На столе стояли глиняный кувшин с молоком и блюдо с горячими ватрушками. Ярослав ел ватрушки, и они рассыпались, таяли во рту оставляя сливочный ванильный дух. Ещё несколько времени после того, как проглотил, Ярослав дышал этим живым горячим ароматом сдобы. А потом запивал молоком. Молоко, прохладное, яркое, топлёное, сытное, текло в него живой влагой, и парень вспоминал начальника Максима Дмитриевича, маленького курящего человека с серым лицом, как Максим Дмитриевич в столовой никогда не доедал порцию, ковырял и скрипел вилкой в тарелке. Ярослав вспоминал, жмурился, ел ещё ватрушки и пил молоко, пока внутри не стало тяжело и спокойно.
Потом встал и пошёл на реку. Там рыбаки дремали под ивой. У толстого дядьки была дорогущая удочка, а в ведре хлестались щучки. Ярослав лёг на траву. Молчал, думал как хорошо, что больше не поедет в город, а останется жить здесь, у тёти Лиды.
После обеда он отправился домой, зашёл в магазин и купил пиво. Самое свежее, самое любимое. Тётя Лида пожарила толстолобика. Большие золотистые куски, похожие на лапти, лежали на блюде, пересыпанные кольцами жареного лука. Тётушка несла уже белое воздушное картофельное пюре, резала домашний хлеб с хрустящей корочкой, подкладывала пучок зелёного лука. А Ярослав наливал элитное пиво в советский гранёный стакан и смотрел, любовался как играет янтарями, яхонтами густая тёмная пахучая влага в сияющем стекле. Он пил эту влагу, ел сочную рыбу, истекающую жиром, и так ему было хорошо, что ни о чём не хотел думать, ни о чём беспокоиться. Только Максим Дмитриевич вспоминался, как не мог никогда допить кружку пива в соседней пивнушке. Маленький был человек, слабый.
Ярослав поел, вышел на улицу и упал в гамак. Ветерок холодил спину и ноги. Вверху пестрый зелёный калейдоскоп неба и листьев шевелился, переливался, играл. Парень долго смотрел над собой, долго дремал, дышал. Он понял, что сам стал светлым, широким и лёгким, как эти листья шелковицы.
Вечером снова пошёл на реку. Разделся и с удовольствием плавал в парной прогретой воде. Тут Лидын пёс Борей прибежал, с разбегу заскочил в воду и поплыл к человеку. Они вместе долго ещё купались и шалили. Гулко раздавались над рекой смех и лай. А после до звёзд сидели на берегу мокрые и усталые. Комары жгли, но Ярослав и пёс не уходили, так маслянисто спокойна была вода, так зеркальна.
Вернулись по темноте. Тётя Лида смотрела телевизор в комнате. На веранде, на столе стоял настоящий дровяной самовар и одуряюще пахло свежезаваренным чаем. Ярослав снова сел за стол и просидел почти до утра. Пил чай сам, с Бореем, с тётушкой, с соседом, что проходил мимо да завернул на огонек.
Под утро, когда все улеглись, на стол спрыгнула синичка, схватила крошку и упорхнула. Ярослав был в восторге, но всё равно уснул, положив голову возле самовара.