После того как все нужные документы были мной заполнены и подписаны, необходимые формальности выполнены, начальник отдела кадров сказал, что выписка из приказа о моем назначении будет готова не раньше 16.00 часов. Таким образом, у меня оставалось полдня свободного времени, которое я могу использовать по-своему усмотрению. И мне захотелось поехать на Васильевский остров. В метро, в разгар рабочего дня, было свободно и я, без помех, добрался до «Приморской». Дело в том, что Санкт-Петербург – не чужой для меня город. Здесь, на Васильевском острове, на улице Нахимова, недалеко от гостиницы «Прибалтийская», я прожил восемь, может быть, самых счастливых лет моей жизни.
Летом близость Финского залива, постоянный теплый ветер, наполненный морской свежестью и цветущий клевер на газонах, создавали неповторимую обстановку домашности и уюта, но зимой жителям приходилось туго. И все же, добровольно сменить Васильевский остров на другой район города желающих было мало. Как и раньше, у метро можно было увидеть книжные развалы, на которых всегда можно было найти интересную книгу, о чем раньше можно было только мечтать. Я не удержался и купил достаточно редкое издание «Воспоминаний» грос-адмирала Альфреда фон Тирпица на немецком языке и «Карманные линкоры фюрера. Корсары Третьего Рейха» (В.Кофман) на английском языке. Сегодняшний день был безусловно удачным для меня.
Когда мне случается бывать в Санкт-Петербурге, я стараюсь побывать на Смоленском кладбище и навестить могилы людей, для меня небезразличных. Перейдя по неказистому, изготовленному из стрелы подъемного крана переходному мостику на другой берег речки Смоленки, и пройдя мимо строящегося прямо у кладбищенской ограды многоэтажного жилого дома, я оказался у калитки Смоленского кладбища, скрытого от глаз людей плотной стеной деревьев. Это одно из старейших кладбищ Петербурга, давно закрытое для захоронений. Связано это еще и с тем, что, по слухам, кладбище собирались реконструировать и превратить его то ли в сквер, то ли в парк отдыха, и лишь в последние годы работа кладбища возобновилась.
Поначалу, еще в петровские времена, здесь хоронили преимущественно бедных людей, но позже ситуация изменилась. В первый раз я побывал здесь в начале 80-х годов, когда много ходил пешком, изучая район своего проживания. Тогда Смоленское кладбище было тихим местом, утонувшим в густых зарослях леса и кустарника, скрывавших от глаз людских хаотичные захоронения времен блокады Ленинграда. Изредка, можно было увидеть немногочисленных посетителей, рассматривавших необычные надгробия на могилах именитых граждан. «Остров забвения» - вот что пришло на ум, когда я прошел по безлюдным дорожкам. Позже, бывая здесь, я нашел могилы Можайского – человека, сконструировавшего первый в мире самолет, Попова - создателя круглых броненосцев “Поповок”, знаменитого путешественника Семенова-Тянь-Шаньского, мореплавателя Вилькицкого и основателя подводного кораблестроения в России Бубнова.
В цветочном магазине, недалеко от главного входа на кладбище, я купил букет гвоздик и направился по магистральной аллее на пересечение Смоленской и Семеновской дорожек – туда, где похоронен моряк и писатель Виктор Конецкий. На могиле – большой строгий крест из черного полированного гранита с надписью: «Никто пути пройденного у нас не отберет» и якорь. Захоронение обнесено якорной цепь. В стеклянной вазе стояли живые цветы, а горящая лампада придавала этому уединенному месту оттенок живого тепла. Было приятно осознавать, что писатель не забыт современниками, что здесь, в окружении могил родственников, он нашел свой вечный покой. Это ли не завидный конец жизни для много повидавшего на своем веку моряка, писателя, да и, просто, достойного человека!
Поставив в вазу принесенные цветы и поклонившись могиле Виктора Конецкого, я прошел немного дальше по магистральной Петроградской дорожке и свернул на Блоковскую. Здесь, в окружении своих родственников Бекетовых 10 августа 1921 года был похоронен Александр Блок, поэт № 1 своего времени. А было ему тогда всего сорок лет. Друзья и просто поклонники Блока пронесли открытый гроб от Офицерской улицы, где жил поэт, до Смоленского кладбища, в полной тишине и без оркестра. Их путь составил более шести километров. В 1944 году его перезахоронили на Литераторских мостках Волкова кладбища. Невольно напрашивается вопрос: - А что, других более важных дел тогда не было? Только что закончилась блокада Ленинграда. Множество домов было разрушено. Нужно было налаживать мирную жизнь, а тут перенос захоронения… Зачем?
Первоначальное место захоронения забыто не было. Там и сейчас лежит памятный камень и цветы от почитателей поэта. Стояла тишина, изредка нарушаемая карканьем ворон, облюбовавших верхушки деревьев. Я тоже положил на этот печальный камень принесенные цветы и, вместо молитвы, негромко произнес из «Возмездия»:
Жизнь без начала и конца.
Нас всех подстерегает случай.
Над нами сумрак неминучий,
Иль ясность Божьего лица.
Слева, наискосок, почти напротив могилы Блока, тоже виртуальное захоронение «40 мучеников». Якобы, здесь «борцы с мракобесием» заживо похоронили 40 священников. На скромном надгробии теперь постоянно горят лампады и свечи. На самом деле, реальное захоронение этих несчастных находится здесь же на кладбище, но совсем в другом месте, и сделано многое, чтобы это место, действительно, стало забытым. От могилы Блока совсем недалеко до часовни святой Ксении Петербургской. Здесь всегда много молящихся и просителей, оставляющих на стенах часовни и в укромных уголках записки-просьбы, обращенные к Ксении, и всегда много голубей, которые ведут себя почти, как ручные. Кстати, священником этой часовни начинал свою карьеру будущий патриарх Алексий.
Странной достопримечательностью кладбища является виртуальная могила Арины Родионовны Яковлевой – няни Пушкина, что подтверждается мемориальной доской, установленной при входе на кладбище. Поначалу считали, что она похоронена на Большеохтинском, но, позднее, историки нашли подтверждение, что она все-таки была погребена здесь, на Смоленском кладбище, но месторасположение могилы неизвестно. Арина Родионовна всю свою жизнь была крепостной сначала графа Апраксина, потом, Ганнибала и, наконец, Пушкиных. К детям в господские семьи брали «кормилиц» и «нянь». К мальчикам еще приставляли «дядек». У Пушкина «дядькой» был верный и преданный ему Никита Козлов, на руках принесший раненого на дуэли поэта в дом и проводивший его до могилы. Эти люди любили чужих детей, как своих собственных, отдавали им все, на что способна русская душа. Ни в письмах Пушкина, ни в письмах его родных ни разу не упоминается имя Никиты Козлова, а Арина Родионовна называется в них просто «няней». Всю свою жизнь Арина Родионовна, как и её дети, была крепостной, крепостной же она и умерла в 1828 году. На похороны няни ни Пушкин, ни его сестра Ольга, которую вынянчила Арина Родионовна, не поехали, а похоронил её в безымянной могиле муж Ольги – Николай Павлищев.
Виртуальность свойственна и другому известному захоронению, находящемуся в “Саду декабристов” на пересечении улиц Наличной и Уральской - предполагаемой могиле казненных в 1826 году заговорщиков. На обелиске из черного полированного гранита высечена надпись: «1826-1926 заложен в память столетия казни декабристов П. И. Пестеля, К. Ф. Рылеева, С. И. Муравьева-Апостола, М.П. Бестужева-Рюмина, П. Г. Каховского.»
Помимо виртуальности, обе эти могилы связывает еще такая категория как крепостное право, за отмену которого выступали декабристы. Крепостное право в России просуществовало ещё четверть века и было отменено лишь в 1861 году указом царя Александра второго-освободителя, осознававшего необходимость либеральных реформ, но, тем не менее, поплатившегося жизнью за свою мягкотелость и либерализм.
В Советский период нашего государства декабристы подавались как идейные борцы с самодержавием, Николай 1. - как жандарм Европы, а начальник третьего охранного отделения, шеф жандармов Бенкендорф, превратился в символ, который воплощал в себе весь деспотизм, произвол власти и жандармский порядок в государстве. В интернете, со ссылкой на “Заметки истории Российской империи 19 века” А.Э.Башкуева и секретаря Бенкендорфа Витковского, приводится речь А.Х.Бенкендорфа на допросе декабристов:
- Вы утверждаете, что поднялись за свободу для крепостных и Конституцию? Похвально. Прошу тех из вас, кто дал эту самую свободу крепостным – да не выгнал их на улицу, чтобы те помирали, как бездомные собаки, с голоду под забором, а отпустил с землёй, подъёмными и посильной помощью — поднять руку. Если таковые имеются, дело в их отношении будет прекращено, так как они действительно поступают согласно собственной совести. Я жду. Нет никого? Как странно... Я-то своих крепостных отпустил в Лифляндии в 1816-м, а в Тамбовской губернии в 1818-м. Все вышли с землей, с начальными средствами. Я заплатил за каждого из них податей за пять лет вперед в государственную казну. И я не считаю себя либералом или освободителем! Мне так выгоднее. Эти люди на себя лучше работают. Я зарабатываю на помоле, распилке леса и прочем для моих же бывших крестьян. Я уже все мои расходы покрыл и получил на всём этом прибыль. И я не выхожу на площадь с безумными заявлениями или протестами против Государя или, тем более, против Империи!.. Так как вы ничем не можете доказать, что дело сие – политическое, судить мы вас будем как бунтовщиков и предателей Отечества, навроде Емельки Пугачева.
Даже если допустить, что данный текст - авторский вымысел, то суть остается неизменной: да, Бенкендорф своих крепостных освободил, а вот “пламенные революционеры” со своими как-то не спешили расставаться.
В нашей истории известны два военных переворота, совершенных гвардейскими офицерами, в результате которых на царский трон взошли: Елизавета Петровна – дочь Петра 1. и Екатерина 2. Восстание декабристов – это попытка третьего военного переворота, в результате которого к власти должен был прийти Верховный диктатор Трубецкой. Казнь пятерых участников военного переворота рассматривалась как проявление крайней жестокости новоявленного царя. По законам Российской империи, да и всех цивилизованных государств тоже, участие в государственном перевороте - тяжелейшее преступление и наказывается смертной казнью.
Дело декабристов, по которому проходили 250 человек, рассматривал Верховный уголовный суд. На тот момент ещё продолжало действовать Соборное Уложение 1649 года, Петровские Воинский регламент и Морской устав, по которым почти всем привлекаемым к суду полагалась смертная казнь и вопрос упирался только в способ экзекуции. В конечном итоге, после рассмотрения и смягчения царем вынесенных судом наказаний, смертная казнь была утверждена только для пяти подсудимых: Пестелю – за планы государственного переворота и цареубийства, Муравьеву-Апостолу – за бунт Черниговского полка, закончившийся смертью многих солдат, Бестужеву-Рюмину – за соучастие. Каховского казнили за уголовное преступление – убийство генерал-губернатора Петербурга Милорадовича, а Рылеева – за организацию всего этого кошмара.
Размышляя о судьбах декабристов и печальной участи Александра второго, я вдруг подумал о том, что, видимо, одинаково опасно отставать в своем развитии, равно как и забегать вперед, применительно к судьбе государства. Почему-то вспомнил о человеке-загадке по имени Бартини: физик, математик, авиаконструктор, начавший работать в СССР еще в 30-е годы, намного опередивший своё время, создавший 60 проектов летательных аппаратов, из которых реализовано было только пять, и завещавший вернуться к его проектам после 2197 года (год его 300-летия).
Он пытался понять и найти, кто или что препятствует реализации его очевидно обгоняющих своё время разработок и … ничего не обнаружил. Объективно, ничто не препятствовало, но… Отсюда вывод, граничащий с фантастикой: прогрессорство - это не выдумка писателей-фантастов, а вполне возможная реальность. Кто-то невидимый, но реально существующий, контролирует наше развитие: если забегаем вперед – притормаживает нас, а если отстаем в развитии – тащит нас вперед через жертвы и катаклизмы.
Ничто больше не удерживало меня в этом невеселом месте, да и пора уже было возвращаться в пароходство за выпиской из приказа, и я прежней дорогой пустился в обратный путь к метро, провожаемый карканьем невесть откуда налетевших ворон.
«Елабуга»
«Елабуга» оказалась сухогрузом современной постройки длиной 140 - 150 метров, с высокой нарядной надстройкой, выкрашенной в белый цвет, и высоким баком. Борта его были окрашены в шаровый цвет, но краска была не примитивной “дымчато–серой”, а отливала голубизной, что придавало судну какой-то праздничный вид. Подводная часть была сдержанно-зеленой, а ватерлинию обозначал четко отбитый стык этих двух красок. На бортах кое-где проступали обмятые шпангоуты и были видны следы ржавчины под клюзами якорей.
Полным ходом шла погрузка тщательно упакованных пакетов досок в последний четвертый трюм. У трапа скучал матрос с повязкой вахтенного на рукаве. Он нисколько не удивился моему появлению на трапе с чемоданом в руке и по телефону вызвал старпома. Мы познакомились, и Александр Сергеевич, так звали старпома, повел меня к капитану. Капитан, высокий, в годах, рано поседевший мужчина с обветренным лицом, встретил меня приветливо, но настороженно. Оно и понятно: лучшая новость, как говорят англичане, – это отсутствие новостей, а тут – неизвестно кто, непонятно для чего прислан на судно, идущее в дальний рейс. Я представился.
- Сергей Петрович, - назвал себя капитан. Обменялись рукопожатием. – Старпом покажет Вам вашу каюту и введет в курс дела. Устраивайтесь, а после ужина – прошу ко мне, пообщаемся.
Каюта, в которой мне предстояло жить, ранее принадлежала, видимо, помполиту, о чем говорили брошюры с работами Ленина и тетради с конспектами политинформаций, найденные в ящиках стола. Ну что ж, будем устраиваться.
После ужина, предварительно позвонив, отправился к капитану на беседу. Пришлось немного подождать. Сергей Петрович уточнял со вторым штурманом детали предстоящей погрузки каравана - тех же самых пакетов досок на крышки трюмов. У меня была возможность оглядеться и составить некоторые впечатления о капитане. Каюта Сергея Петровича состояла из просторного кабинета, выполнявшего роль гостиной, и спальни, отделенной от кабинета глухой переборкой. Из мебели в кабинете был прикрепленный намертво к палубе просторный рабочий стол, за которым свободно могли разместиться 8 – 10 человек, и мягкие диваны вокруг стола, не считая рабочего кресла капитана. На специальной подставке стоял музыкальный центр «Шарп», а через три открытых иллюминатора доносился шум работающих кранов. На одной стене кабинета была закреплена большого размера карта западного побережья Европы, включая Северное, Балтийское и Средиземное моря, а на другой, напротив капитанского места, вместо ожидаемого портрета президента, висел в красивой раме портрет молодой красивой женщины – жены Сергея Петровича. Этот портрет, как визитная карточка, многое говорил о хозяине кабинета.
- Как Вы, наверное, догадываетесь, Борис Николаевич, Ваше назначение метеорологом явилось для меня некоторой неожиданностью. Хотелось бы знать, что стоит за вашим назначением, ну и о Вас лично тоже, - были его первые слова.
Пришлось повторить все то, что я рассказал начальнику пароходства. Сергей Петрович слушал меня внимательно, машинально перебирая в руках обычный карандаш.
- Да, начальник пароходства сказал мне тоже самое и попросил создать для Вас условия для работы. Чтобы я лучше ориентировался в ситуации, расскажите о себе и что Вы ждете от этого рейса.
- Биография у меня самая обычная: 50 лет, женат, имею взрослую дочь, внука. Два высших образования, одно из них – Московский МИФИ, доктор технических наук, физик, полковник. В ходе этого рейса надеюсь подтвердить или опровергнуть кое-какие наши предположения, которые могут иметь значение для науки. Хотелось бы, чтобы меня рассматривали, как обычного члена экипажа, а истинная цель моего появления пусть останется пока между нами. Ну, можно еще стармеха и старпома ввести в курс дела. Я не хочу быть просто пассажиром, и постараюсь быть полезным судну.
Губы капитана дрогнули, готовые сложиться в ироническую улыбку, но он сдержался.
- А над чем Вы работаете, если не секрет? Меня, несколько, удивляет таинственнос ть вокруг Вашего появления у нас.
Хочешь-не хочешь, а нужно было приподнять завесу таинственности вокруг моего появления, и я коротко рассказал о главном, но не всё:
- Тема, над которой работаю в настоящий момент – время, т.е. всё, что связано с проблемой времени, ну и прикладная физика тоже. Капитан оживился:
- Проблема времени… Это что, машину времени изобретаете?
- Нет, так далеко мы пока не заглядываем. Нам бы разобраться с тем, с чем приходи тся иметь дело в нашей жизни сейчас. Кстати, а Вам не приходилось сталкиваться с чем-то необычным: светящиеся круги на воде или что-то в этом роде?
- Нет, но я читал об этом. Кое-кто из моих коллег встречались с этим явлением, а вот мне не приходилось.
В разговоре возникла пауза, и было видно, что Сергей Петрович утратил интерес к этой теме, но вот следующий его вопрос был для меня неожиданным:
- Кстати, Вы упомянули прикладную физику. Поясните, что это такое.
Что ему ответить? Сказал первое, что пришло на ум:
- Вот Вы: пятьдесят пять лет, женат, имеете дочь, которая в Вас души не чает, внука, бросили курить лет пять-шесть назад, хотя до этого курили всю жизнь. Курить бросили из-за болезни, видимо, язвы желудка. Сейчас у Вас ишемическая болезнь сердца и Вы очень из-за этого переживаете, потому что не видите для себя подходящей работы на берегу. Но что это? Я не вижу дальнейшего развития болезни… Невероятно! У Вас все чисто. Не может быть! Ерунда какая-то! Я не нахожу этому объяснения… Я, действительно, находился в недоумении, но всё было именно так.
Капитан похоже, тоже был ошеломлен:
- А как Вы все это узнали? Это правда?
В это время раздался стук в дверь и вошел старший механик. Это был высокий худощавый мужчина с копной коротких черных волос обильно тронутых сединой. На его лице выделялись карие, широко посаженные глаза под густыми черными бровями, которые смотрели строго, оценивающе. Видимо, он хотел переговорить с капитаном наедине, но увидев меня, повернулся, чтобы уйти.
- Заходи, заходи, Борис Александрович! Тебе тоже будет интересно. Мне Борис Николаевич такое рассказывает, что дух захватывает. Стармех недоверчиво посмотрел сначала на капитана, а потом на меня:
- Ну и что же он такого рассказывает, что дух захватывает? - дед подсел к столу и приготовился слушать. Дурацкая ситуация. Я чувствовал себя, как на сцене, а вот этого мне хотелось меньше всего.
- Борис Николаевич, а что ты можешь сказать про стармеха? – спросил капитан.
Ну вот, уже переходим на ты, а это неплохо для дела… Я мельком взглянул на деда и озвучил то, что и без труда смог бы сказать любой мало-мальски продвинутый психолог:
- Сегодня у Бориса Александровича день рождения и он рассчитывает, по такому случаю, почаевничать с Вами, но мысленно ругает себя за то, что не проконтролиро вал электромеханика, которому поручил замену щеток на электродвигателе подруливаю щего устройства.
Капитан внимательно посмотрел на меня и, ни слова не говоря, снял трубку телефона. Ответил заступивший на вахту старпом. Сергей Петрович коротко приказал, узнать у электромеханика, что с подруливающим устройством. В ожидании доклада прошло минут пять. Зазвонил телефон. Сергей Петрович снял трубку и, выслушал доклад старпома, что неисправность подруливающего устройства устранена.
- А что там было?
- Электромеханик заменил комплект щеток электродвигателя.
- Хорошо. Если что – стармех у меня.
- Ну, что ж, будем чаевничать. Давай, Борис Александрович, неси свое варенье и грибочки. Я тоже умею кой-чего угадывать. Ты, Борис Николаевич, оставайся. Отметим день рождения деда, благо обстановка позволяет.
Стармех ушел к себе, но быстро вернулся с банками варенья и грибов. Его сопровождал крупный, абсолютно черный кот с блестящим, полированным медным ободком, на шее, придававшим ему франтоватый вид. Кот вошел, как хозяин. Он деловито потерся о ноги капитана, а потом запрыгнул на колени деда и, удобно устроившись, замурлыкал. Картина была по-домашнему уютной, но меня смущало то, что кот был абсолютно черный, и я задал наивный вопрос:
- А как быть с поверьем, что черный кот приносит неудачу? Или у моряков все наоборот?
Оба моих собеседника дружно рассмеялись. Капитан, пожалев мою отсталость в вопросах морских традиций, рассказал:
- Многое в жизни моряков продиктовано особенностями работы и жизни на кораблях, идущее еще из времен парусного флота. Все это можно найти в “Черной книге Адмиралтейства”. Большое внимание там уделяется кошкам, особенно черным. Это у нас в России каждый считает, что встреча с черным котом сулит неприятности, а в Англии и Франции – наоборот, встреча с черным котом приносит удачу. Черный кот на судне – всегда к удаче, а если кто-нибудь сбросит его за борт, то непременно поднимется шторм. Тому, кто убьет черного кота, семь лет ни в чем не будет везти.
Меня заинтересовал медный ободок, заменявший коту ошейник.
– Это защита от высокочастотного излучения, от которого на судах страдают кошки, - объяснил стармех, - второй механик постарался для нашего любимца. Кот, лежавший до этого на коленях у Бориса Александровича, словно почувствовал, что заговорили о нём, раскрыл свои зеленые глаза, сладко потянулся, и перебрался на колени к капитану.
- Вот хитрюга! – рассмеялся стармех, - харчеваться ходит к поварихе, спит у неё же в каюте, а днем – на вахте: или у меня, или у Сергея Петровича. Опять же о кошках: считают, что удача сопутствует тому судну, у кого в штате числится черный кот. Вот и во время кораблекрушений, в первую очередь спасали кота, а если он по какой-либо причине оставался на борту, то это было равнозначно тому, что на судне остался член экипажа и, юридически, оно не считалось покинутым. Вот и получается что все не так просто.
Расставили на столе нехитрую закуску и Сергей Петрович разлил по рюмкам водку. Он поднял рюмку, задумался, и вдруг спросил:
- А что, Борис Александрович, часто тебе удавалось отметить свой день рождения в кругу семьи?
- Да по пальцам можно пересчитать…
- Вот и я тоже… Ладно, не будем о грустном. С днем рождения тебя, дорогой мой соплаватель! Древние греки делили людей на живых, на мертвых и на тех, кто в море. И пусть мы, выходя в рейс, не относимся ни к тем, ни к другим, желаю тебе здоровья, благополучия и исполнения желаний, ну и чтобы двигатели крутились и не огорчали тебя! Будь здоров, дорогой!
И мы выпили за здоровье стармеха и мысленно пожелали ему всех возможных благ и удачи. Капитан снова наполнил рюмки и мы выпили за наши семьи, чтобы все были здоровы, и чтобы неприятности, происходящие сейчас в нашей стране, их бы не коснулись. Кот проснулся, сладко потянулся и перебрался на диван. Через открытые иллюминаторы каюты перестали доноситься звуки работающих кранов. Стало совсем тихо. Ничто не нарушало установившуюся тишину. Капитан помолчал и вдруг спросил:
- Николаич, а о чем сейчас думает наш стармех?
Я посмотрел Борису Александровичу в глаза и, после некоторой паузы, произнес:
- О вечном. О том, что годы проходят, мы стареем и меняемся, но в душе остаемся теми же пацанами, какими были в детстве.
Стармех дико уставился на меня и смог произнести только:
- Николаич, мне становится страшно. Как тебе удается читать мысли?
- Да ничего сложного. Я думаю, что почти каждый человек, при определенном старании, может научиться этому, но просто так ничто не дается. И я прошу, чтобы всё это осталось между нами. Мне совсем не хочется, чтобы обо мне пошел слух, что я - преемник Ванги. Уверяю, чтобы читать мысли, нужна подготовка, сосредоточенность и особое состояние, в которое нельзя войти произвольно.
Борис Александрович стал настаивать, чтобы я рассказал, как это делается, и капитан поддержал его. Пришлось прочитать небольшую лекцию для именинника. Всё дело в принципе синхронии или синхронности. Существует ключевое понятие – “сонастроенность”, пребывание в контакте с другим человеком. Частный случай подобного контакта – подстройка по дыханию. Нужно сосредоточиться и начать дышать в такт дыханию нужного вам человека. Это, при определенной тренировке, позволяет читать мысли другого человека.
Доктор Гастон фон Дюльферт разработал метод тренировки, позволяющий в течение нескольких недель развить в себе способность, читать мысли другого человека. Суть его заключается в направленности мысленных воздействий от различных точек периферии тела к сердцу. Другими словами, нужно представить себе, что чувствует человек, что его тяготит, нужно влезть в его шкуру, ощутить его переживания, как свои собственные, вот тогда можно прочитать его мысли.
Известный дрессировщик Владимир Дуров использовал подобную технику для воздействия на животных и управления их поведением. Владимир Алексеевич Поликарпов, основываясь на работах Юнга и Дюльферта, предположил возможность синхронизации не только с человеком или животным, но и с неживыми предметами. Он утверждает, что методом подстройки дыхания можно остановить механические часы, а также влиять на электронные приборы.
Для примера, можно рассмотреть случай с механическими часами с маятником. Нужно какое-то время пристально смотреть на часы, потом мысленно вообразить копию этих часов у себя в голове, чтобы они тикали синхронно с настоящими. Выждав время, нужно начать дышать в такт идущим часам: тик - вдох, так – выдох. Убедившись, что вы подстроились под часы, можно дать команду часам в вашей голове, остановиться. И они остановятся, но и настоящие часы, на которые вы все время смотрели, тоже остановятся.
- Одуреть, - выдохнул стармех, - неужели всё так просто?
- Ну не скажи,- возразил капитан, - если бы всё было так просто, то каждый второй уже читал бы мысли соседа, а чем всё это могло бы закончиться – один Бог знает.
Мы молчали, обдумывая слова капитана. Вдруг он заговорил:
- Николаич, я вот почти сорок лет в плавсоставе. Семья у нас была многодетная. Как после войны жили – тебе рассказывать не нужно. Моряком стал почти случайно – мечта о море шла в обнимку с заботой о куске хлеба. У Бориса ситуация ничем не отличается от моей. А как ты выбрал себе профессию? У тебя-то, наверное, был выбор? Ты своим выбором доволен?
Удивительно, несколько часов назад мы еще не подозревали о существовании друг друга, а теперь уже ведём задушевный разговор в каюте капитана и говорить нужно только правду.
- Родители мои были учителями: отец преподавал физику и математику, мама – историю и немецкий язык. Кроме меня было ещё двое младших братьев. Отец считал, что я должен получить профессию, которая сможет прокормить при любых условиях, и я поступил в строительный институт. Тогда я еще не знал, чего хочу, но физика интересовала меня всегда. Случайно мне в руки попал 10-й том из цикла «Зарубежная фантастика», где был напечатан рассказ «Уровень шума» Джоунса. Вот он то и стал поворотным пунктом в моей жизни. В рассказе речь идет о методике научной работы: откуда приходят новые идеи, как делаются открытия в науке.
В двух словах: любую информацию можно представить как определенную последовательность импульсов. Информационное поле Земли – это “чистый шум”, содержащий в себе абсолютно всю информацию обо всём, включая и прошлое и настоящее и будущее, но эта информация находится в виде бесконечной комбинации импульсов.
Другими словами – в “чистом шуме” заключено всё знание. У нас в мозгу вероятно, есть механизм, назовем его шлюзом, который фильтрует поступающий в мозг “чистый шум”, отделяя полезную информацию от просто шума. С возрастом, человек накапливает жизненный опыт и его шлюз пропускает всё меньше и меньше “чистого шума”, он отсеивает всё то, что противоречит здравому смыслу и накопленному опыту, поэтому человеку всё труднее становится генерировать новые идеи и воспринимать новую информацию.
Но если в чистом шуме содержится всё знание, то значит мы можем решить абсолютно любую проблему, главное – заставить наши шлюзы открыться и пропускать больше информации, а это уже связано с психологией. Вот как-то так. После этого я “заболел” физикой и, в итоге, после строительного института, закончил еще МИФИ. Кстати, благодаря строительному институту, я в студенческие годы не бедствовал.
А, вообще-то, всех нас, независимо от возраста, влечет нечто таинственное, чудесное, этакая синяя птица, и в погоне за ней кто-то становится моряком, кто-то летчиком, а кто-то ученым. И совсем не важно, какие пути мы выбираем, важно то, что заложено в нас.
Собеседники мои были такого же мнения и мы выпили за мужественных и целеустремлен ных людей, не боящихся трудностей, ну и за науку тоже. И тут я, как прожженный журналист, задал им традиционный вопрос, характерный почти для всех интервью с интересными людьми:
- А что, дорогие мои, если бы вам представилась возможность начать все сначала, то что бы вы изменили в своей жизни?
Капитан: - Пожалуй, ничего не стал бы менять… Да, всё бы оставил, как есть.
Стармех: - И я бы ничего менять не стал. К маме был бы внимательнее, но теперь уже поздно об этом говорить – она умерла.
Продолжение
http://www.proza.ru/2016/04/14/159