Дверь внезапно распахнулась, и ворвались дети.
– Дядя Степан приехал! – закричала Саша и осеклась, увидев растерянное, даже испуганное лицо Наиды и её торопливые вороватые движения, с которыми она заталкивала в сундук какой-то красивый свёрток. Из него выпала на пол белая детская туфелька, Наида ловко подхватила её, сунула под крышку сундука и защёлкнула замок.
– Здорово живёте! – громко сказал Степан, входя, и, широко разводя руки, загрёб детей в охапку.
– Поедем домой?! – чуть не задохнулась от радости Саша.
– Пока нет, – отпуская детей и распрямляясь, ответил цыган. – Я вам гостинцев привёз и тёплые вещи.
У Степана было задание сфотографировать Шурика. Потом Милка сделает монтаж, будто мальчик играет на детской площадке в городе.