В шаге от бездны

Татьяна Пушкарева
София сновала по дому целый день. Назавтра назначено празднество: приедут дети, соберутся родные и друзья для встречи Нового года. И она старалась покончить с оформлением и уборкой, чтобы завтра прямо с утра заняться приготовлением яств.

Под вечер, когда, стоя на табурете, она уже выбелила известкой  половину прихожей, ввалился едва державшийся на ногах хозяин. Репертуар его выступлений был не нов. Отвратительная хула сопровождалась агрессивными жестами: раззадоривал себя и провоцировал ее, чтоб ответила:
- Что ты сказала? А ну повтори!..  Одним пальцем зашибу…
В таком состоянии в нем удваивалась энергия, и он подолгу бесился до тех пор, пока не засыпал от усталости.

Всю жизнь он изводил ее за образование лучшее, чем у него, за успех в профессии, за неодобрявших его родственников, за предполагаемых вздыхателей, наконец. С первых лет совместной жизни она усвоила этот его «джентельменский набор» и поняла, что лучше не станет. Попытки разойтись однозначно заканчивались примирением: он цепко держался за нее, щедро осыпая обещаниями лучших перемен. Да и не было у нее права думать только о себе: дети должны расти с мамой и папой, к тому же, у ее отца никого, кроме нее, не было, поэтому следовало быть готовой поддержать его в старости, а не свою жизнь переиначивать. И она терпела. Несколько раз уже приходила мысль о готовности проститься с белым светом. Но срабатывало чувство ответственности за самых дорогих, да и стыд за собственное слабодушие.

… Машинально она еще продолжала обмакивать щетку в известь и наносить раствор на стену. Но в голове хладнокровно и четко заработала спасительная схема.
Она сняла резиновые перчатки, аккуратно положила щетку на подстеленную клеенку. Накинула платок и пальто, сунула ноги в галоши и вышла из дома.
В веранде, как и предполагала, нашла кусок хорошей, крепкой веревки и по лестнице поднялась на чердак. Обвела спокойным взглядом балки со стропилами и увидела основательно закрепленный крюк. Смерила взглядом расстояние до него от пола. Пододвинула флягу. Нашла и положила на ее горловину подходящую дощечку, которую можно будет легко оттолкнуть ногой.

Взобралась. Закрепила веревку за крюк. Соорудила петлю, накинула на шею, не выпуская из рук. И стала прощаться. Спокойно как-то, отстраненно простилась мысленно с детьми: взрослые теперь уже, не пропадут. Покаялась перед отцом. Умиротворение, гарантировавшее избавление от мучений, овладевало ею. Она перебирала в памяти прожитое, с благодарностью вспоминая лучшие события и с облегчением касаясь вниманием горьких мгновений, которые никогда больше не будут досаждать ей. Ни слез, ни сомнения. Какой-то посторонней мыслью промелькнуло удовлетворение, что решение приняла правильное. Вот уже и телу безразличен подступающий холод. Жизнь не для нее. Пожалуй, пора.… Глянула вниз, чтобы рассчитать, какой ногой лучше оттолкнуть дощечку, отпустив из рук веревку…

Завтра как раз все соберутся.… И с продуктами хлопот не будет, закуплены к празднику… Посуда для большого застолья уже перемыта… Порядок?.. Порядок не успела навести только в прихожей: ведро с известкой оставила на табурете у стены – не добелено, не вымыт пол…
Ее найдут.…  Во что оденут?.. А, хоть во что.…  Ох, ведь она сегодня не на один раз вспотела, белье несвежее… Стыдно: будут потом обсуждать… Прихожая и белье… Нетрудно исправить…
Софья еще помедлила, затем спокойно сняла с шеи петлю в твердом намерении воспользоваться ею чуть позже: добелит в прихожей, переоденется и вернется.

… Она тщательно растирала известь по стене, подвигаясь к двери. Перчатки не стала надевать, не желая медлить. Подушечки пальцев на руках все сильнее пощипывало, и, наконец, из них выступила кровь. Она ощущала эту боль и удовлетворенно отмечала: пусть, они мне больше все равно не нужны. Ей не терпелось скорее управиться и вернуться туда, где ее ждало избавление.
Когда распахнулась входная дверь, она сначала подумала, что по очередному кругу ворвался разбуянившийся хозяин – сегодня больше некому было появиться, но вошедший не спешил себя обнаружить, и она невольно обернулась. Приехал сын, который собирался вернуться только завтра.

Она продолжала оставаться в другом уже измерении и ощутила досаду, что в него вмешиваются извне. Машинально поприветствовала приехавшего, завершая уборку, формально спросила о результатах поездки, с усилившимся тщанием заканчивая ей одной известные приготовления. Определила на место известь, деловито принялась  мыть пол: мол, все нормально, просто некогда, сынок.

А он никак не отходил. Принялся рассказывать о поездке. Купил ей в подарок костюм и теперь хотел, чтобы она непременно померяла его прямо сейчас.
С нарочитой грубоватостью она старалась отказаться, не выпуская тряпку из кровоточивших пальцев. Мол, чуть попозже, не сейчас: дело к ночи, а дела не сделаны.

Что двигало парнем? Искренне обрадовался возвращению домой или что почувствовал? Он настойчиво старался ее разговорить. Наконец просто остановил и долго, очень внимательно посмотрел в глаза…
- Ну, чего тебе? – прорвались первыми слезами  слова ее возвращения, – переодевайся, иди мыть руки - сейчас будем ужинать.
И, оставшись одна, бессильно опустилась на пол и зашлась в сотрясающих, беззвучных рыданиях…