Зиночка смотрела на этого человека, который представился её родственником, немного испуганно и ничего не понимала. Он что? Он её дедушка? Не каждый день к ней являлись родственники, да ещё из далекой её родины, да ещё и со слезами на глазах.
Гость смотрел на Зину тепло. И глаза его были родными. Такие глаза Зина видела в зеркале, когда смотрелась в него внимательно. И темный вьющийся волос ей был знаком. И даже голос его был знаком. Перед ней стоял человек, которого она видела первый раз в жизни. Но он точно был её родственником. В это Зина поверила сразу же.
Зина обратила внимание на то, что мужчина, которому на вид было чуть больше пятидесяти лет, был довольно легко одет в осеннюю кожаную куртку. На ногах - осенние туфли, на голове – фетровая шляпа. Когда приезжий немного успокоился, Зина заговорила с ним об обыденных вещах.
- Что-то Вы не по погоде одеты.
- Так откуда я мог знать, что в ваших краях такие ранние морозы и снега? Хорошо, что мне на вокзале посоветовали не автобусом к тебе ехать, а полететь на кукурузнике. Добрался я до аэропорта, сорок минут всего летели, не успел замерзнуть окончательно. А из аэропорта добрые люди подвезли до самого автовокзала, а там, от него я на рейсовый автобус сел. На пограничном посту мои документы проверили и пропустили.
- Вы сказали, что Вы – мой родственник. Вы – мой дедушка?
- Не торопись, я тебе всё объясню. Дай мне дух перевести. Батько я тебе и им я батько!
- Ничего не понимаю.
Зина шагнула назад и села на скамейку у порога, потому что ноги подкосились! Мир рухнул в одно мгновение, и тут же стал собираться в новую картинку.
- Я тебе все расскажу.
- Давайте я Вас с дороги накормлю, чаем напою, а потом Вы мне все расскажите. По порядку. Да разувайтесь, ноги промочили насквозь. Вот Вам носки теплые. Я сейчас вернусь.
Зина побежала к соседке Прасковье Терентьевне, без стука вошла в дом.
- Баба Паша, дайте мне тапочки большие мужские, да и валенки мужские достаньте из кладовки, они мне нужны.
- Батюшки, а это зачем? Почему тебе мужская обувь понадобилась?
- Ко мне гость из дальних краев приехал. Давайте быстрее, он по снегу в легкой осенней обуви шел, ноги насквозь мокрые.
- Да возьми, не жалко. А что за гость?
- Потом объясню.
Алексей Владимирович снял куртку и шляпу, разулся, одел теплые носки и потерянно сидел на диване, привыкая к тишине деревенского дома.
И хоть Зина и накрыла на стол, но приезжему было не до угощения. Высокий и плечистый, крепкий и сильный мужчина так волновался, что не знал куда деть руки. Он то клал их на колени, то скрещивал на груди, то потирал друг о друга, то безвольно опускал их вниз.
А бедная Зина все смотрела ему в глаза и все ждала ответ на самые главные вопросы: кто она, откуда. И есть ли на свете родные ей люди? И если этот мужчина её отец, то кто тогда ей родители? Люди, которые были её семьей?
До глубокой ночи горел свет в домике Зиночки, и до глубокой ночи отец рассказывал дочери печальную историю своей жизни: как он женился в молодости первый раз, но жена была хворая и родила малюток, которые так и остались маленькими на всю жизнь. Когда приехал в деревню цирк лилипутов, то эти приезжие сманили деток с собой в Ленинград. Оля с Алешей уехали и стали артистами. Домой они писали радостные письма, и души родительские радовались за них. Однако мать их дожила до сорока лет и померла. Хворая она была. Совсем одиноко стало Алексею Владимировичу, и он решил жениться в другой раз. Женился он на женщине, у которой было трое детей, а муж был в местах заключения. Она через три года родила ему доченьку здоровую и пригожую, а тут муж её по амнистии пришел из тюрьмы. И началось. Ушла она к нему и детей забрала, а дочь-малютку оставила с ним. Так её муж потребовал. Алексей Владимирович решил, что раз дитё матери не нужно, то ему тоже не нужно, и решил сдать девочку в детдом. А как раз дети старшие к нему в гости приехали. Узнали все, переночевали одну ночку, а утром и говорят, что сами девочку в детдом отвезут.
- Я им сам и помог до станции добраться. Нес тебя в одеяльце, а оно мокрое было от слез моих. Я бы не отдавал тебя, но мне работать нужно, тебя не с кем было оставить, вот я и придумал. Да ещё назло хотел твоей матери сделать. А дети мои уехали, как в воду канули. Мать твоя ко мне вернулась через полгода, потому что непутевый её муж опять за решеткой оказался. Как мы тебя искали! И по детским домам, и через «Красный крест», и письма в газету писали. Дети мои в Ленинград не вернулись, мы во всесоюзный розыск подавали, а все бесполезно было. К ворожейке даже ходили, она нам, кстати, сказала, что ты жива, и обязательно найдешься! Мы стали ждать. Годы прошли, а о тебе нет никакой весточки. Мы тебе каждый год день рождения справляли. Вот тебе два года, вот три, вот десять, двадцать, двадцать один, двадцать два…
А тут секретарь наш из Сельского Совета бежит и в окна стучит нам и письмом машет твоим. Мы во двор выскочили, стали письмо читать, а руки у меня дрожат, ничего понять не могу. Мамка твоя голосить начала, а я еле вытерпел. И все, и стал я к тебе собираться. Сразу деньги взял и поехал на станцию билет покупать. А мне его не продают, говорят, что пограничная зона, нужен пропуск. Стал я хлопотать насчет пропуска, а мне говорят, что вызов нужен. Ну, прямо, заколдованный круг. Ребенок нашелся через столько лет, а мне к нему не прорваться. Напишу я тебе, а ты вдруг видеть меня не захочешь, ведь отрекся я от тебя, и не пришлешь мне вызов! На работе хожу, как в воду опущенный. Я механиком в гараже работаю. А уже весь хутор наш Григорьевский узнал, что дети мои нашлись. Правда, старших в живых уж нет, а младшенькая живет в медвежьих краях, а я туда ехать собрался. Мне уже родня и гостинцы для тебя всякие нести стала, а я все не придумаю, как до тебя добраться. Тут председатель колхоза предложил мне выход, выписал командировочное удостоверение. Вроде как я за передовым опытом в ваши края еду, поподробнее познакомиться с выращиванием сои. У нас её тоже стали сеять.
По командировочному удостоверению мне пропуск выписали, по нему я билет купил и шесть дней через всю страну ехал. Насмотрелся чудес всяких! Байкалом любовался все время, пока поезд мимо него шел. От окна не отходил. Даже сбегал на стоянке и водички хлебнул, чтобы вкус понять. Мне мама твоя говорила в дорогу, чтобы я не ждал, что в тебе кровь заговорит, и ты бросишься мне на шею. Это только в кино так бывает. Мы пока чужие люди. Ты нас совсем не знаешь. Только вот увидел тебя, а слезы сами подступили. А я уже не помню, когда и плакал. Наверное, и плакал последний раз, когда тебя в одеяльце нес на станцию. Тебе брат с сестрой что рассказывали о родителях? Почему ты в письме написала, что твои родители умерли, а сама указала имена и отчества Ольги и Алексея?
Теперь настала очередь Зинаиды рассказывать этому чужому человеку всю свою жизнь.
- Значит, они назвались твоими родителями, а жили в разных комнатах. Ольга с тобой, а Алеша в маленькой комнатушке у порога, а ты ни о чем не догадывалась? Говоришь, они любили друг друга, заботились вместе о тебе. Мои дети – святые люди! Мы поговорили наспех, ты меня накормила, а теперь давай чемодан разбирать. Ты меня зови по имени отчеству, а потом разберемся.
Алексей Владимирович вдруг улыбнулся так радушно, что Зина невольно улыбнулась в ответ. Улыбки у них были похожими.
Огромный чемодан поставили на две табуретки, открыли его и первое, что Зина увидела – был семейный альбом.
- Твоя мать – умная женщина, знала, что тебе нужно. Давай смотреть вместе.
Зина листала семейный альбом, и у неё появлялось прошлое. То самое прошлое, которое есть у каждого человека, но не каждый его знает. Некоторым оно не интересно, и они живут «Иванами не помнящими родства». От некоторых оно укрыто, спрятано за семью замками, и хранит свои тайны крепко.
Обычные люди обычно помнят родителей своих, дядюшек и тетушек, да дедушек и бабушек, а про историю рода их спрашивать бесполезно, потому что события вековой давности мало кого интересуют. Исчезают индивидуальные черты тех, кто нес свою жизнь, а значит и жизнь потомков через испытания и преграды. Новые поколения называют их предками. За этим холодным словом стоит что-то туманное и бесформенное. А ведь стоит рядом поставить слово «наши», и сразу оно преображается. Наши предки – родные нам люди! Зина знакомилась со своими предками. Она рассматривала фотографии с пристальным вниманием, а Алексей Владимирович давал ей пояснения.
- На этой фотографии моя бабушка, твоя прабабушка в преклонных годах. Ты на неё похожа и я на неё похож. У неё дед цыганом был по преданию. Вот у нас и появляются в роду черноглазые, темнокожие, кудрявые ребятишки. Привет от бабушки Агриппины. Посмотри, фотография подписана её рукой.
Зина прочла на обороте: «Износили меня горе и неволя, знать такая моя уродилась доля».
- Я её ясно помню. Она долгожительницей была, девяносто шесть лет прожила. Сказочница была, книжки нам вслух читала, когда-то учительницей в сельской школе работала. Ты учила на уроках истории о хождении в народ членов организации «Народная воля»? Вот в эту организацию она по преданию и входила. Пошла в народ, в народе и осталась. Вышла замуж за кузнеца, детей нарожала. Боевая была женщина, ничего не боялась!
А эту фотографию в сторону не откладывай, не откладывай. На ней – мама твоя, Лариса Павловна. Она фельдшером на хуторе работает. И на пенсию вышла, а все работает. Подмены ей нет. Золотая женщина! Всю жизнь кается, что оставила тебя на мои руки. У неё три сына: один экономическую академию окончил, на одни пятерки в школе учился, средний военное училище закончил – офицер, служит в Казахстане, а младший – маленько неудачный. Мы его на ноги ставили, ставили, а он все опрокидывался. Бросил учебу, работать не хотел. Так веришь, нашлась дивчина и взяла его в руки. Уже двоих детей ему народила. Он теперь занят с утра до вечера. Некогда ему баклуши бить. Братьев твоих зовут Гена, Шура, Юра.
А на этой фотографии я с ребятишками, твоими родителями названными. Видишь, они как наряжены – Ольга цыганочкой, а Алеша – казаком. Им здесь по десять и одиннадцать лет, а они пятилетними детьми смотрятся.
Главные фотографии мы с тобой посмотрели, а теперь давай подарки принимай!
От братьев Зина получила золотое колечко, цепочку и серьги с красными камешками. От матери белоснежный пушистый свитер из козьего пуха, такие же рукавички и шарф. От неведомой крестной – диковинные бусы. От родного дяди огромный цыганский платок, от маминых сестер – красивые заколки для волос.
Родственники прислали расшитые полотенца и скатерти, красивые покрывала и даже небольшой шерстяной прикроватный коврик. Отдельно в маленьком пакетике лежал сверточек, а в нем – крохотная распашонка. Оказывается, Зиночку в ней из родильного дома забирали. Берегли её, ради памяти, а теперь отец привез её в подарок. Особым подарком был и кулончик-оберег от матери.
- Владей всем и помни, что у тебя полно родни! А то я как прочел в письме, что ты одна на свете осталась, так и кольнуло меня что-то. Нельзя человеку одному быть! И прости меня, что я тебе, как снег на голову свалился. Мы думали тебе телеграмму дать, но слов придумать не могли. Вот и решили, что лучше ехать без всякого предупреждения. Мне завтра с утречка на вашу почту сходить нужно и телеграмму дать, что доехал и с тобой увиделся благополучно.
Зина объяснила отцу, что он находится на почте, и что утра ждать не нужно, а можно прямо сейчас послать телеграмму. Что и было сделано без промедления.
Зина постелила постель Алексею Владимировичу в комнате отца. Она так и сказала.
- Я постелила Вам, Алексей Владимирович, в комнате отца.
- Никогда и подумать не мог, что Алеша в твоей жизни мое место займет. Он правильно все сделал. А ты мне на ночь дай ваши фотографии. Я посмотрю и узнаю, как ты росла, как они жили-поживали без меня. А к мысли, что я твой отец, за несколько часов не привыкнешь.
Зиночка достала из шкафа свой семейный альбом и отдала Алексею Владимировичу. Она выключила свет и улеглась, но уснуть не могла долго. Вот оно как все было! Вот какую тайну от неё скрывали! Вот почему «Свидетельство о рождении» ей не показывали! Значит, мама ей не мама, а папа не папа. Мама – сестра Оля, папа – брат Алеша. И где-то живут неведомые братья Гена, Шура и Юра и полный хутор всяких родственников. Покрывало тайны было сдернуто, а легче почему-то не стало.
В маленькой комнатке у входа всю ночь горел свет, всю ночь Алексей Владимирович рассматривал фотографии своих детей и с некоторыми из них он разговаривал. Он просил у них прощения.
Утром Зина спала необычно долго. Проснувшись, она торопливо оделась, вышла на кухню и удивленно замерла.
Все домашние дела были сделаны: печка топилась, в ведрах стояла принесенная из колодца вода, на плите чуть дымилась легким парком сковорода с жареной картошкой, хлеб был нарезан. Алексея Владимировича нигде не было. Зина хотела уже выйти во двор, но он вошел в дом, поёживаясь от холода с ведерком парного козьего молока.
- Коза у вас, дети, строптивая! Как вы только справлялись с ней? Но у меня не забалуешь! Где у тебя цедок? Молоко в глиняные кринки цедишь? Правильно делаешь! В них молоко долго не киснет и сметану собирать удобно!
- Зачем Вы? Я бы сама! Как Вы с ней справились? Она без подкормки не дается доить.
- Справился. Она стала капризничать, а я ей слово сказал, она и притихла. Я борову твоему вынес корм, курочкам тоже пшеницы насыпал. Я им печку устрою закрытую. Будешь иногда протапливать прямо с улицы, они долго нестись будут. Кирпич я у тебя видел во дворе. Правда, им клумбы обложены, но их можно и досками обгородить. Разрешишь?
- Да, пожалуйста!
- Ничего, что я хозяйничаю? Я тебя не обижаю? Я ведь всего на несколько дней приехал, я думал тебя домой забрать, но раз ты в институте учишься, тебя пока увозить нельзя.
- А откуда Вы знаете, что я учусь?
- Так, меня соседки твои проинформировали. Я с ними сегодня утром познакомился. Прасковья Терентьевна мне рассказала, что тайну твою она давно знает. Ей Оля сама все рассказала. Соседка твоя моим детям помогала тебя сберечь. А когда с проверкой участковый приезжал, он оказался её родственником. Она его уговорила оставить все как есть, поэтому он так бегло твои документы посмотрел. А какая женщина! Кремень! Никому ни слова не сказала, нигде не обмолвилась невзначай. Редкое качество для женщины. А потом подошла Мария Ивановна. Теперь её дома не найти, она всю деревню обходит, и новость горячую всем рассказывает. Давай, садись завтракать! У меня дети картошечку жареную очень любили. Угодил я тебе, или нет?
- Угодили!
С приездом отца у Зины началась удивительная жизнь. Всю работу по дому Алексей Владимирович взял на себя. Он прекрасно варил и стряпал, он мыл посуду, он наводил порядок в доме, он топил печку, он даже постирал и погладил белье. Каждый день он ходил в магазин за продуктами и просил у продавца что-нибудь вкусненькое, чтобы ребенка побаловать. Во дворе он просто пластался. Подремонтировал заборы, утеплил курятник, прочистил дорожки, наколол дров на всю зиму и сложил их в сарае. Потом ему не понравилось, что у Зины прямо дома отделение связи. Он посоветовался с ней и утеплил флигель во дворе, отремонтировал в нем печку. Флигель выгородил так, что в него можно было зайти прямо с улицы, никак не побеспокоив хозяйку. На флигеле появилась вывеска «Почта» и часы работы почтового отделения. Внутри было обустроено рабочее место для Зиночки, был поставлен спаренный телефон. Сортировочному столу могли позавидовать и на центральных почтовых отделениях. Зина признала, что теперь ей стало удобнее работать. Дом стал только её домом.
Коза слушалась Алексея Владимировича, Полкан признал в нем хозяина, приблудный кот спустился с чердака и днем заходил в дом и сидел на руках у Алексея Владимировича, от которого он получил тепло и заботу и даже имя – Мурза. Кот на заботу ответил добром.
Однажды Зина показала отцу заветную шкатулку, в которой хранились золотые украшения Ольги Алексеевны. Отец долго любовался кулонами и кольцами. Один перстенек он нечаянно выронил, и тот укатился неизвестно куда. Владимир Алексеевич и диван отодвигал, и в подполье с фонарем лазил, но нигде колечка не нашел. Он так расстроился, что Зине пришлось его утешать.
- Куда оно денется. Найдется. Дальше пола все равно не укатилось. Где-нибудь в укромном уголке смотрит на нас и смеется.
- Да это же память какая! Это колечко я подарил девочке своей на шестнадцатилетие. А она его носила и берегла. Значит вспоминала меня в душе своей. Это же память какая и для меня, и для тебя! А его уронил. А вдруг оно в подполье упало, а там вряд ли его найти можно. Неладное я сотворил! Одно дело - убыток, а другое дело – память. И не только моя, но и твоя тоже.
Отец горевал так искренне, что Зина не нашла слов утешения и притихла. В доме наступила тишина, а в этой тишине стало ясно слышно какое-то позвякивание. Оно доносилось из кухни. Зина выглянула на кухню и рассмеялась. По чисто вымытому полу Мурза гонял золотое колечко, которое тоненько, едва слышно звенело.
- Ах ты, разбойник! Посмотрите, чем он тут занят!
Кольцо у кота отняли, он сердито мяукнул, но быстро утешился, обнаружив в своей миске свежую крутую сметану.
Все признали Владимира Алексеевича, только Зина продолжала обращаться к нему на Вы и звала его по имени отчеству, а он её не торопил.
Отец Зиночки каждый день ходил на кладбище и проводил там часы в полном одиночестве. Он сидел неподвижно и скорбно на скамейке возле дорогих могилок и мысленно просил прощения у своих детей. Он был перед ними виноват, потому что не поверил в то, что все вместе они смогут вырастить Зину. А Оля с Алешей справились одни. Было ли их самозванство грехом? Могли ли они открыться всем в том, что они брат и сестра Зиночки? Нет, не могли! Документов на опеку Зиночки у них не было. Ребенка могли отнять. А кто посмеет отнять ребенка у отца и матери? Он, настоящий отец Зиночки, взрослый мужик, водку пил да слезы лил, а они, его дети, маленькие взрослые люди, не отдали сестру в детский дом и вырастили её.
Алексей Владимирович сказал дочери, что искал её. Да, искал, но в промежутках между запоями. Только когда к нему вернулась Лариса Павловна и её дети, он избавился от пагубной привычки и дал слово, что в рот спиртного не возьмет. И не брал уже пятнадцать лет, и даже в новогоднем застолье пил вместо шампанского напиток. Ну её совсем, эту поганую отраву!
Зиночка все освободившееся время проводила за учебниками. Но даже в учебе отец ей стал помогать. Вечером он устраивал ей небольшие экзамены. Брал учебник в руки и задавал ей вопросы по изученному материалу, а когда Зина отвечала на них толково и обстоятельно, он искренне радовался тому, что она выросла такой умницей. И с гордостью говорил, что в роду Колосовых сроду все женщины умницами были.
Зина предлагала Алексею Владимировичу съездить в райцентр и купить там себе теплую одежду в дорогу, но он отказался.
- Доеду я, доченька, в стареньких валенках. Мне их Терентьевна разрешила взять. Шапку я себе у неё же раздобыл. Под куртку я себе безрукавку выстежил ватную. Теперь ваши морозы меня не возьмут! Денежки я лучше на тебя потрачу.
И потратил, настоял на том, чтобы купить Зине шубу, которая уже полгода висела в сельском магазине. Деревенским жителям она была ни к чему да и не по карману.
- Ты в институт на зимнюю сессию поедешь, вот и оденешься по городскому, в шубу. Я тебе её не для красоты покупаю, я тебе её покупаю для своего душевного спокойствия. Уеду, и буду знать, что ребенок мой в тепле. Через три дня мне уезжать, я не знаю, что я матери твоей скажу. Я обещал тебя домой привезти, но вижу, что ты уже не ребенок, за руку не возьмешь, с собой не уведешь. Опоздали мы на годы. А ты обещай после зимней сессии отпуск взять и приехать к нам. Посмотришь на родные места, с родней познакомишься, а если сама захочешь к нам переехать, осчастливишь нас с матерью, мы тебе перевод устроим в Воронеж. У нас точно такой же институт есть в области и точно такой же факультет. Обещай, что приедешь! А если не сможешь приехать, дай нам с матерью вызов, мы сами к тебе весной приедем. Теперь, когда мы тебя нашли, мы ни за что тебя не потеряем. А может быть, ты на очное отделение переведешься? Мы обеспечим тебя всем. Только учись, старайся! Теперь у тебя есть на кого опереться в этой жизни!
Зиночка говорила мало. Она молчала иногда целыми днями. Ей было очень трудно привыкнуть к мысли, что вся её прежняя жизнь была наполнена такими трагическими событиями и обманом. Мама ей не мама, папа – не папа, а приехал какой-то человек, о котором она никогда не слышала, которого никогда не видела в жизни и говорит, что он её отец. По документам. Прасковья Терентьевна принесла «Свидетельство о рождении», которое, оказывается, мама хранила у неё, чтобы оно случайно в руки Зиночки не попало. В нем в строке «отец» значилось, что отцом Колосовой Зинаиды Алексеевны является Колосов Алексей Владимирович, а не Алексей Алексеевич. Вот так-то! А мамой какая-то неведомая женщина – Мережковская Лариса Павловна.
А где они были, когда она росла? Когда у неё резались зубки? Когда болел животик? Когда она училась ходить и говорить? Когда пошла в первый класс и никак не могла научиться читать? Когда боялась спать одна? Когда взрослела? Когда выбирала дорогу в жизни? Когда задавала свои самые главные вопросы: что такое добро и зло в этом мире? Не было их рядом. А теперь явился этот человек и хочет, чтобы она называла его отцом? Вряд ли он этого дождется! Памяти своих названных родителей она не предаст. Пусть он спасибо скажет, что она приняла его, как гостя, в своем доме.
Вся деревня на его стороне, все упрекали Зину в том, что она отца родного не признает. Конечно, он всем улыбается, со всеми приветлив, всех называет добрыми людьми, даже в мастерскую ходит и помогает с ремонтом техники.
Матвей Ивановимч с ним за руку здоровается, соседки только о нем и говорят. Бабушке Фленушке он отремонтировал крыльцо, а заодно и поговорил с ней о своих детях. Со всеми пожилыми людьми он вступает в беседу и особенно любит слушать рассказы про своих деток. А рассказчики стараются. Ладно бы только про маму и папу рассказывали, так они и про все проделки Зиночкины рассказали ему.
Как она в детстве в трехлетнем возрасте прогнала гусыню с гнезда, и сама важно уселась на её место высиживать гусят. Благо, что скорлупа у гусиных яиц прочная, и кладка уцелела, а гусята благополучно вывелись в свой срок.
Как она поймала кошку и накрасила ей рот маминой губной помадой, а потом принесла её показать родителям, посадила бедную Мурку на стул и сказала, показывая на неё: «Касавица!» Как она летом уснула в курятнике, а родители искали её везде и чуть не сошли с ума.
Как, споткнувшись о камень, очень к месту сказала громко неприличное слово и очень удивилась тому, что его нельзя говорить. Дедушке соседу можно, а ей нельзя.
Как она в десятилетнем возрасте на резиновой лодке соседей отправилась в кругосветное путешествие, но доплыла только до соседнего острова и там, возле него на перекате села на мель и вернулась домой с продырявленной лодкой, а мама с папой её даже не отругали, хотя, по хорошему, нужно было дать ремня за такую проделку. И про переправу через овраг рассказали, и про спасенного петуха. Рассказали они и про то, как Зина любила своих родителей, как берегла их, как теряла и тосковала за ними. Как тоскует по сегодняшний день.
Матвей Иванович пытался уговорить Зину.
- Пожалей ты его, назови отцом хоть раз. Ведь он этого ждет!
- Нет, я бы рада, но не могу! Не могу, и все тут! Язык не поворачивается! Мне он нравится, видно, что человек хороший. Может быть когда-нибудь, но только не сейчас. Знаю, что он этого ждет...
- Да посмотри, как он смотрит на тебя!
- В детдом меня отдать хотел, отрекся от меня, вот какой хороший. Пил и запивался, вот какой хороший! Чужих детей вырастил, как своих, а своих забыл. Вот какой хороший!
- Ты не даешь ему право на ошибку. Да, он совершил тяжкий грех, но он покаялся, он изменился. Прости его!
- Бог простит!
- Твердокаменная ты какая! А если и ты ошибешься в жизни, ты ищешь прощения у своей совести и у людей? Ищешь? Ждешь? Тяжело тебе бывает? Вспомни себя в трудные минуты жизни и пойми его, отца своего! И прости! Знай, что в этой ситуации мы на его стороне!
- Быстро же вы все моих родителей забыли.
- Мы – забыли? Да они – часть нашей жизни! Мы их не забудем никогда! Он тоже их никогда не забудет, хотя они перед отцом виноваты. Можно было о себе дать знать, хоть бы через несколько лет.
- А как? Письмо написать? Съездить? Как? Не трогайте их, они правильно все сделали! Не оскверняйте память о них!
- Никто не оскверняет! Они – святые люди! Мы их все любили и продолжаем любить и вспоминать только добрым словом. Ты воюешь с ветряными мельницами. Алексей Владимирович тебе не враг, он к тебе с любовью относится, он к тебе с открытой душой, а ты ждешь не дождешься, когда он уедет. Неправильно это, нехорошо!
- Да что Вы лезете в мою жизнь? Что лезете? Лезут и лезут! Зина сделай так, Зина сделай вот так, Зина не делай этого, не делай того! Я – свободный человек! Что хочу, то и делаю!
- Милая маленькая девочка! Да человек ведь не один живет на свете! Даже когда он доброжелательно относится к миру, он может нечаянно причинить боль. Нечаянно! Представь, ты идешь в толпе и невольно задел человека, потому что тебе некуда было посторониться. А задел за больное место! Нечаянно! Мы живем все вместе. Ты отца простить не можешь, а мы все приуныли, мы все ждем от тебя доброго поступка, мы все за вас переживаем!
- И что? Я для всеобщей радости должна его простить? Пусть внутри у меня все горит, а я должна притвориться и сказать одеревеневшим языком, что я простила его? Сказать то, что искренне не чувствую? Не могу! Поймите меня! Не могу!
- Ты меня не слышишь!
- Нет, это вы все меня не слышите! Куда бы от вас всех деться? Где найти тихий уголок?
- От себя не убежишь! А тише нашего места тебе не найти!
- А хотелось бы! Да поймите вы все, что ему легче, чем мне! Алексей Владимирович всегда знал о моем существовании. Он всю жизнь мечтал встретить меня, он надеялся, он считал мне года, он думал обо мне. А я о нем ничего не знала, я о нем никогда не слышала. А тут явился: «Батько я тебе!»
- Так что в этом плохого?
- А что хорошего? Что жизнь моя полна какой-то неразберихи, что вокруг меня что-то происходило, а я, наивная девочка, ничего не знала и ни о чем не догадывалась. Я жила в мире, где все было на своих местах. А теперь у меня все перевернулось. Дайте мне время, я привыкну. Вам всем хочется мелодрамы, вам хочется, чтобы я умилилась тому, что отец мой кровный приехал, разрыдалась и бросилась ему на шею, и все ему простила. Он, видите ли, плакал, когда нес меня на вокзал, чтобы дети отвезли меня в детский дом. Плакал? Да! Но ведь нес, чтобы отречься! Мне трудно его понять!
Зина все ждала, что перед отъездом Алексей Владимирович начнет тяжелый разговор, и будет выяснять отношения. Он не начал. Осторожно позвал её с собой поехать только однажды, а когда услышал решительный отказ, к этому разговору больше не возвращался и не настаивал на переезде.
Настойчиво приглашал весной приехать в отпуск. Тихо попросил написать отдельное письмо Ларисе Павловне и не укорять её в том, что случилось, потому что большая часть вины лежала на нем. Попросил подарить несколько фотографий Оли и Алеши и самой Зиночки. От подарков в дорогу отказывался, но Зина настояла.
В чемодан были уложены лесные орехи, соленая красная рыба, которую Зина осенью выменяла на картошку у заезжих продавцов, сушеная голубика, соленые грузди. В подарок Ларисе Павловне был куплен отрез на платье, братьям – меховые рукавицы, отцу в дорогу – красивая меховая шапка. А соседки постарались, и собрали такую продуктовую сумку, что Алексей Владимирович взмолился, и половину припасов оставил у Зины на столе.
Матвей Иванович приехал, чтобы отвезти Алексея Владимировича в аэропорт затемно. Зиночка оделась, вышла проводить отца до машины. Он погрузил чемодан, неловко обнял свою взрослую дочь, торопливо сел в машину.
- Как доеду, дам телеграмму. Буду письма писать, звонить, если будет связь, телефон я записал. Деньги буду посылать каждый месяц, чтобы ты не экономила, хорошо питалась. И не отказывайся, возражений не принимаю. Спасибо, что не прогнала и дала надежду на прощение. Если ответов не будет, не обижусь, если напишешь – обрадуешь.
Отец погладил её по голове, как маленькую девочку.
Машина тронулась, а Зиночке вдруг так захотелось побежать следом за ней и сказать этому человеку какие-то особенные, важные слова, которые так и не были сказаны…