Прусский поход
21 марта Брюс, уже вызываемый Петром к армии, двинувшейся на турок, писал князю Г. Ф. Долгорукову: «…в приказанном мне деле не вижу, чтоб какой прок был, а не дождався указ, ехать ко армее опасаюсь». Действительно, не удовлетворяла Брюса дипломатическая деятельность, тем более связанная с «выбиванием» денег. Поэтому, когда пришел ожидаемый указ, Брюс с радостью 16 апреля выехал из Данцига. По дороге к армии он исполнил дипломатические поручения во Львове. 29 мая вступил в командование артиллерией, состоявшей из 122 орудий (наполовину полковых), 16 понтонов на телегах и 200 подвод с пороховыми ящиками, не считая телег, нагруженных бомбами и ядрами. В рапорте фельдмаршалу Шереметеву говорилось: «Вашему Превосходителству во известие доношу униженно, что я из Елбинга прибыл сюда ко армии вчерашнего числа и невмалой печали обретаюся, что, как стал при артиллерии служить, такого превеликого оскудения и нужды в провианте артилериских служителей невидал, из которых иные уже не ели ничего дней по пяти и по шти (шести. — А. Ф.). И не чаю, чтоб могли втакую нужду оные войти, ежели б я сам при них был, но надеюся, что оным того б не было»[71].
Прутский поход 1711 года был вызван беспокойством Турции, опасавшейся усиления России после Полтавской битвы. Кроме этого, Карл XII постоянно давил на своего союзника, пугая его агрессивными замыслами Петра. Русский царь полагал, что этим походом он сможет вновь продолжить решение задачи выхода к Черному морю. Кроме того, усиление в ходе войны русской мощи давало повод южнославянским народам, находившимся под гнетом Оттоманской Порты, надеяться на помощь России в деле освобождения от турецкой зависимости. Валашский и молдавский предводители неоднократно обращались к Петру, убеждая его, что окажут великую поддержку во время похода, что христианские народы должны противостоять мусульманскому засилью.
И все же главной причиной начала военных действий на юге стало то, что оказавшийся во владениях Османской империи после поражения под Полтавой Карл XII начал усиленно создавать антирусский военно-наступательный союз.
В 1710 году положение шведского короля в султанатстве заметно укрепилось. Он стоял лагерем в Бендерах. Поначалу там было всего полторы тысячи человек, через год после Полтавы численность лагеря возросла до десяти тысяч человек. К шведам стали примыкать остатки разбитых русскими отрядов наемников из Украины, Запорожья, Крыма, Прикубанья. Весной 1710 года в Варницу прибыл 1,5–2-тысячный отряд Ю. Потоцкого, который состоял из поляков и немецких наемников. Основной костяк лагеря составили казаки Орлика и запорожцы — примерно шесть-семь тысяч человек.
Карл XII рассчитывал поднять Османскую империю против России. В этом немаловажную роль сыграл уже известный нам бывший воспитатель царевича Алексея М. Нейгебауэр, который выполнял роль представителя шведского короля при султанате. Раздувая опасность русского могущества, Нейгебауэр 30 сентября предложил султанским чиновникам установить турецкий протекторат над Украиной, уверяя, что казачество охотно перейдет в турецкое подданство. Также он предлагал привлечь к военным действиям против России Иран, чтобы дальше отбросить Россию от турецких границ. Кроме этого, от имени шведского короля Нейгебауэр обещал ввести в Черное море 30 шведских небольших кораблей.
Попытка шведского посланника хотя и закончилась неудачей, но дала повод размышлять о реальности похода против России. В условиях сложного внутриполитического кризиса (в течение нескольких месяцев в Османской империи сменились два визиря) и нарастающей волны брожения в широких массах населения империи молниеносная победоносная война могла изменить ситуацию в стране к лучшему.
Решающим фактором, приведшим к войне России и Турции в 1710 году, стало вмешательство генерала С. Понятовского, который сумел найти свои аргументы. Он доказывал, что русский царь хочет окончательно завладеть Польшей, ввести флот в Черное море и потом совместно с поляками направиться на балканский театр войны.
Находившийся в Стамбуле русский посланник граф Петр Андреевич Толстой в течение восьми лет, с 1702 по 1710 год, успешно гасил отдельные всплески агрессии турок по отношению к России, применяя самые различные средства. Попытался он и к Понятовскому их применить, предлагая чин генерала от артиллерии русской службы, сделав попытку подарить 200 тысяч рублей, и даже испробовал надежное средство — яд. Но на подкуп генерал не пошел, отравить его не удалось[72].
Против экспансии России на Балканах выступало и правительство Франции. Дипломаты короля Людовика XIV сделали все, чтобы подтолкнуть султана к войне.
В итоге русский посланник оказался в стамбульской тюрьме, где провел три года, а Турция осенью 1710 года решилась отбросить русских от своих северных границ.
В условиях продолжающейся войны со Швецией новая война была крайне невыгодна Петру I. Однако активизация военных действий шведского корпуса в Померании, переброска турками к границе с Россией военных грузов — все это и привело к подготовке в 1710-м и начале 1711 года Прутского похода.
Армия Петра подошла к Днестру, по которому проходила граница между Речью Посполитой и Османской империей в конце мая, ко времени прибытия в войска Брюса.
Он участвовал в переправе главных сил через Днестр в июне у города Сороки и присутствовал на военном совете, где поддержал точку зрения русских генералов, желавших, вопреки мнению немцев, идти вперед. 9 июня наша армия двинулась к Яссам, где русским войскам оказал поддержку молдавский господарь Дмитрий Кантемир. Однако в Молдавии русских ожидало разочарование. Во-первых, молдавские силы, присоединившиеся к авангарду Шереметева, составляли всего пять-шесть тысяч человек; во-вторых, и это главное, возникли трудности с обеспечением армии продовольствием. Кроме того, была неизвестна численность турецкой армии, переправившейся через Дунай.
Петр I решил отправить в район Браилова семитысячный конный отряд генерала Ренне с задачей захватить собранные там турками запасы продовольствия. А главные силы должны были двигаться вдоль правого берега Прута до урочища Фальчи, а оттуда к реке Сирет, где соединиться у Галаца с кавалерией генерала Ренне.
Яков Вилимович Брюс, при начале движения в степи, шел с артиллерией непосредственно за гвардейским отрядом царя. 24 июня он привел артиллерию в лагерь русского авангарда под командованием фельдмаршала Шереметева у Чучоры, на берегу Прута. 27 июня изготовил походную артиллерийскую церковь для богослужения в высочайшем присутствии, по случаю годовщины Полтавской баталии. 28 июня переправил артиллерию через Прут, по мосту, устроенному для царского двора и обоза. 7 июля прибыл с нею в Станилешти.
В этот день отряд русского генерала Януса фон Эберштедта, посланный Петром I для воспрепятствования перехода турецкой армии через Прут, обнаружил авангард турецкой армии, который готовился к переправе. Однако генерал Янус не выполнил приказа царя. Вместо того чтобы атаковать турок, он позволил им спокойно навести мосты и переправиться через реку. Сам же Янус отступил, преследуемый легкой турецкой конницей.
Пройдя немногим более семи километров от Станилешти, русская армия вынуждена была остановиться близ урочища Новые Станилешти. Утомленные нестерпимой жарой и непрекращающимися атаками турецкой и татарской конницы, русские солдаты нуждались в отдыхе. Поэтому немедленно было начато сооружение укрепленного лагеря.
Едва русская армия построилась в боевой порядок, как с юга показались главные силы турок, они охватили русский лагерь полумесяцем и вскоре пошли на приступ. Турецкая армия имела подавляющее преимущество. При 38 тысячах человек под командой Петра русским пришлось сдерживать натиск 135 тысяч турецкой армии. При этом велико было преимущество турок и в артиллерии — 407 против 122.
Однако защитники укреплений Станилешти выглядели достойно.
Примерно за три часа до захода солнца 9 июля турки, не дожидаясь подхода всей своей армии и артиллерии, атаковали русский лагерь. В атаке участвовали 20 тысяч янычар. Построившись в боевой порядок в форме клина, они нанесли главный удар по дивизии генерала Аларта. Турецкая конница участия в атаке не приняла, а поддерживала свою пехоту воинственными криками. Натиск янычар был очень силен. Однако лагерный огонь Брюсовой артиллерии почти в упор не только охладил их пыл, но привел в замешательство и принудил к поспешному отступлению. Напрасно турецкие военачальники рубили саблями беглецов, пытаясь остановить и привести в порядок бегущие войска.
Сражение продемонстрировало высокое военное искусство русского командования и отличную подготовку пехоты и особенно артиллерии, «…артиллерия, стрелявшая двойными зарядами (ядром и картечью), производила ужасное опустошение в густых толпах турков»[73]. Воспользовавшись тем, что янычары вели наступление на одном направлении, русское командование снимало войска с неатакованных участков и смело вводило их в сражение. В этом сражении было уничтожено восемь тысяч турок.
Энергичный отпор русской армии оказал на янычар ошеломляющее воздействие. Уже после провала второй атаки кегая — помощник великого визиря, фактически командующий турецкой армией, заявил военному советнику турецкой армии генералу Станиславу Понятовскому: «Мой друг, мы рискуем быть разбитыми, и это неизбежно случится!»[74]
К ночи сражение стало затихать. Начальник янычар и великий визирь Балтаджи-Мехмет-паша приказал строить окопы и закрепляться. Тем временем подошла турецкая артиллерия. Началась орудийная дуэль, продолжавшаяся вплоть до рассвета. Русские стреляли настолько удачно, что заставили великого визиря перевести свою ставку на расстояние, недосягаемое для огня. В течение ночи противник пытался приблизиться к русскому лагерю, но сильной стрельбой был отбит.
Несмотря на успешное отражение турецких атак, положение русской армии продолжало оставаться тяжелым «Люди и лошади, — отмечал в своем дневнике генерал Аларт, — не отдыхали более трех суток к ряду. К тому же всюду испытывался недостаток в боевых припасах и провианте»[75]. На серьезность положения, в котором очутилась русская армия, указывал сам Петр: «И правда, никогда как начал служить, в такой дисперации (отчаянном положении. — А. Ф.) не были (понеже не имели конницы и провианту)»[76].
И все же регулярная армия Петра I продолжала быть грозной силой. Ее солдаты сохраняли высокий моральный дух. В ином положении находились турецкие войска. Они были деморализованы понесенными потерями, отказывались участвовать в штурме русских позиций. Кроме того, по турецкой армии прошел слух, что с юга на соединение с Петром идет корпус генерала Ренне. К сожалению, об этом не знали в лагере русского царя. Иначе исход противостояния у Новых Станилешти мог быть иным.
Утром 10 июля турки начали артиллерийский обстрел русского лагеря, который продолжался беспрерывно до двух часов дня. Он велся и с противоположной стороны Прута, куда переправилась часть турецких войск. Это еще больше осложнило положение, так как затруднило снабжение армии питьевой водой. Под председательством Петра I был созван военный совет, который принял решение предложить великому визирю перемирие, а в случае отказа атаковать противника всеми силами. В стан противника был отправлен унтер-офицер Шепелев с письмом за подписью фельдмаршала Шереметева, в котором излагались мирные предложения. Ответа не последовало. Тем временем русские продолжали укреплять свой лагерь и одновременно готовиться к прорыву вдоль Прута на север. Вскоре великому визирю было послано второе письмо. В нем указывалось, что, если турки будут медлить с ответом, русская армия перейдет в наступление. Ответа не последовало и на этот раз. Тогда Петр I отдал приказ выступить из лагеря и атаковать турецкие позиции. Но едва построенные в боевой порядок русские полки прошли несколько десятков саженей, как «от турков тотчас прислали, чтоб не ходили, ибо оне мир приемлют, и для того учинить унятие оружия, и чтоб прислали, с кем об оном мире трактовать»[77].
Сражение 9 июля с очевидностью показало преимущество русской регулярной армии над армией Османской империи. Поэтому турки сочли более выгодным добиться дипломатическим путем своих целей в войне, чем идти на риск генерального сражения.
В полдень 12 июля между Россией и Турцией был заключен мирный трактат. Интересно отметить, что одним из первоначальных требований турок было условие передачи им русской артиллерии. Это условие было отклонено. Но факт выдвижения такого требования очень красноречив. Турки действительно были восхищены качеством русских пушек и слаженностью действий русских артиллеристов.
На обратном пути от реки Прут, 3 августа 1711 года, в Яворове Брюс был утвержден в звании генерал-фельдцейхмейстера и сопровождал царя с царицей в Карлсбад, откуда он «яко человек ученый, искусный и знающий вкус в вещах и в людях», отправлен в разные германские города, с повелением приискивать и нанимать в русскую службу опытных офицеров и всякого звания мастеровых, «и где он потребных в службу нашу изобретет, — говорилось в царской грамоте Брюсу от 19 сентября, — о пребывании их в нашей службе и о плате трактовать, и контракты заключать; и что он, генерал наш им в контрактах обещает и заключит, то от нас все сдержано будет без умаления»[78]. Исполняя это поручение,
Внимание!!!!
Здесь состоялось тайное свидание Якова Брюса и молодой дворянки Собакиной
Брюс 14 октября в Торгау присутствовал на свадьбе царевича Алексея Петровича с принцессой Шарлоттой Христиной Софией Вольфенбюттельской и за ужином сидел по левую сторону царевича, четвертым от царя, рядом с графом Головкиным.
Здесь же, в Торгау, лично познакомился и сошелся с известным Лейбницом, от которого впоследствии получал письменные поклоны, а в декабре 6-го дня того же 1711 года Петр, уже из Риги, писал о Брюсе эльбингскому коменданту бригадиру Балку: «Господин брегадир. Когда к вам будет писать господин генерал-фельдцейхмейстер Брюс о приготовлении двух тысяч лопаток, тогда по тому его письму исполняйте без умедления» и 8-го числа: «Господин брегадир. Когда к вам приедет господин генерал-фельдцейхмейстер Брюс, и чего он от вас будет требовать, в том будьте ему послушны»[79] [Т. 3. С. 176].
В 1712 году продолжение Северной войны происходило на территории Померании. В этом Померанском походе командовал русскими войсками А. Д. Меншиков. Его армии в качестве поддержки были приданы артиллерийские части Дании и Саксонии. Неизвестно, участвовал ли в этом походе Брюс. По одним сведениям, он был командующим объединенной артиллерией — русской, датской и саксонской. Другие источники свидетельствуют о том, что наш герой в Померанской кампании не участвовал вовсе. Известно лишь, что в 1712 году он находился в Германии, где застало его письмо русского царя, датированное 7 декабря 1712 года: «Когда вам доноситель с сим письмом явится, тогда осведомитесь о том, искусный ли он гражданский архитектор, и для того пошлите кого от себя, или через письмо осведомитесь об нем в Дрездене, ибо он тамошний житель, а прислал его к нам золотарь, у которого мы в Дрездене стояли. Он просил на год платы и с кондуктором по полторы тысячи талеров курант, и как осведомитесь об нем, что он искусный мастер, то с ним договоритесь на несколько лет в нашу службу; однако ж смотрите того, чтоб в оплате неудачи не было, и договорясь, возмите его с собой, и дайте ему денег, что надлежит по рассмотрению». Итак, мы находим нашего героя уже не на полях сражений. Теперь он выполняет особые поручения и распоряжения Петра. В другом письме от 11 декабря Петр давал Брюсу поручение найти такого живописца, который бы умел писать в садах и парках перспективы и прочие фигуры, то есть ландшафтного архитектора. Также найти садовника, который в Потсдаме и других королевских (имеется в виду саксонских) резиденциях пересаживает большие деревья, по имени Мартын Тендер.
В том же 1712 году Брюс возвратился в Россию, где по сенатскому указу конца декабря ему вменялось в обязанность «…в Рыльском и Курском уездах, с тех городов с дворян, меновныя земли росписывать и по поступкам их за ними справливать…»[80]. То есть Брюсу поручается решение вопросов, связанных с землеустройством и раздачей свободных земель в этих уездах «…по менам и поступкам Рылян и Курчан…».
Народные легенды о Брюсе, собранные Е. З. Барановым
Брюс и Петр Великий
Про Брюса не все правду говорят: есть и такие, что привирают многое. Иной пустослов напустит дыму, лишь бы людей обморочить… А доподлинная история про Брюса — то из историев история. Подумаешь, до чего роскошный ум был у человека! И шел он по науке, и всё узнавал. Умнейший из умнейших был человек!
А жил он тогда на Сухаревой башне. Положим, не вполне жил, а только была у него там мастерская, и работал он в ней большей частью по ночам. И какого только струмента не было в этой мастерской! И подзорные трубы, и циркуля. А этих снадобий пропасть: и настойки разные, и кислота. И в банках, и в пузырьках. Это не то, что у докторов: несчастная хина, да нашатырный спирт, а тут змеиный яд, спирты разные! Да всего и не перечесть! И добивался человек наукой все постигнуть на свете: что на земле, что под землей и что в земле — хотел узнать премудрость природы.
А купечество московское не любило его, очень противен он был купцам. И не любили его купцы, собственно, вот через что: сидит, примерно, купец в своей лавке, торгует. У него на уме покупателя общипать, а тут, глядь, — на самого каркадил лезет… Такой огромаднейший каркадилище, пасть — во, как разинул и так и прет на него. Ну, купец с перепугу вскочит на прилавок и заорет не своим голосом на весь квартал:
— Караул, пропадаю! Кара-ул!
Брюс и Петр Великий (продолжение)
И взбулгачит он своими криками весь народ. Вот и сбежится народ со всех сторон.
— Что такое? В чем дело? Чего ты разорался?
А купец чуть не плачет и весь дрожит:
— Да как же, говорит, мне не орать, ежели каркадил слопать меня хотел?!
— Какой такой каркадил? — спрашивают. — Где он? Покажи!
Смотрит купец… нет никакого каркадила… И сам себе не верит. А народ смотрит на него и удивляется:
— Что же, говорит, это такое?
И не знает, как понимать ему об этом купце. Ежели бы сказать пьян, так этого не видать: человек совсем трезвый. Или сказать — полоумен, так опять же ничего такого не заметно: человек как будто при своем полном рассудке. Может, скуки ради озорничать начал? Так и на это не похоже: человек уже пожилой и борода седая. И примется народ ругать этого купца:
— Ах, ты, говорит, черт новой ловли! Ах ты, бес прокаженный!
А купца стыд берет, и опасается он, как бы по шее не наклали ему. И сам не знает, что подумать: не спал и не дремал, своим делом занимался, а, между прочим, явственно видел каркадила. И народ тоже ничего не понимает.
Брюс и Петр Великий (продолжение)
А тут слышит — другой купец завопил:
— Караул, грабят! — и потому он так закричал, что видит, будто полна лавка свиней набежала. Прибежали свиньи и давай буровить, давай копать, и рвут на клочья ситец, сукно… И видит купец — разор на него пришел, вся его мануфактура пропадает зря. Вот он и давай кричать, чтобы помощь ему дали. Ну, народ слышит — орет человек, надрывается, бежит к нему. Городовые в свистки свистят, пристав мчится, как рысак… Только смотрит — и тут ничего нет, и тут все в порядке, все благородно и никто не грабит купца.
И опять все в удивление приходят:
— Ты что же, говорят, безобразничаешь? Кто тебя грабит? Разуй глаза, обуй очи — посмотри, где тут грабители?
А купец говорит:
— Да я не насчет грабителей, а вот, говорит, свинота меня одолела.
Смотрит народ — ну хоть бы одна свинья была.
— Да ты, говорит, видно, с перепою в белой горячке, или, может, меланхолия на тебя нашла. Ну, где эта твоя свинота?
Смотрит купец — нет свиней и товар цел.
Тут пристав бац его в ухо:
— Подавай, говорит, мерзавец, штраф за беспокойство! — и потянет с него пятерку. Конечно, какой штраф! В собственный карман сунет, а не в казну. Не дурак, своего не упустит.
Народные легенды о Брюсе, собранные Е. З. Барановым
Брюс и Петр Великий (продолжение)
Ну, покончат с этим свинопасом, станут расходиться, а тут третий завыл. И все бегут к нему:
— Ты еще, спрашивают, чего?
— Да я, говорит, великана испугался…
— Какого, спрашивают, великана?
— Да вот, говорит, пришел в лавку великан и стал матерно ругать меня. Я, говорит, тебя, негодяя, в три погибели согну.
Ну, и тут то же самое: нет никакого великана. Народ примется ругаться:
— Да вы, говорит, все нынче перебесились.
А пристав свое дело знает: развернется да как чесанет в ухо купца, так у того аж колокола в башке зазвенят.
— Подай, говорит, штраф, шелапут ты этакий! — и с этого пятерик, а то и всю десятку потянет.
И вот раз происходит такая контробация, а понимающие люди идут мимо. Видят, народ собрался, галдеж поднял.
— Это еще что за синедрион такой собрался? — спрашивают.
Ну, им объясняют, какое здесь дело разыгралось. А они смеются:
— Эх, вы, говорят, скоты неразумные! Да ведь это, говорят, испытание натуры Брюс производит.
А народ не знает, что это за испытание.
— А как, спрашивает, это испытание и в чем тут корень вещества?
А эти понимающие говорят:
— Об этом Брюса спросите.
Пристав, как услышал про Брюса, со всех ног бросился бежать.
— Ну, его к шуту! — говорит. — Свяжись с ним, и жизни не рад станешь.
И как пристав задал тягуля, народ себе бросился врассыпную, кто куда попало.
Народные легенды о Брюсе, собранные Е. З. Барановым
Брюс и Петр Великий (продолжение)
А боялся народ Брюса от своего недопонимания, от того, что не знал, какое это бывает испытание натуры. А это — наука такая, тут требуется хороший ум, чтобы уразуметь ее. И это самое испытание натуры вот что означает: положим, возьми человека. Вот он живет, делом каким занимается, а то просто ворует. Но только ему и в ум не приходит, какой в нем есть магнит. Ему какой магнит требуется? Нажрался, да спать, а нет — портманет из чужого кармана вытащить — вот какой его магнит. И выходит, что он, как свинья нечувствительная, не шевелит мозгами. Вот от этого самого он натуры не знает, да и где знать, ежели он как божий бык? А Брюс знал и умел отводить глаза. А этот отвод вот что значит: вот, примерно, сидит человек и пьет чай, а Брюс сделает такое, и человеку этому представится, будто полна комната медведей. Вот это и есть испытание натуры. Всем наукам наука. И по-настоящему за нее Брюсу должна быть похвала, а купцы ругают его:
— Он, говорят, окаянный дух, в Сухаревой башне сидит, испытание натуры производит, а мы пугайся, кричи? Нет, говорят, это не фасон. Потому что, говорят, ежели мы будем каждый день кричать, народ скажет: купцы с ума посходили, и покупать у нас ничего не станет.
И как они обсудили это дело, сговорились ехать жаловаться царю Петру Великому. Выбрали людей, которые поразумнее, и отправили с жалобой.
Народные легенды о Брюсе, собранные Е. З. Барановым
Брюс и Петр Великий (продолжение)
Вот приезжают эти разумники к царю и свою жалобу рассказали. А Петр Великий такой был: не любил бумаги писать, а сам до всего докапывался.
— Надо, говорит, посмотреть, что за испытание натуры такое.
И как приехал в Москву, взобрался на Сухареву башню. А Брюс только что собрался обедать идти. И как он отворил дверь, Петр ухватил его за волосья и давай таскать. А Брюс и понять не может, за что ему такое наказание от царской руки.
— Петр Великий! — кричит. — Да ты что это? Ведь за мной никакой вины нет!
— Врешь! — говорит Петр. — Есть: ты московскую торговлю портишь!
Трепанул еще Брюса раза два, а может, и три, и после того рассказал про купцову жалобу.
Тут-то Брюс и уразумел, каким ветром нагнало на него черную тучу, тут-то и понял, через что, собственно, воспоследовало ему наказание от царской руки. И тут он принялся разъяснять Петру свою практику насчет испытания натуры. А Петр еще не знал эту инструкцию насчет отвода глаз и не дает веры словам Брюса.
— И как это, говорит, возможно, чтобы отводом глаз сделать каркадила? Тут, говорит, может, какая другая наука?
А Брюс на своем стоит:
— Раз я, говорит, сказал «отвод», значит, и есть отвод. А так как, говорит, тебя берет сумнение, то идем сейчас на площадь, и там увидишь этот отвод.
— Ну, идем, — говорит Петр, — только смотри, Брюс, ежели ты подведешь пантомиму насчет брехни, я тебе по зубам двину.
А Брюс только посмеивается.
Народные легенды о Брюсе, собранные Е. З. Барановым
Брюс и Петр Великий (продолжение)
И спустились они с башни, приходят на Красную площадь, а народ прослышал, что царь приехал, собрался его смотреть. Ну, вот, хорошо… И как приехали на площадь, Брюс взял палочку и нарисовал на земле преогромного коня с двумя крыльями и говорит Петру:
— Смотри, сяду я на этого коня и вознесусь в поднебесье.
А Петр молчит, только смотрит, не станет ли Брюс посыпать этого коня каким-нибудь порошком. Только нет, не посыпал, а только махнул три раза рукой, и сделался этот конь живой и поднялся на небеса, а Брюс сидит на нем верхом, смотрит на Петра и смеется.
Задрал Петр голову кверху, смотрит на коня этого, и народ тоже смотрит и в удивление приходит.
Вот Петр смотрел, смотрел и говорит:
— Удивительное дело, до чего Брюс наукой дошел.
Только слышит, кто-то позади него говорит:
— Петр Великий, а ведь я — вот он!
Обернулся Петр, смотрит — стоит Брюс и смеется. Тут Петр в большое удивление пришел:
— Что же, говорит, это такое? Был один Брюс, а стало два? Только, говорит, не знаю, какой настоящий, какой поддельный?
А Брюс разъясняет ему:
— Я, говорит, есть настоящий, а который летает — одно лишь твое мечтание. И коня, говорит, нет никакого.
А Петр сердится:
— Как, говорит, нет? Не пьян же, говорит, я в самделе!
Ну, Брюс не стал с ним спорить, а только махнул рукой и не стало крылатого коня на небе. После этого Брюс и говорит:
— Вот это и есть отвод глаз. Что, говорит, я захочу, то и будет тебе представляться. Вот, говорит, я сделал купцам отвод глаз, только они не вразумились и нажаловались тебе на меня, а ты, не разобрамши дела, ухватил меня за волосья и давай трепать.
А Петр говорит:
— Купцово дело можно поправить.
И отдал он приказ собрать всех купцов.
Народные легенды о Брюсе, собранные Е. З. Барановым
Брюс и Петр Великий (продолжение)
И как их собрали, он и говорит:
— Вы вот нажаловались на Брюса, будто он вашу торговлю портит, а ведь зря: это не порча, а только отвод глаз. А так как, говорит, вы не вразумились, то у меня есть такой состав: как примете, сразу вразумитесь.
Купцы и думают, что он будет давать им Брюсовские порошки или капли. И очень боятся, думают: от Брюсовского состава добра не жди, примешь — и обернешься каркадилом или свиньей.
И говорят они Петру:
— Лучше штраф наложи, а лишь бы не этот состав.
— Нет, — говорит Петр, — что такое штраф? Заплатил и опять без умственного понятия остался, а от моего состава ясность ума будет. Ну-ка, говорит, снимай по очереди портки и ложись.
И делает он распоряжение дать каждому купцу двадцать пять горячих. Ну, их сейчас разложили и отпустили каждому. И как отполировали их, Петр говорит Брюсу:
— Пойдем-ка, Брюс, в трактир, чайку напьемся.
А он простецкий был, ему этого чох-мох не дал Бог, не разбирал, где пить чай: трактир — трактир, харчевня — харчевня, а не то чтобы беспримерно дворец.
Ну, а Брюс что? Чай пить — не дрова рубить, при том же приглашает не черт шелудивый, а сам Петр Великий. Вот Брюс и говорит:
— Что ж, пойдем.
Вот приходят. Заказывает Петр чаю две пары, графинчик водочки. Вот выпили, закусили, после за чай взялись. Только Брюс и думает: «Неспроста это Петрово угощение!» А не знает, к чему тот дело клонит.
Народные легенды о Брюсе, собранные Е. З. Барановым
Брюс и Петр Великий (продолжение)
Вот Петр за чаем и давай Брюса расхваливать:
— Это, говорит, ты умной штуки добился — глаза отводить. Это, говорит, хорошо для войны будет.
И стал объяснять, как действовать этим отводом:
— Это, примерно, идет на нас неприятель, а тут такой отвод глаз надо сделать, будто бегут на него каркадилы, свиньи, медведи и всякое зверье, а по небу летают крылатые кони. И от этого неприятель в большой испуг придет, кинется бежать, а тут наша антиллерия и начнет угощать его из пушек. И выйдет так, что неприятелю конец придет, а у нас ни одного солдата не убьют.
Вот Брюс слушал, слушал и говорит:
— Тут мошенство, а честности нет.
А Петр спрашивает:
— Как так? Какое тут мошенство?
А Брюс разъясняет:
— А вот какое, говорит, на войне сила на силу идет, и ежели, говорит, у тебя войско хорошее и сам ты командир хороший, то и победишь, а так воевать, с отводом глаз — одна подлость. Я, говорит, мог бы невесть что напустить на купцов, а сам забрался бы в ящик и унес бы деньги. Так это, говорит, будет жульничество.
А Петра за сердце взяли Брюсовы слова:
— Ну, ежели тут жульничество, зачем же ты, так-растак, выдумал этот отвод глаз?
А Брюс говорит:
— Я не выдумал, а так наука доказывает. Я, говорит, на свой манер повернул науку, вот у меня и вышло, а другой, говорит, как не вертит ее, ничего у нее не выходит, потому что он скотина и поврежденного ума человек.
Только Петр не сдается:
— После таких твоих слов, говорит, ты есть самый последний человек. Ты, говорит, своему царю не хочешь уважить, и за это, говорит, надо надавать тебе оплеух.
Только Брюс нисколечко не боится:
— Эх, говорит, Петр Великий, Петр Великий, грозишь ты мне, а того не видишь, что у самого змея под ногами.
Глянул Петр — и взаправду у него змея под ногами. Как вскочит… Схватил стул, давай бить змею. А хозяин и половые смотрят, а подступиться боятся: знают, что он царь, и Брюса тоже знают.
И разломал Петр стул об пол. Смотрит — нет никакой змеи, и Брюса нет. Тут он и понял, что Брюс сделал ему отвод глаз. Отдал за чай и за водку — четвертной билет выкинул и сдачи не взял.
— Это, — говорит половому, — тебе на водку. — И поскорее вон из трактира.
Народные легенды о Брюсе, собранные Е. З. Барановым
Брюс и Петр Великий (продолжение)
И сильно осерчал он тогда на Брюса. А тронуть его боится. И уехал ни с чем, а после жаловался:
— Он, говорит, из прохвостов. Правда, говорит, он самый ученый человек, а все же ехидна.
Ну, Брюсу передали царские слова:
— Ты, говорят, что же это наделал? Вон царь обижается на тебя.
А Брюс говорит:
— А что я наделал? Ничего, говорит, такого особенного от меня не было. Действительно, говорит, я по науке работаю. Только у меня этого нет, чтобы наукой на подлость идти. Вот, говорит, я умею фальшивые деньги делать, а не делаю, потому что это есть подлость. Чего добивался от меня? Он хотел, чтобы я помогал ему весь свет обманом завоевать, только я на это не пошел. Вот, говорит, через что его обида…
Ну, уж, разумеется, Брюсовы слова передали Петру. А тот ругается:
— Ничего, говорит, пусть храбрится, так-растак! Но только, говорит, придет время и его черти заберут, и никакая наука ему не поможет.
Ну, это что? Понятно, каждый умрет, как придет его время, тут чертей и науку нечего перемешивать… А только Брюсова смерть такая была: пропал он, можно сказать, дуром. Вот он и умный человек был, и ученый, а все же была в нем дуринка: своему лакею доверился, а тот и уложил его в гроб. И как это он не взял в свой ум, что прислуге нельзя вполне доверяться?.. Ведь это что за народец такой? Нынче ты для него хорош и он для тебя хорош. А назавтра погладь его против шерсти, он и ощетинится. Выберет время и тяпнет тебя исподтишка. А Брюс не взял этого в расчет. Конечно, человек думал, как жил у него этот лакей много лет и ничего такого заметно за ним не было, — вот он и понадеялся на него, и доверил ему свой секрет.
Народные легенды о Брюсе, собранные Е. З. Барановым
Брюс и Петр Великий (продолжение)
А дело такое: мазь и настойку выдумал Брюс, чтобы из старого человека сделать молодого. И поступать надо было в таком порядке: взять старика, изрубить на куски, перемыть хорошенько и сложить эти куски как следует, потом смазать их мазью, и все они срастутся. После того надо побрызгать этим настоем, этим бальзаном. И как обрызгал, станет человек живой и молодой. Ну, не так, чтобы вполне молодой, а наполовину. Примерно, человеку было 70 лет, станет 30. Это так по науке полагается. С наукой шутить нельзя: требуй от нее столько, сколько она может дать, а лишку потребовал — попусту будет, прахом пойдут твои труды, потому что науке аккуратность нужна. А Брюс знал все это, умел, как обойтись с ней, вот от этого у него все выходило. А главное — голова, ум хороший был у него.
А было тогда Брюсу восемьдесят лет, и хотел он, чтобы стало сорок. И приказал он лакею, чтобы тот перерезал ему горло бритвой, изрубил на куски и чтобы эти куски перемыл и сложил по порядку, после того смазал бы мазью и уже после полил бы бальзаном. А лакей сделать-то сделал, да не все: бальзаном не полил, а взял, да разлил его по полу. И чего ради пошел на такое дело — и поднесь никто не знает. Зло ли какое было ему от Брюса или подкупил его кто — никому не сказал об этой причине. На что уж ученые профессора по книгам, по бумагам смотрели — ни до чего не докопались.
— Тут, говорят, лакеева тайна.
Разумеется, причина была, потому что как же так без причины убить человека? Что-то такое было…Народные легенды о Брюсе, собранные Е. З. Барановым
Брюс и Петр Великий (продолжение)
Ну, хорошо… Вот он не полил бальзаном и не знает, куда спровадить мертвого Брюса. А тут как раз в эту пору приходят в башню Брюсовы знакомцы. Смотрят — лежит мертвый Брюс. Они и удивляются:
— Что же это такое? — говорят. — Ничего не слышно было, что Брюс болел, а уже лежит мертвецом.
И спрашивают они лакея:
— Когда же это Брюс помер?
А он говорит:
— Вчера поутру.
Они опять спрашивают:
— Почему же ты, подлая твоя харя, молчишь? Почему ты, анафемская сила, никому об этом не сказал?
А он и не знает, что на это сказать.
— Да я, говорит, маленько перепугался.
Ну, они были не дураки — сразу увидели, что тут дело не чисто. Кинулись к нему, давай его бить:
— Признавайся, говорят, как дело было?
А он говорит:
— У него разрыв сердца произошел.
Ну, только они не верят:
— Брешешь, чертов мазурик! — И давай его головой об стенку стукать.
Он было крепился, да видит — мочи нет, и сознался:
— Мой, говорит, грех. Вот так и так произошло, — все рассказал.
Они спрашивают:
— А за что ты руку на Брюса наложил?
А он говорит:
— Хоть убейте, не скажу.
Они давай ему под бока ширять кулаками, давай по затылку бить. Только он не сознается. Вот они видят — человек уперся на своем, заковали его в кандалы, повезли к царю. Привезли и рассказали об этом деле. А Петр так рассудил:
— Действительно, говорит, Брюс очень ученый был, это правда. Ну, говорит, и то правда, что ехидна из ехиден был. Он, говорит, очень зазнался и царской короны не признавалНародные легенды о Брюсе, собранные Е. З. Барановым
Брюс и Петр Великий (окончание)
Это Петр за насмешку так говорил и за то, что Брюс не дал своего согласия на отвод глаз в военном деле. Не мог он забыть своей злобы.
— Правда, говорит, такая Брюсова судьба, чтобы от руки лакея смерть ему была, только все же, говорит, лакея прощать никак нельзя, а то, говорит, и другие лакеи станут убивать своих господ. И потому, говорит, надо сжечь лакея живьем, чтобы другим лакеям пример был.
И сейчас подхватили лакеюшку под мышки, поволокли на площадь. И как притащили, стали жечь: костер огромаднейший разложили и стали поджаривать. А тогда простота-матушка была: ни этой Сибири, ни каторжной работы не знали, а рубили головы да живьем жгли. Этой волокиты и в помине не было. Вот и с лакеем не стали долго хомутаться: сожгли, и дело с концом.
А Брюса Петр велел похоронить:
— Оттащите, говорит, этого пса на кладбище, закопайте!
Вот как он благословил Брюса! Видно, солоно пришлось ему от Брюсовой насмешки!
Ну, похоронили Брюса, а Сухареву башню Петр приказал запечатать. После-то ее и распечатывали не раз, Брюсовы книги искали, да не нашли. И как найдешь, ежели они в стене замурованы? Станешь стену ломать — башня завалится, — вот и не трогают ее, пусть, мол, стоит.