Собака. Часть2

Наталья Волкова 5
В половине десятого снова позвонила Яночка. Альбина Эрнестовна с Жабиком решили встречать Новый год у дочери. Юрасик поехал за тёщей.
– Ничка! Детка! Ты же знаешь, мама прокопается до двенадцати. Но мы тебя ждём! Тут мимо нас, до деревни, ходит маршрутка, ты добежишь от трассы по просёлочной дороге, наверное, минут за двадцать. Мы тебя очень-очень ждём! Этот – твой, такой милашка! Возится с Нюсей и Юсей лучше няньки.
Вероника достала из шкафа новогоднюю упаковочную бумагу и красиво завернула связанные своими руками обновки: кардиган для подруги, шарф для Юрасика, варежки и детские носочки. Она гордилась тем, что очень даже неплохо вяжет крючком и на спицах. Подруга и её мама, страшные привереды, но вещи, подаренные Вероникой, носят с удовольствием.
Закончив упаковку, вынула из духовки курник, закутала его в махровое полотенце и вскоре уже стояла на остановке, нагружённая пакетами с подарками.
Вероника была благодарна Яне за дружбу и никогда ей не завидовала. Глупо завидовать, ведь подруга всегда и во всём лучшая. Смелая, обаятельная Яночка – украшение утренников в детском саду и в школе, звезда студенческих вечеринок – вполне оправдывала поговорку: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей». Училась легко, весело, активно участвовала во всех студенческих делах, входила в разные штабы, комитеты, и на всё у неё хватало времени. Вероника тоже работала в комиссии по социальной защите студентов, это сильно отвлекало от учёбы. Яночка шутливо предупреждала: «Не смей отказываться, нам нужен свой человечек».

Маршрутка словно возникла из параллельного мира. Вероника так углубилась в воспоминания, что совершенно забылась и не слышала шума подъехавшего микроавтобуса.
Народу в полутёмном салоне было не много. Когда выехали за город, остались только два мрачных мужика, да и те вышли у кладбища. В зеркале смутно виднелось угрюмое лицо водителя с глубокими чёрными тенями вместо глаз. Поздний час, непроглядная тьма за окнами, холод и жиденький свет невольно заставили усомниться в наступлении праздника.
Вероника перечитала описание маршрута в эсэмэске от Яны и, не доезжая до деревни, попросила шофёра остановиться под рекламным щитом. Водитель равнодушно выполнил просьбу, высадил в чистом поле и даже не ответил на поздравление с Новым годом. «Газель» развернулась на пустой трассе и полетела обратно в город. Вероника подхватила свои пакеты и бодро потопала по просёлочной дороге в сторону черневшей вдали лесополосы.
Идти было трудновато. Голую грунтовку изрезали глубокие заледенелые колеи – следы затяжной осени. Снег нынче выпал только в конце ноября, декабрь поскупился на осадки, земля мёрзла под тонкой снежной простынёй. К тому же здесь, в поле, оказалось не так светло, как в городе, но всё же снег слабо светился, отражая холодный блеск луны.
У зимней ночи две краски – чёрная и серая. Таинственная мгла со всех сторон. Звёздное небо над головой. Тишина, покой и холод.
Вспомнились строки любимого Тютчева:

Святая ночь на небосклон взошла,
И день отрадный, день любезный
Как золотой покров, она свила,
Покров, накинутый над бездной.
И, как виденье,
 внешний мир ушёл...

Да, действительно, внешний мир ушёл, канул в темноту. Да имеет ли внешний мир значение для Вероники? Её всегда более занимал мир внутренний. Любимые мысли, любимые книги, любимая музыка. С ними тепло, спокойно, безопасно, словно в мягком шёлковом коконе. Под защитой любви Яночки и Альбины Эрнестовны. Под такой защитой даже не страшно оказаться в одиночестве ночью на пустынной просёлочной дороге. Может быть, лишь немного неуютно и сиротливо. Не потому ли всплыло в памяти именно это стихотворение Тютчева?

...И человек,
  как сирота бездомный,
 Стоит теперь, и немощен и гол,
 Лицом к лицу
 пред пропастию тёмной.
На самого себя покинут он...

Вероника поёжилась. Неприятные и неуместные ассоциации… Лучше думать о чём-то другом.
После университета она работала в школе. Ей нравилось вести уроки литературы. Вместе с детьми придумывали музыкальные композиции по стихам Тютчева, Бунина, Волошина. Подбирали фрагменты из фильмов. Сами пробовали снимать на видеокамеру и монтировать кино. Вероника впервые испытала состояние драйва, творческого вдохновения и подъёма. Она вспыхнула, словно сверхновая звезда, захватила в свою орбиту единомышленников: детей, учителей словесников, преподавателей музыки и рисования. Но Яна, занимая ставку школьного психолога, считала, что здесь ловить нечего, и убедила в этом подругу. Отработав один год, они благодаря связям Альбины Эрнестовны без труда устроились в солидную торговую компанию.
Очень трудно было вникнуть во все тонкости оптовой торговли, но постепенно Вероника сумела разобраться. Симпатичный менеджер Антон, по которому сохли все девчонки в отделе, обратил на неё внимание. Предлагал свидания. Однако она встречалась с Юрием, будущим нобелевским лауреатом. Конечно, то, что связывало Веронику и Юру, нельзя было назвать любовью – оба они боготворили одного идола. Домашний мальчик Юрий не смел рассчитывать на любовь блистательной Яночки, слишком недосягаемой она ему казалась. Вероника его жалела от всего сердца и утешала, как ребёнка. Юрий
тоже привязался к ней, познакомил со своими родителями, заговорил о свадьбе. Но на первом месте у него всё же была аспирантура, и он отправился в Москву.
Яна и в торговой компании была звездой и заводилой всех неформальных посиделок по пятницам, но у неё почему-то не сложились отношения с Антоном. Разругавшись с ним, она в декабре выбила у шефа отпуск и уехала в Москву, а вернулась оттуда вместе с Юрасиком. Вскоре последовала свадьба, на первый взгляд скоропалительная, но тем не менее отлично организованная. А в середине лета Яна ушла в декретный отпуск.
Вероника не слишком горевала о потере жениха, бедняга Юрий попал в добрые руки, а любимой подруге лучшего мужа нельзя было пожелать. На свадьбе, подняв тост за молодых, она заявила, что Юра и Яна назначены друг другу судьбой, словно ключ и замок, и пусть никто не лезет к ним со своими отмычками. Растроганная Альбина Эрнестовна обняла её за плечи и представила гостям свою «вторую дочь».
Вскоре после Яниной свадьбы Антон подарил Веронике изящное золотое колечко и попросил выйти за него замуж. Она согласилась.
Свадьбу отложили до лета. Молодые планировали скромную регистрацию – без торжественного обеда в ресторане, без кортежа автомобилей, поскольку Антон копил деньги на квартиру. Беременная Яночка яростно налетела на него, потребовала не жадничать и не лишать невесту приятных воспоминаний и фотографий в свадебном платье в кругу друзей. В итоге получилась довольно неприятная пьяная гулянка в кафе, среди толпы малознакомых сослуживцев.
Семейная жизнь дала глубокую трещину в самом начале. Антон постоянно придирался к жене из-за Яны. Подругу положили в больницу, и Вероника ежедневно моталась по городу, выполняя бесчисленные поручения. У неё не хватало совести бросить больную в беспомощном состоянии. Через месяц после свадьбы Антон потребовал развод. Девочки в отделе язвили, обсуждая и осуждая несостоявшуюся жену. Чтобы не встречаться с Антоном и не слышать за спиной насмешек, Вероника написала заявление об увольнении. Шеф долго отказывался подписывать, уговаривал остаться и не пороть горячку, но потом сдался и отпустил с миром.
Альбина Эрнестовна не советовала возвращаться в школу, обещала подыскать новое приличное место. Но ждать было нельзя – мать ужасно злилась, что дочь села ей на шею, а отец не мог помочь деньгами – купил косметический салон для Альбины Эрнестовны. Яна сочувствовала сложной ситуации, но у неё на руках была новорождённая Оленька, и ей самой нужна была помощь. Пришлось устроиться в магазин, лишь бы мать не скандалила.
Худой мир держался на терпении Вероники. Мать по-прежнему бесила преданность дочери ненавистным людям, она без устали повторяла свой любимый припев: «Янка твоя тебя выпьет и выбросит, как пустую жестянку! Останешься у разбитого корыта». Злыми словами бередила собственную обиду, не желая признавать, что дочь нашла материнскую любовь у чужой женщины, в чужой семье.
Бедная мать. После инфаркта она бросила пить, ради дочери устроилась на вторую работу. А в благодарность требовала отказаться от встреч с отцом и Яночкой.

В кармане пуховика завозился телефон.
– На градуснике минус тридцать! – резко бросила мать. – Ты легко оделась. Возьми у Янки хоть драный свитер.
Разговор закончился так же внезапно, как и начался. Вероника торопливо крикнула в трубку: «Спасибо, мама!» Но вряд ли та услышала. Да, мать очень своеобразно проявляет заботу! Конечно, изящный пуховичок с капюшоном, праздничное платье, тонкие хлопковые колготки Omsa Velour и лёгкие сапоги на шпильках не спасают от мороза, но ведь и идти недалеко.
Луна то ярко светила, то скрывалась в редких облаках. Тени под деревьями то чётко проявлялись, истончались, то сгущались. Будто злобились, не смея вытянуться и схватить за ноги.
Дорожная колея бежала по полям, едва припорошенным снегом, вдоль голых лесополос, затем поднялась на косогор и снова нырнула в низинку. Спускаясь по склону, Вероника с облегчением увидела вдали приземистые строения. Вот и новый посёлок. Странно, в домах ни огонька – наверно, электричество отключили.
Минут через пятнадцать выяснилось, что дорога привела её в безлюдное место, где находились склады. Вокруг зданий тянулся длинный бетонный забор. Подойдя вплотную, девушка обнаружила крепко запертые железные ворота. И тут наконец до неё дошло, что зимой это место необитаемо.
Делать нечего, придётся топать обратно. Как глупо! Её ждут, беспокоятся, а она забрела неведомо куда. Надо предупредить и извиниться за нелепое опоздание.
Стянула тонкую кожаную перчатку, вынула из кармана телефон и поспешно набрала номер Яны. Абонент не ответил. Сердце захолодело: «А вдруг что-нибудь неладное с детьми. С Оленькой! Господи, только бы ничего серьёзного!»
Набрала номер Альбины Эрнестовны. Та сбросила вызов. Догадка переросла в уверенность – с кем-то из малышей случилась беда. В тревоге снова набрала номер. После длительного ожидания Альбина Эрнестовна наконец ответила.
– А, это ты, милая. Ты же знаешь, дружок, я не в ладах с техникой. Случайно кнопочку нажала.Передать Яночке?
И тут издалека до Вероники донеслось: «Возьми телефон, солнышко, это твоя рыба-прилипала!» Последние слова прозвучали с неприязнью и откровенным презрением. Это было так неожиданно и оскорбительно, что перехватило дыхание: «За что? Разве я сделала что-то плохое?»
– Где ты, лягушка-путешественница! – радостно закричала в телефон Яночка. – Заблудилась? Интересно, как можно заблудиться на прямой дороге? Эх ты, блондинка!
– Я, видимо, свернула с трассы не в ту сторону! – лицо разгорелось от стыда за себя. Ведь не Яна же перепутала, где право, а где лево?!
Беззаботный, добродушный голос подруги почти вернул душевное равновесие, но в далёкой тёплой и светлой комнате компания за праздничным столом разразилась смехом. Громче всех басовито и глумливо гоготал Юрасик. Просьба о помощи замерла на языке.
– Я скоро… – с трудом произнесла Вероника и отключила телефон.
Сунула телефон в карман, натянула перчатку на окоченевшую руку, подхватила пакеты и бодро побежала обратно. Похолодало, и пронизывающий ветерок подгонял в спину.
Минут через пять остановилась: «Что это я, даже не спросила про детей?» Рука потянулась за телефоном и замерла на полпути. Нет, не надо звонить. Яна последнее время заметно ревнует к ней Оленьку.
Оленька – любимица Вероники, но теперь они видятся редко – малышка живёт у второй бабушки, потому что Яна не справляется с тремя детьми...
С мыслями о детях Вероника двинулась дальше, мимо серых полей, мимо чёрных деревьев. Небо очистилось от облаков. Луна светила во всю мощь. Тени голых ветвей накрыли Веронику и её тень, бегущую сбоку, как верный пёс. «Уловили в сети душу живую! Запутали, закружили…» – Вероника замедлила шаг, подозрительно вглядываясь в поля и деревья. Что-то изменилось в окружающем мире. Исчезла глубокая колея, под ногами был плотный наст. На пути лежало округлое поле, с кустарниками и камышами по краям, видимо, озеро или болото.
Подозрение подтвердилось, она опять шла не той дорогой! И так уже от холода не чувствовала рук и ног, а тут словно ледяным душем обдали.
Девушка в растерянности остановилась и огляделась. В призрачном лунном свете пустынные поля показались жуткими. Самое время выскочить из-под земли Мефистофелю или Воланду, или ещё какому-нибудь бесу. Инстинктивно прижала к груди пакеты с подарками. В подсознании слабо мигнул маячок – подарки неосязаемо связывают с родными, с домом. Потеряешь – не вернёшься!
Страх властно толкнул бежать назад к складу, отыскивать верную дорогу! На бегу немного согрелась.
Завидя вдалеке знакомый забор, остановилась и задумалась: «А почему молчит телефон? Почему никто из них ни разу не набрал мой номер?»
Вновь стянула перчатку и непослушными, ледяными пальцами принялась жать на кнопки. Телефон отозвался долгими гудками.
Да, уже одиннадцать! Скоро Новый год. Все поздравляют друг друга с наступающим новым счастьем. А я тут одна пропадаю в степи. Ну, помогите же мне! Спасите! Разве вы не понимаете, что мне сейчас страшно и холодно? Разве не чувствуете, как горько и обидно слышать иронию в голосах и шутки о блондинках?
Не дождавшись ответа, позвонила профессору Жабину, надеясь – он-то не станет смеяться и поймёт, что необходима помощь.
Телефон звонко тренькнул и автоматический голос пропел: «Набранный вами номер не существует».
Вероника тупо уставилась на светящийся экран. Медленно мигали секунды. Время беззвучно утекало в пространство.
В голове звучала какофония язвительных голосов: «Заблудилась на прямой дороге! Лягушка-путешественница! Блондииинка! Прилипала, прилипала, прилипала! Ничка. Мышка. Серый жемчуг».
– А Ничка – это ничтожество? – спросила себя Вероника.
Далёкие звёзды мерцали в бездонном космосе.

…И человек,
  как сирота бездомный,
 Стоит теперь, и немощен и гол,
 Лицом к лицу
  пред пропастию тёмной.
На самого себя покинут он –
Упразднён ум, и мысль осиротела –
В душе своей, как в бездне, погружён,
И нет извне опоры, ни предела...

Сердце заломило от боли и смертной тоски. Дыхание стеснилось. Надеяться не на кого. Нет опоры. Нет человека, готового протянуть руку помощи. Никто не поможет вырваться из этого плена! Ничка – ничтожество. Вот твоя истинная цена. Кто ты есть? Просто преданная хозяевам собака. Но что для них любовь собаки? Любят ли они кого-нибудь, кроме себя? Забавно, маленькая оплошность раскрыла сразу все карты. Теперь понятно, кто погубил отца.
Он покончил с собой в гараже. Следователь дал прочитать предсмертную записку. Тогда показалось, что в последнюю минуту жизни отец горевал о своём бизнесе – «Автосервис» захирел и разорился. Но теперь стало понятно, о чём было сказано в записке и кому предназначались отчаянные слова: «Прости, дорогая. Я давно перешёл черту. Не хочу умножать страдания!»
Девушка спрятала телефон и подошла к забору. У железных ворот огляделась. Вокруг, в ночной беззвучной тьме, ровные серые поля и одинаковые ряды чёрных деревьев. Лабиринт какой-то! Наваждение. Тягучий кошмарный сон. Откуда пришла, куда идти?
Отец объяснял, как определить по звёздам, где север, где юг. Где же эта Полярная звезда? Где любимое им созвездие Ориона? Созвездие Гончих Псов… Луна! С какой стороны была луна? Ни с какой! Сверху!
Вероника готова была запаниковать, но тут разглядела в темноте две просёлочные дороги – одна огибала невысокий плоский холм, а вторая поднималась на него. Мгновенно вспомнила – именно эта дорога на холме и привела её сюда! Дышать стало немного легче.
– Ну, наконец-то. Возможно, ещё успею в двенадцать поднять бокал шампанского! – горькая усмешка скривила губы. – Последний бокал за любовь и преданность.
Вытряхнув из пакетов подарки, негнущимися пальцами разорвала праздничные упаковки. Теперь они ни к чему. Испарилось предвкушение радости, остыло ожидание восторга, осталась одна острая боль в душе. Некому дарить. Скинув пуховик, быстро натянула на праздничное платье длинный тёплый кардиган, связанный для Яны. Вновь надела пуховик и обернула голову и шею мягким кашне, предназначенным для Юрия. Двойные варежки будущей мадам Жабиной надела поверх своих кожаных перчаток. Детские подарки запихнула обратно в пакеты. Дети не виноваты.
Поднимаясь на пригорок, она даже немного согрелась, но вскоре ноги в узких сапожках на тонких шпильках опять одеревенели. Руки вновь потеряли чувствительность. Плечи заныли под тяжестью пакетов. Голову разломила тупая боль.
Дорога не кончалась, лесополосы вставали на пути одна за другой, а выхода на трассу так и не было видно.
Мороз становился всё злее, всё колючее. Воздух пронизали тончайшие льдинки. В блеске луны они мерцали синими искрами, кружились и беззвучно опадали на землю. В абсолютно нереальной тишине, в мёртвом голубом сиянии ночной мир казался чужим и враждебным. Всё отчётливее ощущалось присутствие потусторонних сил. Будто чьи-то глаза пристально наблюдали из ближней лесополосы.
Вокруг осторожно возникали и таяли таинственные шорохи. Словно из глубин космоса долетали отзвуки мифической музыки небесных сфер. Может, и правда звёзды и планеты звучат при движении по орбитам? Или это дышит хоральная прелюдия Баха? Или шелест исходит от вселенского музыкального синтезатора. Или это кровь шумит в ушах? Истекает время жизни?
– Господи, я погибаю?! – ужаснулась Вероника.
«Умереть теперь, когда собралась начать новую жизнь? А ведь это правильно! Воскреснуть можно только после смерти», – резонно заметил внутренний голос.
– Нет! – закричала Вероника в открытый космос. – Я хочу жить! Я не умру здесь, как бездомная собака! Мама!
Сердце затрепетало. Почему она раньше не догадалась позвонить матери?!
Бросила пакеты. Лихорадочно выхватила телефон. Вот оно – спасение!
Экран вспыхнул и погас под прощальную мелодию разрядившейся батареи. Будто створки лифта, лязгнув железом, закрылись перед носом.

Никогда она не чувствовала в себе такой пустоты. Осталась одна телесная оболочка, а внутри было черно и звёздно, как в космосе. И теперь почти физически чувствовался на спине тот пристальный взгляд, слышался беззвучный вопрос: «Кто ты? Чего тебе надо в нашем холодном мире?»
Обернулась и вздрогнула. В ярком лунном свете собственная тень, живая до жути, вытянулась далеко вдоль дороги. Но самое страшное – в этом тёмном отражении притаилась большая чёрная собака. Два глаза, две звёздочки, светились в темноте.
Вернее, можно было только догадаться, что это собака. Мороз выжимал слёзы, ресницы слипались, в глазах всё дрожало, и Вероника видела лишь меняющий очертания сгусток черноты. В изменчивости этого сгустка страшно было разглядеть волка или дьявольского чёрного пуделя, но, к счастью, псина всё-таки более походила на беспородную дворнягу, которая убежала от хозяина и потерялась. Либо её просто выбросили.
Мысли понеслись сумасшедшим вихрем: «А вдруг это не собака? Волк? Нет, кажется всё-таки дворняга. Сердце замирает. Дышать трудно. Нельзя показывать свой страх, животные это чуствуют!»
– Собака, мы с тобой одной крови… – обветренные губы едва шевельнулись.
Зверь, по-прежнему скрываясь в тени, даже не шелохнулся, не зарычал в сторону человека.
– Выведи меня к людям, пожалуйста! – девушка, не выпуская животное из виду, осторожно присела, медленно вынула из пакета курник, завёрнутый в махровое полотенце, развернула, разломила пополам и бросила один кусок на дорогу подальше от себя, поближе к собаке. Затем так же медленно поднялась и, пятясь, отошла на несколько шагов.
– Ты голодная – вот, возьми пирожок.
Запах на морозе очень аппетитный, тёплый, домашний. Собака встала и, пошатываясь, приблизилась к угощению. Понюхала, но есть не стала. Улеглась рядом.
Вероника отломила кусочек от своей половины пирога, положила в рот и начала жевать. Собака склонила голову набок, внимательно посмотрела, ещё раз понюхала незнакомую еду и принялась есть. Она вела себя, словно обыкновенная собака, но Вероника смотрела на неё заворожённо – неясные очертания животного менялась на глазах, то виделась простодушная улыбка дворняги, то волчий оскал.
– Кто ты? – Вероника невольно попятилась. Собака нехотя поднялась и двинулась следом. Девушка в ужасе бросила в неё остаток пирога. Собака снова присела и занялась едой.
В памяти мелькнула иллюстрация к рассказу Джека Лондона «Любовь к жизни». Замерзающий человек ползёт по тундре, а его преследует старый больной волк. Не может напасть и убить, но бредёт следом, как неотвратимая смерть.
До боли в глазах всмотрелась – а вдруг это всё-таки волк?
Собрав остатки воли, крикнула:
– Ты собака? Собака! Хорошая собака!
Голос прозвучал почти уверенно, это хорошо.
Зверь доел пирог, выжидающе посмотрел и дружелюбно вильнул хвостом. Вероника облегчённо вздохнула: «Придумала же, дурочка, «неотвратимая смерть»! Волк?! Нет! Это собака! Собака».
В небо взлетел салют. Золотые, красные, зелёные звёзды расцвели огненной хризантемой. Вероника забыла об осторожности, закричала: «Яна! Яна! Я здесь!» – подхватила пакеты с подарками и что было сил припустила по дороге. Далеко слева, видимо, над городом, показались разноцветные снопики салютов. Вероника бежала, неловко топая непослушными ногами. Собака глухо заурчала и, не выходя из тени, легко потрусила следом, не отставая и не приближаясь.
«Яна! Яночка! Прости меня! Я мерзавка, я дрянь! Посмела подозревать! – повторяла про себя Вероника, а душа ликовала и пела. – «Радость, пламя неземное, райский дух, слетевший к нам!..»
Впереди, за очередным серым снежным полем, за шеренгой чёрных голых деревьев, светилась трасса и сигналила машина.
Её ищут! Её не бросили! Радость горячей волной разливалась по телу, и бежать становилось всё легче, даже на каблуках-шпильках. Вот уже в ста метрах от неё, в просвет между деревьями виден автомобиль!
– Я здесь, я иду! – закричала Вероника и на бегу взмахнула пакетами.
За спиной раздалось злобное рычание и оглушительный лай. От неожиданности Вероника с размаха грянулась о ледяную дорогу.