Рыспублика Кодыка

Марсель Валеев
Акт первый: «Явление Кодыки».

     Керосиновая  лампа  неустанно  бросала  на стены  блиндажа  тени присутствующих. Шел пир. По столу были разбросаны бараньи ноги, цветная капуста, колхозный хлеб и чернослив. Пили преимущественно самогон. Красный  командир  Котовский, лысый обладатель багровой от крови шашки, исподлобья взирал на тех, кого прислали ему месяц назад из центра. Вот совершенно безумные глаза Дыбенко. Бесстрашный  моряк стал виновником последних метаморфоз в части – бригада кавалерии превратилась в морскую. Типичный мясник, для революции самое то. «Похож на соглядатая» - сделал вывод Котовский, изучив второго собутыльника – Камо, невысокий  смуглый  человек  с  лживым  вкрадчивым  взором, совершенно не походил на террориста. Может, легенды врут. С таким бицепсом и бомбу не кинуть. Но с тех пор утекло много водки. Они сдружились. Вскоре в северную столицу пришла осень, а с ней годовщина славных октябрьских событий. Постреволюционный мрак плодил пьянки и кутежи. И в один из таких вечеров трапезу вышеназванных товарищей охранял часовой в бывшем буржуйском тулупе, пока еще не агент ЧК.
     Сначала  они  молча  пили, потом  молча  ели. Потом им надоело молча пить и есть.
     -  Колоться  от  Ильича  надо, - внезапно  и  с  угаром  в  пищеводе  произнес  Дыбенко, вытирая  «масляные  фракции»  об  тельняшку. Остальные с трудом разобрали сказанное. Корни  у  Дыбенко  были  глубокие  и  колодцами  уходили  не  то в Молдавию, не то в Литву.
     -   Правильно  хрипишь, - молвил  Котовский, предпочитающий    говорить доступным пролетарским языком. Он  не  любил  говорить, обычно  перекладывая  эту  функцию  на  закаленную  чужими  потрохами  шашку. Застыв на половине фразы,  Котовский  ощерился  на  усатого  таракана, лихо   бежавшего  по  краюхе  колхозного  хлеба. Лихие чапаевские замашки и  погубили рыжего бомжа. Не  следовало  так  открыто  вмешиваться  в  чужой  разговор. Грозный  кулак  красного  командира  неудержимо  обрушился  на  него  «стремительным  домкратом»,  размазав  внутренности  по  колхозному  хлебу. Котовский  с  омерзением  вытер  ладонь  салфеткой. Камо  чуть  не  потерял  сознание – для  него  убить  таракана  было  все  равно, что  ковыряться  в  носу, то  есть – страшно, вдруг пойдет кровь. Дыбенко не заметил продуктовой потери, потому как самогон подавлял  интерес  к  колхозному  хлебу.
     -   Правильно, говорю, хрипишь, - в  меру  склеротично  произнес  Котовский, - но  без  хорошего  плана  нам  и  до  сортира  не  доскакать.
     Пальцы  легендарного  героя  погрузились  в  цветную  капусту, а  язык  с  удовольствием  обчмокал  добычу, составлявшую  основу  рациона немецких товарищей. При  этом  половина  капусты  небрежно  и  неизбежно  рассыпалась  по  гимнастерке.  Усталый  Камо  положил  руки  в  тарелку  из-под  творога  и  поднял  свои  печальные желтые глаза  на  портрет  Владимира  Ильича  Ленина.
     -    Спать…. То  есть  спасать  Россию  надо, мужики. Довели  страну  до  простатита. При царе народ слабый был и послушный, а при Володьке грабит, отбирает, да не работает…
     - Вот  ты  скажи, - обратился  он  к  Котовскому, - Кто  такой  этот  Дзержинский? А  Тухачевский?… Бойцы  несуществующего  фронта. Я  уже  не  говорю  о  прочих.  Не  имена, а  какая-то  чернуха!
     -    Коню  понятно! – солидным голосом  согласился  с  ним  Котовский  и  захрустел  соленым  огурцом.
     Дыбенко  напряг  свое  корабельное  хлебало  и, спешно  пораскидав своей  единственной  извилиной, резко  претворил  в  жизнь  «Грохот-План»:
     -    А  что  если  Камо  под  видом  батюшки  проникнет  в  нору  Ильича  и  заставит  отречься  его  от  власти  в  пользу  наших?
     -  А  почему  я? – глаза  Камо  пожелтели  еще  больше  и  обоими  лимонами  вылупились  на  краснофлотийца.
     -   Да  потому  что  этот  лысый  черт  меня  знает! – почти  вскричал  Дыбенко  в  гневном  и  пьяном  нападках.
     -   Я  бы  и  сам  пошел, - захлопал  челюстями  Котовский, - да  он  меня  тоже  помнит, я ж легендарный командир. А  «батюшка  Камо» звучит!
     «А  ведь  и  правда  - звучит!» - испугался  армянин. Дело  попахивало  мертвечиной,  и  Камо почувствовал  страстное  желание  переложить  ответственность:
     -     Но  я   абсолютно  не  шарю  в  этой  церковной  херомантии! А  если  у  меня  что-нибудь  спросят?
     -   Говори  «отче  наш».
     -   И  все?
     -    Все……... – глупо  закачал  головой  Котовский. Он  уже  начал  степенно  дремать  и  клевать  носом.
     -  Поймают…
     -  Товарищ Камо, вы же успешно притворялись душевнобольным, когда вас ловили.
     Товарищ и не отрицал, и все же был нюанс. Ведь в прошлом ловили его контрреволюционеры, а иметь дело с красноперыми врачами не доводилось….
     -   Допустим, - согласился  Камо  нехотя, - допустим,  этот  хрыч  подпишет…. Подпишет…
     -   «Печать  Трех»! – таинственно  окрестил  документ  Дыбенко. - Ежели  Вовка  подпишет, объявим  новую  рыспублику.
     -   Рыспублику?
     -  Ну  да,  дело-то  рыскованное! – промолвил  моряк  на  своем  ужасном  диалекте.
     -  А   как  мы  ее  назовем? – очнулся  Котовский,  ошалело   приводя   в   порядок  свой  взгляд.
     -   КоДыКа, - прошептал  Дыбенко  зловеще, - Рыспублика  КоДыКа!
     «Почему  кодыка?» – спросил себя  Камо. КОоператив ДЫрка от бублиКА? КОрабельная ДЫмовая установКА? Других вариантов на горизонте мышления не наблюдалось.             
     -  Пора действовать. Камо, скачи  в  Бутырку, вытребуй  шмотки  митрополита  Болтулая. Его  вчера  повесили, так  что  возражать  он  не  будет.
     -  Погоди, - поднял  пятерню  Котовский, - сначала  подпишемся  кровью!
     Неприятная  процедура  чуть  не  сорвалась: чтобы  выдавить  из  малокровного  Камо  всего  каплю  крови, пришлось  разрезать  ему  все  двадцать  пальцев.
     - Мамой  клянусь, - пролепетал  Камо  и  отключился. За  окном  дул  студеный  ветер….
     В первом часу ночи  Дыбенко  принялся  составлять  конституцию (кодекс) новорожденной  рыспублики, слюнявя  химический  карандаш  и  рисуя  в  своем  воображении  счастливое  будущее. Оно  ему  почему-то  представлялось  в  виде  трапеции.


Акт второй: «Все на бенефис Владимира Ильича!»


      -  Айн, цвай, драй! – разминался перед речью Владимир Ильич.
      - Володя, ты бы прекратил по-немецки шпрехать, - ласково предложила Надежда Константиновна, – народ у нас чуткий, убьют.
      -  Наденька, ну не мелочись.

     За окном кабинета вождя революции шумели клаксоны, топали ноги. «Съехались, как  мухи  на  гуано!» – сердился  Ленин, пытаясь  справиться  со  своей  необычной  прической. Потом  В.И. потоптался, как  буланый  конь, на  ковре,  усеянном  полумесяцами. Взглянув  на  календарь  из  последнего  номера  журнала  «Полуголая женщина с кроличьими ушами», Ильич  ахнул – сегодня  же  годовщина  Октября! «Брат  мой  Керенский… что ж ты не понял то… что ж не разглядел, что есть такое революция….» - пустил  он  скупую  мужскую  слезу. Повод  выпить  был  найден. Иначе  стресс  уже  одолевал  Великого  Вождя. Дела, дела, дела…. Вот  и  сейчас, разобрав  свою  почту, вождь  безработных  обнаружил  анонимку, где  нетвердой  женской  рукой  было  написано  буквально  следующее: «Прошу  принять  меры, так  как  Дзержинский – главный  наркоман  России».
     Однако  Ленин  почувствовал  себя  так, словно  это  его, а  не  Железного  Феликса  застали  курящим  косяк. Помимо  глупых  писем  у  Ильича  было  довольно  респектабельное  хобби – он  размышлял  и  иногда  успешно. «Ой!»- вдруг  подскочил  он  на  месте – в  голову  верно, но  медленно  вползал  великий  афоризм: «Вся  власть  Советам!» Эти  слова  должны  быть  отлиты  из  вечной  бронзы, на  память  потомкам, а вот часть  русской  земли – передана  наступающим  немцам, дабы  спасти  мировую  революцию.

     Концертный  зал  Смольного, обитый  белым  и  красным  бархатом  с  автографами и пожеланиями  китайских  пролетариев «процветать», с  благоговением  впустил  на  сцену  Ленина, сидевшего  верхом  на  своем  новом  броневике  “Остин-Кегресс”. Аплодисменты  нечистоплотных  рук  сразу  убили  камерную атмосферу. Владимир  Ильич  рыгнул  в  микрофон  и  начал  съезд  заранее  сочиненной  фразой:
     -   Сразу  перейдем  к  архинужным  и  архиважным  делам. Как  дела  на  фронте, товарищ  Вацетис?
     Вацетис  поправил  излом  фуражки, которым  он  прикрывался  от  света  плана  ГОЭЛРО, откашлялся  вредными  микроорганизмами  и  взял  в  руки  последнюю  сводку  от  Советского  Информбюро.
     -  Наши  как  всегда  облажались. Кое-где  на  юге, где  у  населенных  пунктов  плохие  названия, чуть  подергались, но  в  основном  везде  облажались.
     -  Негодяи!  Педерасты!  – исступленно   закричал   Ленин,   подражая   своему   кумиру  Гитлеру. - А  кто  Родину  будет  защищать? Я  что ли? Да  на  фи г  она  мне  нужна! И  не  надо  мне  подмигивать, товарищ  Вацетис, как  красна  девица! Я  читал  как  Карла, так  и  Маркса. А  это, простите, не  слезы  Греты  Гарбо!
     -  Буржуи  имеют  нас, - вдруг  высказался  Троцкий, - давайте  сделаем  вид, что  нам  это  доставляет  невыразимое  наслаждение!
     -  Ваша  антинародная точка  зрения  меня  не  интересует, - ответил  ему  Ленин, - даже  вроде  бы  оскорбляет!
     В  зал  вбежали  чекисты  и  начали  бить  Бронштейна  ледорубами  по  голове. Выдержав  диктаторскую  паузу  и  успокоив  нервы, Ленин  продолжил  съезд.
      -   Есть  еще  хорошие  новости?
     Встал  заслуженный, имени  РСДРП,  чекист  Беленький:
      -  Владимир  Ильич, крестьяне  под  Архангельском  отказываются  хлеб  сдавать.
      -  Да  ты  на  себя  посмотри! Кто  такому  свой  хлеб  доверит?! Вырядился, словно  шоколадная  вафля, теперь  пожинаешь…. Карамель  вместо  хлеба! А  с  фасада  у  нас, простите, хлебало, а  не  коромысло!
     Зал  восторженно  зааплодировал. Ленин  с  выразительным  акцентом  топнул  по  крыше  броневика  баронским  сапогом  с  квадратным  носом, успокаивая  толпу,  и  затребовал  фронтовую  карту:
      -   Дайте  футуристический  прогноз!
     К  огромному  полотнищу  подошел  нарком по делам будущего:
      -  Завтра  расположение  звезд  на  фронте  будет  пассивным. Критические  дни  у  белополяков  и  белочехов. Негативные  тенденции  сохранятся  и  у  казачьих  бандформирований. У  наших  солдат  зацветет  энергетическая  карма. Связано  это  с  тем, что  ослабнет  влияние  Венеры. Но  Сатурн  несет  нам  нерешенные  проблемы.
      -   Какие? – испугался  Ленин  и  даже  спрыгнул  с  броневика.
      -   Корпус  белонегров  перебрасывается  в  Крым.
      -   Зачем?
      -   Вероятно, чтобы  отхватить  нашу  всесоюзную  здравницу…. Владимир Ильич, долго мне еще гороскопами заниматься, надо бы грамоту в стране поднять!
      - Товарищ Луначарский, с такой фамилией как у вас только к звездам.
      Тяжело вздохнув,   нарком по делам будущего  поклонился  и  удалился. Владимир  Ильич  заломил  руки  за  спину  и  начал  ходить  взад-вперед:
      -  Видите, товарищи, как  важно  держать  Венеру  ослабленной  постоянно! Предлагаю  поручить  эту  архиглавнейшую  задачу  товарищу  Циолковскому. Кто  против?
      -  Я! – пискнул  Троцкий.
      -  Единогласно! – резюмировал  Ленин. - Товарищ  Циолковский, как  видите, ЦК  вам  верит!
      -  Пусть  Сатурн  не  забудет! – выкрикнул  кто-то  с  дешевых  задних  рядов.
      -  Слышите, товарищ  Циолковский? – подхватил  Ленин. - Не  забудьте  Сатурн!… Что  же, товарищи, будем  подводить  итоги………
      Речь  Ленина  была  бесцеремонно  прервана  вбежавшим  в  зал  человеком  в  ободранной  одежде:
      -   Чапай! Чапай  утонул!
      -  Потише, товарищ! Соблюдайте  регламент! – крикнул  Фрунзе. - Ходоки  принимаются  после  шести  вечера!
      -   Так  ведь  Чапай  же  утонул!
      -   Чапай?…. Знакомая  фамилия…. – задумался  Фрунзе. - А  ты  кто  будешь?
      -    Я-то? Петька!
      -    А  где  Фурманов?
      -    Не  знаю.
      -   Он  не  знает! Товарищи, он  не  знает! Не  знает  где  Фурманов! Так  чего  ж  вы  приперлись?
      -   Не  знаю…. – безнадежно  проигрывая  новой  советской  бюрократии, Петька  хотел  уже  только  одного – чтобы  от  него  отстали.  И  Ленин  оказал  ему  такую  услугу:
      -  Товарищи! – обратился  он  к  съезду. - Товарищ  Петька  принес  архинеприятнейшее  известие. Товарищ  Чапай  утонул, предлагаю  кандидатуру  товарища  Котовского! Кто  против?….. Не  вижу  рук!… Смелее, смелее, товарищи!
      Взгляд  Ленина  упал  на  Бронштейна, по  лицу  волнами  пошла  хитрая  улыбка. Именно  так  он  улыбался, когда  кормил  снегирей  в  Горках.
      -  Товарищ  Троцкий, вы  что  же,  солидарны  с  трудящимися? Как  это  не  похоже  на  вас!
      -   Рука  не  поднимается, Владимир  Ильич! Чекисты  сломали!
      -   Прекрасно! Утвердим  товарища  Котовского  как  командира  Чапаевской  дивизии. Товарищ  Бедный, передайте  повестку  товарищу  Котовскому! – Ленин  попросил  хлеб  с  повидлом  и  продолжил:
      -   Что  же, товарищи, будем  подводить  итоги, особо  касающиеся  тех, кто  сидит  на  платных  местах. Буду  краток. Собственно, это все.

      Зал  взорвался  от восторженных оваций. Из  кабины  броневика  вышел  Володарский  и  истерично  прокричал:
      -   Черчилль?!
      -   Нет!!! – раздался  под  потолком  зала  рев  соратников  В.И.
      -   Вильсон?!
      -   Нет!!!
      -   Ленин?!
      -   ДА-А!!!
      Владимир  Ульянов  улыбался  величавым  движением  скул  и  даже  уронил  слезу. После  этого  Ленин  дал  зарок  больше  не  пить. Но  ночью  ему  вдруг  до  смерти  захотелось  выпить…..
      Здесь  занавес  благоразумно  закрывается.

Акт третий: «Отче наш»

      Стоя  перед  зеркалом, Камо  примерял  новую  одежду-надежду  заговорщиков  и  морщился: он  был  похож  на  коряво сработанное пугало. Черт  с  ним, с  внешним  видом. То  ли  еще  будет, когда  родится  «кодыка»! Большие заводы, производящие бомбы, покроют Сибирь. Четыре тысячи гимназий будут учить террористов умению бросать ручные бомбы в кареты, перевозящие золотые монеты из банка в банк. Чтобы было куда ездить грабить приватные дома и стрелять в жандармов, будет оставлена особая экономическая зона, вне территориальных пределов Кодыки. Так  думал  идейный  борец  за  маму-анархию.  Он  послал  красочной  иконе  воздушный  поцелуй  и  открыл  окно – самый  короткий  путь  в  светлый  мир. Город  пахнул  солдатскими  сапогами. Камо  задумался  об  обуви. В  воздухе  прошелестело  творение  думы  Камо:
              «Что  день  мне  сулит?
               Что  стерпит  душа?
               За  дверью  кот  спит
               Боится  меня….»
      Убаюканный  звонким  цокотом  лошадиных  копыт, новоиспеченный  батюшка  вылез  на  бугристую  мостовую. Известно, что  походка  обывателя  основана  на  простейших  движениях  вперед-назад, сопровождаемых  раскачиваниями  из  стороны  в  сторону. Камо  же  и  понятия  не  имел, как  ходят  священники: с  прямой  спиной  или  шаркающей  походкой?  С другой стороны – откуда это известно прохожим? Спокойно в путь! В  городе  бурлила  кипучая  революционная  деятельность, что  предполагало  бардак  на  улицах  и  площадях. В  то  героическое  время  Петроград  был  крайне  опасен, приходилось идти, избегая патрулей и стукачей. В местах проведения демонстраций он  часто  ощущал  неприязненные  взгляды  пролетариев своим оголенным затылком, отчего трусил  по  улице, учащая шаг. После нескольких часов брожения Камо заблудился. Он  так  забродил, что  начал  медленно  хмелеть  и, без  сомнения, напился  бы  до  зеленого  змия, но… В голову пришел астральный Дыбенко. Воображаемая комната обратилась в подвал. Моряк медленно достал из кобуры «Маузер» и начал поглаживать ствол. «Дурак ты, батюшка, светлых идей революционных не понимаешь….». Дуло уткнулось в потный лоб….
      Камо  стало  страшно,  и  он   ухватил  за  рукав  добропорядочного  профессора  с  рыжеватой  козлиной  бородкой:
      -  Извините, почтеннейший, вы  не  подскажете, где  я  нахожусь?
      -  Я за революцию, - быстро  щелкнул  тот  языком  и  прошел  мимо.
      «Наверное, за  ним  следят. А  может, просто  наложил  в  штаны…» -  подумал  Камо  и  обратился  к  красногвардейцу, сжигавшему  на  костре  революции  алгебру и геометрию.
      -  Простите, товарищ  солдат… Я  заблудился, мне  нужен  Смольный.
      - Чтобы  я  Родину  продал, контра?! – агрессивно  зашипел  красногвардеец  и  смачно  выругался, задев  целых  шесть  поколений  семьи  Тер-Петросянов.
      Террорист  испуганно  отшатнулся  в  заброшенный  книгами  переулок, который  по  невероятному  стечению  обстоятельств  вывел  его  к  Смольному. «Кстати, а куда дели институт благородных девиц? И самих девиц?» -   задумался батюшка  Камо  и  моментально  пересек  улицу, чтобы  почтить  своим  нахальством  двух  вечно бодрствующих  латышских  стрелков.

      Жизнь  стражей-прибалтов  строилась  на  двух  краеугольных  камнях: они  то  мерзли  как  собаки, то  пропадали  от  жары. И  ничем  им  угодить  было  невозможно. Спасались  они  тем, что  ударялись  в  мужицкую  банальщину: пили  самогон (бочонок  от  заботливого  начальства), а  потом  как  гиены  гоготали  над  неприличными  анекдотами. Когда  подошел  Камо, первый  охранник  как  раз  вытряхивал  из своей памяти историю, про Петьку и Чапаева.
      - …. для идиотов повторю еще раз – рация на бронепоезде!
      Раздалось ржание. Заметив «батюшку», первый охранник стал лихорадочно искать свою винтовку.
      -  Стой, кто  идет?! – помог  ему  второй, встав  в  угрожающую  позу  оловянного  солдатика. Штык поблескивал на солнце, и от этого казался еще более смертоносным.
      -   Отче   наш!  –  глуповато   пробормотал   Камо,  вытаращив   и   без   того  выпуклые  глаза  на  тельняшки  стрелков. Моряки! На  суше! Что  бы  это  значило? Он вспомнил, что Дыбенко отправлял в Совет Народных Комиссаров предложение по всесоюзной реформе армии, согласно которой все моряки отправляются служить на сушу, а сухопутные на флот. Таким образом, уверял Дыбенко, мы получим универсальных солдат. Получается, реформу утвердили…
      -   Проходите!
      Потрясенный  Камо  уже  на  лестнице  сообразил, что  угадал  секретный  пароль. Ему  повезло  неописуемым  образом – через  минуту-две  ввели  пропуска из грубой бумаги.  На  нужном  этаже  в  нужном  коридоре  Серго  Орджоникидзе  вешал  на  стену  уникальную, но  ненужную  картину  «Ленин  в  яблоках», повествующую  о  загадочном  моменте  в  биографии  Ильича. Камо  заинтересованно  остановился  рядом  и  не  мог  наглядеться  на  полотно, где  обнимались  Надежда  Константиновна  и  Феликс  Эдмундович.
      -  А  где  ж  Ленин-то? – поднял  Камо брови.
      -  Написано же – Ленин в яблоках, - сказал  Серго, огорчаясь  отсталостью  интеллекта  у  духовенства, - а  вы  к  кому, товарищ?
      -   Отче  наш, - почти  уверенно  и  с  какой-то  первобытной  свирепостью  произнес  «батюшка». Пройдя латышей, он воспрял духом. Так вот, с потом, с кровью в сердце, «Грохот-План» постепенно претворяется в жизнь.
      -   А  что  у  вас  под  сутаной?…. Ведь  что-то  есть, да?
      -   Ничего. Кроме  топора… - отступая  назад,  ответил  Камо.
      -  Дровосеки  партии  нужны, - бодро  сказал  Серго, - обратитесь  к  завхозу. Направо и прямо.
      И  он  скрылся  за  углом, оглашая  коридор вольным прочтением стихов Маяковского.
      -  Спасибо, сын  мой! – улыбнулся  Камо  и  дернул  ручку  двери  кабинета  Ленина  на  себя….
      Перед  ним  возник  сам  Владимир  Ильич, свежий, белый, рыхлый  и  цветущий. От  страха  Камо  смог  издать  лишь  неслогораздельное  мычание.
      - Что-что? – повернулся  Ленин  к  «батюшке»  правым  ушным  раструбом. На  помощь  армянину  пришла  хулиганская  импровизация, а  именно, в  кавказском  стиле:
      -   Пожарная  служба.
      -   А, хорошо, проверяйте.
      -   Паркет  скользкий, - придрался  Камо  прямо  с  порога.
      -  Я  прикажу  посыпать  песком, - нашелся  Ленин, - а  почему  вы, собственно, одеты  так  одиозно?
      Вопрос  привел  террориста  в  смятение  и  загнал  как  крысу  в  угол.
      -   Боже, царя  храни! – выдавил  он  с  яростью. Ильич  побледнел  и  отступил  к  письменному  столу. Камо  бросил  на  столешницу  «печать  трех»  и  выхватил  топор:
      -   Подписывай, грешник!
      -  Да  ради  богай, - ответил  Ленин  и  взял  перо, но  тут  же  заорал  благим  матом:
      -   Стража, нихт зибен капут! Убивают!!!
      Злоба, порождаемая ужасом, заставила  Камо  превратить  топор  в  метательный  снаряд. Лезвие  под  косым  углом  вошло  в  деревянную  статую  Пушкина, выполнявшую  в  углу  кабинета  роль  засохшей  пальмы. В  пылу  гнева  Камо  не  заметил, что  лишил  Александра  Сергеевича  ряда  жизненно  важных  органов. Вбежала  вездесущая  охрана,  и  он  попытался  отстреливаться  пустой  бутылкой  из-под  вина, но  промахнулся. И  не  успел  террорист  придумать  даже  одну  мысль, как  отряд  ЧК, подобно  многолапому  пауку, опутал  его  божественные  члены.
      - Ироды, покайтесь  безгрешному  отцу  своему! – орал  Камо, до  последнего  пытаясь  держаться  за  свою переодетую стезю.
      -  Сам  дурак! – крикнул  Ленин  из-за  косяка,  и  устало  вытер  со  лба  пот.


Акт четвертый: «Русская рулетка»

      В  блиндаже  догорал  день. Котовский  сложил  карты  веером:
      -    Ставлю  Подольскую  возвышенность.
      -  И  Бухарский  Эмират  сверху, - оскалился  Дыбенко. Котовский, ранее  ухитрившийся  проиграть  все  земли  Камо, спустя  несколько  минут  остался  у  разбитого  корыта. Теперь  в  его  распоряжении  сохранились  только:
1)  Уездный  город  Урюпинск.
2)  Ханты-Мансийский  автономный  округ.
3)  Блиндаж  6-й  бригады  морской  кавалерии.
      -  Хороший  день, - сказал  Дыбенко, заливая  пустоты  тела  водочкой.
      -  Это  тебе  что, семечки?! – зарычал  Котовский, бросая  карты  на  стол. Вены  его  поднялись  как  мосты  на  Неве.
      -  Спокойно, - уравновесил  его  Дыбенко, - теперь  надо  уладить  другой  вопрос. А  рыбы  всем  хватит.
      -  Какой  вопрос? – Котовский  раздумывал, обнажить  свою  шашку  или  нет? Слов  уже  не  хватало.
      -  Большая  часть  территории  теперь  моя.
      -  И  что? – заморгал  кавалерист.
      -  А  то, что  КоДыКа – название  неактуальное  и  я  настаиваю  на  новом  названии – ДыКоКа!
      -   Что  ты  сказал?
      -   ДыКоКа.
      -   Кто  я?!
      Они  выстрелили  почти  одновременно, можно  сказать  синхронно. Тела рухнули, сгребая на пол предметы со стола. Кровь и алкоголь  безнадежно  испортили  венгерский  ковер….
      - Русская  рулетка! – заключил  в  протоколе  ответственный  работник  ЧК  Диман  Бедный. Особое  внимание  Бедного  привлек  лежащий  на  столе  лист  серой  бумаги. Кодекс Рыспублики Кодыка.
           Далее приводится текст, в котором орфография автора не сохранена.
1. Всем водку – бесплатно. Заморский алкоголь мне лично, попробовать.
2. Объявить Рыспублику морской.
3. Всеобщее образование – не более трех классов.
4. Вовку на кол.
5. Ввести талоны на баб.