Живя одно время в Торонто, я часто приезжал на улицу Чарч. Конечно, в этом городе было много других мест, где я бывал гораздо чаще, но в моей памяти осталось именно это. Там не было красивых парков, хороших ресторанов и молов, зато было полно бездомных, геев и старых церквей. Есть там и квартал на пересечении с Queen, где десятка два маленьких магазинчиков торговали антиквариатом, электроникой и еще всяким разным старьём, так что случайный посетитель не мог понять, куда он попал: к старьевщику или к ювелиру.
Весь этот беспорядок, столь отпугивающий респектабельных людей, привлекал к себе покупателей иного рода, любящих приобрести дорогую редкую вещь за полцены, а то и за треть – это уж как повезёт. Не из-за скупости, не из-за отсутствия средств я ездил туда. Просто этот процесс напоминал мне старое рыбацкое ощущение: желание поймать крупную рыбу в мутной воде.
Чарч-стрит не сразу открывала свои секреты. Люди должны были привыкнуть к новичку, понять, что с ним можно иметь бизнес. Или, по крайней мере, для начала запомнить его в лицо. Хотя я, наверное, преувеличиваю: среди всего квартала по-настоящему было всего два-три магазинчика, хозяева которых понимали, чего хочет правильный клиент, и шли ему навстречу. Тогда как остальные старались продать японским туристам старый японский стерео Джона Леннона, якобы подаренный ему его женой-японкой, и держали цену на товар, как в дорогом бутике. Как сказал мне один из таких, чуть тронутых бизнесменов: «Я покупаю вещь за 20$, а продаю за 150$, даже если она стоит 100$». И у него, по его словам, так было уже четыре раза. Ну, так и Бог ему в помощь...
А рассказать я хочу о Сёме. Его лавка долгое время не привлекала моего внимания. Да и кого могут привлечь старые поломанные часы, матрёшки, замызганная гитара без струн и тому подобный хлам, в придачу с огромным ротвейлером, который всегда готов вами перекусить, в крайнем случае – просто порвать... Сам же Сёма был спокойным и неторопливым. Я бы даже сказал, что его лицо выражало какую-то безнадёжную скуку, грусть и усталость. Складывалось впечатление, что окружающий мир мало его интересует, и он пребывает в каком-то сне. Видимо, в каждом человеке наступает такой момент, когда будущее и настоящее перестаёт его интересовать, и он проводит остаток жизни в воспоминаниях. Юность так увлекательна и прекрасна, особенно собственная! И чем старше становишься, тем больше она поглощает сознание воспоминаниями о ней. Многим удаётся не замечать этого и жить нормально. Но те, кто не сопротивляется самим себе, по-настоящему ощущают то, о чём никому не расскажут. И только печальные глаза выдают их в толпе обывателей. Так вот, Лёва имел такие глаза. Заходя к нему в магазин, я с усмешкой оглядывал запылённые полки и интересовался изобилием товара, столь необходимого для пополнения городской свалки. И раз на пятый-шестой вместо обычного развода руками (мол, чем богаты, тем и рады) я услышал: «А чего тебе надо?»
Чего мне надо? Вопрос был более чем интересный. Я абсолютно не знал, чего я хочу. Всё зависело от цены и состояния предложенной вещи. Приблизительно так же я и попытался объяснить ему предмет своих поисков. Со вздохом усталого человека Сёма достал из-под прилавка средних размеров потёртый старый кейс. Он бережно расстегнул замки и развернул его содержимым ко мне.
Сказать, что там было целое состояние для среднего жителя Восточной Европы, так это пожалуй – самое подходящее определение. Цепочки, серьги, кольца со всевозможными камнями, золотые часы и браслеты были аккуратно разложены по ячейкам, напоминающим улей. А цены на всё это были настолько низкими, что я надолго стал Сёминым постоянным покупателем. Однако желание скупить всё сразу у меня не появлялось. Мне, как я уже говорил, нравился процесс.
На свой fishing я выходил раз в одну-две недели – по вторникам, когда не было трафика, и много свободной парковки. По привычке обойдя весь квартал, я оставлял напоследок Сёмин магазин. И тогда начиналось ЭТО. А оно было, кроме примитивного купи-продай, поговорить за жизнь.
– Вы видели море?
– Я?
– Да, да! ВЫ!..
– Я? Больше слышал...
– Так все-таки видели?!
– А?.. Да. Я вообще люблю плавать. Но слушать – это намного интересней. Чайки, прибой, ветер очень расслабляют.
– А катера, скорость, рев мора, брызги?
– Тенёк, сосны, птичка поёт… Вот это – моё. На худой конец – пальмы, лагуна, песочек теплый… Как-то так.
– А Вы эстет!!!
– Я? Ну что ты, просто старик...
– Да бросьте, в Ваши 65 еще кросс можно бегать.
– Оно, конечно, можно. Но зачем?
– Так, для себя. Чтобы доказать.
– Что?!
– Ну, не знаю. Мол, что могу еще – есть, так сказать, силы...
– Нет, я лучше в тенёк, под пальму. Пусть другие бегают, я уже прибежал.
– А рент большой?
– О, да! Каждый раз расстраиваюсь, когда плачу... Что? А, нет-нет. На рыбалку не хожу. Есть рыбу люблю, а ловить – нет, скучно...
– Так колечко отдашь за 800?
– Какое?
– Ну, так это, с камушком, что полчаса назад показывал.
– Да Бог с тобой! Оно 1500 стоит только по весу. А камень? А работа?..
– 1500 такое стоит у Саши, потому что новое, и семья у него большая.
– А у меня маленькая?! Внуки, дочки, жены, зятья, собака, попугай... Был...
– Почему был? Сдох?
– Почему сдох? Жив. Просто внука укусил. Пришлось отдать. Он ведь, как ребенок… В смысле – попугай: ласковый, добрый, лопочет что-то – душа отдыхает. Правда, клюв большой, сильный: орех грецкий раскалывает. Ну, малыш с ним игрался. Ты же знаешь, как дети: обязательно помучить надо птичку, за хвост подёргать, перья повыдирать… Вот он его и цапнул за палец. Кровь, слёзы, крик! Так жена и говорит: «Отдай, куда хочешь. Не то в окно выкину». А он, между прочим, две тысячи стоит. Пришлось отдать индусам каким-то.
– Так продал или отдал?
– Какая разница? Нет его больше. Скучаю я за ним!
– Да, дела... Я вот тоже хочу птичку купить. Только у меня с животными плохо. Дохнут быстро. Вроде и кормлю правильно, и в руки часто не беру, а всё равно долго не живут. Прям, обидно...
– 1400.
– Что?
– Так кольцо, ты же спрашивал только.
– А... Ну, не знаю, разве что 900. Оно ведь мне не то, чтобы уж очень и надо. Так, камушек беленький, а вообще – ничего особенного...
– Беленький, серенький… Вещь-то какая! Работа тонкая, огранка... А ты – 900!!!
– Так по бедности. Да и не себе: на подарок.
– По бедности шоколадку купи. И дешево, и полезно.
– И то верно...
– Вот помню: в молодости по бедности возьмём бутылку спирта, водой разбавим, сядем на бережку – выпьем, хлебушком свежим закусим. Хорошо! Я вот недавно пробовал так же. Не пошло. Все, вроде, как тогда: и ветки над речкой, и водичка журчит, а удовольствия, чтобы душа раскрылась, так и нет! А как, бывало, солнцу радовался! Вот прямо стою счастливый: оно светит, а я стою, улыбаюсь, с места сдвинуться не могу.
– И я иногда что-то подобное чувствую. Хорошо бывает...
– 1300.
– Где?
– Чего где? 1300 – и забирай. Меньше не могу, себе в убыток.
– Так ведь 1000 дам, и на сигареты не останется. Курить брошу. Вроде как для здоровья хорошо, а всё же последнюю радость у головы отбирать не хочется. Чего ей, голове надо? Только нервы портит. А вот закуришь – сразу сознание облагораживается, мысли приходят приятные, душа отдыхает. Удовольствие! Помню вот, как первую сигарету курил. Даже до половины не дошел. Голова кружится, тошнит, кашель подбирается. А что делать! Терпишь, кругом ведь такие же стоят. Скажешь, что не нравится – засмеют. Так я пачку ту старался всем поскорее раздать, а сейчас каждый раз матерюсь, когда сигареты кончаются. Вот тебе и метаморфозы жизни...
– 1100 – и покурить?..
– Вот за что я тебя люблю! Понимаешь ты людей и подход имеешь особый...
– Давно здесь сижу, много разного видел. Отчего же хорошему человеку приятное не сделать? Ты – это, давай… Заходи еще. Что-нибудь интересное подберу.
– А куда деваться? Конечно, приду. Тут же больше не с кем дела иметь. Сидят, как пауки, и ждут – какого бы дурачка развести. С чего они живут – не пойму! Ладно, поеду я, пока трафик не начался...
– Жду!..
Было еще много разговоров и много приобретений. Пока квартал этот не начали перестраивать. Кто смог, переехал на соседнюю улицу или в другие районы. Но большинство, включая Сёму, бесследно исчезло. И только тогда я понял, что не знаю ни его телефона, ни адреса, ни фамилии – и восстановить связь практически невозможно.
Еще несколько раз приезжал я на Чарч-стрит. Так, по привычке. Помимо отвращения и грусти от оставшихся там лавочек, приятные воспоминания посещали меня…
Встречал я на своем пути хороших людей. И что интересно: я никогда с ними не прощался надолго, но больше так и не виделся. Они исчезали как-то внезапно. Я думаю, ждут они меня в моей старости. И медленно, а иногда быстро я иду к ним на встречу.