Зоя спешила домой после трудного дня. Занятая своими мыслями, на выходе из магазина она едва не столкнулась с Айгуль. От одноклассницы несильно пахло спиртным. Едва за ней закрылась дверь, раздался визгливый голос продавщицы Машки. Чем ей не угодила новая покупательница, неизвестно, но вскоре Айгуль догнала обвешанную сумками Зою.
- Подожди, подруга, поговорить надо. Или тоже брезгуешь?- карие глаза сузились, крылья носа нервно затрепетали. Айгуль после «пары ласковых» от хамоватой Машки искала, на кого выплеснуть свои обиды.
Зоя поставила сумки на сугроб, потрясла затекшими руками и, собравшись с духом, взглянула в ожидающие ее ответа глаза.
- Я тебя слушаю, Айгуль.
Зою всегда охватывала неловкость при виде одноклассницы. Ей было стыдно за свое давнее малодушие.
Когда-то давно, еще в восьмом классе, на Айгуль ополчилась боевая одноклассница Тоська. При каждом удобном и неудобном случае она насмехалась над приплюснутым носом, худобой или смуглой кожей девчонки, пародировала ее сутулость и акцент. Никто в классе ее не поддерживал, никто больше над нескладной девчушкой не подшучивал. Но никто и не заступался. Более того, иногда Тоськино обезьянничество вызывало смех одноклассников. Зое тогда казалось, что смеются они именно над Тоськой, а не над ее безответной жертвой. Сама Айгуль отмалчивалась, еще сильнее втягивала голову в плечи и все больше запиналась, рассказывая у доски очередное заданное наизусть стихотворение. Она не выдержала только один раз.
Тоська в то время одурела от очередной влюбленности и не знала, каким способом обратить на себя внимание Антона. Она начинала громко шутить и без причины хохотать, едва предмет ее страсти оказывался поблизости. В тот майский день он с несколькими мальчишками зашел на перемене в кабинет математики, где готовились к уроку восьмиклассники. Пацаны решали какие-то свои проблемы, не обращая на Тоську внимания, и та от отчаяния выкинула фортель. Подскочив к Айгуль, склонившейся над своим портфелем, с хохотом задрала ей подол коричневого форменного платья. Взорам присутствующих предстали простенькие застиранные трусики.
Девчонки ахнули – такой позор в присутствии мальчишек! Впрочем, большинство гостей и не успело увидеть шоу, посредством которого Тоська хотела сорвать аплодисменты. Айгуль резко выпрямилась, одной рукой одернула платье, а другой припечатала не ожидавшую подвоха обидчицу к парте. Все произошло очень быстро.
Вот тут Тоська стала центром внимания! Но, видимо, такая роль ей казалась не подходящей для соблазнения Антона, и она, размазывая по щекам кровь, ринулась на Айгуль с кулаками. Учитывая разницу весовых категорий, можно было ожидать трагической развязки, но тут впервые в их конфликт вмешались одноклассники. Милка ухватила разъяренную Тоську за рукав и, глядя ей в глаза, прошипела:
- Не смей! Сама виновата!
А Инна обернулась к стоящим с разинутыми ртами пацанам:
- Антон, пожалуйста, проводи ее к умывальнику, только так, чтоб учителя не видели. Вот, возьми платок.
И произошло чудо. Неуправляемая Тоська прижала платок к разбитому носу и покорно поплелась умываться, правда, показав исподтишка кулак. Побледневшая Айгуль, похожая на натянутую струну, села на свое место. А Зою, не посмевшую даже в этот раз открыто противостоять несправедливости, начал есть стыд.
Возможно, со временем эта глупая история забылась бы. Через неделю отзвенел последний звонок, после экзаменов Тоська одной из первых забрала документы и уехала в город. В девятый класс пошли только тихони и «мамины дочки». Среди них были Зоя и Айгуль, которую теперь никто не унижал. Оставшимся девчонкам не нужно было самоутверждаться за чужой счет, и в их коллективе наступили прекрасные времена.
В десятом классе все заметили, что Айгуль из гадкого утенка превратилась в прекрасного лебедя. Высокая, стройная, с густой черной косой, она даже отдаленно не напоминала ту забитую девочку, которой была пару лет назад. Глядя на нее, Зоя радовалась переменам, произошедшим с одноклассницей, и старалась утешить себя тем, что все закончилось благополучно, и Айгуль простила их трусость и малодушие. О том, чтобы открыто поговорить и расставить все точки над i, она не помышляла – чернобровая красавица не стремилась открывать душу одноклассницам. Она редко ходила на танцы и не заводила романы с мальчиками.
Еще раз Айгуль удивила их, выйдя замуж через год после выпускного вечера. Нет, они, конечно, видели, что с осени на танцах ее постоянно сопровождает Саурык. Даже немного посмеивались между собой над его напыщенным видом. Невысокий щуплый пастух, которому вот-вот должно было стукнуть тридцать, являлся в клуб в кожаном плаще, с белым шарфом на шее и ковбойских сапожках на каблучках с подковками. Со своей избранницей он был по-джентельменски вежлив, но почему-то у всех, кроме Айгуль, его нарочито светские манеры вызывали усмешку. Девчонки были уверены, что вскоре и она разглядит убожество своего кавалера, но вышло иначе.
Через полгода у молодых родилась дочь, еще через три года – сын. В медпункте с нетерпением ожидали выхода Айгуль из отпуска по уходу за ребенком. И вдруг по деревне разнеслась страшная весть: Саурыка нашли убитым недалеко от дома. К вечеру милиционеры увезли в город молодую вдову.
Кто-то говорил, что убили пастуха жулики, с которыми он якобы воровал совхозный скот. Поговаривали, что у покойного нет-нет, да и появлялись деньги, на которые он пил в компании с одной развеселой бабенкой, а потом поколачивал молодую жену. Кому-то вспомнилось, что сношельница Айгуль рассказывала, как несколькими днями ранее нашла ее в странном состоянии. Будто бы молодая женщина сидела посреди неприбранной комнаты, тупо уставившись в одну точку, и несла какой-то бред о том, что надо как-то заканчивать эту невыносимую жизнь. Перепуганная Жанна начала тормошить родственницу, призывая вспомнить о детях, и услышала в ответ: «А я и детей с собой заберу, зачем им мучиться?!»
- Видно, с собой покончить кишка оказалась тонка, вот и прибила мужика!
- А с виду-то такая тихоня!
- Вот-вот, из таких тихих в войну самые предатели и получались! Не зря говорят – в тихом омуте черти водятся!
Зоя слушала эти разговоры и не могла поверить в реальность происходящего. Она твердила всем, что Айгуль мухи не обидит. Но, услышав пересказ истории Жанны, обеспокоенной состоянием родственницы, внутренне ахнула. Перед глазами встала Тоська с разбитым носом, и натянутая тетивой спина Айгуль, готовой к удару.
- Значит, произошло что-то такое, чего она не смогла вынести. Мы же не знаем, что там случилось. Но так просто она бы не смогла. Она очень терпеливая. Очень.
Мужеубийцу осудили на шесть лет. Осиротевших детей забрал брат Саурыка. Отсидев половину срока, Айгуль попала под амнистию и вернулась домой. Забрала у родственников детей, стала жить с ними на три пенсии по потере кормильца.
Выглядела она, по сравнению с измотавшейся между домом и школой Зоей, просто отлично: статная, слегка располневшая, холеная дама. Она ходила по деревне с высоко поднятой головой и, казалось, не обращала ни малейшего внимания на пересуды за своей спиной. Приходя на родительские собрания, слушала Зою, как той казалось, с каким-то насмешливым высокомерием. Никогда, в отличие от других мам, не пыталась задержаться, чтобы побеседовать с классным руководителем наедине.
Для Зои каждая их встреча становилась испытанием: ей начинало казаться, что важные вещи, о которых она говорит, на самом деле не столь важны или слова, которые она долго обдумывала, совсем не выражают сути того, что она хотела донести до своих слушателей. Встретившись с насмешливым карим взглядом, она теряла нить своей речи и холодела, представляя, что когда-нибудь Айгуль прервет ее на полуслове, сказав что-то типа: «Хватит учить меня. Ты не имеешь на это права. Я-то помню, как ты предавала меня своим молчанием!»
И вот сейчас она стоит, пытаясь задержать дыхание и убить этим двух зайцев: унять бешеное сердцебиение и собраться с мыслями. Видно пришло время выслушать все, что Айгуль имеет право ей высказать. Что ж, чему быть… Уж лучше так, наедине, без чужих ушей и глаз.
- Ух ты, какая строгая! Учительница! А я – зечка! Презираешь, да?
- Нет.
- Врешь! Вы всегда меня презирали! Даже на свадьбу ко мне не пришли. Я всем вам приглашения разнесла. Одна Вера не побрезговала, а вы и не соизволили…
- На свадьбу? – Зоя лихорадочно пыталась вспомнить эпизод десятилетней давности. – Вспомни – ты открытки нашим родителям отдавала. Олеська с Машей тогда жили в общежитии, домой ездили раз в месяц. Они твои приглашения уже после свадьбы увидели.
- А ты?
- А я приехала вечером и узнала, что днем ты стала замужней дамой. Было неловко являться посреди торжества, к тому же без подарка и в измятой одежде, я и не пошла. Не хотела тебя обидеть таким неуважительным отношением. А получилось наоборот.
- Там с моей стороны практически никого не было – родители, сестра, тетки и Вера. А остальные – эти, сидели там с недовольным видом. Я им и сейчас, как кость в горле. Думаешь, я не знаю, что они про меня говорят? И тебе, наверное, объясняли, какая я мразь?
И глаза, и губы Айгуль сузились в ниточку, мышцы лица напряглись, заострив скулы.
- Мне не нужно ничего объяснять. Я знаю, что ты в первую очередь человек. И, как помню, человек неплохой.
- Да что ты помнишь? Что ты знаешь обо мне?
- Знаю, что ты год назад вернулась, потому что для этого были причины. Знаю, что ты балуешь своих детей и ни в чем им не отказываешь. Помню, что ты училась лучше всех в классе, потому что была не только способной, но и старательной. Помню, что ты пыталась поступить в мединститут в областном центре и не добрала всего полтора балла. Помню, как твои коллеги удивлялись твоей способности перемножать многозначные числа быстрее калькулятора. Кстати, у твоего сына тоже явная склонность к математике, но ему не хватает твоей старательности.
Сузившиеся до размера лезвия бритвы карие глаза постепенно расширились, сведенные судорогой злости скулы смягчились, во взгляде мелькнуло удивление:
- Да, я знаю, он ленится иногда. Но мне его жалко наказывать.
- Зачем наказывать? Лучше хвали, но дай понять, что поощрение можно заслужить трудом, а не получить за красивые глазки. Ты же умная женщина, неужели не сумеешь объяснить это семилетнему мальчишке?
- А знаешь, Зоя, ты изменилась. Мне всегда казалось, что ты просто выскочка, мамина дочка, которая смотрит на всех свысока.
- Я? Свысока? Да я всегда стеснялась всех и вся, потому что, действительно, была маминой дочкой, и страшно комплексовала, когда надо было активно с кем-то общаться. У меня язык каменел, если нужно было высказать вслух свое мнение!
- И у меня тоже. Слушай, а помнишь…
Они проговорили почти час. Начали прощаться, когда над селом стали сгущаться сумерки. Зоя торопилась домой, опасаясь, что не успеет приготовить ужин к приходу мужа и сыновей. Но время, потраченное на разговор с одноклассницей, потерянным не считала. С ее души упал один из тех небольших камешков, которые долгие годы давят на совесть, мешая распрямить спину и открыто взглянуть кому-то в глаза.