-Уйди же, - Гайнек оттолкнул меня, - нельзя тебе убивать, забыла?
Не забывала я, да только рассказать женщинам - страшно. Что скажут они, ежели поймут, что от меня никакой подмоги? Я молча отошла назад, покуда не продолжил разбалтывать братец о моем обете... А листья ввыси зашуршали; дрогнули, поблескивая, словно водица, нити... Паук был большим и бурым, покрытым щетинкой шерсти, он поднял вверх передние лапы, глядя на Гейнека россыпью жемчужных глаз. Как ловко удерживали остренькие лапки огромные телеса! Гайнек замахнулся, а паук отскочил, да как рванет обратно в глушь!
-Испугался! - выкрикнул кто-то из детишек.
-Скорее за подмогой пошел, - Гайнек цыкнул.
-В обход?
-Стойте, - он ухватил с земли палку, да уселся, зажав ее торчком меж ног. Сомкнулись ладони у краешка деревяшки, тролль прикрыл глаза... Оп! Как вспыхнет огонек! И забыла я, чем владеет братец...
-Сейчас, - он принялся поджигать нити. Они плавились, резко отбрасываясь к кустам, да топот вдали кричал поспешать... Сколько набрал с собою трусливый паук?
Дада встала с топором возле Гайнека, а я повела всех вперед, покуда освобождалась дорога...
-Мама! - Ведьмочка вскрикнула, прячась за меня. Страшно клокоча, паучий рой рванул из кустарника.
-Алтея! - Гайнек сунул мне факел, да взялся за оружие. Женщины... Они не кричали. Неловко, да как могли, похватали из-за спин топоры.
-Что с малыми детками - за мною! - надеялась я, что не понадобятся их силы...
-Анратар! - Дада с хрустом рубанула первую тварь, и та, визжа, встала на дыбы. С Даду ростом, кто ж взрастил здесь этих монстров?
Нити поддавались одна за другой, вот уж совсем немного осталось. Теряя опору, паутинки сбрасывали с себя пауков, что падали на ворсистые спины, да уже не подымались, пронзенные насквозь. Страшно копошилось за мною, а бабы, что только вчера ворочали крапиву в поросячьих ушатах, кричали, да не от страха - от ярости! Силен наш род, как ни запирай его! А будь здесь Рекка, как было бы?...
-Вперед! - я подтолкнула детишек навстречу свободной дороге, - бегом! - брызнули детки, сверкая пятками, следом и женщины с подвязанными младенцами... Я обернулась на бой - хороши, голубушки! Сбрасывали со щитов огромные тела так, словно пух одуванчика на руку лег, да рубили беспощадно, скользя на зеленой жиже. Близился к завершенью бой, посыпались пауки назад - в темные чащи... Трусливое племя.
Облегчением приласкало душу - пошли мы дале, как и было.
-Фу! - заслышала я Геклика, да обернулась.
Трайн тряс топориком, покрытым паучьей кровью...
-Да что ж ты! - я погоняла его жгутом пояса, а сынишка скакал от меня:
-Все ж хорошо, мама!
-Я тебе покажу, хорошо! Рано в огонь лезешь, не закалился еще!
-Да как жеж я закалюсь, ежели в огонь не полезу? - он встал напротив меня, уставившись черными глазами... Словно отец, да только наружу.
-Умница ты, только зачем собою рисковать? - я прижала его к себе, - поберегись, нужен ты нам, нужен мне и отцу, нужен и народу своему...
-Женщина, - Трайн закатил глазки, - говорил отец, будто женщины трусости учат, да трусость эта нужнее топора порою...
-Верно учил отец, - я осмотрелась вокруг - все таращили на нас глаза.
-Должно быть, да пока кажется мне, будто топор нужнее.
-Нужнее, чем родная мать? - я надула губы, смеясь про себя.
-Полно, мама!
------
Стрекотали кузнечики в вечерней тиши, а Аварья сопела у меня на руках. Ладно легла тропинка - шли, да шли себе. Отвыкла я от спокойных походов. Тем страшнее казалось то, что грядет... Кто знает, что задумал Гешка с нечистыми своими братьями? До долины всего ничего пути, но разве ж могли мы спешить?
-Алтея, - Ивека, соседская с родителями моими, девка, - слыхала я, будто бою учиться не поздно в мои годы?
-Почто тебе? Яркая, да страшная участь, не для девичьих плеч... Я пошла от того, что больше некуда было идти.
-А и мне некуда, - она усмехнулась, - родителям прочат выкуп из чужого племени. А от кого? Видала я его, Алтея - тот и в дерево топор воткнет от нечего делать. Сколько уж молила я, а все без толку. Твердят свое, приглянулось им его злато... Страшно... Не хочу я так...
-Отчего мне, да Вождю не говорила? Молвим за тебя словцо...
-А что потом, Царица? За этого не дадут, да раз уж назначен выкуп - найдется другой. Тринадцать лет мне, родная наша, куда ж мне пропадать под мужиками двадцатилетними третьей иль какой там по счету женою?
-Обучу тебя, - стиснула я зубы... - да обещай мне кой-чего...
-Что угодно обещаю. Подняла ты нас на бой, счастье! Плесенью покрылись бабы, да чахнут, как в болоте, где ж правда для нашего могучего рода? Знаю я, Алтея, слышала, что разбегались от наших женщин, словно от лютого урагана, а теперь? Не хочу я судьбы, что сделалась обычаем ленивыми бабами. Нет!
-Хорошо говоришь, да не противное жечь должно, а то, что вперед ведет. Ежели мстишь тем, с кем не согласна - победы не видать. Победа дается благою мыслью...
-Готова я, - отрезала она, - готова хозяйкою быть судьбы своей, да мыслей.
-Говори меньше, да думай больше. И над тем, о чем говоришь... - вглядывалась я вдаль, боялась этого дня...
-Отчего, скажи, женское слово мужскому равно только роди она двух мужиков кряду? Отчего не от рождения? Чем провинились мы, ежели не уступаем силой?
Дернулось во мне - разузнала я ее нрав, кипя:
-Думаешь, новое вето писать, девка? - сощурилась свирепо, - слышу я в словах твоих, не для народа просишь - для своей головы едино. Перевернешь с ног на голову, чтоб почитали тебя. Подвиги твои ради подвигов. Думаешь, будто с топором в руке - уже воин, а с грудями - баба? Иди в лес тогда, да учись женщиною быть. Может и поймешь, отчего древние писали так, как есть.
-Думаешь, одной тебе можно любить? - она повысила голос, - не у тебя научусь, так у кого другого! Не можешь запретить, ежели тебе разрешили!
-Замуж не хочешь - учись ремеслу, да не смей бередить заветы, не тобою писанные и не для тебя истолкованные! Бардак в твоей молодой голове, оттого и мужчины над нами, коль порядка средь них больше. Видала гниющих мертвецов, что с оружьем прут, да рубят родных твоих? Так что знаешь о том, кто силен, а кто нет? Болтать обучилась - болтай себе. Прав вовек тот, кто делает, а не болтает.
-Почто накинулась на меня?
-Не о том думаешь ты. Думаешь законы переделать, что тебе пользы не приносят, принеси сперва пользу сама. Учи ремесло, отменим мы с Вождем выкуп. А в бой не лезь.
-Думала я, ты умнее...
-Чаще думай, - я засмеялась, а девка молча огрызнулась на меня. Не наплодила ль Рекка ее, случаем?
Минёт пара лет, да ежели обучится Ивека ремеслу - ощутит себя полезной, ведающей, да взаправду равной другим. И не понадобится боле кричать невесть о чем... А может, поймет, что кроме не может ничего, да замуж пойдет. Думают девки, будто замужем проще всего, а потом сетуют, что ошибалися.
Не бывает человека без дела, у каждого оно - свое, ан не может не быть его. Ежели сидит, да плачет, что не выходит ничего - ленится, вестимо, насильно сгоняем таких в отряды, а уж там грех не ожить - иль так, иль умрешь в первой же схватке.
Война не терпит лени, не дается победа ленивым. А и откуда бралась лень в народе... Отчего так хотелось им лежать живьем, будто мертвецам, неужто так желали они смерти? Чем же провинился пред ними этот мир, коль видеть его не хотят?
-Алтея, - Гайнек коснулся моего колена, - весь день идем, не сделать ли привал?
-Привал, сестрицы? - я крикнула за спину.
-Светло ж еще! - донеслось позади, - идем, покуда ноги несут!
------
Уселись мы пред самой тьмой на ночлег недалеко от тропы, да Геклик приволок невесть откуда поспевшие вишни. Где брал это все, будто была у него волшебная сумка, как у Гайнека - являлась в ней еда откуда не возьмись...
-Дошли мы почти, - Гайнек уселся рядом со мною - легок на помине... - да разойдемся с тобою.
-Зачем уходить тебе?
-Иду я туда, где нужен. Отчего ж вернулся я сейчас? Знаю о твоей жизни, потому не нуждаюсь в рассказах, привело другое...
-Что же?
-Думал отчего-то, что можешь согласиться со мною уйти.
-С тобою? - я опешила.
-Кто знает, а вдруг?
-Всю жизнь любила я мужа, с чего же взял, что соглашусь оставить его?
-Сам не знаю. Как не знаю и то, любила ль ты меня когда взаправду, или все за брата принимала.
-Всякое думалось... Да знаю я, что мужа люблю, а с тобой - по другому. Ты легок, ласкаешь душу, ан нет в тебе остова, о который опереться могла бы. Широк твой полет, да я и без того летать умею, прислонил бы кто вовремя к земле, подстелил, чтоб спускалось мягче...
-Это верно, - он поджимал под себя колени, глядя в желтое пламя костра, - тогда уверенно уходить могу, зная, что не заскучаешь по мне.
-Заскучаю, - я не врала, - да не друг для друга мы, оттого не стану манить остаться.
-А если б друг для друга были?
-Не были бы, потому как с Трогдалом мы уже друг для друга. Знать, больше таких, как он - нет.
-Полюбила ж такого, - он подбросил в костер хвойную ветку, - охотились девки за чином его, да теплыми стенами, а до него самого никому не было дела. Кому ж он нужен - черный, как туча, да резкий, будто совсем не ласковый. Оттого один он был... А тут заверещала ты бледнолицым младенцем, забегала у него под ногами - он и понесся ручьями в цветущие сады... А уж когда женою ты рядом - он и сам, словно сад. Ты ль его выбрала?
-Никто не выбирал никого. Обнялись без договору, да слились воедино...
-Завидовать остается. Ежели б умел, - он рассмеялся, - Разным делился со мною Вождь. И про славные походы, и про женщин в его постелях, да о тебе едино почти ничего не говорил. Такие, как он, молчат о том, о чем больше всего кричать охото.