Часть 7. Ир-р-р-ра!
Утром встали рано, затемно. Собрались быстро, за полчаса. Тёплые куртки, тёплые комбинезоны, меховые шапки, унты. Всё по уму, всё правильно, как надо. Около калитки стояли два мощных снегохода YAMAHA, к одному из которых Сергей с Андреем прикрепили пассажирский прицеп – сани, куда сложили коробку с детскими и женскими тёплыми вещами. Ехали «за ними», а не «искать их». В этом Андрей был уверен. Уверен так, как никогда раньше не был уверен.
Перед отъездом отец не удержался. Ухватил сына за плечи и посмотрел в глаза. Наверное, первый раз за последние почти полтора месяца посмотрел ему в глаза. Но сказать ничего не успел.
-Батя! Я глаза её видел. Всё в порядке. Найдём мы их.
Сказал, а у самого сердце сжалось до микроскопического размера. Они могли заблудиться. Или напороться на берегу реки на тех самых зверей, от которых убегали.
Ехали пять часов. По дороге менялись, за рулём посидели все. Отдыхали всего два раза. Пили чай, заваренный с калиной и лимонником, и молчали. Все думали об одном и том же.
Когда снегоходы отъехали от дома, стоявшая около калитки Лидия Петровна перекрестила их вслед и сказала:
-С Богом.
И вспомнила, что неверующая. Впрочем, почему неверующая. Очень даже верующая. Она верила, что у них всё будет хорошо.
После полудня к ней приехали гости. Молодые мужчины показали корочки следователей краевого управления Следственного комитета России. Сказали, что хотели бы увидеться с её сыном и другом её мужа.
- Ну, Гришу я поищу сейчас. Он к друзьям часа два тому назад ушёл. Он же местный, вырос здесь. А Сергей уехал.
-Куда, - спросил один из приехавших.
-Куда не знаю. А вот зачем… Девушку эту с ребёнком искать. Сергей поехал, Андрей Малышев, отец ребёнка, пограничник, и отец Андрея. Два снегохода у них и санки такие, закрытые, людей перевозить, у Астафьевых взяли. Одежду женскую и детскую взяли.
С Григорием приехавшие встретиться не смогли. В фельдшерско-акушерском пункте пожилая фельдшерица даже не пустила их в комнатку, где он лежал под капельницей.
-С ума сошли! Он после инфаркта. Переживал, видимо, гибель Димы. Плохо ему сегодня. Уходите.
С Сергеем переговорить по телефону не смогли, как и с Андреем. «Телефон вне зоны доступа».
-Значит, они уже Мутную проехали, - сказала Лидия Петровна, угощая гостей разносолами.
-А где это, Мутная? – спросил один из приехавших.
-Как сказать. Край света.
Приехавшие пили чай и молчали. Потом один из них сказал второму:
-Говорил я тебе, этот погранец мужик упёртый. Всё просчитал.
-А ты, Николай, что на его месте сделал бы? – спросил второй. И, не получив ответа, уставился в окно. Снег, ровные линии заборов, красивый дым из труб домишек. А где-то далеко был край света.
На краю света тоже был снег. Много снега. Русло замёрзшей реки выглядело как русло снежной реки. Снег тянулся, тянулся, тянулся.
-Вот она, «Собачья голова», - показал Сергей. –Это место приметное. Если знать ориентир, пройти мимо просто невозможно.
Она, наверняка, знала ориентир. И пройти мимо не могла. Они не могли пройти мимо. Она и Прошка. Крошка Прошка и невезучая трусишка Ирка.
Кедры стояли так близко друг к другу, что снегоходы пробирались с трудом.
-А мы ещё и доски здесь таскали, - припомнил Сергей. – Ну, тогда снега не было.
Домик под кедрами открылся внезапно. Будто кто-то перелистнул страницу в книге, и открылась красивая картинка. Небольшая поляна с рощицей высоченных кедров, а под ними махонький домик, будто из сказки. Как игрушечный. Прочищенная тропинка, ведущая куда-то за домик.
-Ручей там. Зимой не замерзает. Говорят, вода целебная. Я на анализ во Владивосток возил. У меня даже заключение есть. - Хотя и говорил Сергей совсем не то, и не к месту, но молчать было тяжелее.
Крохотное, расчищенное от снега крылечко. И горка около домика. Пусть и маленькая, но настоящая горка, покрытая льдом. Около горки лежал кусок картона. И варежка. Крохотная детская варежка.
Андрей схватил эту пёструю варежку, прижал к лицу, вдохнул, казалось, сохранившийся, запах хозяина рукавички и задохнулся.
-Не испугать бы их, - почему-то тихим шёпотом произнёс за спиной Андрея отец. – Иди один. Только осторожно.
Наружная дверь в дом оказалась не заперта. Ручки снаружи почему-то не было. За дверью располагались крохотные сени. Андрей тихо приоткрыл дверь в комнату. В лицо пахнуло теплом и знакомым запахом. Запахом ребёнка.
Ирка сидела за столом, спиной к двери и кормила ребёнка. Кормила его сына. Из-за её спины ребёнка не было видно. Серая футболка, светлые кудри.
-Открываем ротик. А-ам! Жуй. Не торопись. Какая кашка вкусная! С мясом. Кушай, кушай. Водички, водички, запить. Молодец.
-Ир-р-р-ра! – голос сына. Сердце Андрея забухало так, что, казалось, сотрясались стены.
-Не разговаривай. Прожевал? Наелся? Молодец, Проша! Ай! Не-е-ет! Подожди! Титьку рано кушать. Сейчас Ира кашку доест, и молочко будет у Иры.
Андрей не понял, о чём она говорит. Стоял, слушал и не мог выбрать момент, чтобы, не испугав её, зайти.
-Ир-р-р-а! Мама!
-А «папа» так и не говорит, - подумал Андрей.
-Ух, какой ты настырный. Ладно. Уговорил. На титечку. Только не кусайся.
Раздались чмокающие звуки. У Андрея побежали мурашки по спине. Ирка чуть склонила голову влево, рассматривая что-то перед собой. Не что-то, а кого-то. Его сына.
Андрей сделал неловкое движение. Зашуршала одежда, еле слышно скрипнула дверь.
-…, - выругалась громким шёпотом Ирка, не поворачиваясь, - дверь не закрыла.
Её реакция поразила Андрея. Она метнулась вперёд в тесном помещении комнатки, потом правой рукой схватила что-то со стола и резко повернулась, закрывая спиной ребёнка.
Её глаза были огромными. Огромными, злыми, свирепыми. Ноздри раздувались, а губы были так стиснуты, что и самих-то губ не было видно. В правой руке она держала нож. Большой охотничий нож. Андрей узнал нож Дмитрия Ивановича. Костяшки пальцев, сжимавших нож, побелели, так судорожно она его держала. Она приготовилась защищаться. Защищаться от любого, кто представляет опасность ей и ребёнку.
Андрея стянул шапку с головы:
-Ира! Это я!
Она так и стояла, загораживая ребёнка. Нож выпал из её рук, и глаза стали другими. Растерянными, жалобными. Она моргала ими, будто пыталась сбросить невидимую пелену, мешавшую ей разобраться в происходящем. Потом села, буквально свалилась за застеленный одеялом топчан.
Серая футболка была надорвана спереди, открывая с левой стороны обнажённую полную грудь. Из соска на пол капало молоко.
За её спиной послышалось недовольное кряхтение. Маленькие ручки ухватились за неё, и над плечом Ирки показалась голова. Глазастый, щекастый, с ресницами- бабочками. Его сын. Прошка. Ребёнок уставился на него спокойным, припоминающим взглядом, потом, чуть наклонив голову, заглянул Ирке в лицо и с вопросительной интонацией произнёс:
-Па-па! Па-па!
-Папа, это твой папа, Проша, - через паузу произнесла Ирка, застывшая, неподвижная. За её спиной ребёнок сполз на пол, цепляясь за неё ручками, обошёл её и, ещё не совсем уверенно, смело пошёл к Андрею. Маечка, вязаные шортики, носочки. Смешной и такой родной.
Одним движением Андрей скинул холодную куртку, схватил в охапку сына, прижал его к колючему свитеру и целовал, целовал, целовал, вдыхая запах ребёнка. Запах ребёнка и ещё чего-то, ранее не знакомого. Потом сделал два шага в её сторону, сел рядом, обнял левой рукой и прижал к себе так, что она задохнулась. Ирка молчала и ничего не говорила. Её губы кривились, Из-под век зажмуренных глаз катились градины слёз.
-Мама! Ир-р-ра! Мама! – забормотал Прошка, и его губы тоже скривились.
Андрей пальцами вытер ей слёзы. Она открыла глаза и смотрела на него таким радостным и одновременно замученным взглядом, что его сердце, казалось, остановилось.
Прошка, сидя на коленях Андрея, уловив момент, согнулся и в совсем неудобной позе, припав к Иркиной груди, стал с чмоканьем сосать.
-Корми ребёнка, - сказал Андрей и посадил Прошку ей на колени.
-Отвернитесь, - она даже покраснела. Ещё растерянная и ошарашенная.
-Зачем, - засмеялся Андрей. – Мы теперь все вместе будем. Ты, я и наш ребёнок.
Потом опустил глаза на Прошку, уже удобно устроившегося на руках Ирки, и спросил:
-Откуда?
Она сразу поняла вопрос.
-Когда мы сюда добрались, он очень беспокойный был. Всё вокруг непривычное, ему тяжело было. Не мог спать. Бутылочку мы по дороге потеряли. Из кружки на ночь много не выпьешь. Я ему сначала просто грудь давала. А через неделю молоко появилось. Как раз, смесь стала заканчиваться, и молоко появилось. Я про такое раньше в интернете читала. Во время войны так было. Только там бабушка кормила внука, у которого мать убили. И у меня получилось. А так он всё кушает. Здесь и тушёнка есть, и каша рисовая и перловая с мясом. И сгущёнка. Картошки немного. Молоко сухое. Я блины и лепёшки пекла. И даже варенье малиновое в пластиковой бутылке здесь было. Мы сюда пришли, он через два дня заболел. Застыл, наверное, по дороге. Мы долго шли. Он температурил. Я сильно испугалась. Я его малиной поила.
Она не договорила. В сенях раздался шум. У Ирки опять расширились глаза, но испугаться она не успела:
-Это отец мой. И Сергей, сын Дмитрия Ивановича.
Ирка слегка отвернулась. У вошедших глаза были больше, чем у Ирки, когда та испугалась прихода Андрея. Через десять минут Прошка спал, а они разместились в тесноте спасительного убежища Ирки и ребёнка.
Андрей обнимал её, а она говорила, говорила, говорила, будто хотела выговориться и оставить всё плохое здесь, не забирать это плохое с собой.
Продолжение следует
Далее http://www.proza.ru/2016/03/10/1084