<<Скажи, мой нежный друг, сколько во Вселенной дорог и как правильно выбрать одну из них? Скажи еще, где ворота в другие миры, что воображение мое мутят красками и образами причудливыми. И, если это не далеко и путь не тяжел, я сейчас же соберусь и направлюсь в поиски моего провидения, чтоб знать, что не зря я прожил свои года в прекраснейшем из знакомых мне миров. Ибо здесь я реален, здесь не только дух и разум, но и плоть, которой мы порой пренебрегаем, отдавая её в жертву войнам и болезням>>.
- И что это? – спросил мой друг, неодобрительно смотря на мое лицо.
- Это так начинается моя поэма, точнее, это предисловие к ней, так как поэмы пишутся стихами.
- Да ну! Все эти литературные вещицы пишутся словами.
- Слова имеют различное построение и силу выражения. – я заранее приготовился поменять тему вне зависимости от того, что он ответит.
- Ты бы лучше работу нашел. Уже несколько месяцев ты бездельничаешь. Любая работа сойдет.
- Я не хочу “любую”, хочу любимую, чтоб быть продуктивным и полезным. – я не сдержался – сложно было, оказывается.
- Ну, тогда бездельничай еще сотню месяцев.
- А ты будь рабом системы…всю свою жизнь.
Он рассмеялся, но ненадолго – он не понимал, что я имею в виду. Он работал ради денег, так как сильно нуждался в них, ибо он обеспечивал свою одинокую мать и покрывал свои расходы, основу которых составляли затраты на одежду.
Он долгими часами сновал по магазинам, каждый раз находя в возможной покупке какой-то незначительный и, что весьма вероятно, воображаемый изъян. Я, в свою очередь, каждый раз терял терпение: всё начиналось с глубоких вздохов, которые трансформировались в грубые восклицания, а кончалось там, что я фактически вытаскивал его из магазина, где он уже десятки минут всесторонне рассматривал продаваемую вещь и всё не могу решить, купить или не купить.
Тут я прерву на время свой рассказ, дабы извиниться. А извиняюсь я у самого себя. Прости меня, я, за то, что буду использовать слова, означающие новые технологии и термины, связанные со всем этим, ибо до сих пор я ни разу, ни в Поэзии, ни в своих малочисленных рассказах не портил страницы своих творений грубыми и грязными словами, что так противны и ненавистны мне в литературе. Но, чтоб разъяснять явления и процессы в достоверной своей форме (отдаю дань давно умершему реализму), я пренебрегу своим принципом и вооружусь щитом для своей души, ибо не хочу я, чтоб моя дума была завоевана современной серостью.
Итак, продолжу. Тащил я его из этих бутиков подальше или красноречиво хвалил товар, чтоб он купил его и освободил меня от занудного занятия присутствовать во всех этих процессиях. А он жаловался, жаловался, что у меня нет терпения, что я “вечно недоволен” его походами по магазинам. Одевался он прилежно и со вкусом, легко покоряя сердца и другие места противоположного пола, чтоб было следствием тщательного отбора своего наряда. “Выбирал бы ты книги так”, думал я. Но читал он медленнее, чем ползет гусеница по деревьям где-нибудь в деревне, ибо в Баку, где я живу, не найти ни гусениц, ни бабочек, ни пригодной для них растительности. А прочитал он, быть может, всего-то пару книг, если не меньше. Может статься, багаж его чтения измеряется страницами. Но я его любил. Был он щедрым и добрым от природы (в отличии от меня – я выработал эти свойства кропотливым трудом), преданным и всегда готовым оказать любую услугу. Также, помимо shopping-а, его несказанно влекло в “28 mall”, что находится справа от метро “28 may”, через дорогу. Он был привязан туда невидимыми цепям, и всегда, стоило нам выйти в центр города, кто-то по ту сторону реальности крутил ворот, похожее на кормило корабля, таща его в этот торговый центр. И, конечно, мне, как его неизменному спутнику, как его луне, приходилось околачиваться по этажам, часто бесцельно или, чтоб покурить на балконе, обозревая оттуда площадь, кишащую людьми, многие из которых одеты в чёрное, если это зима, и разноцветны, если это жаркое лето.
Я жил в прекраснейшем из миров, но я бы удалился в любой другой менее привлекательный, но свободный от помыслов, стремлений и нравов окружающих меня людей. Пусть это будет гимном романтизму, давно умерщвленного капиталом и обыденностью. И пусть критикуют и презирают меня Гейне и Теккерей, где бы они ни были, но такого положение дел: я жил в прекраснейшем из миров, но я бы предпочел сражаться в ряду людей, защищающих свои убогие хижины от злого дракона; или быть Тристаном, влюбленным в Изольду; или, на худой конец, основывать первые колонии где-нибудь вдалеке от нашей солнечной системы.
О, небожители, о, слоны, что держат землю на своих изнуренных плечах; о ты, Клейст, покинувший семью, совершивший революцию в себе, и покончивший с собой – знали бы вы все, как противно, как ненавистно мне бродить по этажам “28 mall”, подниматься по его эскалаторам. Все люди, что беспечно снуют по коридорам этого Храма Калек мне на одно лицо, во всех я вижу лишь людей, просто людьми, которые покоряясь моде и известности торгового центра, посещают его, дабы прослыть персонами элитными и благородными. И, конечно, многие из них не забудут ответить в “Facebook”-е или в “Instagram”-e, что они сейчас шныряют по “28 Mall”-у. Также они не забудут выставить свои фотографии в этих социальных сетях, сделанные несколько минут назад, доказывая свое стремление показать себя другим людям, от которых сами ничуть не отличаются. Можно просто посмотреть в зеркало и упиваться собой столько, сколько душеньке твоей никчемной угодно. Они также не забудут написать к своим картинам такие “кричащие” заголовки как “28 Mall” или “Гуляю с подругами” или, что пуще всего, “Shopping”. Ибо посетили они Рим, насладили они очи свои величием и великолепием древней, могущественной цивилизации и, естественно, возбужденные и очарованные, они страстно норовят, чтоб весь мир, а точнее, такие же “покорители” Рима узнали, что они делают, чтоб другие, такие же обыватели, как и они, почувствовали всю новизну, яркость и уникальность пережитых ими чувств. А где-то за экраном сидит девушка благовидной наружности, читая всё это, просматривая подробные фотографии этих постоянных посетителей “28 Mall”-а, и вздыхает: ” я уже неделю не ходила туда – завтра же пойду!”
Но, признаться, “28 Mall” и вообще другие людные места влияют на меня благотворно, хоть и эта польза доходит до меня негативным путем. Всегда, когда я вижу этих людей, которые считают, что они сейчас взбираются на Парнас или, как Беллерофон на пегасе, покоряют Олимп (жаль, нет Зевса, чтоб метнуть в них молнией, дабы сновали они по миру вечно сумасшедшие), я вдохновляюсь и в душе играет свою песню литература, призывая меня в свои широкие, даже не имеющие границы, объятия. И тогда я говорю себе в душе: ”Ах, сейчас бы написать стих какой-нибудь”. И, быть может, эти строки являются естественным следствием всех моих путешествий в кругу обывателей. Поэтому спасибо, “28 Mall” и другие многолюдные обители мещан за то, что собрал их всех в одно место и на примере показал, что такое стадо, пастух которого – однообразность. Это вдохновляет меня, это способствует тому, чтоб я писал, ведь поэты и писатели – редкие явление (поэтов вообще нужно занести в Красную Книгу).
Часто, когда я уставший от пеших прогулок, возвращаюсь на метро домой, я надеваю наушники, закрываю глаза и мечтаю. Появляются образы невиданных долин сплошь покрытых яркими цветами, которые заполняют воздух своим нежным, даже трепетным благоуханием. Или представляю себе я, как люди смотрят на меня с неподдельным восхищением, ведь я известный на весь мир поэт, ведь я взял Парнас с первого же штурма, и, несмотря на всю мою важность, величие и богатство, я, как простой горожанин, брожу среди них, без охраны, пешком, задумчиво опустив голову; или грезил как сражаюсь против злых сил где-нибудь в другом мире, как вожу я людские войска против нечисти, разбиваю на повал лиходеев, а потом метро гласит:”Sonuncu stansiyadi. Xahi; olunur, vagonlari t; rk edin”. Тогда я возвращаюсь на планету Земля, а мой дух вновь запирается в бренном теле.
Ночами я пишу, как сейчас или читаю, как позавчера. В последнее время стихи не удаются мне, не поддаются – рифмы сопротивляются, а муза больная лежит на койке. Боюсь, её болезнь смертельна, но я сделаю всё возможное, чтоб вылечить мое вдохновение и заставить её вновь покорно служить мне. Но любить я не собираюсь, да и не смогу. Напился я вдоволь любовного нектара, и чем больше ты пьешь его, тем слабее он действует на тебя. А на меня она вообще не производит никаких впечатлений. Я неуязвим к его чарующим свойствам, и это делает меня довольным и счастливым, хотя иногда не хватает любовных волнений…
Одно я, право, не понимаю: почему люди, обыватели думают, что, если ты пишешь стихи, то значит ты влюблен. Будто любовь единственная тема в поэзии, единственная дорога, по которой горделиво шествует муза. Хотя я признаю, что любовь – один из самых сильных и властных стимулов при написании стихов. Она прямо кричит: “Пиши” и ты, преклоняясь, ползаешь у её ног, начинаешь писать и даже создаешь шедевры. Но, в конце концов, поэта затрагивают более существенные, своего рода, извечные темы поэзии: природа, любовь к родине, одиночество и вообще другие личные чувства, переживания, взращенные всем чем угодно, но не любовью. Например, любовь в моем скромном творчестве играет всё меньшую и меньшую роль, вытесняемая лирическими, абстрактными стихами.
По утрам я бываю в университете, поступив туда, прекрасно овладев гуманитарными науками, чтоб в будущем, то есть в высшем учебном заведении, не учиться во все. Но причина моего пылкого бунтарства, неизменного отказа от учёбы было не столько моя деградация и нежелание читать, сколько ошибка злого рока, впихнувшего в такой факультет, о котором у меня не было ни малейшего представления. А начав учиться, я возненавидел этот факультет, но в конце концов я привык и смирился, с грехом пополам сдавая экзамены. Но не будем винить мы рок в неудаче, которая постигла меня, не предадимся мы, наследники эллинов и римлян, в мистицизм, а откроем истину. А истина кроется в деспотичной, отсталой системе образования, которая является чистейшим урожаем воображения чиновников министерства, выращенного ими путем усердного поливания полей образования ненужными, бессмысленными правилами и регуляциями. Так вот, компьютер, что выбирает за нас места поступления, решил подурачиться и сыграть злую шутку со мной. Его цель, сего компьютера – измельчить, превратить в ничто четыре года моей жизни, - самые пылкие и дерзкие моменты. И ему это удалось. А самый большой его успех заключался в том, что он смог умерить мои стремления, мои мечтания, мой талант; он смог задавить мои творческие порывы, порой доходившие до безумия, до самых величественных высот. На первом году обучения я был так разбит, так подавлен, что мысли о самоубийстве не раз возникали в моем туманном мозгу. К счастью, внезапно появилась мечта поехать учиться в Европу, в обетованную землю. За этой мечтой я активно ухаживал, как Маленький Принц за своим цветком. Спасла она меня от полного безнадёжия и, держась за руку с одной стороны с Литературой, а с другой с Историей, помогла всей моей сущности побывать в неведанных доселе мирах. Так я окреп духом (эта страна всякого заставит окрепнуть, хотя у нас тут столько слюнтяев, что, если выстроить их в ряд, то они обведут кольцом нашу планету, создав еще одну орбиту) и мало-помалу бежал за надеждой и мечтой.
Также, видя огромные изъяны структуры нашего образования, порой чуть ли не пропадая в ней, (образование у нас, как черная дыра в космосе – даже свет не убежит!), я обзавелся некоторыми идеями её улучшения.
Во-первых, нужно разогнать логово змей, что называется Комиссией по приему студентов. Во-вторых предоставить выбор университетов и факультетов самим абитуриентам, причем до того, как дать генеральное сражение экзаменам, которые проводятся в середине июля. Таким образом, абитуриент будет знать куда хочет поступить, куда стремиться и будет готовиться в тот факультет того университета, которые он сам выбрал. Это приведет к тому, что будущий студент будет видеть перед собой определенную и явную цель, а не витать в облаках, пока механическая, железная рука компьютера не схватит его и не прикрепит туда, куда не надо, туда, где студент не будет учиться, где он падет духом, и все его мечты начнут извращаться. Демократизация образования – конечная цель. Поступление в университет – личный выбор каждого человека, и всякие деспоты и спутники деспотов со своими ограниченными, круговыми умами не имеют права вмешиваться в этот процесс.
Я живу в прекраснейшем из миров и в прекраснейшей стране этого мира.
Я люблю скромность, ведь презираю деньги. Деньги для меня – лишь расходы, поэтому я с легкостью на душе и скоростью в руках трачу валюты налево-направо. Я не отчитываюсь. Я не углубляюсь в свои расходы, ибо углубившись, каждая мелочь, купленная мной, каждая копейка, потраченная впустую, будут давить на меня, угнетать, а самое главное – портить. И пусть нажравшиеся сыны богачей и чиновников проезжают мимо меня на своих великолепных автомобилях; пусть они обедают в дорогих ресторанах с прекрасными девицами – я не завидую. Я горжусь и благодарю судьбу, что я родился бедным, что я познал бедноту во всей её тихой красоте, познал её умение успокаивать, приучать и, что больше всего важно, быть довольным. Родись я богатым, я бы не писал сие строки, а рифмы – дочери благой Поэзии – не плясали бы у меня в уме. Родись я богатым, я бы никогда не захотел делиться, не смог бы прочувствовать нужду ближнего, ведь все мои знакомые, друзья, родственники были бы состоятельными. Родись я богатым, я бы никогда не захотел стать богатым, и, таким образом, не зародилась бы одна из моих сладчайших мечтаний.
Я благодарен Вселенной! Не хочу я денег ради самих денег, ради удобств, роскоши, расточительства. Я хочу, чтоб я мог раздавать их всем встречным. Просто выйти на улицу и раздавать купюру за купюрой, ведь скольким я бы так подарил счастье; и это счастье, зародившееся моим поступком, оформившееся в душах у тех, кто получил от меня деньги, и отраженное их благодарностью, вернулось бы к своему хозяину.
Я помню, когда я шел в университет более долгим путем, чем обычно, со мной рядом шла старушка, держа под руку своего маленького внука-школьника. На полдороге она устала и вверила свою драгоценность мне, простому, но неизвестному ей студенту, чтоб я проводил её внука до школы. Благо, школа находилась прямо по пути к моему университету, и я с удовольствием согласился. Пока мы шли с ним, школьником, я расспрашивал про его успехи в школе, про предметы, которые он любит или терпеть не может, а сам внутри всё это время вынашивал одну затейку. Дойдя до стены школы, (школы у нас окружены стеной, порой решетчатой, порой каменной, как средневековые замки – только башен и лучников на них не хватает), я всучил мальчишке в карман один манат, что для школьника начальных классов является целым сокровищем. Он сначала увиливал, но в конце принял мой подарок, холодно поблагодарив. Признаться, его не громкая благодарность меня чуть-чуть смутила, но мое недоумение было преждевременным. Получив бумажку, он побежал вперед, пройдя сквозь двери крепостной, простите, школьной стены, и растворился в толпе других школьников. Когда я проходил мимо ворот, я посмотрел на крыльцо, где толпились ученики, и увидел мальчика, смотрящего на меня и махавшего мне руку в знак прощания. Тогда я понял, что он истинно благодарен больше за мое к нему отношение, нежели за один манат. Честно сказать, в тот день мне было очень грустно, тоскливо, но этот момент, эта чистая, детская признательность, выраженная простым маханием руки, ободрила меня, наполнила теплом и растопила ледники моей души.
Я живу в прекраснейшем из миров, и этот мир становится прекраснее через мое восприятие.
Я разучился жаловаться, убрал этот недостаток путём долгой борьбы с самим собой. Стоило жалобе зародиться в уме, как я тут же душил её, уничтожал, втаптывал так, чтоб она больше не поднялась. Я был частым посетителем канцелярии бога по рассмотрению жалоб на жизнь, но бог, увидев, что моим слезам нет границ, что я засыпаю его учреждение постоянными жалобами и невзгодами, в конце концов решил дать мне силы, чтоб избавиться от этого недуга. Избавившись, я воспринимаю окружающую действительность в лучшем виде: я стал спокойнее, гармоничнее, уравновешеннее; и жизнь предоставляет мне капельки счастья, вырванные из серой жизни с большим трудом. Я научился благодарить, перестав жаловаться, ворчать, как потерянный путник в безмерной пустыне. Но посмотрите на этих слабаков, на их маленькие душонки, что остались взаперти в бренном теле. Эти люди жалуются, если дорога вся в кочках, изуродована. Её начинают чинить, и они вновь жалуются, ибо им приходится объезжать, тратить несколько дополнительных минут и литров бензина. И, когда всё уже готово, когда дорога гладка, как небосвод без единого облачка, они не говорят “спасибо”. Этих людей, грязных жителей столицы, сложно удовлетворить, их сложно убедить в неправильности того, как они мыслят, как живут. Они попадают в рабство кредиту, чтобы купить последний IPhone не потому, что он им нужен, но потому что это модно, это роскошно, престижно. Такая тенденция какое-то время распространилась и на одну породу собак. Эти люди выгуливали своих питомцев прямо в центре города, хотя сами, скорее всего, жили очень далеко. Они хвастаются своим имуществом, гордясь тем, что у них есть вне их ничтожной души, ибо душа сложна, её сложно обогатить и взрастить великое в её пределах. А купить, приобрести что-то, что вызовет восхищение у таких же обывателей – легко. Нужны только деньги, а, если денег нет – есть кредит! И такие же обыватели с неподдельным восторгом созерцают их, мечтая обзавестись такими же собаками, телефонами, автомобилями. И живут все в кругу моды, показухи и тщеславия. Страна рабов, торгашей и лицемеров.
Но есть каста, которая стоит еще ниже, которая еще ничтожнее, чем вышеперечисленное большинство. Эта группа, состоящая в большинстве своем лицами женского пола, мерзка и противна, как блевотина пережравшегося толстяка. Эти люди не имеют тех предметов роскоши, что вышестоящие их соратники. Зато эти преклоняются перед богатыми, пресмыкаются перед ними, как недоразвитые млекопитающие, слишком рано вырванные из утробы матери. А молодые девушки! Уже давно прошла пора называть их прекрасным полом – теперь это меркантильный пол. Излюбленным предметом этой подгруппы является автомобиль. Они отказывают в теплых отношениях честным малым, но принимают ухаживания тех, кто обладает автомобилем, пусть даже владельцы буду унижать их, поступать с ними подло, обманывать. Им все равно, лишь бы сказать в кругу подруг, где половина обладает таким же преимуществом, а другая половина мечтает об этом: ”мой парень привез” или “как быстро я доехала сюда” или “он очень хороший человек”. Ибо, обладая машиной, ты становишься в глазах обывателя лучше.
Общество, где главная цель – разбогатеть, будет кишеть подобными паразитами, неспособными на творческое созидание. Что для них магия слов в Поэзии, что для них сияние созвездий тихой ночью; что для них полет птицы горделивой или горы величавая вершина, окутанная слоями белых облаков?! Ничто! Их счастье приходи извне, оно зависимо от внешних обстоятельств, предметов, случаем, которые не получают ответный звон в их душах. Но ведь счастье должно жить внутри, в Храме спокойной Души, чтоб оттуда, уже получив сигнал извне, два источника счастья соединились, создав блаженство. И что для них чудо, мечта, фантазия, воображение?! Для них мечты досягаемы: они заменяют им цель, ибо настолько низменными становятся их души, что даже мечтания – вестники божественного вдохновения – становятся на службу земным благам.
Я живу в прекраснейшем из миров, ибо это тот мир, который я создал.