Ящик

Агнесса Перлова
— Леонардо ДиКаприо получил «Оскар»… — чей-то густой, так называемый «сочный» бас раздаётся у самого уха.

Я вздрагиваю.

— Рубль упал! — теперь это визг. У другого уже уха.

Я вздрагиваю опять и оглядываюсь.

Вокруг меня люди. Много-много, целое… Так, если бы это были овцы или коровы, я бы сказала — «целое стадо». Но это вроде не овцы. Или?

Действительно «вокруг» — я сижу в центре комнаты, а они окружили меня плотным кольцом и пытаются завладеть моим вниманием, перебивая друг друга.

— Юлия Тимошенко… — голос уже третий, заглушающий и визгливый «рубль», и сочного «ДиКаприо«…

Я вяло отпихиваю громкоголосую ба… барышню (или всё-таки бабушку?), и она, издав звук, напоминающий одновременно стон и скрежет, выпадает из круга. Кольцо сжимается ещё плотнее, голоса становятся ещё громче.

— Вчера, двадцать седьмого мая…

— На углу улицы Звенигородской и Комендантского проспекта…

— Не верьте РЕН-ТВ, Звенигородская не пересекается с Комендантским!

— Пересекается!

— Нет!

— Да!

— Не пересекается!

И эти двое выпадают из круга тоже, они неутомимо спорят, а я сжимаюсь и закрываю уши ладонями. Звенигородская… Это где?

Мне на плечо ложится чья-то рука, я пытаюсь буквально стряхнуть её, но не получается.

— Мы нашли главную причину развития сахарного диабета… — вкрадчивый шёпот.

И руку уже точно не сбросить.

«Сука чёртова» — думаю я, чувствуя, как холодный пот начинает стекать по спине.

В голове теперь гудит и без их голосов.

Ненавижу. Ненавижу любые упоминания диабета.

— А вы знаете, что входите в группу риска? — шёпот переходит в крик.
Злобный такой.

В другое ухо кто-то хохочет «типичным закадровым смехом». Словно механическим.

У меня болят кончики пальцев.

Рука этой «диабетной» сжимает моё плечо. Держит.

Её силой отрывают от меня, толкают на пол и бьют ногами сразу двое мужчин. Я поднимаю голову к потолку, только чтобы не видеть, как она визжит и захлёбывается в крови, как безуспешно пытается увернуться от многочисленных ударов. Закончив с ней, мужчины поворачиваются ко мне и…

Голоса у них оказываются удивительно тонкими и похожими.

— Сегодня, в восемь вечера… — начинает первый.

— …произойдёт убийство… — подхватывает второй.

— Эстрадного артиста Алексея Кожемятько…

— На улице Фуршатской…

— Но это уже совсем другая история! — завершают хором, и все звуки на несколько мгновений прекращаются.

Кроме «закадрового» смеха, а, впрочем, он, наверное, уже в моей голове.

Пользуясь тишиной, я вырываюсь из прочных и громких объятий многочисленных… Мм, людей?

Вырываюсь и несусь к двери.

Сначала они ошалело переглядываются, а потом орут вдвое громче и пытаются меня догнать.

Но — поздно, я захлопываю дверь, я уже в пустом и тихом коридоре.

Наваливаюсь спиной и нащупываю ключ в кармане брюк.

Они кричат, колотят, кажется, ногами, пока я пытаюсь дрожащими руками вставить ключ в замочную скважину.

Потом затихают.

Я закрываю дверь.

Я выключаю телевизор.