Ловушка для мотылька. Часть вторая

Элизабет Тодд
II
Когда машина остановилась, ему вдруг показалось, что вместе с ней остановилось и сердце. На этот раз выхода из этой клетки нет, и Ричард начинал чувствовать давление ее решеток. Отец вновь не дал ему выбора, все еще видя в нем надежду на осуществление своих несбывшихся грез. Вскоре он отправит его учиться в юридический колледж, а после устроит на работу в свою фирму. Все просчитано и все решено. Юноша сжал кулаки, всеми силами пытаясь подавить в себе ненависть к собственному отцу, но опять проигрывал в неравной борьбе. Когда дверь со стороны сестры открылась, в голове промелькнула мысль, быстро перебраться на водительское сиденье, и что было сил надавить на газ, оставив позади дом и вместе с ним весь этот захолустный городок.
–Ричард…
Но он лишь с силой захлопнул за собой дверь. Солнечные лучи обжигали кожу. Воздух на улице был спертый, давивший на легкие своей сухостью. Двухэтажный дом был самым обычным, а именно типичной постройкой, каких хоть отбавляй. Ричард тяжело вздохнул, поправляя лямку своего рюкзака.
–Ну и дыра! Ты себе работу поближе найти не мог,– сморщила носик Мерил.
Джон что-то пробурчал себе под нос и первым зашел в дом. Внутри воздух был таким же спертым, как и снаружи. Ричард попытался набрать в легкие больше воздуха, чтобы не начать скандал, но горячий поток лишь сильно обжег гортань, накалив нервы еще сильнее. Юноша поспешил вверх по лестнице, чтобы, как можно быстрее, запереться в своей комнате. На верхнем этаже оказалось три жилых помещения и небольшая подсобка, заваленная каким-то старым хламом, оставшимся от старых жильцов. В целом в доме было достаточно уютно. Первая комната была обклеена желтыми обоями, от чего создавалось впечатление, будто стены покрыты желтой пыльцой. Вторая же была чуть меньше предыдущего и, к ужасу Ричарда, имело розово-малиновый оттенок. Юноша резко захлопнул дверь, исподлобья глянув на дверь кладовой. Третья комната находилась в конце коридора у лестницы, ведущей на чердак. Лицо парня немного просветлело от мысли, что кладовая не единственный вариант, подходящий под жилую комнату. Однако, войдя внутрь, юноша улыбнулся и тут же запер за собой дверь. Комната было небольшая, но достаточно светлая, хоть окно и не могло похвастаться большими габаритами. Дополнительный свет давали стены, выкрашенные в белую краску, имевшие слегка сероватый оттенок. К счастью для парня хозяева не посчитали нужным забрать кровать и стол, даже не сняв полки для книг. Ричард кинул рюкзак в угол и растянулся на кровати. Солнце давно было на той стороне дома, поэтому в комнате было достаточно прохладно и сумеречно. Юноша молча уставился в одну точку на потолке. В голове было пусто, и Ричарду казалось, будто это все происходит не с ним. Словно не он в главной роли, а кто-то другой, похожий на него, а он лишь безмолвный зритель, ставший случайным свидетелем немого и очень плохо отснятого кино. Тишина легким вакуумом расползалась по комнате, окутывая все находившиеся в ней предметы. Мысли уходили все дальше, рассеиваясь легким дымком, и он быстро погрузился в сон.
Солнце покинуло небо, скрывшись за горизонт, чтобы на оставшееся время отдать землю во владения тьмы. В комнату проник сумрак, заполняя все, даже самые дальние углы. Стены посерели, и вокруг запрыгали причудливые тени. Дом погрузился во тьму, тишина вязким веществом расползалась по полу, все быстрее и быстрее продвигаясь к двери последней комнаты, где в сумраке умиротворенно билось живое сердце. Он содрогнулся всем телом, ошарашено озираясь по сторонам и прислушиваясь к окружающим звукам, словно пытаясь ухватиться за остатки реальности, что почти исчезла. В тот момент Ричарду показалось, что он здесь не один. Кто-то невидимый наблюдал за ним, разбудив его стуком в дверь. Юноша, вскочив с кровати, бросил к выключателю. Но за щелчком ничего не последовало, и комната так и не озарилась спасительным светом. Но рассмеявшись про себя над собственной беспечностью, он отправился вниз, отметив, что и здесь не оказалось света. Дом был тих и темен, и проемы окон казались черными дырами в пугающую неизвестность. Словно с наступлением ночи, приходила новая неведомая жизнь. Скрип лестницы отражался от пустоты, будто луч от зеркальной поверхности, сильно ударяя по слуху, заставляя тем самым проходить по телу маленькому ознобу. Ричард, смущенный своим собственным страхом и растерянностью, остановился у дверного проема в гостиную, внезапно понимая, что он в этом огромном, лишенном света, пространстве совершенно один. Вернуться в комнату? Разве в этом есть смысл. Сидеть в вязком темном вакууме, который обволакивал все без остатка, не было ни малейшего желания, и парень, решив, что в данной ситуации это наилучший вариант, закрыл за собой входную дверь.
Ветер. Легкие наполнились свежестью, и ему показалось, что с тела тут же свалился какой-то большой груз, что остался за закрытой дверью этого вычурного и холодного здания. Деревья шумели листвой, и небо черно-синее висело над пустой улицей, уходя вдаль, где имело оттенок синего моря, окрашенного лучами заходящего солнца.  Пройдет еще совсем немного времени и угольно-черный небосвод укроет пространство, наполняя его бликами и тенями неведомой человеку сущности. Соседний дом горел изнутри, указывая на присутствие жизни, но Ричарду он казался таким же мертвым, как и всё, что его сейчас окружает, поэтому, глубоко вздохнув, и спрятав шею в воротник, он двинулся навстречу сгущающимся сумеркам. Догадаться было не трудно, что отец уехал в контору, которая, по сути, и была его настоящим и единственным домом, что же качается матери с сестрой, то с ними еще проще. Пройдясь по городу и заглянув в пару домов, их можно было обязательно найти, или в магазине, или в гостях у новоиспеченных соседей. И только ему, Ричарду, было противно и больно, а еще одиноко. Обида сжирала изнутри, отключая эмоции и разум, а одиночество лишало надежды. Надежды на будущее, надежды на что-то хорошее в этой жизни, надежды на луч солнца в этой густой тьме.
Сделав с несколько десяток шагов, он внезапно остановился. Сквозь тьму и листву, растущих у края дороги деревьев, пробивался слабый огонек. Он был настолько тусклым, что казался маленьким светлячком, который то гаснет, то снова зажигается в тёмной ночи. Юноша удивленно остановился, пытаясь приглядеться, но убедившись, что это не обман зрения, прибавил шаг. Огонёк постепенно стал разгораться, пока не дал возможность увидеть окружающие его предметы. Эта была масляная лампа, которая одиноко висела на крыльце небольшого дома, что был окружён раскидистыми ветками ив. Ричарду он напомнил домик из сказок, какие он раньше читал в детстве, где по закону жанра жила добрая старушка или двое трудолюбивых сирот. Однако на обветшалом крыльце, освещаемая тусклым светом единственной лампы, сидела девушка. Юноша застыл в изумлении, не в силах оторваться от создания перед ним. Она была похожа на куклу, ту самую куклу, что сидит на витрине магазина, взирая на прохожих своим идеальным фарфоровым лицом.  Ее кожа была гладкой и матово-бежевой, словно сделанная из бархата. Длинные волосы спускались до поясницы и аккуратно ложились на деревянное покрытие крыльца. Прекрасное произведение кукольных дел мастера, в которое он вложил живое сердце. И Ричард, скорее всего, так бы и простоял всю ночь, споря с собственным зрением и чувством несоответствия, если бы тишину не рассек тихий голос.
– Вы что-то потеряли?
На него смотрели два больших изумруда с примесью серой пыли. Свет отражался от черных ресниц, что отбрасывали небольшие полосы тени на коже у век.
–Нет, я… Я Ричард!
Внезапно выпалил он, и вокруг вновь все стихло. Юноша потупил взор и его щеки вспыхнули румянцем от осознания абсурдности своего неловкого выпада.  Девушка закрыла книгу, что лежала у нее на коленях, и отложила переплет в сторону, улыбнувшись уголком рта.
–Очень приятно, а я Лило. Точнее сказать, Оливия, но папа называет меня Лило.
Она очень красивая. Наконец осознанно начал думать про себя юноша.
–А…, а почему ты сидишь здесь так поздно ночью?
–А чего мне бояться? – удивленно спросила она,– меня здесь и при свете солнца мало кто заметит.
–А лампа,– указал он рукой наверх,– она то ведь заметна.
–Все принимают ее за свет светлячка, поэтому, мне нечего боятся,- вновь повторила она.
Ричард смотрел в ее открытое лицо, не замечая, как сам начинает чему-то улыбаться. Слабый свет мягко падал на черную землю, разгоняя мрак для двоих, что сидели одни в ночи, устремив взгляды куда-то вдаль. Юноша не помнил, как оказался рядом с ней на этом крыльце, украдкой кидая взгляд на хрупкое плечо, находившееся в нескольких сантиметров от его собственного.
–Так ты живешь здесь с отцом?
–Да. Он работает в ночную смену, и мне часто приходится оставаться одной.
–А мама?
–Она умерла при родах.
Сердце почему-то екнуло, и Ричард сконфужено умолк. И зачем он спросил.
–Прости, пожалуйста.
Девушка улыбнулась. В этой улыбке было что-то притягивающее. Что-то теплое, светлое. Она улыбалась без грусти, без радости. Она улыбалась ему одному, так, словно знает его с рождения, словно, знает все его печали, словно, этой улыбкой хочет стереть все плохое, что тревожило его душу.
–Ничего. Никогда не понимала, почему люди извиняются в такой ситуации. Ты ведь не знал.
Ну и что. Хотел сказать он. Ведь я сделал тебе больно. Но тишину так и не рассек его голос. Почему то ему не хотелось ни о чем говорить. Ему хотелось сидеть рядом с ней на этом самом крыльце всю оставшуюся жизнь. Ему хотелось верить, что этот огонек не погаснет никогда, и, несмотря на густой и непробиваемый слой тьмы снаружи, он сможет развеять его, согрев их хоть на мгновение. Юноша не знал, сколько они еще так сидели, молча, думая каждый о своем, в небольшом коконе из света.
–Как здесь тихо.
Ричард произнес это шепотом, словно старался не противоречить своим словам.
–Здесь всегда так, особенно ночью. Трасса находится далеко, и звук машин почти не доходит до города, а приезжих не так уж и много, но ты…
Она разглядывала его лицо, из-за чего юноша почувствовал на щеках жар. Поэтому он не сразу заметил, что ее взгляд выражает вопрос.
–Прости,– спохватился он,– я веду себя бестактно, просто ты… Ты…,– слова застряли в горле,– да, мы приехали только сегодня в полдень. Мой отец юрист, и его назначили директором в здешней конторе, поэтому мы здесь.
Оливия продолжала внимательно смотреть ему в лицо. Вблизи ее кожа была еще белее, словно припудренная крахмалом. Свет отражался от зеленного омута, плавая в нем маленьким огоньком. Ричард вновь вышел из оцепенения, поняв, что девушка ждет продолжения его реплики.
–Моя мама домохозяйка, но это лишь формальность. На самом деле она никогда ничего не делала по дому, да и готовит отвратительно, ни говоря уже об уборке или прочих домашних делах. Ее не волнует ничего, кроме шмоток, журналов и свежих сплетен. И моя сестра точная копия моей матери. Как две капли воды, что внешне, что внутренне, такая же пустышка.
–Нельзя так о родных. Ближе них у тебя никогда никого не будет.
Юноша внезапно запнулся. Лампочка будто разбилась, разлетевшись на миллион маленьких кусочков, вонзившись ему в лицо и в шею. С чего он взял, что она сможет его понять. Неужто и она будет, так же, как и отец читать ему нотации о долге, чести и семье.
–Ты ничего не знаешь!– Ричард чувствовал, как внутри нарастает комок раздражения и ненависти,– они отвратительны! Отец с самого рождения решал все за меня – в какую школу мне пойти, с кем дружить, куда поступить, даже, как сморкаться правильно! Я так не хотел ехать сюда, там осталось все… Мое будущее. Не понимаю, что можно делать в этом захолустье! Ты красивая девушка, почему до сих пор не уехала?
Лишь после этих слов, он понял, что сказал, что-то ужасное. Оливия комкала пальцами ткань своего серого платья, а на ее лбу собирались морщины, словно ей очень больно, будто ее только что ударили ножом в живот.
–Лило?
–И правда, уже очень поздно. Я пойду.
Все ее движения были скованным. Юноша с удивлением смотрел, как молодая девушка медленно ковыляет к двери. Так ходят только старухи, которые уже не в состоянии передвигаться самостоятельно.
–Постой, я не хотел тебя обидеть!
Она тут же отпрянула к двери, прижимая к груди руку. Ричард остолбенел. Только сейчас он заметил, что из-под кофты, что была накинута поверх платья, проступали белые бинты, покрывавшие ее руки до самых плеч. Но больше юношу испугал взгляд. Взгляд испуганного котенка, что жмется к двери, ожидая удара от, нависшего над ним, хулигана.
–Лило…
В тишину врезался звук захлопывающейся двери. Кокон треснул, впустив себя тьму окружающего мира. Рядом упал мотылек с опаленными крыльями.