Ирина Степановна дремала у себя в диспетчерской. За окном с третьими петухами забрезжил рассвет. На стене уже можно было разобрать профили трех богатырей: Карла Маркса, Фридриха Энгельса и облысевшего Алеши Поповича, как любил называть Владимира Ильича завхоз. Прочные лбы титанов плавно переходили в густые бороды. Из угла, косо поглядывая на картину, лезла диаграмма надоев Городищенского района. Конец ломаной кривой ютился где-то за бюстом вождя.
Около пяти утра Ирину разбудил шум у двери. Она открыла глаза и увидела знакомую картину. Перед ней стояла вторая бригада. Машиниста Петрова и его помощника Жучкова держал под руки, судя по трехглавой церкви на груди – кочегар Ефремов. Лицо мужчины было разбито и неузнаваемо. «Тремя судимостями обладал только Миша Ефремов»,– решила про себя Ира.
Диспетчер вытащила из стола маленькое зеркальце, припудрила носик, поправила челку и замерла.
Жесть подоконника царапали воробьи. Из окна пахнуло влажным запахом полыни. На переезде, заглушая трель звукового сигнала, пыхтел маневровый.
Девушку не смущал ни тяжелый перегар, исходивший от утренних гостей, ни их пьяные, измазанные в крови одежда и лица, ее тяготил только один вопрос: почему у человека, стоявшего в центре, вместо нижней половины виднелась входная дверь?
Тупые лица машинистов, купола храма, опухшее лицо туловища заставили даму собрать мысли в кулак:
– Что случилось, товарищи? – спросила Ира дрогнувшим голосом.
– Кто товарищи? – туловище подтолкнуло машинистов к столу.– Эти козлы? Они мне ноги отрезали.
После небольшой паузы послышалась невнятная речь бригадира:
– Мы … это … ептиль … дык а тут лось. А до получки, как до Берлина раком,– Сергеич, повис на куполах.– А шпалы нам Валюха выписывала.
– Точно,– подтвердил Жучков,– а евоные ноги мы не нашли.
Боясь взглянуть туловищу в глаза, Ирина открыла журнал. На серой бумаге вчерашним числом было написано «Взял в долг три ведра угля. На следующем дежурстве отдам. Коля».
– Эх, Коля, Коля,– размышляла Ира,– чем грозил ушедший к Николаевой теще уголь, она знала, а вот отрезанные конечности – это ЧП.
Собравшись с силами, она посмотрела разрезанному в оплывшее лицо. Из щелей его почерневших дзотов вылетали крупнокалиберные снаряды. Съехавшие ноздри дышали в левое ухо. Марианская впадина, прикрытая губами, казалось, вот, вот изрыгнет из себя донные отложения прогнивших слов.
– Гражданка, милая! – выпустив из рук путейцев, жалобно заговорила «церковь».– Я ж два дня, как на свободе. Мне завтра в ментовку за паспортом.
Оба машиниста упали на пол.
– Вот те раз,– подумала Ира.– У него кроме ног еще и документов нет.– Диспетчер судорожно перебирала дальнейшие варианты.– Скорую вызывать поздно, ноги уже не пришьешь. Доложить по рации в дежурное отделение милиции? Скажут, что пьяная. Дозвониться до начальника депо – слишком рано.
Сердце одинокой женщины подсказывало ей не спешить. Она всю жизнь бежала впереди паровоза и в итоге осталась одна. Никому не нужной сорокалетней, но еще очень интересной женщиной, как говорили в кочегарке.