"Мальвины, имея про запас
пару злых Арлекино, одного-двух
доставучих романтичных Пьеро
и несколько верных Артамонов,
чтобы не соскучиться в этом великолепном,
но пресном окружении, выбирают Буратин.
Потому как Буратины - непредсказуемы".
Иван Быков
На первый взгляд может показаться, что в название этой поучительной истории вкралась досадная орфографическая ошибка. Ведь герой, родившийся в знойной Тоскане из-под пера Карло Коллоди, получил свое имя благодаря сочетанию слов «сосна» и «орешек» - «кедровый орешек». Пиноккио.
Однако никакой ошибки нет. Просто все они: и бураттино – деревянная кукла, и Бураттино – персонаж итальянской комедии дель арте, и тем более какой-то там Пиноккио, Кедровый Орешек, - имеют к нашему повествованию и к нашему герою лишь косвенное отношение. Хотя орешки у нашего героя есть. И зовут его, – а вернее, называют его посвященные и знающие толк в таких вещах люди, – так вот, называют его именно Пеноккио. Но обо всем по порядку.
Наш герой – не маленький мальчик. Это взрослый, состоявшийся мужчина, обаятельный, импозантный, уверенный в себе. Он решительно идет по жизни от победы к победе, при том, что есть у него некоторый недостаток (или достоинство?), который и послужил, собственно, главным мотивом к обретению такого необычного прозвища. Но иначе и повести нашей не было бы.
Дело в том, что Пеноккио не умел (да и не умеет) врать.
Пеноккио совершенно не умел врать. Нет, конечно же, он мог выдавать самую откровенную ложь за абсолютно непогрешимую истину, даже глазом не моргнув. И собеседник мог бы искренне поверить, и даже тени сомнения не закралось бы в его простодушное сердце. Вот только Пеннокио, чтобы быть уличенным во лжи, и не нужно было моргать глазом. Как и сказочный его собрат по несчастью, наш герой обладал коварной частью тела, делавшей совершенно прозрачным (или, как сейчас говорят, транспарентным) любое, даже самое безобидное, вранье. Вот только у сказочного Пиноккио при каждом лживом слове начинал расти острый нос, а у Пеноккио – о чем выразительно говорит его прозвище – начинал расти пенис. Совсем не острый, а самый обычный, можно даже сказать элегантный по форме член. И чем больше наш герой забирался в дебри неправдивых утверждений, тем больше становился его детородный орган. Правда, определить максимальные размеры эмпирическим путем Пеннокио так и не рискнул до сей поры.
И все бы ничего – и не с такими проблемами люди живут, но у Пеноккио была жена. Чтобы не покидать такой удобный мир сказочных аналогий, назовем ее Мальвина. Правда, волосы у Мальвины не были синими или голубыми, – вернее, не всегда были синими – они меняли цвет в зависимости от настроения и прихотей хозяйки.
Поначалу Мальвина ни о чем не догадывалась. Наоборот, можно сказать, что вот за эту пикантную особенность девушка с разноцветными волосами и выбрала именно нашего героя из весьма впечатляющей массы претендентов на мальвинскую руку и мальвинское же сердце. Да и первые годы семейной жизни по той же выпирающей причине были на удивление счастливыми.
- Где тебя носило?! – строго спрашивала молодая женщина с оранжевыми на тот момент волосами, стоило мужу позже обычного прийти с работы.
- Мусор выносил, - признавался Пеноккио, и его штаны вдруг округлялись в области ширинки, поскольку по дороге домой он зашел в маленький уютный барчик, где успел выпить два бокала пива.
- А это что? – удивленно вопрошала Мальвина, тыча пальчиком в причинное мужнино место.
- Это я так рад тебя видеть, - Пеноккио говорил почти правду, но «почти» - увы! – не считалось, и штанина оттопыривалась еще больше.
Мальвина верила, Мальвина улыбалась. Спасительное «рад тебя видеть» превратилось в традицию, потом в незыблемый ритуал, а потом жена заподозрила неладное. А если женщина заподозрила неладное, то уже ничто не помешает ей вывести мужа на чистую воду.
И как-то вечером в ответ на очередное «рад тебя видеть» Мальвина все свои подозрения облекла в слова и рассыпала эти слова перед мужем и мелким бисером, и крупным жемчугом. Пеноккио неуклюже пытался оправдываться, но этим только усугублял ситуацию. Объемы так чутко реагирующей на ложь части тела достигли фантастических размеров, чем Мальвина и воспользовалась. Но мужа не простила, и ему пришлось эту ночь провести в отчем доме, у Антонио по прозванию «мастер Вишня», где в ностальгических беседах сын и отец заливали грусть жидкостью, очень напоминавшей по консистенции столярный клей, и непритязательно закусывали стружкой макарон под острым соусом.
Утром, похмелившись, по совету отца, Пеноккио направился к доктору Джеппетто по прозвищу «Кукурузная Лепёшка», старому другу семьи. Джеппетто нашего героя осмотрел, провел ряд экспериментов, убедился в самом невероятном, анализы взял, снимки сделал, что-то даже порекомендовал из процедур и выписал кое-что из медикаментов. Но утешить и обнадежить пациента не смог:
- Современная медицина, молодой человек, способна на многое, - заключил доктор, - но, боюсь, случай у Вас отнюдь не медицинский. Это явление характер носит социальный и затрагивает моральный да этический аспекты, а потому решать его необходимо соответствующими методами. Рыбалкой увлекаетесь?
- Ни в коем случае! – заверил доктора Пеноккио.
- Вот и хорошо! – похвалил Джеппетто. – Еще настоятельно прошу не заниматься политикой и не преподавать историю. Иначе возможен летальный исход. Все остальное может вызывать дискомфорт разных степеней тяжести, но для жизни не опасно.
Справку, тем не менее, доктор выписал, а со справкой – любая Мальвина простит. И действительно, Мальвина подержала немного мужа в дверях, упиваясь его виноватым видом, а затем пустила в дом, изящно поправив зеленые на тот момент локоны.
Далее жизнь семейная пошла по-прежнему, а в некоторых моментах – даже лучше прежнего. Пеноккио почти не приходилось врать, потому как вопросы провокационные Мальвина задавать перестала. А что толку уличать мужа во лжи, если все и так видно? Пусть не по глазам, но видно весьма отчетливо. Так что коварно-предательская часть тела в размерах увеличиваться стала редко и неохотно. Пеноккио грустил и к мастеру Вишне стал наведываться все чаще – за отеческим советом и кружкой «столярного клея».
Мальвина же волосы стала красить чаще прежнего и сама после работы теперь нередко задерживалась. Пеноккио интересовался, спрашивал, но не было у Мальвины той части тела, по которой правду можно от неправды отличать. Не было, и не могло быть, как и у любой женщины.
Однажды Пеноккио заметил жену в компании унылого, но очень романтичного Пьеро. Через две-три недели Пьеро наскучил Мальвине и она поменяла его сразу на трех наглых и агрессивных Арлекино. Еще через месяц ее фиолетовые на тот момент волосы навсегда умчались от Пеноккио прочь вместе с хозяйкой в черном кабриолете лохматого пуделя Артемона.
И, как ни странно, Пеноккио ожил, воспрял духом, снова стал уверенным импозантным человеком, что идет от победы к победе с гордо поднятой головой. В его жизни появились новые Мальвины с синими, голубыми, зелеными, оранжевыми, фиолетовыми и прочими волосами. Он весело и занятно врал им, они заливались счастливым смехом и никогда не оставляли его правдолюбивый орган без заслуженных комплиментов.
Вскоре он увлекся изучением истории и чуть было не стал политиком, но это уже совсем иной рассказ.