Параллельные миры. Глава 4. Обыкновенное волшебств

Алекса Свет
                «Дело не в надежде на будущее, а в изменении своего               
                прошлого».               
                Пауло Коэльо «Пятая гора"

                «Другой» – этот тот, кого нужно почувствовать как себя…
                Можно открыть в нем целый мир. «Другой» – это тот, с кем
                Ты не играешь, а живешь».               
                Анхель де Куатье «Золотое сечение»

                «Любовь – это недосказанное письмо, которое надо уметь
                читать».
                «Не имей дела с женщиной, у которой  больше проблем,
                чем у тебя».               
                Из изречений мудрых

            «Как? Кем или чем может осознавать себя нечто существующее, но не имеющее ни малейшего представления о существовании? Что может ощущать это  нечто? Но ощущения, или что там еще, были. «Где это я так надрался?» Вот оно! В начале было слово, в начале был вопрос, неизвестно, откуда взявшийся, неизвестно, что означавший, неизвестно, кому заданный. «Кому? Кому?» Слово-зернышко стало расти, извергаться. Шквал, взрыв: «Я». Вот оно, появилось «я». Сознание, ошарашенное, растрепанное, размазанное, возвращалось в тело, в предмет, в объект, в «я». Что-то липкое, влажное, серо-красное, плывущее – таким возвращалось сознание в свой дом, в мозг, в него. А кто он? «Я…я…Я – Сашка». И это была катастрофа. Он вспомнил себя, и в него вошла боль. Запредельная, немыслимая боль. Но сознание не исчезло, даже не помутилось, не вытекло вновь. Колотилось сердце, трясло. На смену тошнотворному, но теплому внутри пришел холод снаружи. И пришел страх. Извечный друг и враг человека – страх. Выброс адреналина – и боль ушла, вернее, утихла, даже стала чем-то то ли непонятным, то ли приятным: стучала пульсирующей кровью в ноге и где-то совсем рядом с правым глазом. Ерунда, в начале был страх, а не слово. Сознание, еще не заполненное образами и понятиями, какие в нем могут быть слова? Что чувствуют родившиеся дети, покинувшие свое уютное ничто и вдохнувшие в себя этот мир? Приятен ребенку этот первый самостоятельный вздох, с которым он примет в себя свое «я»? «Я», с которым он вынужден будет все время что-то делать, пока не выдохнет его так же неизбежно, как и вдохнул.
            Страх. Но у этого страха были слова, конкретность, а значит, память. Память о чем? Совсем рядом, где-то в недалеком прошлом, случилось что-то страшное, но что? Этого в памяти не было. Он сидел (уже сидел) посреди дороги и смотрел вокруг, упорно и неосознанно боясь взглянуть на свою ногу…»*
            Елена оторвала взгляд от помятого тетрадного листа и перевела дыхание. Кажется, читая, она забыла дышать. Что это? Рассказ? Набросок? Неужели ей удалось что-то расшевелить, сдвинуть в его душе? Ее бил озноб, руки тряслись, будто возвращение Александра к творчеству значило для нее больше, чем для него самого. А, может, действительно, больше? В памяти всплыла однажды произнесенная им фраза: «И тогда я из человека-писателя стал человеком-философом». Она просто не понимала, не могла постичь, как он ТАК спокойно мог отказаться от своего дара. Для нее это было равносильно предательству. А Елена не хотела, не могла позволить, чтобы Александр оказался предателем. Пусть только в ее глазах. ТЕМ БОЛЕЕ в ее глазах.
            Нервно перелистнув страницу и опустив часть текста, она вновь погрузилась в чтение.
            «…И вот он уже стоит. Сам не знает, как и почему, но уже стоит. Злой, почти зверь или тварь-крыса, загнанная в угол. И нет никакого страха, потому что нет личного приказа наступать на что-то, чего должны бояться трусы. Есть противостояние, неизбежное, беспощадное: воля на волю, сила на силу, стихия на стихию. Переродившийся страх сделал свое дело, сделал его тварью, животным, злым животным, у которого хотят отобрать единственное, что у него есть – его жизнь. Перед ним враг, ужасный в своем спокойствии, неизбежности и власти, перед ним СМЕРТЬ. Она невидима, она бесплотна, она противна плоти, а плоть – ей, но она тоже тварь, царь тварей, владыка, а он… Он – это он, беспомощный, растерянный, напуганный. Напуганный так, что даже первородный страх, перерожденный разумом, остался где-то позади, там, в реальном, в человеческом. А здесь он один, лицом к лицу со смертью, и все, что у него есть, чтобы противостоять ей, это воля. Не воля к жизни, не порыв, не импульс, а ВОЛЯ. Воля сама по себе, непонятная и непостижимая. То ли это силы природы, бога, мироздания, не важно. Не важно, что. Не важны ни слова, ни понятия. Важно, что жизнь есть все, а смерть… Смерть есть тварь и враг, и эта воля – единственное его оружие против этой твари.
            Он стоял. Они стояли лицом к лицу друг против друга и смотрели друг другу в глаза, смотрели, не отводя взгляда. И была война. Погибали воины, погибали и пешие, и конные, и их кони. Погибали планеты, галактики, миры. И была война. Тот, кто отведет взгляд, - проиграл. Смерть проиграла, ее час не настал.
            Он стоял и смотрел вдаль. Рядом кто-то что-то говорил, похлопывал по плечу. Голос извне, из другого, реального, мира, постепенно возвращал его к жизни, милой его сердцу жизни с птичками, солнышком, опухшей ногой и шумом в голове.
            Ах, да, он упал с мотоцикла. Он гнал по проселочной дороге и последнее, что он запомнил из того времени «до», из какого-то далекого своего прошлого – это песок. На перекрестке дорога, вероятно, во время дождей, была разбита в грязь, а потом подсохшую эту кашу сотни колес размололи в песок. Вот он, песок, перед самым носом, а на спидометре семьдесят с лишним, и стрелка ползет вверх. И не сбросить скорость, и тормозить глупо, и…
            Господи, как давно это было. Рядом двое парней, лица знакомые, что-то говорят. Один показывает назад. Что там? Да, мотоцикл. Сколько же до него? Метров двадцать, сорок, сто? Это  сколько же он кувыркался? Быть не может, после такого не выживают, после такого остается каша из мяса и костей. И вообще, почему он босой? На нем были тапки, не белые, а серенькие такие, старенькие. Улетели тапочки. Да нет, вот одна, а вторая? Как же, ищи теперь на этой дороге  не жизни вторую…»*
* Александр Ветер (здесь и далее текст использован с согласия автора)

            Яркая, как вспышка молнии, мысль пронзила мозг: «А вдруг я не права, и это – не его? Вправе ли я решать за него, что ему делать, а чего не делать? Ведь однажды он уже принял решение не писать. Зачем же я лезу в это?»   
            Но мысль не задержалась, ушла с потоком других мыслей, а Елена продолжила читать.

            «Он проснулся ночью. Проснулся в горячке и ознобе одновременно. Он стоял в сортире над очком, и его рвало. Он даже не стоял, распластался на карачках, мордой в вонючее очко, боялся лишний раз тряхнуть головой, одуревшей от боли, не мог встать: боль в ноге превышала его омерзение перед вонью. Он был больной и жалкий, и ему было жалко себя, больного, несчастного, слабого и беспомощного человека. Ему было плохо, не было сил держать голову, и он опустился здоровой щекой на край загаженного очка…»*

          Ф-фу. Ее передернуло от последней фразы. Мог бы как-нибудь поприличнее, политературнее выразиться. И это что – конец?! В возмущении она опять и опять перелистывала исписанные страницы, совершенно не обратив внимание на короткую приписку: «Это только новелла. А дальше будет рассказ о Женщине, о женской душе. И не важно, в вечернем ли она платье или простом домашнем халатике, домохозяйка или деловая дама. Твой рассказ…»
 
            Александр отложил шпатель, вытер тряпкой руки, смахнул строительный мусор с табурета, присел. Перекур. Затянувшись сигаретой, он внимательно разглядывал сквозь прищур глаз только что отшпаклеванную стену, но в голове стояла совсем иная картина.    
            Пару дней назад она ворвалась на его территорию (то пространство, где шли ремонтные работы, он обустраивал под себя и с полным правом считал его, пусть временным, но своим), возбужденно размахивая каким-то листком, и, не дав ему переключиться с работы на общение с нею, с ходу выпалила:
            - Слушай, я такое раскопала! «Любовь – это триумф воображения над разумом». Вот еще: «Мужчина может быть счастлив с любой женщиной, пока не влюбится в нее», - она сделала маленькую паузу, чтобы оценить, какое впечатление произвела на него последняя цитата, и он усмехнулся про себя: пожалуй, месяц назад он едва не вляпался, хотя кто может дать гарантию, что не продолжает вляпываться и сейчас.
            - Где ты это нашла?
            - Представляешь, у старшего в журнале.
            - Эротическом?
            - А каком же еще? – Елена фыркнула.
            - Взрослеют детишки, - насмешливо констатировал Александр, но она только отмахнулась.
            - Слушай дальше. «Любовь – это волшебство, секс – физиология». «В первородном грехе виновато не яблоко на дереве, а сладкая парочка под ним».
            - Гениально! – он хлопнул себя рукой по колену и захохотал. – А еще?
            - «Любовь – это иллюзия, что одна женщина принципиально отличается от другой». «Не влюбляйтесь в человека более сумасшедшего, чем вы сами». «От этого вас может излечить только еще большее количество этого»…   
            Елена продолжала читать, а внутри Александра словно переключился какой-то рычажок. По инерции он еще продолжал смеяться, но в глубине души его уже отпечатались слова: НЕ ВЛЮБЛЯЙТЕСЬ  В  ЧЕЛОВЕКА  БОЛЕЕ СУМАСШЕДШЕГО,  ЧЕМ  ВЫ  САМИ .Не подозревая, Елена  попала в самую точку. ОН  БЫЛ  ЗНАКОМ  С  БЕЗУМИЕМ .
            - Эй, ты где? Я все прочитала.
            - Извини, задумался.
            - Ты хоть слышал?
            - Конечно. Здорово. Скажи, ты начала читать книгу, которую я тебе дал? – он перевел тему в удобное для него русло.
            - Авессалома Подводного?
            - Да.
            - Треть прочла.
            - Тогда скажи, кто из тонкой семерки частенько управляет тобой?
            На миг она задумалась.
            - Ну, Желтый, немного – Серый. Периодически – Свинья.
            - А кто чему соответствует, помнишь?
            - Желтый – подмена реальности иллюзией, Серый – когда человек увязает в рутине будней и перестает осознавать себя как само цельную личность. Кстати, очень похоже на тебя, когда ты начинал делать ремонт, - он усмехнулся ее наблюдательности. – Ну, а Свинья питается тонкими энергиями различных удовольствий. Змей у меня дохлый: я со злой иронией не в ладах. Впрочем, с юмором тоже не совсем. Зато у тебя он через чур упитанный.
            Александр захохотал.
            - Ну, за другими ты горазда подмечать. Обрати лучше внимание на свою Свинью: она у тебя гурманка.
            - Это как?
            - Вкусненькое любит. Красивые слова, возвышенные эмоции. Последи.
            - Ладно, - по тому, каким тоном она это произнесла, он понял, что следить за собой она начнет еще не скоро. Если вообще начнет. «Это я. Любите меня такой, какая я есть, принимайте такой, какая я есть, а если хотите что-то изменить во мне, смотрите пункт первый». – Поцелуй меня лучше. Я соскучилась.
            Ну, как всегда. Он пытается чему-то научить ее, а у нее на уме одни чувства и эмоции. А, может, и не нужно что-то в ней менять? Ведь как ЖЕНЩИНА она хороша такой, какая есть. Теперь, когда она стала осознавать свое женское очарование и время от времени, как бы невзначай,  практиковалась на нем, Александру приходилось держать ухо в остро, чтобы не совершить «очередной ляп». Пожалуй, здесь ему нечего добавить. А вот как в ЧЕЛОВЕКЕ…
 
            - Ты занят? Можно? – и как он пропустил ее появление?
            - Заходи. Прочла? – он заметил свою тетрадь в ее руке.
            - Да, - она замялась. – Мне не понравился конец, если это вообще можно назвать концом. Почему ты не дописал рассказ?
            - Да нет, дописал. Что я хотел сказать, я сказал. К тому же я не считаю написанное рассказом. Кстати, ты прочла приписку в конце?
            - Кажется…
            - Кажется, - передразнил он. – Дай сюда, я сам прочту.
            - Извини, но ее нет.
           - То есть, как нет? – он забрал из ее рук тетрадь, раскрыл на последней странице.
            - Я … вырвала ее. Я просто хотела переписать конец рассказа, - Елена съежилась под его взглядом, готовая защищаться, нападая, если он посмеет в чем-то обвинить ее.
            - Дура. Самоуверенная дура.
            Его взбесила ее глупость. Неужели она считает, что ДЕЙСТВИТЕЛЬНО может писать? Он хотел добавить еще что-то, но заметил в ее глазах слезы. Гнев как-то сам собой испарился.
            - Ладно. Что сделано, то сделано. Не плачь. Иди сюда, - он привлек ее к себе, обнял. – Возможно, я слишком тороплю события.
            Последняя фраза прозвучала риторически, и Елена не обратила на нее особого внимания: она привыкла к его мыслям вслух.
            - Только прошу тебя: никогда больше не правь написанного мной. Ты слишком многого не знаешь и не понимаешь, и своими действиями можешь привести к непоправимой ошибке.
            - Не буду, - она была согласна на все, лишь бы он никогда не смотрел на нее так, как мгновение назад. – Не сердись. Я не подумала.
            - Именно, что не подумала. И почему ты сначала делаешь, а потом думаешь?
            - Не знаю…
            Еще пару минут они простояли, обнявшись, потом он легонько отстранил ее:
            - Ну, все. Мне пора работать.
            Она повернулась уходить, но у двери, словно что-то припомнив, задержалась.
            - Саш, мне, наверно, все же придется приостановить ремонт.
            Ох, как ей не хотелось произносить эту фразу! Он внимательно вгляделся в ее глаза.
            - Что, дела совсем плохи? – с неделю назад Елена вскользь уже замечала, что с бизнесом последнее время откровенно неважно, и, возможно, с ремонтом следует повременить.
            Она кивнула головой.
            - Ты не искал другой объект?
            - Пока нет. Сколько у меня в запасе? – как это все некстати.
            - Как найдешь. Я же не могу выгнать тебя. Это мои проблемы.
            - Хорошо. Я скажу, когда определюсь.
            Дверь за Еленой закрылась, но Александр продолжал задумчиво глядеть на опустевшее пространство. Вот и подходит к естественному завершению первый этап их отношений. Понимает ли это она? Он не пытался просмотреть варианты будущего развития их отношений: просто знал, что они будут вместе еще долго, очень долго. Годы, а, может и всю оставшуюся жизнь. Почему их судьбы переплелись? Зачем ему нужно, чтобы она писала? Ответы  впереди. А сейчас ему предстоит нелегкая работа: найти новый объект. Зимой. Не объяснять же ей, сколь сложную задачку она подкинула ему. Ну, да там видно будет. Неразрешимых ситуаций не бывает. Просто вариант решения не всегда приемлем.

            Последние недели Елена возвращалась домой уставшая, измотанная от недосыпания и неурядицами на работе. Кризис, не объявленный, но неотвратимо проявлявший себя через затухание торговли и, как следствие, сокращение производства товаров, все больше поглощал экономику. И опять, чтобы выжить, ей пришлось собрать воедино все силы.
            А еще ее угнетала мысль, что придется расстаться с Александром. Нет, она уже не боялась остаться одна, не пыталась цепляться за него в попытке сохранить душевное равновесие. Время сделало свое дело: за недолгие два месяца, отпущенные на ее счастье Судьбой, Елена успела стабилизироваться, а никогда не покидавший ее здравый рассудок не позволял расслабиться и забыть о том, что у ее любимого есть семья, дом, куда он всегда возвращается. Что она, пусть весьма значимый, но все же эпизод в его жизни. И все же она верила и надеялась. Верила, что ее любовь, преодолев когда-то все барьеры, свяжет их Судьбы до конца. Надеялась, что и на ее долю еще выпадет счастье. Ее разум подсказывал ей забыть его, ее сердце шептало: «Люби, жди, надейся». И почему женщины прислушиваются больше к голосу сердца, чем к доводам разума?
            В последний день работы Александра на ее квартире Елена была погружена в себя и молчалива. Она словно готовилась к предстоящей разлуке. Накануне женщина уже добилась от мужчины обещания раз в неделю появляться у нее, но никак не могла заставить себя смириться с мыслью, что не будет видеться с ним ежедневно. Понимая, что Александр прекрасно видит, что творится с ней, что своим поведением она только усложняет его и без того нелегкое положение, Елена попыталась выразить свои переживания в стихах. Она хотела объяснить ему, что УЖЕ готова относительно спокойно перенести очередное  выпавшее на ее долю испытание, что поворотная точка пройдена, и ему не стоит слишком беспокоиться за нее.   
                Вот и все: пришли к концу пути.
                Позади падения и взлеты.
                Что-то мы сумели обрести,
                Не утратив ценности чего-то.       
            Она отпускала его. Отпускала настолько, насколько теперь могла быть самостоятельной и само цельной. САМА.  БЕЗ  НЕГО.   

            Прошла всего неделя, ей показалось – вечность. Александр собирался позвонить еще накануне и не позвонил. Елена готова была простить ему забывчивость, даже некоторое пренебрежение их отношениями (в конце концов, он никогда ничего ей не обещал), но перед уходом он дал слово. Сказал, что сделает этот проклятый стол (ситуация с продажей цеха растянулась не на один месяц). А это уже был бизнес, и как деловой человек она понимала, насколько важно уметь держать слово. Ты можешь нести убытки, это может противоречить твоим правилам, но если ты даешь слово, то обязан его сдержать, не уронить себя в глазах партнеров. И она терпеть не могла людей легкомысленных, людей, дающих пустые обещания. Она просто исключала их из сферы своих интересов, а подчас и из жизни. И сейчас она страшно боялась ошибиться в человеке, которому верила и которого любила. Елена прекрасно видела, как ему не хотелось работать в свой единственный выходной: он с удовольствием посвятил бы его общению с дочкой. Однако дела требовали завершения, а время не ждало.
            Но ее опасения оказались напрасны. Поздним субботним утром раздался телефонный звонок, и, узнав любимый голос, она не смогла унять бешено заколотившееся сердце.
            - Здравствуй. Это Александр, - он всегда говорил очень тихо, но в его негромкой размеренной речи слышались глубина и сила немало пережившего человека. – Извини, что не позвонил вчера: забыл твой телефон.
            Ну, конечно, все так просто. Безусловно, обидно, но она взрослый человек, и дело для нее превыше личных переживаний.
            - Когда ты сможешь прийти?
            Она имела в виду работу, и все же ей не удалось скрыть радость. Он услышал ее, его голос стал теплей и глубже. Пространство, разделявшее их, стало стираться.
            - Завтра.
            - Во сколько? – за напором она пыталась скрыть душевное смятение.
            - Часов в двенадцать.
            Официальная часть разговора была исчерпана, наступила пауза. А ей так хотелось слышать его голос.
            - Как продвигается работа? Много сделал?
            Он усмехнулся:
            - Да не очень.
            - Значит, опять медленно работаешь, - ей хотелось уколоть его, разбить спокойно-правильную речь.
            Александр было повелся на ее выпад, но потом передумал.
            - Поговорим об этом при встрече, - Елена почти видела, как заискрились смехом его глаза. – Ну, пока.
            Ей очень не хотелось вешать трубку, но здравый смысл подсказывал, что завтра они все равно увидятся, и она уступила.
            - Пока.
            Весь день Елена пребывала в состоянии радужной эйфории. Дела шли отлично, люди вокруг были милыми и добрыми. Вечером она не смогла отказать себе в удовольствии прогуляться после танцев с новыми знакомыми. Ребята оказались настоящими мужиками (в лучшем смысле слова), веселыми, обходительными. С такими всегда чувствуешь себя Женщиной. В другое время она не преминула бы продолжить знакомство, но сегодня она жила лишь предчувствием завтрашней встречи, а потому – никаких вольностей.
            С утра ей не захотелось вставать: она собиралась проспать оставшиеся часы до его прихода. Но ей не дали забыть об обязанностях: пришлось подняться, чтобы накормить завтраком детей. Сидя за столом, Елена украдкой наблюдала за ними. Славные пацаны. После развода с мужем ее привязанность к детям значительно выросла, да и мальчишки стали менее строптивы, внимательнее, что ли. Вместе они ощущали себя семьей, единым целым.
            Чем ближе подползали стрелки к двенадцати, тем беспокойнее становилась она. Наконец раздался долгожданный звонок. Глубоко вдохнув, Елена выдержала паузу и вышла в коридор. Им уже завладели дети.
             - Дядя Саша, дядя Саша, смотрите, как у меня в комнате, - наперебой галдели они.
             Младший тянул его за рукав, и он с улыбкой подчинялся его радостной настойчивости. Еще за неделю до окончания ремонта мальчишки начали потихоньку обживать свои комнаты, чем немало докучали ему, стремившемуся к сосредоточенной уединенности в своей работе. А теперь, после заселения, каждый стремился показать, как обустроился на новом месте.
            Елена смотрела на них и грустно улыбалась: ее пацаны, как и она сама, всей душой стремились к нему. Александр заметил ее, его лицо посветлело. Этот свет как в зеркале отразился в ее глазах и зажег их. Она едва сдержалась, чтобы тут же, при детях, не броситься к нему на шею. И только когда мальчишки, оживленно болтая, вернулись к игре в компьютер, она позволила себе приблизиться к нему.
            - Ну, здравствуй, кошка рыжая, - протянул он ей руки.
            Обняв его за талию, она прильнула к его груди, вдохнула знакомый запах. Потом подняла голову и подставила губы для поцелуя. Он легко и нежно коснулся их. Ее глаза сияли. «Сколько же в ней неуемного желания жизни», – невольно подумал он.
            - Ну, что, пойдем?
            Елена кивнула.
            Минут через двадцать они добрались до цеха. По старой традиции Елена сразу поставила чайник. Пока грелась вода, она вкратце объяснила Александру, что от него требуется. Покончив с предварительными делами, они присели выпить по чашечке кофе. Александр закурил.
            - Я сейчас, - словно о чем-то вспомнив, она сорвалась с места, выскользнула из комнаты и тут же вернулась, протянув ему листы с текстом. – Сюрприз. Держи.
            Он прочел заглавие: «Голубая луна». Улыбнулся про себя, сообразив, какие события могли лечь в основу сюжета. Ему было интересно, как она написала на этот раз. Не хотелось бы ошибиться в ней.
            - «От этого вас может вылечить только еще большее количество этого». Многообещающий эпиграф.
            Под его насмешливым взглядом она смутилась. Александр не спеша перевернул титульный лист и углубился в чтение, но уже через минуту поднял глаза:
            - Слушай, не могла бы ты чем-нибудь заняться? Я не могу сосредоточиться.
            - Пойду, еще кофе сделаю, - Елена как будто только и ждала его слов.
            В глубине души она волновалась, как студентка перед ответственным экзаменом. Она видела, что ему важно прочесть ее рассказ не спеша, вникнув в каждую фразу, прочувствовав настроение. И Елена терпеливо ожидала его отзыва, как ждала бы приговора суда.
            Кофе остыл, когда он отложил листы на соседнюю машинку. Она присела рядом. Александр помолчал, что-то обдумывая, потом произнес:
            - Знаешь, я не ожидал, что получится такой хороший рассказ. Приятно видеть, как на моих глазах рождается писатель, - она  зарделась от его похвалы. – А, знаешь, мне понравился Олег. Он бы тебе очень подошел.
            Расслабившись, она засмеялась.
            - Такого просто не существует. Я взяла реального человека, но убрала его отрицательные черты, чтобы не помешали в сюжете. Добавила чуть-чуть твоих – и готово! – получился отличный персонаж. Все до единого слова – правда, и вместе с тем вымысел. Это же так интересно!          
            - Выходит, ты меня опять подловила.
            «Опять» – это когда он принял за чистую монету один из ее ранних рассказов. Елена пожалела, что разочаровала его.
            - Ну, что, давай пить кофе да дела делать.
            К «Голубой луне» они больше не возвращались: Елена чувствовала, что рассказ глубоко задел Александра, и он хочет не спеша осмыслить прочитанное.
            После оживленной беседы за чашкой кофе (благо, темы для разговоров находились всегда) она поднялась этажом выше, оставив мужчину разбирать стол, а сама принялась возиться со швейными машинами, проверяя их готовность к работе. Конечно, можно было вызвать механика, но наемные работники предпочитают отдыхать по выходным, да и за годы руководства цехом она научилась сама и шить, и производить мелкий ремонт техники. К тому же ей не хотелось, чтобы кто-то мешал ее общению с Александром. Час спустя, завершив подготовительные работы, она спустилась вниз узнать, как продвигаются у него дела.
            К немалому удивлению, Елена застала его в компании молодого симпатичного мужчины.
            - Вот и хозяйка. Знакомьтесь. Елена. Алексей, - представил их Александр.               
            - Думал вытащить Сашу на посиделки, но вижу, что попал в самый разгар работы, - улыбнулся незнакомец.
            - Твои уже на месте? – Алексей кивнул. – А тебя делегировали за мной, значит. Помоги оттащить стол, посидим, поболтаем.
            Александр подхватил фрагмент конструкции и, широко шагая, понес его к лестнице. Елена обернулась к гостю.
            - Вы действительно хотите увести его? – она не знала, кем он приходится Александру, не представляла, как держать себя с ним, но уже была обезоружена его открытой улыбкой и чувствовала себя в полнейшем замешательстве. – Пожалуйста, оставьте, мне так нужно сегодня закончить стол.
            Голос предательски дрогнул. Елена удивилась самой себе. Вместо обычной напористой, порой даже агрессивной хозяйки вперед выступила другая сторона ее «я»: ранимая, незащищенная. А может, она просто почувствовала, что силы не на ее стороне, а в запасе ни одной козырной карты?
            Алексей тонко уловил ее состояние, растерялся.
            - Извините, я просто его друг. Зашел навестить.
            Не зная, как разрешить неловкую ситуацию, он подхватил часть стола и поспешил вслед за Александром.
            Поднялась и Елена. Войдя в цех, она застала мужчин за оживленной беседой. При виде ее Александр вскинул голову.               
            - Слушай, давай пошлем тебя за бутылкой. Напьемся втроем, а потом мы с Алексеем будем домогаться тебя. Или наоборот, ругать, на чем свет стоит. Это под настроение.
            Елена вспыхнула.
            - Нам нужно делать стол.
            - Извините его, он всегда такой, - Алексею отчего-то стало неловко за приятеля, и он заторопился. – Я пойду, не буду вас отвлекать. Ты как освободишься?
            Мгновенно став серьезным, Александр кинул на нее быстрый взгляд.
            - Слушай, сам видишь, какая тут заморочка. Поздно буду. Не знаю, дождетесь ли. На всякий случай – пока, - они пожали друг другу руки, и Алексей ушел.   
            С ее души упал камень.
            - Кто это?
            - Как, кто? Лешка, дружок мой-стукачок. Другого друга Лешки у меня нет, - рассеянно ответил он.
            Елена вспомнила рассказ Александра о том, как лучший друг заложил его по глупости  и то выражение отрешенности на его лице, когда он пересказывал историю. Уловив тень сожаления об отвергнутой дружбе, она тогда посоветовала ему найти в себе силы простить и помириться. Благодаря ее ли заступничеству или по иной причине, но примирение состоялось.
            - А я не знала, кто пришел и как себя вести.
            - Да нормально ты реагировала. Как хозяйка, у которой куча дел, - он еще был под впечатлением от общения с Алексеем, а может, сожалел, что не ушел с ним. – Слушай, а ведь он тебе понравился.             
            Она смутилась, растерялась под его насмешливым взглядом:
            - Я другим его себе представляла.
            - Не таким красивым?
            Елена кивнула, а Александр оживился:
            - Слушай, у меня друзья такие видные: высокие, интересные. Вот возьмем и явимся к вам на «Кому за зо».
            - Давай, давай, - подначила она, - погуляем компашка на компашку. Потом пойдем кофе к нам пить. С вами проблем меньше: сами разбежитесь.
            - А вдруг не уйдем? – она иронично усмехнулась. – Тогда при условии: играем в карты на раздевание. Только я, чур, три пары носков надену.
            Елена пожала плечами. Во время словесной пикировки Александр внимательно наблюдал за ней. Результат, видимо, его удовлетворил, потому что он тут же сменил тему:
            - Ну, что, пошли работать дальше?
            - Иди, - она протянула ему ключи. – Я приберусь здесь.
            - Только не перетаскивай одна тяжести, позови меня, - он не мог понять, почему ей проще сделать все самой, чем позвать на помощь.
            Елена кивнула, впрочем, зная, что нарушит обещание: она привыкла справляться сама. Он ушел, а женщина взялась за веник и принялась выгребать скопившуюся за несколько месяцев под столом грязь. Не лучшее занятие для человека ее достатка, но она никогда не чуралась грязной работы. Как и не боялась, если придется, опять все начать с начала.

            Александр почти закончил и присел закурить. Сразу навалилась усталость. Всю неделю он вкалывал как проклятый, на ходу борясь с болезненной слабостью в руках и ногах (как следует не отлежался после болезни), и вот сегодня вместо того, чтобы с чистой совестью расслабиться дома, он вынужден колотить этот проклятый стол. Знать бы, что через три месяца придется его разбирать, не стал бы зимой так долго с ним возиться. А все из-за того, что она буквально клещами вытянула из него обещание перенести его с этажа на этаж. Каждый день аренды уносил впустую ее деньги, и она очень просила помочь. Деньги. Слово, возвращающее к реальности. Что она могла знать о значении денег в своем нынешнем благополучии? Для нее потратить тысячу другую было также просто, как для него купить бутылку пива и сигареты. Разные уровни жизни, разные социальные слои общества. Что же тогда сближало их? Ответ на этот вопрос уже был дан. Их внутренние миры: мир человека-писателя, со временем переродившегося в человека-философа, и мир пробуждавшейся к жизни и творчеству женщины. Не востребованные каждый в своем окружении, эти миры объединились и образовали единый, принадлежащий им одним. Рыжая кошка и черный ворон. А кошка всегда кушает птичку. И зачем он стремится принести себя в жертву ее таланту? Зачем ему нужно, чтобы она писала? Может, потому, что когда-то не захотел или не смог сам? Нет, не то. И вообще, на кой черт она нужна ему сама с ее амбициями и эгоистичными желаниями? Он не знал. Двумя месяцами ранее он предпринял попытку разорвать отношения, но потом передумал и оставил все, как есть. Нет смысла бежать от неизбежного. Не сейчас, так потом, но жизнь все равно ткнет носом в нерешенную проблему. Лучше уж сразу. Все имеет свое начало и свой конец. Он прекрасно осознавал это и знал, что это понимает и она.
            Отворилась дверь, в комнату вошла Елена.
            - Уже все? Как здорово! – кажется, она была искренне рада.
            - Осталось прикрепить крышку. Ставь чайник, будем пить кофе.
            - Уже, - и когда успела, ведь убиралась.
            - Хочешь попробовать закрутить шуруп? 
            Александр предложил это, шутя, но она с ходу приняла вызов. Как легко взять ее на «слабо». Как часто она принимает его шутки за чистую монету, хотя утверждает потом, что поняла все, как надо. Вот и теперь, пыхтит, но крутит. Пора забирать у нее отвертку: не женское это дело, да и работа эта его, а не ее, пусть лучше кофе готовит.   
            - Уже восьмой час, - сказала она, отдавая инструмент.
            Александр автоматически докрутил еще пару шурупов. Потом попал на сучок: пришлось взяться за молоток. Это навело его на новую мысль, и все последующие шурупы он уже не вкручивал, а вколачивал. Елена удивленно приподняла брови: халтура была не в его натуре.
            - Сама виновата, что сказала, сколько времени, - нападение – лучший способ защиты. – И потом, все равно не себе делаешь.
            Да, для нее бы он халтурить не смог. Но не объяснять же сейчас, как его достала эта работа, как хочется поскорей смотаться домой, погрузить тело в теплую ванну, взять интересную книжку и дать себе возможность поработать не только руками, но и головой? Да еще не известно, уйдут ли к тому времени гости, и в каком настроении встретит жена. А до этого она утащит его к себе, и ему предстоит поменять амплуа работника на амплуа самца. Сегодня бы он прекрасно обошелся без секса, несмотря на то, что действительно был рад видеть ее. Просто усталость и болезнь брали свое. Но ведь она не захочет понять, обидится. Ну, вот и все, стол готов.
            - Слушай, у меня идея. Ты залезешь на стол, я занавешу окна, и ты станцуешь стриптиз. Потом будет, что вспомнить.
            Елена попробовала идею на вкус, замялась, но потом решительно отвергла: как же, будет бизнес-леди танцевать стриптиз на столе. И все же поинтересовалась, прищурив глаз:
            - А тебе понравилось?
            - Конечно, - он вспомнил полумрак комнаты, тихую музыку, ее движения, порой неуверенные, скованные, но естественные и по-женски грациозные. – И мне бы хотелось увидеть еще.
            Она не ответила.
            - Ладно, не хочешь танцевать, пошли пить кофе. Только сначала найди зеленку или перекись: я мозоль сорвал.
            - Сейчас, - она порылась в шкафу и извлекла на свет пузырек. – Вот, возьми.
            Александр залил больной палец. Кисть зашлась. Не может быть, чтобы женщины ощущали боль так же, как мужчины: тогда бы они не смогли рожать. Фу, стало легче, можно продышаться.Он собрал инструмент, последний раз окинул взглядом комнату: ничего не забыл.
            Они спустились вниз. Чайник вскипел. Елена привычно приготовила кофе, и они уселись напротив. Последний привал. Еще час-два, и они расстанутся.
            - Когда я снова увижу тебя? – этот вопрос мучил ее давно.
            - Недели через две, - предвидя возражения, он не дал ей вставить слово. – Эти дни я буду в буквальном смысле пахать. Меня не будет, будет рабочая машина. Тебе такой я не нужен.
            Почему он взял на себя право решать, какой он ей нужен? Но Елена не стала возражать, только зябко повела плечами:
            - Так долго.
            Как удастся ей справиться с собой и с тоской? «Я не буду думать об этом сегодня, я подумаю об этом завтра». Нехитрый девиз Скарлетт О Хара  сработал и сейчас. Время грусти еще придет, а сейчас нужно как можно полнее прожить каждое мгновение.
            Елена взяла его руку и прижалась щекой к ладони, потерлась о нее, как кошка, требующая ласки.
            - Помнишь, я написала стихотворение? – она закрыла глаза. –

                Мир веселья и слез,
                Мир любви и людской суеты,
                Где нет места для грез,
                Но в котором есть я и есть ты.
                Мир, где можно желать
                И стремиться хоть что-то найти,
                Где понять и принять
                Жизни сложно любые пути.
                Мир больших миражей,
                Тех, где правда похожа на бред,
                Мир, где ты испытал
                Пораженья и горечь побед.
                Мир, что я не люблю,
                Но им только живу и дышу,
                Где о счастье молю
                И забвенья частенько прошу.
                Мир хрустальных оков,
                О реальность разбивший мечты,
                Мир банальности снов,
                Мир, в котором есть я и есть ты.

            Она замолчала, задумалась. Он легко провел пальцами по ее щеке, возвращая к реальности.
            - Какие вы, женщины, право. Даже оковы носите как украшение.
            Шутка вызвала слабую улыбку на ее лице. Он взял ее ладони в свои, заглянул в глаза:
            - А не боишься, что я их на тебя надену?
            Мгновенно она преобразилась: еще секунду назад нежное одухотворенное создание вдруг обернулось агрессивно-грациозной хищницей. Одним движением Елена освободила свои руки и вызывающе посмотрела на Александра.
            - Ну, нет. Больше я их никогда не надену.
            - Ты стала такой мудрой?
            Мудрой? Елена пожала плечами. Она стала свободной. И никогда ни за какие земные блага не променяет этой свободы.
            - Может быть, - разговор был ей неприятен, и она поспешила сменить тему. – Мы идем?
            - Идем, - она уловила в его голосе  философское приятие неизбежного.
            
            Елена лежала, слушая, как тело охватывает приятная истома. Ей необходимы были эти короткие минуты забвения и покоя, минуты, когда она принадлежала ему, а он – ей. Но вот Александр поцеловал ее в шею и отстранился. С естественной грацией она перевернулась на спину и заглянула ему в глаза. Он наклонился поцеловать ее, потом устроился рядом. Теперь она не отвлекала его, и он смог спокойно закурить. Некоторое время они лежали молча, слушая тишину. Постепенно к ней возвращалось ощущение реальности и вместе с ним тихая боль: скоро он уйдет, уйдет не на один день, который можно забить делами так, что не заметишь, как пролетит, а на две недели. И эти две недели она каждое мгновение будет думать о нем, его улыбке, ласковых руках. Слезы подступили к глазам, но она усилием воли сдержала их: ему не нужно знать. Вместо этого она прижалась к его груди, поцеловала в губы, улыбнулась.
            - Я люблю тебя.
            - Нельзя, - он запретил ей говорить на эту тему.
            - Можно, - она упрямо надула губки.
            Обычно после секса они болтали о разных пустяках, иногда углубляясь в философию или психологию, но сегодня разговор явно не клеился. Докурив сигарету, Александр глянул на часы: начало двенадцатого.
            - Мне пора.
            - Еще пять минут.
            Он уступил. Они лежали и смотрели друг другу в глаза. Он водил пальцем по ее лицу, губам. И она опять запуталась: ощущения говорили, что он любит ее (а Елена привыкла доверять своим ощущениям), а разум подсказывал, что нет, он поставил барьер, за который нет дороги любви.
            - Пора.
            Она знала, что удерживать его бессмысленно:
            - Хорошо.
            Александр встал, подал ей одежду, оделся сам. На столе лежал оставленный Владимиром кусок вяленой рыбы. Он взял его, пожевал. Она видела, что он старается перебить оставшийся на усах и бороде запах, ее запах: дома ни о чем не должны были знать, хватит того, что жена уже не раз высказывала свои подозрения.
            - Идем? – он подождал ее на выходе.
            Они выскользнули на площадку. На лестнице было темно и пусто. Она обвила руками его шею, прижалась губами к губам.
            - Пока.
            Они одновременно сделали первый шаг и, не оглядываясь, пошли. Каждый к себе. Своим путем. И лишь в опустевшей квартире еще висел сизый сигаретный дым, да хранила тепло и запах их тел чужая вдруг осиротевшая кровать.


            Переступив порог квартиры, Елена окунулась в мир грохочущих звуков, яркого света и запаха чего-то горелого.
            - Ребята, кто что греет на плите? – с порога поинтересовалась она.
            - Ой, суп забыл выключить, - рванул на кухню от компьютера средний.
            - Мам, тебе заказчик из Ульяновска сообщение на автоответчике оставил, - не отрываясь от монитора, крикнул старший.
            - Хорошо, прослушаю позже. Соскучился, поросенок? – младший побросал игрушки и уже вис у нее на шее.
            - Почему поросенок? Я не грязный!
            - Потому что в год Свиньи родился. Погоди, дай раздеться. Вы ели или меня ждете?
            - Тебя.
            - Пошли тогда смотреть, что твой брат сотворил на кухне.
            Минут сорок она попеременно разогревала, кормила, оттирала, прислушиваясь к обсуждению очередной игры старшими мальчиками. Младший включил было телевизор, но мультики уже закончились: поздно. Тогда он быстренько подмел, что лежало на тарелке, и увязался за братьями смотреть, как они играют в компьютер.
            Прибравшись на кухне, Елена направилась на детскую половину разгонять своих полуночников по кроватям. Под возмущенные вопли: «Почему им можно, а мне нельзя?» первым был уложен шестилетний озорник. Затем последовала очередь старших. Угрозы здесь не помогали, и Елена старалась взывать к их голосу разума, общаясь, по возможности, на равных. После ухода Владимира мальчики стали более внимательными к ее словам, меньше артачились, более осознанно, по взрослому, подходили к каким-либо решениям.
            Когда смолкли последние звуки, она облегченно перевела дыхание, опустилась в кресло за рабочим столом и задумалась, перебирая в памяти прошедший день. Незаметно ее мысли перескочили на более ранние воспоминания, когда они с Александром только делали первые шаги навстречу друг другу. Потом мечты унесли ее на две недели вперед к моменту предполагаемой с ним встречи. Возвращаясь в настоящее, она глубоко вздохнула, достала с полки тетрадь со своими стихами, раскрыла на последней странице, пробежалась глазами, потом вернулась на несколько листков назад. Но и это ее не удовлетворило. Тогда она отыскала под ворохом деловых бумаг ручку и разлинованный листок из ранее служившей одному из детей тетради и вывела крупным, слегка неровным почерком первую строку:
                Еще твое тепло хранит постель…
            Задумалась, покусывая по привычке кончик ручки и устремив взгляд в никуда, и через минуту добавила:
                И нежность поцелуев помнят плечи,
                Но ты не здесь, а завтра новый день
                Начнет отсчет от расставанья к встрече.
            Она писала строку за строкой, потом зачеркивала, заменяя одни слова другими, вслушивалась в их молчаливое звучание, кивала в такт завораживавшему ее ритму, и так до тех пор, пока рожденное через нее творение, успокоившись в окончательном варианте, не отпустило ее.
                И в душу снизойдет печаль без слез,
                Я призову надежду и терпенье.
                Желанный гость для мира моих грез,
                От суетности жизни избавленье.
                Мой свет, мой звездный путь среди ночи,
                Ты веру мне вернул и вдохновенье.
                Сгорает время в пламени свечи,
                Сжигая тьму, неся любви прозренье.* 
            Последняя точка была поставлена, тетрадь закрыта и убрана на полку, а сама Елена без сил рухнула в не согретую кровать и мгновенно уснула. Утром ее ждал новый день, оставшиеся неразрешенными с прошлой недели проблемы, очередные разборки с Владимиром из-за цеха. Но все это будет завтра, а сейчас сны уносили ее на крыльях ночи в одной ей ведомую страну, где мир казался соткан из лучезарного света, где ее окружали любимые люди и где она по-настоящему была счастлива.   

            Дом встретил Александра тишиной. Гости ушли, супруга, то ли обидевшись на его отсутствие, то ли приняв лишнего, спала в комнате с дочерью. Наутро, проснувшись, она не преминет высказать ему по поводу его «ночной работы», а сейчас можно расслабиться и посвятить себе еще пару-тройку часов.
            Он любил ночь, потому что она приносила ему долгожданную свободу. От суматошных дел дня, забот о хлебе насущном, глупой болтовни заглядывавшей к жене по вечерам давно положившей на него глаз соседки, бесконечных попреков супруги по делу и без. Пожалуй, единственное, что скрашивало его будни – это общение с дочерью, но как-то так получалось, что последнее время он почти всегда заставал ее уже спящей. Поправляя сползшее с ребенка одеяло, Александр испытал острый укол совести и поспешил выйти на кухню, плотно прикрыв за собой дверь.
            Из приоткрытой форточки веяло весенней свежестью просыпавшейся земли. Уже апрель. Скоро ему стукнет 36. Где он читал, что на этот возраст приходится период трансформации личности? Александр невесело усмехнулся: если все только начинается, какие еще испытания уготованы ему? Память услужливо напомнила о событиях недавнего февраля. Он едва возобновил отношения с Еленой, как его буквально скрутило в бараний рог. И никому, даже ей, он не мог открыться, потому что то, что происходило с ним, выходило за границы привычного миропонимания. Как-то раз он предпринял попытку объяснить ей, что с ним творится, и наткнулся на внимательный, но растерянный и недоумевающий взгляд. Что делать, раз человеку не дано понять сверх личного опыта. Сложно быть не таким, как все. Может, и хорошо, что она не понимает. Если ему, мужчине, так тяжело дается каждый шаг, то сможет ли справиться с этой ношей женщина?
            Александр закурил, не спеша прокручивая в голове события дня, проверяя, не ускользнуло ли от него что, выискивая незначащие на первый взгляд слова и детали, осмысливая все в ином, одному ему ведомом, свете. Это напоминало просмотр отснятой пленки. В какой-то момент ему потребовалась помощь, и он обратил свое внимание на стоявший в углу незамысловатый книжный шкаф, когда-то собранный его руками и забитый всевозможной литературой, начиная со сказок, книг по домоводству, беллетристики и заканчивая трудами по философии, психологии и эзотерике. Собственно, последние его сейчас и интересовали. Но он не обнаружил на месте нужного сочинения и мгновенно вспыхнул, поняв, чьих рук это дело: давным-давно супруга грозилась привести «весь этот бардак» в эстетически приемлемый вид. Вспыхнул и тут же погас: тебе ли негодовать, сам-то что творишь?
            Он попытался успокоиться, отыскав среди красиво расставленных «корочек» нужную книгу. Взгляд непроизвольно задержался на собрании сочинений Стругацких. Вот то, с чего, возможно, все началось. Он помнил, как мальчишкой носился по библиотекам города в поисках их книг. Как каждое попавшее к нему в руки произведение попадало и к нему в душу, становилось событием, делало что-то с ним. «Обитаемый остров», «Пикник на обочине», «Улитка на склоне»… «Кандид, - прошептал он и грустно усмехнулся. – Кандид…»
            Всю жизнь его каким-то странным образом сопровождали книги. В них он находил ответы на возникавшие вопросы, порой вопросы ставили они, и уже он искал ответы на них в жизни. А вот и то, сквозь что он пытается продираться сейчас. Ницше, Штайнер, Успенский. Завтра он вернет книги на свои места. Конечно, супруга обидится, что он в очередной раз поступил по-своему, но здесь его территория и пора бы ей за столько лет привыкнуть не вмешиваться в его личные интересы. Неужели так сложно принимать человека таким, какой он есть, не пытаясь перекроить его под себя?   
            Он вернулся к форточке. Залетевший ветерок принес звуки и запахи весенней ночи. Скоро станет совсем тепло. Он припомнил, как Елена говорила, что обожает весну. Сам Александр не выделял какие-то месяцы, находя неповторимое очарование в каждом из времен года. Еще две-три недели, и мир расцветится красками: нежной зеленью распустившихся листочков, сочным цветом молодой травы, прозрачной синевой неба. А пока он еще дремлет, спит в ожидании весны.
            Александр потянулся за бумагой и ручкой. Видно, это заразно – писать стихи.   
                «День, долгий как век,
                Закончил свой бег,
                Ночь дарит счастливые сны.
                Замерзшее время
                Легло на деревья,
                Мир грезит приходом весны.
                А явь словно слякоть,
                Где любящий плакать
                Ждет счастья, как нищий гроша.
                Закрыты в рай двери,
                Но мы же не звери,
                Должна же оттаять душа.
                Как будто волчица
                Луна в небе злится,
                И звезды как свора волчат.
                А мы просто люди,
                Мы верим и любим,
                О большем и боги молчат.
                Мы спим, словно дети,
                За мир не в ответе,
                Но скоро наступит рассвет.
                И тот, кто проснется,
                Весне улыбнется.
                Надежда, храни этот свет».*
            Александр написал стихотворение на одном дыхании, почти без правок. Отложил ручку, несколько раз внимательно и придирчиво просмотрел, но остался доволен. Вот и заглавие: «Сон в преддверии весны». Улыбнулся и в скобках добавил: «С прихрапыванием и посапыванием». Через пару недель его прочтет Елена. Он закрыл глаза, представил ее лицо, улыбнулся своим мыслям: оно ей обязательно понравится.

*А.Ветер

            Сегодня у Елены было предчувствие. Предчувствие того, что Александр позвонит. Вообще-то до их встречи оставалась еще неделя, но что-то подсказывало ей, что ему хочется увидеть ее не меньше, чем ей – его. Потому его звонок не стал для нее чем-то неожиданным.
            - Лена, здравствуй.
            - Привет, - ему не требовалось представляться: этот тихий глубокий голос, наверно, на всю жизнь врезался в ее память.
            - Узнала? – улыбнулся он.
            - Конечно.
            - Ты сегодня идешь на «Кому за зо»?
            - Иду, - она напряглась: зачем ему нужно знать?
            - Тогда я, может, загляну. Объясни, как вас найти.
            Вот это да! От удивления она едва не поперхнулась. Не смотря на постоянные подколки, Елена прекрасно понимала, что «праздник жизни» – не место для таких, как Александр. Он вышел из возраста «недетских игр», и порой рядом с ним она ощущала себя слишком юной, слишком живой. Проглотив кучу вопросов и междометий, она принялась торопливо объяснять дорогу.
            - Только я не обещаю. Посмотрю, как дела сложатся.
            Ну, вот, как всегда. Лучше бы и не звонил.
            - Ладно, - стоит или нет показывать, что она обиделась? И возымеет ли это хоть малейшее действие? – Я, между прочим, новый рассказ начала.
            - Про что? – в его голосе проскользнул интерес.          
            - Про последнее воскресенье.
            Повисло молчание.
            - Дашь прочесть?
            - Я еще не закончила. Но если придешь, может, прихвачу пару листов.
            Он понял ее игру и рассмеялся.
            - Хорошо, посмотрю. До свидания.
            - Пока.
            И почему последнее слово всегда остается за ним? Почему он играет ее чувствами? Или ей только мерещится? Может, она слишком требовательна и капризна? Ее охватили горечь и досада. На него, на себя, на жизнь. Почему ей не доступно простое человеческое счастье? Почему ее душа постоянно мечется между свободой и любовью?
                Ты не господин моей душе.
                Вольным ветром стану я отныне,
                Родником для путника в пустыне,
                Тенью нереальных миражей.
                В блеске своих праздничных одежд,
                В рубище тоскливых серых будней
                Лишь видением останусь чудным,
                Сном твоих несбывшихся надежд.
            Он назвал тогда стихи позерством. Возможно, отчасти так и было. Но лишь отчасти. Она же обозначила рифмами туманную дымку приоткрытого ей будущего.
            За суетой домашних дел незаметно подкрался вечер. На удивление подругам она рано собралась. И все же они едва успели занять столик: народ, почуяв весну, ударился в гулянье. Елена принесла бутылочку свойского вина, и они довольно быстро ее уговорили. Так что к тому моменту, когда заиграл ансамбль, компания подошла веселой и раскованной. Втроем они открыли танцы, народ потянулся в круг вслед за ними, и вскоре зал оказался переполнен танцующими. Повсюду мелькали незнакомые лица, что ничуть не смущало женщин: это была их вечеринка, и они чувствовали себя как рыба в воде.
            Впереди их ждал неожиданный сюрприз: объявились знакомые летчики. Как и в прошлый вечер, Алину пригласил Андрей, к Елене подошел Сергей.
            - Вы решили задержаться?
            - Не то, чтобы задержаться, просто наш самолет не желает выходить из ремонта. Между прочим, я три раза звонил. Ты все время была на работе.
            - Я же предупреждала, что поздно возвращаюсь.
            - Какие планы на сегодня?
            Она замялась. Если появится Александр, для нее перестанут существовать другие мужчины. Но если его не будет, она не прочь прогуляться с ребятами. Может, на этот раз летчикам удастся-таки уговорить пригласить их на чашечку кофе.
            - Пока не решила.
            Он не настаивал. Елену привлекали мужчины после тридцати пяти, подобные Сергею. Уравновешенные, знающие, чего хотят, немногословные, но способные поддержать любую компанию, обходительные и учтивые. Мужчины, знающие себе цену. Она вспомнила их последнюю прогулку вчетвером. Ребята плохо ориентировались в чужом городе, а она повела их кратчайшей дорогой, которая, к слову сказать, пролегала мимо ее дома. Андрей в шутку окрестил ее Сусаниным и попросил не заводить в дебри. По дороге выяснилось, что летчики прибыли с Дальнего Востока, аж с самого Сахалина. Вынужденные каникулы обещали растянуться до четверга, и Сергей предложил провести время до отлета вместе. Обычно Елена никому не давала свой телефон, но ребята так очаровали ее, что она решила рискнуть.
            На прощанье Сергей легко коснулся губами ее губ. Из озорства она ответила. Он отстранился и несколько секунд молча смотрел ей в глаза, словно решая, что бы это значило и как вести себя дальше. Но позади ждал Андрей, и, вздохнув, он выпустил ее руки.
            - Я позвоню.
            - Хорошо.
            Танец закончился. Сергей проводил ее к подругам, отошел. Елена беспокойно глянула на часы: десять. Ее о чем-то спросили, она не впопад ответила, и ее больше не тревожили. Подруги ушли танцевать, а она не сводила глаз с ведущей в зал лестницы. И все же едва не пропустила его.
            Александр неторопливо двигался по краю зала, пытаясь отыскать ее в пестрой толпе. На мгновение дыхание замерло на губах, сердце болезненно сжалось от ощущения чуждости одинокой фигуры окружавшему ее шумному веселью. И тут же, испугавшись потерять его из вида, она бросилась к нему.
            - Привет.
            Александр обернулся. Улыбка озарила его лицо, а она, вся просветлев, замерла, утонув глазами в его глазах. Потом очнулась, потянула за рукав:
            - Пойдем, посидишь с нами.
            Алина с Галкой что-то оживленно обсуждали. Они были в курсе их отношений и приветствовали вновь прибывшего дружеским кивком. Елена оглянулась в тщетной попытке отыскать лишнее кресло.
            - Не стесняйся, садись к нему на колени, - посоветовала Галка, и она, махнув на все рукой, последовала ее словам.
            Елена уютно устроилась в объятиях сильных рук, обвила рукой шею, запустила ладонь в небрежно откинутые назад длинные волосы. Подруги тактично отвернулись, давая им возможность побыть наедине. Она прижалась лицом к его щеке:
            - Я ужасно соскучилась.
            Александр отстранил ее, заглянул в глаза, откинул со лба челку:
            - Я не испортил тебе охоту?
            Она замотала головой, потом озорно блеснула глазами.
            - Вообще-то, испортил. Посмотри, какие у нас соседи, и летчики опять пожаловали, - она не скрывала от него свои мелкие проделки.
            - Значит, летчики. Ну, тогда я пойду, - он сделал вид, что хочет встать.
            Елена со смехом удержала его:
            - Сиди. Я рада, что ты испортил мою охоту.            
            Ей хотелось добавить: «Пусть все видят, что у меня есть ты», но это не совсем соответствовало действительности, и она промолчала.
            - Если хочешь, иди, танцуй, а я посмотрю. Просто устал, нужно время, чтобы настроиться. Но медленный танец за мной.
            - Да, конечно, - интуитивно она угадала, что ему необходимо побыть наедине с собой, и соскользнула с рук. – Я пошла.
            Елена встала так, чтобы он мог ее видеть. Летчики, видимо, взяли тайм-аут, но они уже не представляли для нее интереса: она танцевала только для него. Едва зазвучала медленная мелодия, она ускользнула из круга. Александр уже шел навстречу.
            Это был их первый танец. Первый, несмотря на роман длиной в полгода. Ей казалось странным, что он обнимает ее на глазах у всех. Каким задумчивым и вместе с тем властным стал его взгляд, устремленный в ее глаза. Так смотрит мужчина на свою женщину или, если желает, чтобы женщина стала его. Ей захотелось похулиганить, и, склонив набок голову, она метнула на него вызывающий взгляд. Он улыбнулся.
            - Не нужно охотиться на меня. Я давно уже пойман.
            - Знаю, - то есть она не знала, не понимала, как может птица поймать птицелова. Это она порой ощущала себя пойманной и пыталась разорвать сдерживающие ее полет путы. Наверно, как все творческие натуры она нуждалась в изрядной дозе свободы и одиночества. А он все смотрел и смотрел на нее, и этот взгляд проникал в ее душу, чтобы остаться там навсегда.   
            Музыка стихла. Александр вернулся за столик, Елена осталась танцевать. Хмель еще не выветрился из ее головы, и под его воздействием она отрешилась, отдала свое тело музыке. Ей нравилось это состояние полу танца, полу полета. Внезапно что-то грубо вторглось в ее ощущения: кто-то обнял ее за талию. Жест, который она дозволяла очень немногим. Возмущенная, она оглянулась на наглеца и встретилась глазами с Игнатом, одним из немногих, кого уважала и считала своим другом.
            - Привет, - искренне обрадовалась она, подставляя щеку для поцелуя.
            Игнат подхватил их с Галкой и закружил в танце. Спохватившись, она украдкой кинула взгляд на Александра (так и есть, заметил) и попыталась освободиться.
            - Извини, я не одна.
            Игнат взглянул на нее, по сторонам, отпустил. Улыбка сбежала с его лица. Спеша замять неловкость, она затеребила его:
            - Давай танцевать.
            Пока играла музыка, он не обошел вниманием ни одну из подруг, но, едва стихли звуки, она вернулась к Александру. Игнат проводил ее долгим взглядом, оценивающе глянул на соперника. А она опять забралась на колени к Александру, прижалась головой к плечу, замерла.
            - Знаешь, забавно наблюдать со стороны за вами.
            - Изучаешь в жизни моих персонажей?
            Он усмехнулся, провел пальцами по ее щеке:
            - Скольких кавалеров я сегодня отбил?
            Елена скосила глаза на летчиков. Сергей с прихода Александра не поднимался из-за стола и время от времени поглядывал на них.
            - По меньшей мере двоих.
            - А не распугаю всех?
            - Подумаешь, - пожала она плечами, - еще познакомлюсь.
            Александр от души рассмеялся ее непосредственности. Они дождались медленной песни и опять танцевали вдвоем, а она ощущала на себе взгляды покинутых ею мужчин. Потом все повторилось: он ушел, она осталась танцевать. Откуда-то с другого конца зала в их круг приблудились двое незнакомцев, и на следующий медленный ее буквально перехватили. Александр лишь насмешливо развел руками, а ее тут же увели в центр, подальше от глаз. Елена хотела промолчать весь танец, но незнакомец явно был расположен к беседе, и ей показалось невежливым не ответить на его вопросы. Для себя она кратко охарактеризовала его: не наглец (этих она умела ставить на место), но напорист и уверен в себе, приятен в общении и внешне, но не в ее вкусе. Впрочем, не будь Сашки, знакомство бы вполне состоялось. Но сейчас она сдерживала его, ограничиваясь светской беседой.
            - Меня зовут Павел. А Вас? У красивой женщины должно быть красивое имя.
            О, ей так знакомы эти уловки! Но комплимент пришелся по душе, и она не стала паясничать, а просто представилась.
            - Почему-то я так и думал. Это имя очень Вам походит. Вы здесь с подругами?
            Она представила насмешливый взгляд Александра и усмехнулась:
            - Не только.
            - Гуляете компанией, значит, - она не стала его разуверять.
            Еще несколько незначащих вопросов и ответов, и танец закончился. Елена хотела откланяться, но он не отпустил, повел на место, обняв рукой за талию. Ей это не понравилось, и дело было не в Александре, просто она не любила форсировать события, да и планы на вечер у нее были иные. А потому она довольно резко высвободилась:
            - Все. Я пришла.
            Тому не оставалось ничего, кроме как откланяться. А она демонстративно уселась на колени к любовнику. Тот обнял ее и не преминул поддеть:
            - Может, зря? Весьма представительный экземпляр.
            Елена возмущенно фыркнула:
            - Я думала, у нас несколько иные планы. Я бы хотела уйти отсюда с тобой.
            Александр заметил, что она не расположена шутить и сменил тему.
            - Здесь несколько шумно для меня. Подумать только, а ведь когда-то подобные вечеринки были моей стихией.
            Она вспомнила, что до армии он вел дискотеки, а после работал вышибалой в ресторане. Жадно стремясь жить, он рано узнал изнанку жизни. Вино, наркотики, проститутки – все, о чем она знала лишь понаслышке, - он пропустил через себя. И сумел выстоять, сохранить в себе незаурядную личность. Одно это вызывало ее огромное уважение и восхищение силой его характера. От воспоминаний ее пробудил голос Александра:
            - Кажется, ты хотела увидеть, как я танцую. Пойдем.
            Они пробрались среди танцевавших к своим. Ансамбль исполнял что-то из репертуара «Машины Времени». Елена несколько нервничала, она опасалась разочароваться в созданном ее воображением образе. Но уже через несколько минут она расслабилась: в прошлом он, действительно, мог быть королем дискотек. Конечно, сейчас в его движениях не хватало огня (а, может, двухсот грамм чего покрепче), но на мгновение она увидела его двадцатилетним отчаянным сорвиголовой. В нем чувствовались внутренняя свобода и сила подняться над обществом, над обстоятельствами. Этот человек был хозяином своей судьбы, как бы сурово она не обходилась с ним.
            Танец закончился, солистка попрощалась с отдыхающими до следующей субботы.
            - Идем? – Александр подал ей руку.
            Установились теплые апрельские вечера, и Елена предупредила подруг, что пойдет прогуляться после вечеринки.
            - Пойдем пешком?
            - Желание дамы – закон, - она понимала, что он идет на большую уступку, но ей хотелось побродить с ним по ночному городу. Рядом с Александром она ощущала себя сумасбродной студенточкой, какой была пятнадцать лет назад. И почему они не встретились тогда? Странная штука человеческая судьба. Несколько раз она пересекала их пути, но свела лишь сейчас. А может, раньше они бы просто не оценили друг друга?
            - Ты мне прочтешь что-нибудь из нового рассказа?
            Елена спохватилась, что едва не забыла о своем обещании. Порывшись в сумочке, она извлекла на свет несколько листков бумаги.
            - Только тебе придется вести меня.
            Он взял ее под локоть, и она стала читать. По мере углубления в чтение Александр становился все серьезнее и задумчивее.
            - Стой, остальное потом. Это уже не тот образ, что раньше. Нужно время, чтобы осмыслить.
            - Хорошо. Но рассказ будет готов не раньше, чем через неделю.
            - Я подожду.
            Пока она убирала черновик, их обогнали летчики. Сергей сделал вид, что они не знакомы: он признал за ней право выбора. Обсуждая рассказ и связанные с ним события, они добрались до ее дома.
            - Пойдем пить кофе?
            Александр покачал головой:
            - Давай посидим здесь.   
            - Тогда бери меня на руки. Мне понравилось.
            Он усадил ее на колени, она прижалась к нему.
            - Теперь можно посмотреть на настоящее небо.
            Елена глянула вверх: ночь рассыпала по небу мириады ярких огней. Призрачной вуалью протянулся над ними Млечный путь. Звезды всегда манили ее своим холодным светом.
            - Гляди, вон Ковш!
            Александр всмотрелся:
            - Действительно, Малая Медведица. Как редко мы все-таки смотрим на звезды.
            Она повернула к нему лицо, и он прикоснулся губами к ее губам. Они сидели под мерцающим светом далеких светил и целовались как будто впервые. Их баюкал теплый апрельский вечер, и Елена унеслась ощущениями на много-много лет назад. Ей опять было семнадцать, впереди ждала большая неизвестная жизнь, а огромный мир заканчивался за пределами рук державшего ее в своих объятиях мужчины.
            Их вернул к реальности скрип форточки: соседи открыли окно.
            - Слушай, мы с тобой как дети. Сидим, целуемся. И все-таки взрослые – скучный народ. Им бы только до постели добраться. А ведь сколько они теряют!
            Она повела рукой вокруг. Запахи просыпавшейся земли, дуновение теплого ветерка, непроглядная чернота весенней ночи пробуждали давно забытые чувства.
            - Это же так красиво!
            - Конечно, - он ощущал то же, что и она. Но пора было становиться взрослым. – Уже поздно. В двенадцать я должен быть дома.
            Нет, он не имеет права портить такой чудесный вечер упоминанием о другой стороне своей жизни. Она ничего не желает слышать о ней. Просто уже поздно, и им действительно пора по домам. Елена в последний раз обвила руками его шею и, приникнув губами к его губам, постаралась вложить в прощальный поцелуй всю нежность и печаль, переполнявшие ее сердце.
            - До свидания.
            - Я позвоню.
            Елена кивнула и, не оглядываясь, вошла в подъезд. Она уносила с собой мерцание звездных россыпей, очарование весеннего вечера, теплоту мужских губ и рук: все то, что, соединяясь воедино, создает обыкновенное волшебство – волшебство Любви.