Влад
-Зачем его посадили в одиночку? Он там совсем уже ****улись?
-Да чёрт бы его знал. Может, места нет, а может, главврач его испугался. Добровольно сдающиеся придурки вызывают куда больше опасений, чем насильно пойманные, сам будто не знаешь.
-Думаешь, я много их видел?
-Как минимум одного - в зеркале, каждое утро.
Их машина стояла в пробке уже больше часа. Водитель приоткрыл окно и высунул наружу руку, поправляя лобовое стекло. Влад сидел рядом, Лена - на заднем сидении.
-Я старшему руки оторву...
-Слушай, вот зачем ты поехал по кольцу? Мог бы свернуть ещё два перекрёстка назад, добрались бы быстрее.
-Да кто ж знал-то, что тут затор такой будет, ну.
В новостях по радио говорилось о погоде, о выставке бабочек во дворце культуры, и о дорожных сводках.
-Вон, специально, для таких, как ты, предупреждения дают.
Сказав это, Влад усмехнулся, поправил волосы поглядел в окно и достал из кармана джинсов телефон. Повертел его в руках, вспоминая, что хотел сделать, и, так и не вспомнив, рассеянно убрал его обратно. Кинул беглый взгляд в зеркало заднего вида и увидел у Лены всё то же выражение лица, что пару часов назад - она глядела себе в колени и беспорядочно перебирала пряди волос то левой, то правой рукой.
Грузовик где-то далеко впереди сдвинулся на полметра по прямой. От него по дороге пробежала вялотекущая волна - будто огромная гусеница совершила движение.
-Вот, сейчас должно пойти пошустрее.
-Да ты каждые пять минут это произносишь.
-Да ладно тебе, не гунди. Лучше скажи, какого мы туда чёрта вообще едем.
-Затем, что наш прозаик прикидывается глухонемым и не выказывает никаких признаков жизни. Без показаний осуждённого - ему же самому хуже, поэтому сверху сказали, что надо заставить его заговорить.
Влад встретился взглядом с водителем, закатил глаза и склонил голову в сторону Лены.
-А, вон как.
-Да. Хотя мне кажется, толку от этого не будет.
-Так уж прям?
-Само собой. Уж если он решил прикинуться дураком - он и жену родную не узнает. Так что мы, по сути, с тобой повинность от...
-Узнает.
Её слово прозвучало едва слышно, но в голосе была злобная уверенность, которую не ожидаешь увидеть в столь хрупком с виду существе. Водитель отвлёкся от дороги и затормозил перед джипом впереди лишь в последний момент. Всех троих качнуло инертной волной. Глаза Влада и Лены встретились.
-Что, простите?
-Он... - она замолчала, сжала левую руку в кулак и прикусила кожу на среднем пальце, - он знает, что сделал.
И Лена снова уставилась себе в ноги.
-Елена Евгеньевна, вы о чём?
-Он знает, что сделал. Он ждёт меня. Поэтому ни с кем не разговаривает. Ему не они нужны.
-А кто? Вы?
-Да.
-Сейчас?¬
-Да, сейчас. Я в этом уверена.
-Он вас чуть не убил. Почему вы нам не сказали? Так, Ген, посидишь с ней, я один схожу.
-Не надо. Я пойду. Если бы действительно хотел - он бы меня убил. Догнал бы, не позволил убежать.
Женщину била дрожь, в тон просочилась обречённость. Она спрятала лицо в ладони, а Влад обратил взгляд на дорогу. Машина наконец сдвинулась с места, и за окном стали проноситься высотки, ларьки и дорожные знаки.
Мужчина снова достал телефон, включил экран и поискал в телефонном справочнике номер своей жены. Сделал звонок, услышал пронзительный длинный гудок, и с трудом поборол желание выбросить телефон в окно.
Недоступна.
***
Ноги бы его не было в психиатричке, если бы на то не было необходимости.
Влад отлично помнил, что представляет собой любая подобная больница. Что толпы скованных цепями растений с капающей изо рта слюной, что одержимые гении и творцы, сидящие друг у друга на шее в каждой палате - всё это вызывало не только какой-то животный страх перед неизвестным, но и чувство копошения в ящике с дождевыми червями - склизкую, выворачивающую наизнанку брезгливость. Отмороженные санитары, пользующиеся людьми в своё удовольствие, и садисты-врачи, которых самих бы не мешало привязать к кровати - это был и вовсе скрытый, неявный кошмар любого отделения, невидимый до тех пор, пока не темнело за окнами. То, о чём не напишут в газетах и то, во что не поверят со слов очевидцев.
Их двоих - Лена всё-таки настояла на своём присутствии, а Гена остался в машине - вышел встречать психиатр настолько огромный, что халат его оканчивался выше колен, будто юбка, а голос его вызывал дрожь где-то в области кадыка. Последовали вежливый обмен приветствиями и сверка документов, и теперь уже трое цепочкой зашагали вдоль коридоров. Никто ни с кем не разговаривал, поэтому были слышны вопли пациентов с буйного отделения, фальшивые напевы людей поспокойнее и бессвязная речь то из-за одного поворота, то из-за другого. Среди голосов можно было отчётливо выделить указания персонала - Владу казалось, будто он слушает выпуск новостей, до чего они были официальные.
По ходу движения отовсюду продолжали посмеиваться, плакать и петь, а когда Влад проходил мимо туалетного помещения, зашумела вода. Словно в подтверждение промелькнувшей у Влада мысли, врач обернулся к ним и, шагая спиной вперёд, заговорил всё там же утробным басом, заставлявшим заметно утихать голоса вокруг.
-Сейчас у нас приём лекарств, поэтому вам стоит подождать. Вы можете зайти ко мне, если хотите, но лучше бы вам зайти в комнату персонала, вас оттуда не выгонят. Стоять в коридоре и попадаться на глаза больным я бы вам не советовал - многие из них крайне агрессивно настроены против новых. Зря вы приехали сюда в форме, да ещё и привезли с собой столь красивую женщину.
На Лену эти слова не произвели никакого впечатления, со сдержанным и опасливым интересом она изучала интерьер больницы: решётки на дверях, стойки с лекарствами, лампы дневного света, даже, казалось, походку врачей. Если запах, стоящий в отделении, её и смущал, виду она не показывала.
-Сами понимаете, не до разбору было. Сказали - ехать, и брать жену обвиняемого с собой. Вы вообще с ним разговаривали?
-Лично я - нет, с ним пытались общаться наши врачи. Как вы знаете, безрезультатно. Я же заведующий. Если бы не вы, меня бы тут не было.
Становилось очевидным, что этому человеку было глубоко безразлично всё происходящее. Он довёл Влада с Леной до двери в сестринскую, и ушёл, сказав, что скоро придёт.
-Никогда не была в таких местах, - сказала Лена, продолжая боязливо оглядываться, - всё кажется каким-то... неестественным. Будто зашла в компьютерную игру. Там часто примерно так всё и рисуют.
-И именно в это место в год моего выпуска был самый дикий конкурс. Можете себе представить, что тут творилось.
На лице женщины появилось изумление.
-Я планировал сюда же.
Лена, кажется, улыбнулась - улыбка её была хитрой, интригующей, будто она что-то задумала. Неужто забыла, зачем она здесь?
-И почему же бросили?
Они вдвоём так и стояли возле двери. Позади них был длинный коридор, которым они пришли, по бокам - ответвления поменьше, по которым сновали врачи, санитары и медсёстры. Все шли куда-то за поворот слева, где оживлённо разговаривала большая группа людей.
-Я и не приходил. Метил - сюда, начитался книжек и нагляделся фильмов, якобы здесь интересно, - Влад окинул глазами помещение, - Комиссия заглянула в мой диплом и изрекла, что мой потолок - это ЛОР-отделение. Поэтому я в итоге там, где сейчас работаю. Пришлось переучиваться.
Про семнадцать лет патанатомии Влад умолчал. Мало ли.
-Раньше один год стажа здесь шёл за полтора, и народ тут очень быстро с ума сходил, - продолжил он, - в итоге сами врачи больше напоминали пациентов. Недаром же анекдот ходит о том, что "доктор из нас двоих тот, кто первый надел халат".
Лена опять улыбнулась, без былой опаски глядя глазами по сторонам, и Влад обратил внимание, что она впервые, кажется, расправила плечи.
-На четвёртом курсе у нас был целый цикл психиатрии, и нам показывали самые выдающиеся образцы, таких, которые могли перемножать в уме многозначные числа, но забывали, сколько денег стоит булка хлеба в ближайшем ларьке - как в "Человеке Дождя". Как раз в те годы пробовали признать психиатрией нимфоманию, так что и таких женщин нам показывали - которые пытались раздеться прямо перед группой из двенадцати человек и попросить их её поиметь.
-Сейчас такое вне больниц - сплошь и рядом. Да и в школе было.
-...Или, например, был один разрываемый на части собственными мыслями придурок, который одновременно и любил и ненавидел всё вокруг, даже родителей - вот что действительно жутко выглядело, называлось "амбивалентностью". Без чередования одного с другим, а прям одномоментно, жаловался, что чуть ли не убить их всех хочет...
Лену дёрнуло, как от удара током. Она чуть ли не отпрыгнула в сторону, и Влад тут же чуть ли не плюнул себе в ноги. Контакт разорвало, женщина опять вернулась в прежнее состояние. Теперь она действительно выглядела жалкой, маленькой и напуганной. Контраст дал о себе знать.
"Ну ты, блять, молодец. Сам успокоил, там пощёчину отвесил. Так держать."
Мужчина не успел вовремя извиниться, и больше они не разговаривали. Мимо шли всё новые люди, лампа под потолком угрожающе затрещала и погасла спустя несколько секунд. Когда их окликнули, Влад пропустил Лену вперёд, следя за тем, чтобы она не упала, и они пошли за врачом.
***
Когда Влад вошёл в палату, Валентин сидел в турецкой позе перед стеной и ковырял её ногтем. На присутствующего он не обратил внимания и напевал в полголоса песню, которую Влад, к своему удивлению, узнал. Johnny Cash - I Walk The Line.
Палата была непривычно большая - в сравнении с остальными, которые Влад видел через зарешёченные окна, пока шёл по коридорам - вместо кровати был матрас, накрытый рваным подобием половой тряпки. Ни подушки, ни стола - о направлении изголовья можно было догадаться лишь по пустой тарелке, стоявшей у правой стены. Кроме обитых стен и яркого света - никакого отличия от тюрьмы. Неудивительно, что комната была запрятана в самом дальнем углу больничного лабиринта - досюда не доносилось никаких звуков. Увидь такое кто - подняли бы шум.
- I keep the ends out for the tie that binds,
Because you're mine, I walk the line...
Он пел неотличимо от оригинала. Лицо было грустно-созерцательным, будто он глядел на мёртвого воробья или голубя, голова - чуть склонена набок, а стену он, оказалось, не ковырял, а что-то писал на ней - указательный палец двигался по прямой линии в направлении выхода из палаты.
-Валентин?
Тот обратился к нему лицом и рукой, секунду назад выводившей узоры на стене, сделал жест, означающий просьбу не перебивать. Что странно, Влад ей подчинился.
-For you I know I'd even try to turn the tide,
Because you're mine, I walk the line.
На этой ноте он встал на ноги, закрыл глаза, поднял лицо к потолку и встряхнул головой, будто развевая волосы. Всё это время Влад стоял в проходе и внимательно присматривался к человеку. На лице - ни агрессии, ни злобы, ни чувства голода, которое Влад часто видел обращённым к себе от других убийц. Он не выглядел затравленным. Был как у себя дома. И молчал. Глядел Владу в глаза - отчего тот чувствовал, будто к нему тянутся чьи-то пальцы - и ничего не говорил.
Когда Влад попросил его повернуться спиной, тот молча повиновался, не оказывая никакого сопротивления. Пока они шли к обозначенной врачом комнате, он не пытался завязать разговор, не путал походку, даже поправить руки в наручниках не считал нужным - а уж Влад-то их затянул крепко, потом непременно останутся следы. Просто так, для профилактики. Привычка и лишний повод законно выместить наружу свою злобу.
Влад привёл его в зал для встречи с посетителями - тут явно скурили не одну тысячу сигарет. Он усадил Валентина на стул, закрепил за спинкой руки, и сел за стол напротив него.
Лицо Валентина нисколько не изменилось - он улыбался, и смотрел при этом куда-то сквозь Влада, будто даже не понимая, где находится. Что-то мычал под нос - на сей раз неопределённое - иногда морщился от яркого света и всё-таки начал пытаться высвободить руки. Хаотичностью и асинхронностью движений туловища он напоминал не то кататоника, не то аутиста, а блаженное выражение лица делало его похожим на растамана.
-Вы знаете, где вы?
Валентин усмехнулся. Точно так же, как это любил делать Влад, только чуть скромнее. Безвластно и беззлобно. Чуть ли не расслабленно.
-Знаешь, там за окном отличная погода.
Влад вытащил из внешнего кармана куртки листок, из внутреннего - ручку, и с щелчком положил на стол. Валентин не шевельнулся. Всё смотрел куда-то сквозь. Казалось, глаза у него бегали, а зрачки то сужались, то расширялись.
-Напиши мне своё имя.
Укоризненный взгляд, уже направленный прямо в глаза. Никаких движений. Значит, осознаёт, что руки сцеплены. И, значит, придуривается.
-Я ожидал увидеть что-то более внушительное. Ты же то ли художник, то ли музыкант, верно?
Снова - усмешка и рассеянный взгляд в никуда. Спровоцировать не вышло.
Влад закурил.
-Будешь? Что ж за творческий человек, да без сигареты. Без шуток предлагаю.
Валентин покачал головой.
-Почему? Часто тебе тут дунуть предлагают, а? Сам подумай, - Влад входил в роль.
Потом он встал и сделал круг по комнате.
-Я, честно, понятия не имею, о чём с тобой говорить. Ты мне напоминаешь паука, которого посадили в банку и вертят на свету. Я ведь, веришь, нет, могу к тебе и со спины подойти, и сбоку, даже поглядеть, как в твои уши свет падает, - всё это сопровождалось передвижениями и игрой голосом, - а вдруг у меня пара ножей в кармане? Или иголка? Даже её хватит, чтобы тебя здесь же убить. Только зачем мне это? Зачем вообще людей убивать? Мне кажется, это забавно. Был человек - нет человека. Столь же забавно, сколь и удивительно? Ты веришь в душу?
Ничего.
-Ладно, это я так, придуриваюсь. Ты мне лучше скажи...
-От тебя жена ушла.
Валентин произнёс это тихим и отчётливым голосом. Тем же самым, которым Лена с Владом заговорила в машине, даже интонация была почти той же самой.
-Да не удивляйся ты, мыслей я не читаю, там воняет. Хуже, чем в выгребной яме, если ты вдруг вдыхал этот чудесный аромат. След от кольца - вот и всё, стандартная тема. Я его даже отсюда вижу, а значит, и колечко там было, если ты, конечно, не любитель искусывать от злости пальцы до такой степени. Так куда ж ты его дел, интересно? Колись, жена забрала? Или, может, ты его в окно выкинул, когда разводился? В глотку любовнику не пробовал заталкивать? Говорят, смерть от удушья - одна из самых мучительных, особенно когда плотный предмет распирает трахею изнутри, а не сдавливает снаружи.
По мере разговора речь Валентина становилась не ироничной, но уже насмешливой. Влад слушал его, пытаясь не подать виду, что от злобы задышал глубже и чаще.
-Мне жалко детей, которые давятся подобным образом. Представляешь - прыгают себе, веселятся, грызут морковку - очень частый случай, если родители идиоты - и вдруг - особо крупный кусочек попал в горло, вызвал спазм, ни вдохнуть, ни выдохнуть, они хватаются за шею, вместо того, чтобы привлечь внимание стуками по столку или стенам, а когда их находят - они уже мертвы. Вот и всё. Даже ребёнок в минуту своей смерти делит боль только с самим собой.
Подобный ассоциативный ряд отдавал не то шизофренией, ни то биполярным расстройством. Влад отметил это про себя, мысленно заполняя очередной чистый лист из папки, что покоилась в его отделении.
-Так что, док, жена-то давно ушла? Без неё, я знаю, очень грустно, особенно, если ты её любишь. Это опять же, как ребёнок с морковкой - хороший я пример подобрал, да же? - живёшь себе весёлый, живёшь, и тут бах - а она уже и не твоя вовсе. Либо умирает, либо уходит, либо...
-Либо приходит, - Влад оборвал его слова, вновь начавшие отдавать весельем.
Он вышел из комнаты и пригласил Лену, которая дожидалась за дверью.