Свобода

Ник Андриевич
Воскресенье, 5 часов утра. Я стою голый на балконе, а на улице мороз под 15 градусов. Когда я говорю голый, я имею в виду без трусов. Просто, чтобы всё разъяснить. Ситуация не самая обычная, как и необычны мои мысли. Я смотрю вниз с третьего этажа одной из многоэтажных клеток, которых в этом мире бесконечное множество. Смотрю и понимаю, что город спит. Спят все от мала до велика, даже клубные завсегдатаи уже вернулись к родному очагу или монитору и спят перед ним или рядом с ним. Но вот появляется один прохожий, который идет неспешным уверенным шагом, и звук его шагов раздаётся на всю округу. Так тихо на улице, что эхо разносится на многие метры вперед туда, куда ещё не успела ступить тяжёлая нога этого прохожего и назад, где он уже побывал, где обходил лёд и хрустел снегом под сапогами…

Этот прохожий мне совсем не знаком. И даже сейчас, глядя на него, я не могу его разглядеть или выделить какую-то деталь, чтобы потом вспомнить и воскликнуть «так я его уже видел!» Он одет в самую обыкновенную униформу, в такую, что и многие другие заключённые в камерах по соседству со мной. Но я больше не один из них, я скинул робу, высвободился из оков и готов покинуть клетку, ещё шаг, один лишь шаг…

Я не знаю этого прохожего… Не знаю, что он думает, куда идёт, с какой целью. Но ясно одно, что это для него привычный маршрут, ведь ходит он по территории тюрьмы, в которую сам себе засадил.

Мне он незнаком, но в то же время я это он. Нет, не так. Я был им. А многие из Вас являются им и сейчас. Вы пленники, Вы ходите по кругу и говорите, что Вам тяжело. Вы убеждаете себя, что Вы свободны, но на Вас оковы, которые Вы не хотите замечать. Вами управляют, говорят что и когда делать, а Вы говорите, что сами себе хозяева, что вот-вот и Вы начнёте жить так, как всегда мечтали. Но это лишь самообман. Так обманывают себя серийные маньяки с момента оглашения приговора о смертной казни. Они убеждают себя, что вот-вот придёт начальник тюрьмы и сообщит, что его прошение о помиловании удовлетворено, что он будет жить дальше. Только этого не происходит. И вот приходит день казни, и все вокруг понимают, что она неизбежна. Все. Кроме самого приговорённого, который уже сидя на электрическом стуле, всё ещё надеется и убеждает остальных, что он будет жить. Он надеется на замыкание в цепи, на неисправность оборудования, даже на то, что палач не решится переключить выключатель на смертельные три буквы ВКЛ…

Но он куда счастливее Вас. Этот человек будет казнён и не вернётся в клетку. Его угнетенное тело умертвят и высвободят бессмертный дух. Вы же сидите пожизненный срок, а некоторые ещё и детей успевают к нему приговорить.

Жизнь взаперти. Мы видели фильмы и сериалы с таким сюжетом, но не осознаем, что и сами проживаем этот сюжет день за днем. Мечтаем быть птицами и летать над землей, мечтаем иметь оперенье непохожее на других, мечтаем взлететь выше, чем кто-либо до нас… о чем только ни мечтаем, но… это маленькое тяжелое слово «НО». Сколько кораблей оно потопило, сколько сбило самолётов!..  Другими словами, сколько мечтаний разбились о него, как о твёрдую промозглую осеннюю землю разбиваются капли дождя. Мечтаем и продолжаем сидеть в клетках, носить униформу, покупать «модную» униформу… Смех да и только! Можно подумать, что другой цвет или пошив смогут скрыть оковы, или ещё лучше открыть их каким-то неимоверным образом. Я смеюсь Вам в лицо. Вы пленники, которые не видят своих оков, которые забыли, за что их посадили и – что самое ужасное – не знают, когда их выпустят.

Как хорошо без униформы, все органы чувств работают на полную. Кожа одновременно и видит и слышит то, что чувствуют глаза, уши и нос. Слышно, как шевелятся на ветру волосы на голове, на руках и ногах. Всё вокруг стало чётким и ясным. Вес оков всё ещё чувствуется на ногах, хоть я и скинул их ещё 2 часа назад вместе с униформой. На спине, чуть ниже лопаток чувствуется лёгкий зуд. Сейчас он немного неприятен и едва ощутим. Но, как пишут в старинных книгах, всего через год там начнут пробиваться крылья. Но Земля ещё не один раз успеет обнести вокруг солнца взгромождённые на ней тюрьмы, прежде чем они отрастут и окрепнут, чтобы поднять это отяжелевшее, привыкшее к мягкости дивана тело. Шаг, один лишь шаг между мной и свободой. Ещё не поздно одеть униформу и застегнуть оковы на их привычном месте, пока конвоиры не смекнули что к чему. Но внутри я давно понял, что этому не бывать. Мне даже смотреть теперь противно на эти атрибуты пленника. Слишком долго я притворялся, что на мне их нет и покорно носил их, подбирая по цвету и по погоде. Слишком долго я строил из себя свободного человека, потакая воле начальников тюрем и колоний… двадцать пять лет в неволе. Это целая жизнь для большинства наших сородичей млекопитающих… А я только сейчас решился на этот шаг, прожив целую жизнь лошади. Да, именно лошади. Не мустанга, а обычной ломовой лошади, которая пашет от рассвета до заката за пригоршню сена и зерна. Теперь я готов стать мустангом. Теперь я не боюсь свободы. Не боюсь покинуть сарай, если понадобится, лягнув хозяина, вставшего на пути, и ускакать туда, где небо встречается с землёй…

Страх. Все началось именно со страха. По крайней мере, так я слышал. Страх смерти, хищников, опасности, боязнь неудачи, позора, откровенности. Одно порождало другое, цеплялось за нервные окончания и вплеталось глубоко в нутро наших предков. В конечном счёте страх стал неотъемлемой частью человека, как его кожа. Мы стали бояться летать, бояться экспериментировать, бояться жить вне клеток. Вирус страха проник настолько глубоко. Что уж тут удивляться, что мы боимся свободы. Ведь это такая ответственность: самим делать выбор, самим принимать решения, самим намечать жизненный маршрут и самим учиться летать. Насколько безопаснее сидеть в прочной клетке и есть неплохого качества еду из заботливых «рук» двигателей системы. Всё стабильно, ровно, без лишних скачков; всё своевременно, строго по режиму, согласно нормативам. Ну и что, что еда почти без вкуса? Ну и пусть нет движения вверх. Что с того, что небо мы видим только по выходным, а море раз в году? Зато нет противоречий, нет сомнений, нет споров и нет опасности. А есть вполне себе комфортная роба, обустроенная клетка, корм и возможность передвигаться и размножаться в границах безопасного вольера.

Слово. Для меня все началось со слова. Слово это было не «Бог», как в Библии, но оно было так же старо, как и Он сам. «Свобода». Какое короткое и безграничное слово! Я уже не помню, шепнул ли мне его кто-то на ухо в детстве вместо колыбельной, или может я услышал его как раз в песне, или прочёл в одной из сохранившихся книг в те годы, когда ещё можно было выбирать самому, что читать. Не помню. Да и какое это имеет значение? Важно, что оно достигло моих ушей, что оно отложилось в моей памяти, что проникло в сердце и душу, что я смогу рассказать о нём своим детям, попробую познакомить с ним друзей, прокричу о нём всем, пока будет голос в груди, пока машина государства со всеми её механизмами и рычагами не схватит и не ощиплет мои крылья, поспешив бросить в клетку на удивление сокамерникам, успевшим позабыть об их соседе, но не успевшим от него отвыкнуть.

Но это худший из возможных сценариев. Ведь не исключено, что мне удастся ускользнуть от всевидящего ока режима. Вдруг стражники комбината окажутся недостаточно подготовленными к побегу и мне удастся застать их врасплох. Ведь последняя попытка бежать, если верить легендам, была предпринята почти два столетия назад. Конвоиры привыкли к безволию и податливости заключённых и сами стали грузными и неповоротливыми, не то что когда-то, во времена порабощения сознания.
В легендах о свободных праотцах говорится, что все были созданы равными и свободными. В те времена, когда Вселенная еще была младенцем, на Земле не было ни тюрем, ни оков, ни стражников с конвоирами, ни даже комбината. Все свободно летали по просторам Вселенной, наделяя её новыми качествами, окрашивая в новые цвета и создавая новые пейзажи. В запрещенной ныне книге «Вермиллион» говорится о том, что праотцы слишком увлеклись материальным миром, оказались пленёнными идеей создания совершенной планеты с неповторимыми пейзажами и уникальной живностью. Праотцы так были довольны своим творением, что не могли им налюбоваться. В конечном счёте им самим захотелось ко всему этому прикоснуться, стать его частью и некоторые из них навсегда осели на Земле. Они были так счастливы, столько новых эмоций и чувств у них рождалось каждый день, что со временем они позабыли о прежнем существовании, перестали покидать Землю, отбросили крылья и нуждались в кислороде для выживания. Вместе с положительными эмоциями и чувствами рождались и негативные, такие как ненависть, отчаяние, страх. Именно страх перед новым, перед опасностями, перед смертью послужил началом рабства. Слабые просили покровительства и защиты у более смелых и сильных. Последние же, попав под влияние алчности и желания властвовать, лишали слабых воли, силой подчиняли их себе.

Небо в ту пору окрасилось красным от гнева и страдания праотцов. Те из них, кто сохранили крылья, не могли мириться с заключением и сбегали в дальние уголки Вселенной, покидая Землю навсегда. Те же несчастные, кто не успел сбежать положили начало несчётной колонии рабов, заточённых сегодня в клетках, носящих робу и работающих на комбинат, созданный для выкачивания из них бессмертной энергии.

Первым рабам стирали память, прививали новые воспоминания и ценности. Их учили тому, что страх – это естественное состояние, что работа – это необходимое занятие, что клетки – это их дом и в них безопасно, что смерть – это логичный конец бытия. С каждым новым поколением воспоминания о свободе и бессмертной сущности становились всё более нечёткими, размытыми и иллюзорными. Только молодым особям до момента полного порабощения их сознания, называемого социализацией, могут во сне являться образы из прошлого: состояние полёта, единение со Вселенной.

Наяву же намёков на свободу очень мало. Мы слышим нотки свободы в музыке, но с каждым днём появляется всё больше музыкантов, которые работают на машины власти и пишут музыку угодную им. Мы читаем намёки и воспоминания о свободе в запрещённой литературе, которую ещё не успели сжечь, редкие экземпляры которой повстанцам удалось сохранить. Но большей частью мы слышим легенды, сказки, предания о свободе как о чём-то недостижимом, утопичном и нереальном. Более того, свобода стала синонимом протеста, бунтарства, экстремизма, а значит, опасности и смерти.

Но я и подобные мне верят, что свобода есть, что можно вновь оторваться от Земли, что можно стать одним целым со Вселенной. И сейчас меня в этом убеждает зуд от пробивающихся в спине крыльев.

«Свобода одного заканчивается там, где начинается свобода другого». Какая чудесная и заманчивая была идея! Вот только сегодня её изуродовали до неузнаваемости и звучит она так: хочешь быть свободным – надевай кандалы. И правда, нам непрестанно внушают, что свободу надо заслужить. Свобода – это своё дело, свой дом, свои принципы, свои ценности. Почему-то только к этому сводится созданный в современном общественном сознании образ свободы. Но и до такой свободы нужно пройти длинный путь. Чтобы приобрести свой дом, нужно сначала разбогатеть. В этом может помочь своё дело. Но и здесь нужен стартовый капитал. Чтобы его заработать, нужно работать на надёжной работе и делать то, что тебе говорят. Но ведь и получить место в надёжной, стабильной компании не так просто. Чтобы повысить шансы на успех, надо получить образование. Чтобы не вылететь из учебного заведения, надо делать то, что тебе говорят. Вот так и выходит, что мы добровольно надеваем кандалы, ущемляем и предаём свои идеалы и ценности, чтобы заслужить свободу. А получив её, понимаем, что это не то, к чему мы стремились. Но и горевать особо некогда, потому что, по статистике, к этому времени Вы уже пенсионер.

«Что же делать?», – зададите Вы извечный вопрос. «Как завоевать свободу?», «С кем нужно сразиться за неё?», – последуют вопросы вдогонку. Это в корне неверный подход. В том-то и дело, что бороться ни с кем не надо, разве что с собственным страхом перед свободой. Комбинат только и ждёт от Вас бунтов и протестов, ведь Вы тогда дадите ему очередной повод ткнуть в Вас пальцам и обозвать бунтарём или террористом. «Какой же выход? Бездействовать – плохо, бороться – ещё хуже… Как же быть?»

Ответ на поверхности: сбросить робу, отрастить крылья и раскрыть объятия на встречу свободе. «Но куда лететь?» Если у Вас возникает такой вопрос, то Вы невнимательно меня слушали, не вчитывались в строки. Я не Ваш стражник и не начальник, чтобы говорить Вам, что делать. Если у Вас возникают сомнения и вопросы, то Вы ещё не до конца побороли страх, а значит, и крылья ещё не начнут расти. Кто-то скажет, что всё это красивые сказки или некрасивый бред. Что же, клетки ведь надо кем-то заполнять, а комбинат, вероятно, даже наградит таких верных подданных эксклюзивным украшением на робу.