Как я встречал Сонечку

   
      В августе 1974 году после окончания Ракетного факультета Высшего военно-морского училища подводного плавания им. Ленинского Комсомола я прибыл в Североморск. Устроился на одни сутки в гостиницу “Ваенга” и утром следующего дня отправился в управление кадров Северного флота. Там разговор был коротким, меня спросили: “Возражений или противопоказаний службе на подводной лодке нет?” Я сказал, что нет, и меня назначили на должность командира группы управления ракетной боевой части ещё только строящейся подводной лодки.  Ну а до декабря месяца, до окончания формирования моего будущего экипажа, я был направлен в Гаджиево в распоряжение 19-й дивизии. В штабе дивизии меня прикомандировали к экипажу подводной лодки проекта 667А и где-то в районе 18.00 я наконец-то прибыл, как мне казалось, в заключительный пункт маршрута - в казарму назначенной войсковой части. Все лейтенанты знают, что дотащить полный комплект вещевого довольствия, которым обеспечивают после окончания училища, является настоящей головной болью. Я с облегчением бросил свои пожитки в районе дневального поста и пошёл докладывать командованию экипажа о своём прибытии для прохождения воинской службы. Командир корабля, узнав что я прикомандированный, интерес ко мне потерял и поручил старпому заняться вопросом моего размещения. “Лейтенант, - сказал старпом, - в казарме у нас лишних спальных мест нет, поэтому иди-ка ты переспи на подводную лодку, я дежурному по кораблю сейчас позвоню, а завтра мы постараемся устроить тебя в офицерское общежитие”.
      С сопровождающим матросом я дошёл до плавпирса, спустился в центральный пост, где меня встретил дежурный по кораблю старлей Осетров, а также начальник химической службы лейтенант Прохоров. Оказалось, что начхим уже год не может сдать зачеты на самостоятельное управление и ему в качестве дополнительного стимула запретили сход на берег. “Лейтенант, - радостно воскликнул Прохоров, - наконец-то за целый день хоть какое-то нетривиальное событие и новое лицо в пьесе Горького “На дне”. Он проводил меня в каюту БЧ-2, я умылся, переоделся в выданный мне дежурным легкий комплект одежды РБ, и Прохоров пригласил меня в свою каюту. Он начал выставлять на стол консервы и компоты в ассортименте достойном Елисеевского гастронома, и венцом этого изобилия явилась трехлитровая банка со спиртом. “Ну, что, приступим?” - спросил начхим, нетерпеливо потирая руки. Я подверг сомнению целесообразность мероприятия, напомнив, что завтра рабочий день. Прохоров, не обращая внимания на мои слова, удобно расположился за столом и с деловым видом начал открывать консервы.
   - Николай, сегодня начинается новый этап в твоей жизни и его необходимо достойно отметить. Ещё позавчера ты находился в цивилизованном мире, пользовался метро, смотрел на молоденьких девушек, свободно передвигался по территории столицы, а сейчас ты наверное ещё окончательно не осознал, что ты попал в Гаджополь, и что тебя на многие месяцы, в лучшем случае ждут долгие темные и снежные сумерки на фоне мрачных сопок и холодного океана, а в худшем - железные переборки, постоянный недосып, одни и те же физиономии твоих постылых сослуживцев.
   - Но, как мне представляется, преодоление всех этих трудностей, о которых ты сейчас упомянул, как раз и является одной из составляющих морской романтики и самого смысла нашей службы?
   - Коля, кроме смысла службы, есть ещё и смысл жизни. Так вот, постоянное преодоление трудностей не должно и не может являться смыслом жизни. Ты думаешь, что я дебил и не в состоянии сдать зачеты на самостоятельное управление своей должности? Или думаешь, что мне безразличны неодобрительные взгляды офицеров экипажа, которые за меня должны тянуть лямку дежурства по кораблю? Просто я для себя принял окончательное решение покинуть военную службу и буду добиваться этого любыми средствами.
   - А тогда зачем ты поступал в военно-морское училище?
   - Вообще-то я в Баку поступал на штурманский факультет, но не набрал баллов и мне предложили химический. Учился без интереса, хотел уйти, но потом рассудил, что это все-таки лучше, чем три года трубить срочную матросом.
   - Ну так, может не стоит идти наперекор судьбе и постараться обрести смысл существования и вкус к службе на этой должности и на этой подводной лодке?
   - Коля, вкус к службе можешь приобрести ты. У тебя прямой путь по карьерной лестнице до командира подводной лодки, а какой путь может быть у химика, ты знаешь?
   - Как сказал адмирал Нахимов, у моряка нет трудного или лёгкого пути. Есть один путь – славный.
   - Зачётная шутка, а если серьёзно, то хочу тебе сообщить, что максимум, чего я могу добиться на этой должности - это получить звание капитана 3 ранга, а дальше что? Опять по новой начинать поиски смысла жизни? Нет, уж лучше сейчас. Чем позднее, тем больнее.
      Примерно такой диалог у нас получился с начхимом Сашей Прохоровым, который закончился далеко за полночь, и в ходе которого мы прилично отпили спирта от трехлитровой банки. Раньше мне приходилось пробовать спирт, но в таких количествах впервые. Вдобавок, в конце трапезы начхим провёл краткий курс обучения приемам употребления шила без разбавления его водой.
      Утром, когда меня разбудили на подъем флага, я попил водички и понял, что за ночь мой организм переработать хмельной синдром не смог. Я быстро умылся, оделся и вылез из рубочного люка на свежий воздух, вроде полегчало. Вышел на пирс и присоединился к строю экипажа. “На флаг и гюйс смирно!” “Флаг и гюйс поднять!” Старпом вышел к центру строя, объявил распорядок дня, план работ и мероприятий, а затем сообщил, что вчера к экипажу был прикомандирован новый офицер и скомандовал: “Лейтенант Кафтанников, выйти из строя!” Я неуверенной походкой вышел. Старпом приблизился ко мне поближе, заглянул в мои глаза и все понял: “Я представлю этого офицера в другой раз..., а где начхим? Прохоров, ты где?” Начхим скрывался за спинами пультовиков (офицеры, управляющие реактором). “Ну что ты за человек? Прохоров! Я же вчера видел этого лейтенанта, он был похож на вменяемого офицера. Ну что мне с тобой делать?” Он возвратился ко мне и сказал: “А вы, лейтенант, неправильно службу начинаете, как протрезвеете, подойдёте к замполиту за профилактическим пряником. Понятно?” Я сказал “так точно,” и хотя действительно был ещё не совсем трезв, ощутил пакостное чувство стыда.
       Ближе к вечеру в экипаж также был прикомандирован мой одноклассник Семён Синицын. Нам выделили комнату в офицерском общежитии и мы перетащили туда свои огромные чемоданы. Сёма достал бутылку коньяка и предложил отметить новоселье. Я ему рассказал о моих вчерашних посиделках с начхимом, о моей уже подмоченной репутации и попросил отложить празднование до лучших времён. Так прошли первые сутки моей службы на Северном флоте.

       В силу нашего временного нахождения в данной части отношение к нам со стороны командования корабля было соответствующим, нас никто особенно не нагружал и не контролировал, главное, чтобы не мешали. По мере необходимости мы помогали с бумажной работой командиру БЧ-2, заполняли формуляры, паспорта  на клапана и другие механизмы ракетного комплекса, а вникать детально в изучение матчасти не имело смысла, так как нам предстояло осваивать принципиально новый ракетный комплекс. Нашими телами закрывали пробоины в дежурствах по столовой, гарнизонных нарядов и патрулях, чему офицеры подводной лодки были весьма довольны.
     Между тем экипаж готовился к автономке и где-то в конце октября старпом вызвал нас на беседу: “Через пару дней мы выходим в длительный поход, а когда вернёмся вы скорее всего будете уже в Палдиски на учебе. Поэтому оставляем на ваше попечение казарму. Через неделю из госпиталя должен подъехать также мичман Егоров из радиотехнической службы, передадите ему хозяйство. А пока не пьянствовать тут, ты понял, Кафтанников?”
   - Товарищ капитан второго ранга, я не пью.
   - Я видел, ладно. В целом спасибо вам за помощь, которую вы нам оказали. Если вам что-либо понадобиться, то обращайтесь к капитану 3 ранга Загоруйко - старпому второго экипажа, я его предупредил, их казарма ниже этажом.
       Последующие дни потянулись с ещё большим однообразием и скукой. Мы по-прежнему тянули лямку гарнизонных патрулей и томительно ожидали переезда в эстонский город Палдиски, где находился учебный центр подводников.
       Как-то в воскресенье после обеда мы находились в общежитии, когда в коридоре возникла какая-то суета. Забегали посыльные матросы, завыла сирена, застучали каблуки офицеров. Я вышел в коридор узнать что случилось. Оказывается на Северном флоте объявлена боевая тревога. Мы на всякий случай также собрались и пошли в свою казарму, встретили там мичмана Егорова, сидим, ждём указаний. Однако никто нами не интересовался. Побродили по пустой казарме, было как-то неприятно на душе, все мужики были заняты делом, а мы болтаемся как “оно” в проруби. Сыграли с мичманом пару партий в преферанс и возвратились в общежитие.
       Мы уже спали, когда к нам в дверь громко постучали. “Неужели в Красной армии перевелись штыки и потребовались мальчиши-кибальчиши?”, - подумал я. Открыли дверь, продрали глаза, посреди комнаты стоит запыхавшийся одноклассник Лёха Смирнов:“Мужики, выручайте! Времени нет совсем. Меня отпустили на пять минут, послезавтра в Мурманск прилетает Сонечка с сыном, а я срочно выхожу в море. Вот номер рейса, вот адрес моей квартиры”. Лёша бросил на стол записку, ключи и со словами “Мужики, с меня коньяк” выскочил из каюты. “Чего это было? Ты чего-нибудь понял?”, - спросил Семён. Я сказал, что нет, давай спать, завтра разберёмся.
       Наутро мы стали изучать Лешину записку. По ней выходило, что завтра в 12.00 в Мурманск из Питера прилетает его жена с полуторагодовалым сыном и мы их каким-то образом должны встретить и доставить до квартиры, недавно выделенной Смирнову в посёлке Гаджиево. Казалось бы все просто, если бы не целый ряд обстоятельств и проблем.
       Позавтракав в столовой, мы направились искать капитана 3 ранга Загоруйко. Старпом второго экипажа появился в казарме только после обеда. Выслушав нас, он произнёс:
   - Да, много я видел дикорастущих лейтенантов, но таких борзых впервые. Значит завтра  в Мурманск, а почему сразу не в Париж? Вы в курсе, что на Северном флоте объявлено оперативно-стратегическое учение и выезд из гарнизона возможен только по специальным пропускам?
   - А кто может выписать пропуск?
   - Начальник штаба флотилии, но у меня к этому небожителю подходов нет.
   - А что же делать?
   - Да ничего, доберётся жена вашего друга самостоятельно, не 41-й год.
       Поразмыслив о возможных путях решения проблемы, мы направились в штаб флотилии, чтобы попытаться через флагманского ракетчика решить вопрос с пропуском. Однако в штабе флотилии творилась такая суета, что мы осознали абсолютную бесперспективность нашей затеи.
      После ужина мы сидели в своей каюте общежития в тягостном настроении. Я невольно стал вспоминать Леху и Сонечку, их свадьбу и последующие наши общие встречи во время курсантских посиделок. Несмотря на то, что Соня жила в деревне под Питером, она была грациозной, худенькой и утонченной натурой, чрезвычайно образованной и начитанной, но абсолютно неприспособленной к житейским трудностям.  “Ты, представляешь, что завтра может случиться с Сонечкой?” - спросил я.
   - Да, девушка была тонкой и хрупкой, так что ломалась не долго.
   - Шутки, Симоня, в нашей ситуации неуместны, а она действительно сломается, если её никто не встретит.
   - А что мы можем сделать?
   - Думай, Сёмушка, думай.
   - Из зоны можно вырваться или с боем, или хитростью. Оружия у нас нет, остаётся хитрость. Может ты заболеешь и мы на санитарной машине доедем до госпиталя в Североморске?
   - Так, Сеня, уже теплее, ещё думай.
   - А может, как в кино “Джентльмены удачи”, в цистерне с цементом?
   - Сима, а это мысль. Бери свою бутылку коньяка и за мной. Есть идея.
   - Куда?
   - На хозпричал.

      На хозяйственном причале, куда доставляли в Гаджиево продукты с большой земли, стояла самоходная баржа, буксиры, а также одномачтовая грузовая шаланда. Мы подошли к последней и спросили: “Есть кто живой?” Никто не отозвался. Мы поднялись на борт и прошли в ходовую рубку. Там застали за ужином пожилого капитана и молодого матроса. Шкипер явно был навеселе: “Петя, ты посмотри каких красавцев к нам занесло? Какими судьбами, гардемарины? Прошу за стол.” Мы присоединились к компании и достали бутылку коньяка. “Петя, ты представляешь, я тут сижу давлюсь шилом, а здесь бутылка моего любимого коньяка: кизлярский, пять звёздочек! Ну, так какими судьбами?” Капитан баркаса, которому было далеко за пятьдесят, представился Петровичем, а матросу, которого звали Петей, на вид было лет семнадцать. Мы рассказали свою проблему. “Не, ребята, не реально. У меня уже был подобный случай, мне тогда чуть яйца не открутили.” Мы выпили по паре рюмок и я начал рассказывать про Леху и Сонечку, про их любовь, про их сельскую свадьбу вдалеке от Ленинграда, на которою нас отпустили командиры с риском для их карьеры, про их сыночка Вовку, которому всего полтора годика. Мы ещё выпили по рюмке и шкипер сдался: “Ну, засранцы, меня же уволят, хотя ладно, надоел мне этот каботаж”. С этими словами он встал, включил рацию и связался с оперативным дежурным. "Петрович, у тебя по плану выход завтра в 08.00" - сообщил оперативный дежурный.
   - На завтра обещают ухудшение погоды и я вообще выйти не смогу.
   - Ладно, давай. Даю добро на выход из базы.
        Не веря в свою удачу, мы вышли из бухты Ягельная, заняли фарватер и тут нашего шкипера вырубило. Это случилось настолько неожиданно, что мы испугались за его здоровье. Однако матрос Петя сказал, что после принятия алкоголя такое с капитаном часто бывает и теперь часов пять его разбудить будет невозможно. Мы спросили его, а сможет ли он довести судно в Мурманск. Петя ответил, что он моторист и в навигации не соображает. Мы легли в дрейф и стали, не без доли мандража, обсуждать проблему. Семен предложил, что пока недалёко отошли, ещё не поздно вернуться в Ягельную. Я ему возразил, что это не вариант, так как мы даже не знаем, как запросить добро на вход в базу. Немного порассуждав, мы вспомнили, что у нас за спиной пять лет подготовки, диплом вахтенного штурмана, удостоверение на право управления катером. Кроме того, есть навигационная карта Кольского залива; конечно темно, но в целом погода нормальная, видимость хорошая и мы решаем малым ходом продвигаться вперёд. Петя подсказал хорошую мысль пристроится к кому-нибудь в кильватер и мы стали ждать подходящее судно. На наше счастье вскоре нас стал догонять сухогруз, мы отошли в сторону, пропустили его и пристроились на безопасном расстоянии за его кормой. Через некоторое время путешествия нервное напряжение стало спадать и мы даже начали получать удовольствие от ситуации, пока в районе Североморска не ожила наша рация: “Доложите, кто находится на траверсе мыса Ретинский?” Если с картой и штурманской прокладкой мы освоились, то о системе управления и правилах плавания судов в Кольском заливе мы представления не имели. Рация не унималась: “Кто проходит мыс Ретинский? Доложите номер и позывной сигнал судна”. Мы смотрим на Петю, он разводит руками: “Не знаю”. Динамик УКВ опять заверещал: “Доложите, кто находится на траверсе мыса Ретинский? Петрович, ты что ли, старый хрыч? Что, рация сдохла? Ты хотя бы мигни прожектором?” “Петя, - закричал Семен, - мигни прожектором!” “Отставить! - скомандовал я, - если у нас рация сдохла, то мы не должны были услышать эту просьбу”. Вскоре динамик перестал верещать и мы успокоились.
        Ещё где-то часа через два, наш лидер-сухогруз начал циркуляцию влево на вход в грузовой порт. Мы приняли решение пройти ещё немного вперёд и пришвартоваться в мурманском пассажирском порту. Нашли необходимые створные знаки и начали подходить к причалам морского вокзала и в этот момент очнулся шкипер: “Куда вы, засранцы, идёте? Мне сюда нельзя. Реверс, блин, реверс!” Я и Семен облегченно вздохнули: Петрович проснулся, можно было расслабиться. Мы прошли в носовую каюту, присели на койку и через минуту заснули.

         Часа через четыре Петрович нас разбудил, напоил чаем с галетами и мы отправились в аэропорт. Между тем, погода резко испортилась, подул сильный ветер и началась метель. Мы на автобусе добрались до аэропорта и узнали, что прилёт самолёта из Ленинграда задерживается на три часа. В 1974 году здание аэропорта в Килпъярве представляло из себя большую деревянную избу с одной комнатой, которая одновременно являлась залом ожидания, залом прилёта, отлёта, оформлением багажа и так далее. Время ожидания самолёта для нас явилось настоящим испытанием. В избу аэропорта набилось столько людей, что даже найти место для того, чтобы постоять и согреться, было достаточно проблематично. Кроме того, в избе было очень душно. Мы то и дело выходили на улицу покурить и находились на улице до тех пор, пока можно было терпеть холод. Наконец снежный заряд прекратился и вылетающим самолетам разрешили взлет, а вскоре объявили и посадку питерского самолёта.
        В зал стали заходить пассажиры нашего рейса. Увидев Сонечку с сыном, мы радостно замахали руками. Она нас увидела, улыбнулась и стала искать глазами мужа. Улыбка на её лице сменилась на тревожное выражение лица, а потом из её глаз потекли крупные слёзы. Вовка посмотрел на мать и также громко заплакал. Мы подбежали к ним.
   - Что с Алексеем?
   - Сонечка, все хорошо. Он вышел в море и попросил нас тебя встретить.
   - Два дня назад он мне звонил и говорил, что сам приедет нас встречать.
   - Сонечка, привыкай, ты жена моряка, а они иногда выходят в море.
      Стемнело, снова началась метель и мы решили следовать в город, чтобы устроиться в гостиницу “69-я параллель”. Эта гостиница в то время являлась популярным местом в Мурманске, с рестораном и модными интерьерами. Администратор гостиницы без труда предоставила двухместный номер Сонечке с сыном, а нас, чтобы заселить, попросила предоставить разрешение из комендатуры. Мы сказали, что понятно, без проблем и пошли проводить в номер Сонечку. Дежурная по этажу сразу нас предупредила, что посетители могут находиться в номере до 21.00. Семен по простоте душевной после того, как мы разместили Сонечку в номере, засобирался в комендатуру. Я сказал, что без отпускных листов и без командировочных предписаний, нас в лучшем случае с позором выгонят из комендатуры, а в худшем, вероятнее всего, отправят в камеру.
   - Коля, а где мы будем ночевать?
   - Сёма, я тебе расскажу не при Сонечке.
     В районе семи вечера Вовка устал и стал капризничать. Сонечка его покормила и уложила спать, а мы приняли душ, побрились и направились в ресторан. Расположившись за столом, мы стали изучать контингент. Для вечера рабочего дня ресторан, на удивление, был практически заполнен до отказа. Перед нами стояла миссия, с одной стороны, простая и увлекательная, а с другой стороны, унизительная и непредсказуемая: найти одну, а лучше двух девушек на одну ночь, с отдельной комнатой, а лучше с квартирой, при этом одиноких, симпатичных и не обременённых неприменным желанием замужества.
       Официантка - женщина приятной наружности лет сорока пяти посоветовала нам блюда из имеющегося меню и принесла напитки. Между тем Семен уже вошёл в роль обольстителя и начал кому-то улыбаться.
   - Коля, я нашёл перспективных кандидаток.
   - Доложите подробнее оперативную обстановку.
   - Две экстравагантные дамы через столик от нас.
   - Симпатичные?
   - Вполне и бросают на нас многозначительные взгляды.
   - Сколько лет?
   - До тридцати.
   - Ну что же, выпьем для храбрости и в бой.
   - Я в готовности номер один, моя светленькая.
     Оркестр заиграл медленный танец, ну а мы, поправив кителя и лица, приступили к практической реализации операции “Ночлег”. Я пригласил на танец эффектную брюнетку в красном платье и ярком макияже. В процессе танца я выразил восхищение относительно безупречной наружности партнерши и представился.
   - Меня зовут Анжела.
   - Редкое имя.
   - Это мой творческий псевдоним.
   - Вы актриса?
   - Нет, я продаю мужчинам приятный досуг и счастье.
   - И сколько стоит ваше счастье?
   - Двадцать пять рублей за два часа.
   - А за ночь?
   - Только для тебя, красавчик, со скидкой выйдет шестьдесят.
   - Как только начну получать полярные, обращусь к тебе, если мне потребуется счастье, а пока, Анжела, желаю вам удачной охоты.

     Семен после танца со своей блондинкой излучал радостный азарт:
   - Колян, по-моему вариант рабочий?
   - Сеня, а о чем ты с ней разговаривал?
   - О погоде и о поэзии.
   - Сенюша, вот если бы ты перешёл в разговоре на земные темы, то узнал, что девушки находятся на работе и наших общих наличных не хватит оплатить услуги даже одной барышни.
       Во время танца я успел более тщательно рассмотреть контингент ресторана и приметил ещё два перспективных объекта для разработки. Ближе к сцене сидели ещё две одинокие девушки лет двадцати, а также одна большая женская компания разных возрастов от двадцати пяти до пятидесяти. Мы решили начать с молоденьких девушек. Прошло не менее часа, когда нам удалось в конкурентной борьбе с курсантами мореходки выяснить, что эти милые девушки являются студентками, живут вместе с родителями и для целей нашей операции являются бесперспективными. Оставался последний шанс войти в доверие большой женской компании, отмечавшей день рождения главного бухгалтера. Однако и здесь нас ждала неудача, так как дамы, подходящие нам по возрасту, оказались замужними, а чтобы положить глаз на более возрастных дам, мы выпили ещё недостаточно водки.
        Мы заметно приуныли, когда к нам подошла наша официантка с вопросом:
   - Ну что, лейтенантики, ищете где переспать?
   - Да, а как вы догадались?
   - Я уже двадцать лет работаю официанткой и знаю все, что происходит в ресторане. Через час я закончу работу и устрою вас недорого на ночлег и не надо будет никому отдаваться.
     За прошедшие сутки мы изрядно вымотались, и как только добрели до квартиры официантки, сразу уснули. Впереди нас ждал не менее напряженный день.

      Утром следующего дня за завтраком в кафе гостиницы Семен сидел мрачнее тучи.
   - Ну что, Сеня, ты тоже об этом думаешь? Как нам прорваться в нашу базу?
   - Да, без документов нам билеты на “Ракету” не продадут.
     В Гаджиево все обычно добирались морским путём из Североморска на судне на подводных крыльях. Автобусного сообщения в то время ещё не было. А наше положение осложнялось ещё тем, что у нас не было справок с пропиской, по которым можно было попасть в закрытый гарнизон Гаджиево. При этом у Сонечки с пропуском все было нормально, она его оформила ещё в Ленинграде согласно документам, которые ей прислал Алексей.
   - Колян, придётся добираться сухопутным путём.
   - Да, Симеон, сейчас ты иди к Сонечке, помоги ей собраться в дорогу, а я пойду искать такси.
      Таксисты в Гаджиево ехать отказывались, но подсказали как найти частника, который рублей за двадцать может согласится на такую поездку длиною в сто километров по не очень комфортной дороге. Я позвонил рекомендованному частнику и через полчаса нас у входа в гостиницу ждал ВАЗ 2101 довольно потрепанного вида.
       Всю дорогу мы с Семёном думали, как нам половчее преодолеть препятствие под названием контрольно-пропускной пункт в Гаджиево.
   - Колян, а что если мы вышли на озёра порыбачить и сбились с пути?
   - Сёмушка, для этого у нас неподходящая форма одежды и нужна хотя бы одна удочка.
   - Ну, а если мы по пьянке вышли погулять в сопки и заблудились.
   - Симоня, в любом случае, чтобы мы не говорили, с нас потребуют справки с пропиской.
   - Ну, так что, будем сдаваться без боя?
   - Я предлагаю следующий план: не доезжая 200 метров до шлагбаума, мы выйдем и пойдём пешком. Сонечка доедет до КПП и подождёт нас там. Если нас сразу не отпустят, то на попутке доедет до Дома офицеров, а там попросит патрульных офицеров проводить их до квартиры. Мы на КПП скажем, что сопровождали секретный пакет в Оленью Губу и прибыли туда на катере, но катер сломался и мы решили добираться в Гаджиево своим ходом.
       Когда мы подошли к КПП, караульный матрос, обнаружив, что у нас нет необходимых документов,  сопроводил нас в помещение сторожевой будки, где, кроме Сонечки с сыном, находилось ещё двое матросов и дежурный по КПП. Дежурный офицер в звании старшего лейтенанта с красными погонами, суетился вокруг Сонечки и Вовки, устраивая их на топчан в районе печки. Караульный матрос доложил: “Товарищ старший лейтенант, вот два офицера без пропусков и прописки”. Старлей повернулся к нам: “Так, ваши документы, товарищи лейтенанты?” Мы передали свои удостоверения личности. “Синицын и Кафтанников, вы как сюда попали?” Я рассказал нашу легенду.
   - А из какой вы дивизии и войсковой части?
   - 19-я дивизия, в/ч 30917.
     Дежурный офицер берет трубку телефона и набирает номер распорядительного дежурного 19-й дивизии: “Дежурный по КПП, старший лейтенант Лиходей”...,“У меня тут два лейтенанта Кафтанников и Синицын без документов из войсковой части 30917”..., “Ага, значит в море...” И тут он расстёгивает кобуру, достаёт пистолет Макарова и приказывает нам: “Руки вверх! Петров, обыщи их! Прокололись вы, товарищи диверсанты, в море ваша подводная лодка.” Затем он взял трубку другого телефона и скомандовал: “Караул, в ружьё!”  Сонечка наблюдала за этой сценой с широко открытыми от ужаса глазами, а Вовка при этом безудержно хохотал. Через минуту вошёл караульный и доложил, что есть попутная машина, которая может довезти до ДОФа женщину с ребёнком. Сонечка, едва сдерживая рыдания, вышла с сыном из сторожевой будки, а я с Семой стояли, упершись в стенку высоко поднятыми руками. Ещё через минуту зазвонил телефон: “Так точно, товарищ полковник”..., “Задержаны двое подозрительных офицеров, без документов, говорят, что с подводной лодки, которая в настоящее время находится в море”...., “Так точно, понял”. Вскоре подъехал комендант гарнизона полковник Извеков: “Знаю я этих диверсантов, отдай им удостоверения, а вы двое со мной в комендатуру”. Комендант гарнизона действительно нас хорошо знал, так как минимум раз в неделю мы перед заступлением в патруль проходили у него инструктаж. В комендатуре он посадил нас за разные столы, выдал бумагу, ручки и приказал написать объяснительные записки. Прочитав наши бредовые записи, не совпадающие друг с другом ни по времени, ни по фактам, полковник Извеков сказал: “Ну, а теперь, расскажите мне все подробно и без вранья”. Подставлять Петровича в любом случае было нельзя и я начал повествование: “Товарищ полковник, в воскресенье объявили боевую тревогу, мы собрались и пришли в казарму, однако оказалось, что мы, боевые офицеры, никому не нужны. Мы были настолько огорчены, что решили напиться. На следующее утро мы с офицерами 13-й дивизии на “Урале” с брезентовым тентом добрались до развилки в Оленью Губу, выгрузились там и на попутках добрались до Полярного. Там в ресторане познакомились с двумя девушками, ну и сами понимаете, дело молодое…” Полковник Извеков сказал, что это уже похоже на правду, и хотя мы у него на хорошем счету, как добросовестные патрульные офицеры, он вынужден написать рапорт командиру 19-й дивизии.
        С этими словами комендант гарнизона нас отпустил и мы направились проведать Сонечку. Мы постучали в дверь однокомнатной квартиры Смирновых, но никто нам не открыл. “Пошли в ДОФ”, - сказал я. Сонечка сидела на чемоданах в фойе дома офицеров и тихо плакала, ну а Вовка спал.

     Так я получил свой первый строгий выговор от командира дивизии.
     Леха Смирнов стал большим человеком, вице-адмиралом, и в течение нескольких лет присылал на день Военно-Морского Флота  мне и Семену по бутылке коньяка, кизлярского, пять звёздочек.