Когда мы появляемся на свет, наши родители дают нам имя. Имя позволяет отделить себя от других людей, и сначала мы думаем, что оно уникально. Но потом мы вдруг встречаемся с другими Светами, Ирами, Танями, Анями, и обнаруживаем, что мы не единственные. Есть иные носители наших имен. И, всё-таки, самое быстрое слово, находящее путь к сердцу человека, это обращение к нему по имени. Крикни в толпу: «Света!» И каждая Света обернется. Или другой хитрый ход уже у школьников или студентов, если в группе много Свет (а нас было на выпуске целых три), – затаиться. Преподаватель говорит: «Отвечать будет Света». И тишина. Каждая молчит. Типа не к ней обращаются. Есть же ещё в группе другие. И тогда всплывает фамилия. Или, как придумала наша мудрая англичанка, каждой из нас дать английское имя на «С» на время своего урока. Так что хочешь или не хочешь, а на Сильвию мне приходилось откликаться.
И нужно отметить, с именами в моей жизни всё время происходит свистопляска. Да, с рождения я Светлана, до рождения в животе мамы, как оказалось, я была Димочкой (Ох, не зря Димитровская суббота всё изменила в моей жизни), но вот когда мы вернулись из Венгрии и я впервые попала в больницу в девять лет, я встретилась в палате с якутской девочкой, и она сказала: «Ой, я тоже Света!» – «Какая же ты Света, ты Сэсэгма!» – «А по-якутски это Светлая!» Я запомнила её имя. И наряду со Светланой стала в душе Сэсэгмой. Потом мне кто-то сказал: «А по-бурятски твое имя Цыпелма! Светлая!» Так я стала ещё и Цыпелмой. Где-то там, в сознании. Забавно, что сейчас, заглянув в интернет, я обнаружила, что и Сэсэгма, и Цыпелма – это бурятские имена, означающие «прекрасный цветок» и «умножающая жизнь», в переводе с тибетского. Ничего общего со Светланой. Хотя, якутский и бурятский – это родственные тюркские языки, но не тождественные, потому имена могут иметь разные значения.
Мои игры с именами продолжились в пору работы переводчиком, я уже писала об этом и в рассказе «Человек с перекрестка», и в других упоминала. Испанцы не выговаривали «Света», произносили «эста» – «эта», указательное местоимение, и я перевела моё имя для них как «Лус», что значит «свет». А потом мне Лус надоела. Я ополовинила Светлану и стала Ланой. Так что у испанцев я для кого свет, а для кого шерсть, ибо имя Лана так переводится с испанского. Для кого светлая, для кого тёплая. Так по жизни вышло.
С именами в моей родове играли с обеих сторон. И по линии отца, и по линии матери. Отцовские дед и бабка назвали своих дочерей цветочными, и по правде говоря, еврейскими именами: Роза и Маргарита. Розе её имя не нравилось. Уже во взрослом возрасте она сама себя при крещении переименовала в Татьяну и перестала на Розу отзываться. Она всегда справляла свои именины – день святой Татьяны, 25 января. И удивительное дело, что ушла она в мир иной в прошлом году именно после своих именин, когда её дочка Анна вместе с сыном оказалась далеко от неё в отпуске на Тенерифе. Моя двоюродная бабка много лет жила в полубессознательном и неподвижном состоянии после инсульта, и сила её жизни, видимо, держалась на энергии дочери. Все женщины моего рода, похоже, немного ведьмы. И мать смогла успокоиться и умереть под покровительством своей святой, когда дочери рядом не оказалось. Аня не смогла прилететь на похороны. И, наверное, это хорошо. Для неё мама всегда живая. Так же, как для меня моя бабушка Агния и дед Костя. Иногда любимых не нужно видеть в гробу и в земле. Мы и без этого можем смириться с их уходом. И не можем. Они остаются в нашем сознании и в нашей душе. Всегда рядом. Только позови.
От наших еврейских предков, от прадеда Василия, многое пришло в нашу внешность. И у меня, и у Анны широкие еврейские бедра, а попросту задницы. Никуда не денешь. Такие уродились. У меня ещё к тому же еврейская картавость и жесткие волнистые волосы. А вот характер скорее с другой стороны. От огненной бабушки Агнии. Характер и родовая программа. Сейчас я уже точно знаю, как программа врожденного вдовства перешла ко мне на бессознательном плане. Это не выдумки. И не эзотерика. Информация о событиях и эмоциях закладывается на биологическом уровне. И, как я интуитивно писала, ведьмовство или бессознательная родовая программа женщины идет именно от бабки к внучки по материнской линии. Дар передается.
Я писала где-то о сказке Красная Шапочка, однако повторюсь. Это более древняя сказка, чем нам принесли её в интерпретации Шарля Пьеро или братьев Гримм. И заканчивалась она тем, что Волк съел и бабушку, и внучку. Волк считался в древности солнечным существом, благородным, а не страшным, алчным и злым. Гибель бабушки (дряхлого тела) и внучки (незрелой души) знаменовала победу над смертью, над тьмой. В живых оставалась только мать Красной Шапочки. Женщина. Жизнь. Или та, что теперь с рождением нового ребенка могла изменить родовую программу. Древняя мудрость. Не сказка.
И логическое объяснение сказке я нашла на испанском сайте «Храм волчиц». В статье «Что вы знаете о своей бабушке по материнской линии?». Каждой женщине нужно познакомиться с историей своей бабки. Каждой. Тогда и в себе многое поймёте. Как мы напрямую, биологически от бабки к внучке получаем информацию, минуя сознания матери? Через яйцеклетку матери. Да-да. Все знают из анатомии, но никогда не задумываются над тем, что каждая девочка рождается на свет с яичниками, заполненными всеми её будущими яйцеклетками, всеми её рождёнными и нерождёнными детьми. Одни навсегда погибнут неоплодотворенные и уйдут из женского тела с менструальной кровью. Другие созреют, сольются со сперматозоидом мужчины, и на свет появится новый человек. Но откуда берутся все эти яйцеклетки? Половые органы развиваются уже на 14 неделе беременности. 14-тинедельный младенец в утробе матери становится девочкой со всеми её будущими детьми. И вся информация о жизни матери тоже вписывается на её крохотное тельце. Большую часть осознанной родовой программы мать передаст потом своей дочери через воспитание, через свои слова и поступки. А неосознанное начнет всплывать невольно, если женщина научится слышать свое тело и говорить с ним. Внучка получит от матери осознанную программу бабки через слова и поступки. Неосознанное опять придет через тело.
Откуда моё врожденное вдовство? Незамужняя вдова. Откуда!? Моё утверждение, что от бабушки Аги, очень сильно разозлило в своё время мою маму. Что я себе придумала! Я незамужняя и бабушка не вдова. У неё был муж и пятеро детей! Оказывается, ничего я не придумала. Страдание женщины, потерявшей в первом браке мужа и трех детей нельзя списать ни с её тела, ни с её души, ни с её сознания. Ведь это страдание было настолько непереносимо, что привело её даже ко временному помешательству и к тому, что она стала видеть вещие сны. И дар вещих снов перешел к маме. И ко мне. Маму вдовство миновало. Шандарахнуло по мне. Неожиданно. Как я решила, что мой мужчина погиб в одной из необъявленных чеченских воин или в бандитских разборках девяностых? Погиб до встречи со мною. И любит меня. Оттуда. С неба. Как? И почему взялась идея предательства судьбы женщины с тремя детьми? Врожденная программа, записанная на одной из маминых яйцеклеток во время беременности бабушки. Как на жестком диске компьютера. И информация на теле тоже не линейна и не всеобъемлюща. Разбивается на кластеры. Вдовий кластер достался мне. И, по-честному, бабушка дважды вдова. Ведь она пережила деда Николая, и ушла в мир иной не женой, а вдовой. Сестру миновало. Правда, сестра теперь дважды разведёнка. И, как и я, без детей. Чем-то род наш крепко перекрывает. Моя мама горько смеётся: «У меня внуки – кошки: Светкина Дуська и Иркин Пират». Серая кошонка и черный котиськин. Горько.
Бабушки Аги нет уже давно, но некоторые программы её жизни стоит беречь, а не стирать. Её программы из многодетного дома. Ведь бабушка сама одна из десятерых детей: семи девочек и трех мальчиков. И два брата погибли в самом начале Великой Отечественной войны. Я писала раньше, что в моём роду нет пропавших без вести. Врала. Не знала. Есть. На одного из братьев пришла похоронка. На второго нет. Исчез в жерновах войны. Видно, от бабушки у меня скорбь по ушедшим и потерянным мужчинам. Женская вековая скорбь. И способность ценить их присутствие в своей жизни, какими бы они ни были.
Впрочем, и по отцовской линии скорбь наш род не миновала. Мой прадед Василий, отец деда Константина, репрессирован. И только уже бабушке Маргарите удалось добиться документов о его реабилитации, за что её в семье деда очень уважали, хотя и осуждали тоже. За властность, силу, желание учиться, самостоятельность, уверенность в себе, за то, что себя любила и ценила больше всех остальных. Ведьма. И, наверное, мой внутренний самурай от неё. Бабушка Агния была слишком доброй и мягкой. Своих границ не имела и защищать не умела. Хотя самураистость могла прийти и от неё. У Маргариты больше еврейской хитрожопости. А баба Ага прямая и бесхитростная. Но прямота в сочетании с большой внутренней силой. Иначе в маме и её сестре такой силы не было бы. А они у меня женщины мощные. Уважаю и восхищаюсь обеими. Добрые и мягкие, но, если что, бульдозером закатают и энергией напрочь снесут. Как их предки монголы.
В бабе Аге монгольская кровь была сильна, хотя она из всех своих десятерых братьев и сестер обладала самой русской внешностью. И рослая, и прямоногая, и с большими карими глазами, как сейчас у двоюродной сестры Наташи. Остальные сестры, как говорится, были брацковаты: низкие, скуластые, с раскосыми глазами и ногами кавалеристок. И дядьки мои все обладали красотой смешанных кровей, свойственной жителям Прибайкалья и Забайкалья. Полукровки всегда очень красивы. Сейчас со старостью, болезнями и алкоголем ничего от той красоты не осталось.
Игра имен затесалась и в имена старшего маминого брата. От рождения по документам он Виталий «жизненный». Однако всю жизнь его никто этим именем не называл. Витя да Витя. И для всего своего окружения он Виктор – победитель. Никто о его настоящем имени даже не догадывается. Хотя документов он не менял. И характер у него не дай Бог! Непокорный. Точно Виктор. Без сомнения. Правда, при этом он без царя в голове. Но видно монгольскую вольницу постаревший дед и мягкая бабушка сдержать не смогли. В четырнадцать лет школу бросил и пошел на вольную трудовую жизнь. И многое в России повидал и объехал, но милее родного Баргузина ничего не нашел. Вернулся. Плотничал, охотился, рыбачил, шоферил. Руки золотые. Если бы не алкоголь…
От дядьки у меня особое отношение к мату. С детства я, конечно, знаю, что материться неприлично и плохо. Матерщинные слова, звучавшие из уст отца по отношению к маме во время пьяных ссор, навсегда сделали мат в моём восприятии оскорблением. Некоторые из них до сих пор бьют меня как пощечины или хлыстом по душе. Ничего не могу с собою поделать. Грязные и оскорбительные слова. Обжигают. Особенно если звучат не к месту и не ко времени из уст эстетствующих халд. Поэтому иногда некоторым девушкам мне прямо хочется язык тряпочкой протереть. Или мозги. Засоренные они у них. Как у Офелии, с которой я сталкиваюсь иногда на играх в иллюзионе Мастера Игры. Мат как остроумная шутка, когда нечего сказать. Только по мне не остроумно, а пошло. Но кому-то нравится. Что ж. На вкус и цвет товарищей нет.
Матом я овладела в старших классах, когда лежала в детской больнице, где терапию от онкологии еще не отделили. Там я встретилась с Максимкой, изменившим мою судьбу. Из-за него я не стала врачом. Рак. Максимка умер. В том отделении почти все дети матерились. От меня в школе, после выписки, кто-то из обидчиков, отпустивших пошлую шутку в мой адрес, ответа не ожидал. Привыкли к одуванчику-отличнице. Ответ был эмоциональным и к месту. Больше пошлостей в свой адрес не слышала. И словами на ветер не швырялась. Это моё артиллерийское оружие. По мухам не стреляю. И посылать научилась так филигранно, что посланный долго обтекает. Понял, что послали, но как именно, не понял. И пыхтит, и ответить не может. Причём это я не специально. Профессиональная деформация.
Помню, как мы с Эльфийкой Светланой гуляли в первый мой год в Челябинске на Алом поле. Там, где аллея Пионеров Героев и знаменитый памятник Орлёнку, что раньше на всех школьных закладках печатали с текстом песни: «Орлёнок, Орлёнок, взлети выше солнца…» Весна. Мы в коротких юбках, капроновых колготках, сидели на лавочке разомлевшие. И тут к нам подкатывает парень с бутылкой пива в руках и мат через мат объясняет, что его отрядила компания к нам, дабы пригласить к той весёлой компании присоединиться. Я, не мудрствуя лукаво, ему в ответ: «Молодой человек, Вы, когда с девушками разговариваете, вокабуляр, пожалуйста, выбирайте!» Парень поперхнулся, нервно сглотнул и, пробурчав: «Сама такая!», отбыл. Светка дико заржала: «Ну, ты его и отшила!» – «Я? Отшила? Что я такого сказала?» «Вокабуляр!» – хохотала Светка. А, просмеявшись, вдруг сказала: «А я сама-то не лучше. Я хотела сказать: Вы что, самый харизматичный в Вашей компании? Харизматичный!!!» И мы уже обе заржали. За харизматичного он мог бы и сильнее оскорбиться! Типа харя не понравилась! А вокабуляр просто не понял. Что ж поделать, если у нас, преподов иностранного, в каждом учебнике вокабуляр. Хоть на английском, хоть на немецком, хоть на испанском. И мат в моём персональном вокабуляре есть. Для сильных эмоций и соответствующего контингента. Причём на испанском тоже. Мой добрый друг Антонио, президент ассоциации «Наварры без границ», сам заядлый матерщинник, оценил. Когда пришлось к месту и ко времени. Ходер!
С матом в исполнении дяди Вити я столкнулась лет в восемь или девять. В отпуске. Я проснулась утром от того, что дядька с кем-то, по моему мнению, ругался на кухне. Для меня это было на тот момент сигналом ссоры. Инстинкт самосохранения у меня уже тогда атрофировался, и я понеслась на кухню. Дядьке на подмогу. Однако и дядька, и его собеседник были очень даже мирными. Отпустив при мне ещё пару-тройку матерных фраз, мужчины пожали друг другу руки, и гость ушел. «Дядя Витя, вы чего сейчас так ругались?» – спросила я. «Кто ругался? С кем?» – не понял дядька. «С этим», – кивнула я на дверь. – «Так никто не ругался. Это сосед приходил. У них в воскресенье свадьба. Просил к субботе два мешка рыбы наловить. Заказ делал». – «Заказ?» – опешила я. Я была готова поклясться, что ни одного слова, будь то «рыба», «наловить», «два мешка», «свадьба», «воскресенье» я не слышала. Только мат. Но дядька точно договорился. И в субботу сосед за рыбой пришёл. С тех пор в дядькином исполнении мат для меня просто ещё один вариант языка, почти иностранного, лишенный всяких эмоций и оскорбительной символики. Дядька просто так разговаривает.
Да, играя с именами и языками, я вдруг неожиданно поняла, почему мне так не нравится и так отвратительна энергетика женщины, что я назвала Офелией. Отчасти личное, отчасти профессиональное. Я Их всех не люблю. Всех из этого поколения. По возрасту Они могли бы быть моими детьми. Но я тогда не родила. И чужих детей себе больше не приписываю. Выпуск 2015 года. Большой выпуск: специалисты и бакалавры одновременно. Я встретилась с Ними, когда им было семнадцать. Они пришли ко мне изучать иностранный язык на первом-втором курсе в сельхозакадемии. И два года я билась как рыба об лед от отчаянья, что я не могу Их ничему научить. Они заторможенные и замороженные. Их сознание полумертвое. Даже самые талантливые из Них и самые усидчивые, что берут знания задницей (я таких уважаю, я сама такая в некоторых аспектах), бесталанны в сравнении с теми, кто учился до них или после них. Я называю их «без света в уме». А может, и «без света в душе». Черные дыры. Всё, что им даешь, утекает в никуда. Я испробовала все способы воздействия. Бесполезно. Необучаемые в моём понимании: мозг не шевелится и желания шевелиться нет. Информацию берут, но не усваивают. И она плавает жирными пятнами по поверхности сознания, не проникая в глубину. А потребительское отношение при этом очень развито. Они от тебя чего-то хотят, но взять не могут. Я тогда винила себя. Я думала, что я недостаточно профессиональна в английском языке, а поэтому не могу их научить. И вот счастье: они закончили второй курс и ушли от меня. Пришли другие дети, тёплые, живые, эмоциональные, открытые, благодарные за знания. Мои Ромки, Мишки, Виктории. Я решила, что я стала профессиональнее и теперь могу обучать английскому. Я решила, что я изменилась. И тут, как на грех, перешла в госуниверситет. И стала преподавать не только английский на первом-втором курсе, но и испанский как второй язык на третьем и четвертом. Мой любимый испанский. Уж здесь я настоящий профессионал. Я знаю язык, и как показал опыт, который для меня самой был очень неожиданным, я умею влюблять в испанский. Обычно мои ученики горят и даже самые неспособные берут, сколько могут. И вдруг пустота. И я бессильна. Я снова бьюсь рыбой об лед. Я не поняла, что я снова встретилась с Ними. Только Им уже не семнадцать, а двадцать. И два года утекания сил и энергии в чёрную дыру. Два года, когда я теряю веру в себя как хорошего преподавателя. Я не могу ничему научить! Только претензии, только потребительство, только отрицание: «Ваш испанский мне не нужен!» У меня ответ один: «Он Вам нужен, потому что согласно требованиям Государственного Стандарта к Вашей квалификации Вы должны владеть двумя иностранными языками, и если у Вас не будет оценки за данный предмет, Вы не получите диплом государственного образца». В ответ истерики и даже байкотирование занятий. Ничего. Я Им отомстила. Я устроила Им экзамен Сфинкса. Три неверных ответа: с вещами на выход. Я устроила Им карусель. К тому же я умею цепляться к Их сознанию и отлеживать движение Их мыслей при заданном вопросе. И Их молящие просьбы: «Не смотрите мне в глаза, пожалуйста!» или «Не смотрите на меня так! Я всё равно не знаю!» Им пришлось заработать у меня оценки для того, чтобы уйти. И я поняла, что виновата не я, когда появились дети следующего за Ними поколения и влюбились в испанский. Но я ещё не осознавала, что дело в Них.
Они выпустились в прошлом году и покинула вузы. Я так считала. И дико материлась про себя, а иногда и вслух, обсуждая их с близкими, с сентября по декабрь, убивая вечера понедельников на занятиях с магистрантами. Таких тупых и необучаемых магистрантов у меня ещё никогда не было. Я всю жизнь работала с аспирантами, а потом и с магистрантами. И всегда была отдача. Взрослые люди с амбициями и целями умеют работать на достижение результата. Пусть это всего лишь оценка за экзамен. И вдруг чёрная дыра. Это были снова Они. Выпуск 2015. Бакалавры и специалисты, пришедшие в магистратуру. О Боже!
Кто они такие эти люди? Рождённые в самое тёмное время. Время развала СССР. Время, когда в душах их родителей не было света и надежды. Время безвластия в нашей стране. Но я не списываю это только на нашу страну. У меня, как у Крайоновки, есть подозрение, что время без света было тогда на всей Земле. Потому что мой друг Антон тоже жаловался на студентов этого поколения в Гватемале. И слова его были близки к моим: «Я теряю веру в себя как учителя. Мне кажется, я не могу их ничему научить». А он-то учил Их не иностранному языку. Его предметы связанны с философией, филологией, культурой, с тем, что являлось Их непосредственной профессией. И у Антона есть талант влюблять в свой предмет.
Так что Офелия – это не единичный случай. Она вписалась для меня в категорию «Они». Черные дыры. Люди без собственного света. И соприкасаться с Ними не хочется. Совсем. И нужно хорошенько их стукнуть током, чтобы в Них открылся свой собственный источник. У меня не получилось. Они ушли от меня такими же тёмными, отобрав часть моей веры в себя и часть энергии, не взяв знаний, не оставив благодарности. И я заметила, что некоторые самостоятельные, сильные женщины, которых я люблю и уважаю, столкнувшись с Офелией, говорят мне: «Кажется, что она умная и симпатичная, но…» И они сами не могут объяснить, что стоит за этим «но». Я теперь догадываюсь. Офелия для меня лично не женщина в том понимании, что я вкладываю в это слово. Однако у таких «женщин-девочек», вечно жалующихся на что-то, вечно слабеньких и чем-то недовольных есть одно неоспоримое достоинство: они возбуждают в мужчинах спасателя-защитника. Им хочется помочь, защитить, оградить. Уровень энергии таких женщин настолько низок, что любой мужчина с любым потенциалом будет при них супер-мачо. А у мужчин сейчас энергия низкая в силу разных причин («должен», «обязан», «нельзя чувствовать»). У кого временно, У кого всегда. И подобные женщины очень вкусная приманка. Однако я до Пробуждения, до моего первого Равноденствия Ведьмы не видела и не понимала, а уж мужчины и подавно не видят и не понимают, что это черная дыра. Потенциала энергии может не хватить. Хотя на каждую невесту рождается свой жених, как сказало мне сувенирное зеркальце. Так что каждому своё. Кесарю кесарево.
Когда ко мне пришло Пробуждение, пришёл и Крайон. На его послания я попала гораздо раньше всех психологических тренингов. И с его посланиями, а также посланиями Плеяд, мне вдруг стало понятным моё имя, которое я начала слышать в своем сознании после того, как однажды устроила себе обряд перехода в новую жизнь, пройдя через Ангарский мост, сбросив на железнодорожные пути жженые сухари и подарив Ангаре цветы. Уже тогда я услышала в своём сознании имя Майа. Именно так, с «йотом», как слышат его испанцы, да и многие европейцы. Я стала Ангарской шаманкой. Я стала босоногой Майа. Видимо, мои бурятско-монгольские корни пробудились. И у Майа, пришелиц из Плеяд, есть достоинства и недостатки. Достоинство – большой энергетический потенциал. Очень большой. Взрывающиеся лампочки, отключающиеся банкоматы, зависающие компьютеры, компьютерные вирусы при перепаде эмоций, горящая техника (пароварки, чайники, утюги) – это побочные эффекты, сопровождающие Майа. Пару лет я была женщина-авария. И сейчас тоже устраиваю себе светопреставления. Из последних: сожжённый переходник на кафедре, когда готовила показательный мастер-класс для преподавателей, и дактилоскопический сканер, не разглядевший опечаток моего пальца для пропуска шесть раз. Только с седьмого раза увидел! Пришлось специалиста успокаивать, что это не программа барахлит, а я такая вредная. Пальцы у меня невидимки. С Майа случается. Они и сами невидимками могут становиться. Бывает.
И Майа одиночки. Маяки для проведения энергии другим. Странницы, которым не удается создать семью, потому что многое видят, многое знают, многое понимают, многое не принимают лично для себя. Иногда мне кажется, что нужно бы проще смотреть на некоторые вещи и отбрасывать всё называемое словом «мораль». Но не могу. И это уже не на ментальном, а на физиологическом уровне прописано. И многие вещь идут во мне не от морали, а от физиологии. Мозг-то я заставлю. А тело нет. Тело лжи не терпит. И, слава Богу. Если отвратительно, то блюет. Если неприемлемо, то ломает. Хочешь жить – слушай тело. Честнее советчика нет. Поэтому я уже четвертый год словно беременная. То ем что-то, то не ем. То перепорчу и выкину кучу продуктов. То туда меня направляет, то сюда. И пока что конца края переменам не видно. Мне казалось, что я пришла, приехала. А снова что-то толкает в путь. И из некоторых мест пора уходить. Есть иллюзионы, которые нужно покинуть. Для того чтобы началась реальная жизнь. Пока греешься у чужого огня, своего очага не будет.
Майа – вестники перемен. Порою их лучше не замечать. Или лучше, чтобы они не появлялись в твоей жизни. После Майа не будет так, как до них. Что-то придет в движение. Что-то рухнет. Потом возникнет новое. Но сначала разгром. Сначала больно и муторно. И я теперь знаю, что в том месте, куда я прихожу, стоит ждать перемен. В сельхозакадемии в мою бытность сменился ректорат, сменилась заведующая кафедрой. В госуниверситете пришли реформы и оптимизации, связанные с объединением госа и педа, была разрушена моя кафедра. Что ждет меня под знаменем? Не знаю. Пока я, как вирус, хочу проникнуть и закрепиться в системе. И делаю всё возможное, чтобы быть видимой и заметной: мастер-классы, конференция, мероприятия. Я заявляю о себе. Надеюсь, что уже не с позиции Майа. Потому что я сменила имя.
Я очень надеялась, что с Днем Святого Валентина и трехлетием падения метеорита моя трансформация завершится. Три года с момента запуска Пробуждения прошли. Но нет. Я не получила весну в душе. Я получила удар там, где не ожидала. Может, от Судьбы. Может, от самой себя.
Занятия арт-группы «Песочница отношений» стали для меня и целительными, и травмирующими одновременно. Я впервые не завершила группу. Заболела. Моментально. После третьего занятия. Я знала причину болезни. Я просила своё тело выдержать и не болеть. Оно не выдержало. Придя с занятия, я поймала компьютерный вирус, выведший на день мой компьютер из строя. Поймала китайский браузер «Белочка». А потом и реальный вирус, с морем соплей. Такого количества невыплаканных слез я от себя не ожидала. Два рулона туалетной бумаги за две недели. И непереносимая слабость. Да, не во всех песочницах безопасно играть. Ведьма Наташа почему-то сломалась раньше. Может, у Ведьм пришло такое время? Завершение некоторых трансформаций болезненно. Наташа защитила кандидатскую диссертацию. Теперь надо как-то жить с этим дальше. Без диссертации. На мгновение остановиться, пощадить себя и дать себе отдых, передышку.
Меня, примчавшуюся после защиты в научный отдел подавать заявку на грант, остановила в своё время начальница научного отдела. Она сказала: «Девочка, угомонитесь. Прижмите зад. Постарайтесь год пожить для себя. И не дёргайтесь. Пока не придет подтверждение из ВАК, Вы ни на какие гранты не пройдете. Вы уже не аспирант, но без ВАКовского документа и не кандидат. Не попадаете ни в какую категорию грантов. Отдохните. У меня дочка такая, как Вы. Я понимаю, что Вы сейчас в ажиотаже и готовы бежать и брать любые рубежи. Вы не готовы. Вы устали, но ещё этого не понимаете. Идите отсюда. Через годик придёте». Она оказалась права. Хотя мне было только 28 лет, я тогда очень устала. И документ из ВАК, мой диплом кандидата пришёл только через год. А до этого я болталась вне категорий.
После первого занятия Песочницы отношений меня колбасило и ломало, но многие вещи очистились и стали ясными. Стружка сошла, или, как сказала Наташа: «Всё лишнее и наносное отпало». Может быть. На втором занятии мы работали со страхами, и самым большим открытием для меня во мне самой стало то, что я не боюсь тех страхов, что написала от головы согласно заданию. Мы в расстановке шли навстречу человеку, страх в отношениях с которым испытывали. Для меня оказался сложным только первый шаг и первый страх. Со вторым шагом я обрела уверенность и устойчивость, словно два штыря железных вдоль позвоночника вставили: спереди и сзади. И ноги прочно вросли в землю. С третьим шагом страх исчез совсем. Я ощутила, что чем ближе расстояние, тем ничтожнее страх. Он растворяется. При близости страха нет. И в создании коллажа мне удалось по-детски оторваться. Я поняла, что в некоторых моментах здесь и сейчас я могу отпускать себя полностью и принимать то, что мне дает именно этот момент. И я очень радовалась своим открытиям в себе. Значит, я изменилась. Значит, я способна принять в свою жизнь мужчину. И две моих луны, которые так и не нашли проявления в моей жизни: женщина-мать и любимая-любящая женщина, могут слиться в одну. Я никогда не была матерью. И я никогда не была по-настоящему любимой мужчиной. И именно это желание запустило моё Пробуждение три года назад. Мне хотелось верить, что я дождалась перемен в своей жизни. Но…
В течение недели мне все мои новые-старые коллеги, что почти боготворят меня, говорили: «Светка, давай двигай на докторскую диссертацию. Заявишься на докторскую, и ты неприкасаемая под знаменем. Пиши докторскую! Будешь работать здесь, сама на защиту заработаешь!» Словом, двигай Светка в генералы! Примерно то же сказал мне в своё время немуж, когда я выкупила долю квартиры у его матери: «Теперь ты свободная женщина. Можешь докторскую писать!» А я не докторскую, я семью и ребенка хочу!
И с этой докторской я пришла на третье занятие в Песочницу. Неделя в группе была плодотворной. У двух женщин, моих любимиц, моих ровесниц, тех, что я очень уважаю, появился секс! Мужчины были и до этого, но в душе и сознании этих женщин стоял очень жесткий запрет. Я отогревала их своим телом в некоторых телесных практиках, я тихонько стучалась в их сознание, так же как Ведьма Наташа, пытаясь растопить запрет. И вот он пал. Счастливые женщины! Как они прекрасны! Я радовалась за них. Очень! Но одновременно происходил другой процесс. Мой собственный. Я понимала, что я обижаюсь на Судьбу! И я могу от этой обиды заболеть! Дело в том, что, несмотря на все травмы, что всплыли в течение прошлого года, я не боюсь ни секса, ни близости, ни любви. Во мне никогда не было отрицания телесной связи между мужчиной и женщиной, потому что она естественная для меня с детства. Она не есть запретный плод. И то, что я не спала с кем-то из мужчин, то, что избегала случайных связей, это потому что не хотела. Я не встречала тех, с кем захотелось бы. А спать просто так, как говорят, «для здоровья» не вижу смысла.
И вот те, у кого были гораздо более жесткие устои и секс являлся средством манипуляции в отношениях, свои устои сломали, у них появились мужчины и близость, а я, у которой таких барьеров нет, по-прежнему одна. Маяк по-прежнему работает для других. Шоу Висельник продолжается. И Маяку снова предлагают писать докторскую диссертацию, а не семью. Большего не стоишь! Словно мои Ангелы меня не слышат и не понимают простой комбинации слов: «Мне в моей жизни нужен свободный любимый и любящий мужчина!» Ангелы не понимают слова «свободный»? Или свободных в моей личной Вселенной нет? Почему я до сих пор не способна притянуть в свою жизнь свободного? Одного единственного. Мне больше не нужно. И я понимала свою обиду. И понимала, что заболею, если не выдержу. Я не выдержала. Я не всесильна.
После Песочницы я силой заставила себя пойти на тренинг Мастера Игры по бодинамике. Я уже заболела и боялась заразить участников тренинга, с которыми буду взаимодействовать. Однако с Пробуждением я стала гиперпсихосоматиком и считаю, что люди ловят вирусы именно в состоянии обиды, и если в них такой обиды нет, то они от меня не заразятся. И моя болезнь – это заявка тела на то, чтобы его пожалели, погрели, дали человеческого тепла, а не требовали от него диссертации. И именно тепло взаимодействия дает бодинамика. И я пошла. Оказалась права. Никого не заразила. Все, кто контактировал со мною очень близко, здоровы. Это я ещё неделю потом болела и лежала пластом без сил или просто спала, едва приходила с работы. Хорошо, что занятий не было.
Тренинг Мастера Игры дал мне две вещи: побыть младенцем и побыть мамой. Структура потребностей. Контакт с идеальной мамой-подчиненной, удовлетворяющей все хочухи и прихоти младенца. Младенец из меня получился плохой. В тот момент, когда звали маму, которая в течение часа должна была быть в подчинении ребёнка, оказалось, что я неправильно зову. И я попала в травму. Но не ту, младенческую до года. Я попала в семь лет. В бассейн. Просто рядом было шумно, и одновременно со мною другие участники звали свою маму. Было очень шумно! И я звала на помощь, когда тонула. Я звала, а Мастер Игры повторял, что не так зову. И я перестала звать. Как тогда, в бассейне. Там было так много людей. Я звала. А дети смеялись. Я хваталась за чужие круги, а меня отпихивали. И никто не спешил помочь. Наоборот, смеялись! Думали, это игра. И тогда я поняла, что звать бесполезно. Если хочу жить, нужно выплывать самой. Я очень хорошо помню тот момент. Время остановилось или пошло невероятно медленно, исчезли все звуки, и я выплыла. С тех пор я перестала звать на помощь вообще. И всегда знала, что выплыву из любой ситуации. Сама. Найду силы и выплыву.
До этого момента я ещё звала. Видимо, травмы младенчества не было. Мама говорит, что я была очень ручная. Никогда одна не оставалась. Требовала к себе внимания. И она все дела делала одной рукой, потому что я была в другой. Да и опыт прохождения котенка в тёмном подъезде, что я описала в рассказе «Рождество», когда я привела на помощь соседку, во время болезни мамы, дал мне веру в людей. Вера рухнула в гарнизоне. Отец стал пить и, глядя, что другим это можно, начал во время ссор поднимать руку на маму. Я тогда ещё была маленькой и не вставала между ними. Я выбегала в темный подъезд и звала на помощь. И никто не приходил. Поскольку чаще всего стычки случались по праздникам, в других квартирах происходило то же самое. Это была пьяная праздничная норма. Я выбегать в подъезд перестала. И видимо однажды вместо зова на помощь, встала между родителями. Предварительно заявив отцу, что он не имеет права меня бить. Удивительно, какая сила была тогда в моем детском заявлении, что отец меня услышал и навсегда запомнил мой запрет.
Тонула я тоже из-за отцовского пьянства. Ребенок один без присмотра в бассейне. Круг спустился, а отца не было рядом. И травма страшнее ещё и не потому, что никто не помог и не спас. А потому, что когда отец узнал, единственное, что он просил – это не говорить маме. Мало того, что не помогли и не спасли, так никто и не узнал, что тонула. Словно ничего и не произошло. Не было смертельной опасности. Не было борьбы за жизнь. Заешь курицей гриль, запей пепси-колой, и ничего не случилось.
Мой отец был удивительным создателем иллюзионов. Он почему-то считал, как маленький ребёнок, что, если его проступка не видели, то о нем не узнают и самого проступка не было. И с моей мамой, своей женой, он вел себя отчасти как ребёнок со мамой. Главное, чтобы она не узнала и не ругала. Насколько я знаю, отца в детстве не били и не наказывали. Только бранили. Видимо и брани боялся. И очень сердился на маму, когда она ругалась за его пьянки на даче. Мама пьянок не видела, значит, их не было! Магия иллюзиона! А что садоводческое товарищество от предприятия, на котором работает мама, и утром о его похождениях маме рассказывали «добрые люди», его не волновало. Так и я в бассейне не тонула. А у меня отпечаталось на всю жизнь: «Неправильно зову!» Или, может, не того зову? Может, когда тонула, нужно было кричать: «Мама!», а не «Помогите!»? Но мамы в бассейне точно не было.
Во время тренинга Мастеру Игры удалось добиться от меня, чтобы я позвала правильно, и маму он ко мне допустил. В роли мамы у меня был милый мальчик Саша. И он никак не мог понять, что же ему делать с ребёнком, которому ничего не надо: ни петь, ни плясать, ни рисовать, ни на качельке качаться, а нужно, чтобы мама была рядом. Нужно просто быть. Просто присутствовать в моей жизни. Просто сохранять контакт и человеческое тепло. Так немного. И так много. Я грелась. И я благодарна Саше за нежность. Он гладил меня по голове, разглаживал мне брови. Так, как когда-то очень давно, делала моя мама. И так, как я написала тоже очень давно в своем стихотворении:
Обними меня покрепче, мама.
Так, как можешь только ты обнять.
И поверь, не стану я упрямо
Нежности и ласки избегать.
Растрепались перья гордой птицы,
Сердце так и рвется из груди.
Ты разгладь мне волосы, ресницы,
Все мои невзгоды отведи.
И прости мне, что в часы разлуки
Не тебя хотела я обнять,
Не твои мерещились мне руки,
Не тебя боялась потерять.
И сейчас, внимая колыбельной,
Отдаваясь детству своему,
Затихаю на твоих коленях,
А душа-то просится к нему.
И замечу, что в один из дней после тренинга Мастера Игры, когда мне было совсем плохо из-за болезни, и я еле держалась на ногах, я поехала к маме домой и попросила маминой ласки. И два часа моя родная мама гладила меня по головке. Как в детстве. Хотя сначала очень робко и неумело. Она забыла, как это делается. Забыла.
И, видимо, мы с Сашей друг друга отзеркалили. В роли ребёнка он тоже оказался тихим и малоактивным. Ему просто нужно было тепло. Тепло его идеальной мамы. А мне в роли мамы досталась дочка. Она меня выбрала. Идеальный вариант. Каждый из нас имел право выбрать себе маму. Она выбрала меня. И я ей благодарна. Ей тоже было нужно тепло. Много тепла. И я её грела. А ещё ей был нужен мамин голос, и я ей пела и рассказывала сказки. Сказки о маме и маминой жизни. Сказки о себе. И я думаю, что мне удалось подарить ей маленькую сказку о маминой любви к ней. Любви, которая остается на коже. Такие сказки нужны всем нашим внутренним мальчикам и девочкам. И неважно, сколько лет при этом взрослым людям. И я благодарна этой девушке за то, что она мне показала, какой мамой я могу быть и что реально я могу дать своему ребенку. Я поняла, насколько я богатая и как много я могу дать. А ещё я поняла наконец-то свой дар и приняла его. Я умею давать людям сказку из обыденности о них самих. Не о ком-то чужом и нереальном, а о том, кто рядом, кто такой же живой, а главное, о них самих. Я рассказываю им истории их собственной жизни, и они начинают ценить свою личную историю. Я умею видеть сказку в обыденном. Это действительно очень мощный дар.
Вот уж не знаю, что оказало свой эффект на меня в тренинге Мастера Игры. Или попадание в бассейн, или перегрелась от чужой нежности, но в День Святого Валентина мне было так плохо, как давно уже не было. По крайней мере, три года Пробуждения я встречала этот праздник с радостью и надеждой. А в этом году мне было и физически, и душевно плохо. Все надежды рухнули. Словно и не было трех лет перемен. И мне хотелось умереть. Просто умереть. Уснуть и не просыпаться. Никогда. Потому что две моих луны: материнство и взаимная любовь никак не сходятся. И я начинаю думать: или, или. Потому что одна луна мне точно доступна. Материнство, пусть не биологическое, я могу получить в любой момент. В славянском мире мать – это любая женщина, взявшая под свой подол ребенка. Любого. Пусть рожденного, пусть усыновленного. Я знаю, что могу и имею право усыновить. Но на самом деле я очень хочу соединить две своих луны. Я хочу увидеть своего кровного ребенка, узнать в нем черты мамы, или папы, мои или моего мужчины, или монгольские, или еврейские, или русские и белорусские. Свои, родные. Я так этого хочу! Но рядом нет того, кто мог бы стать отцом. И я плакала, взывая к Ангелам: «Вы понимаете слова «свободный мужчина»?! Вы понимаете?!» И во сне мне сказали: «Ты не видишь белого на белом!» Странная фраза. Над ней я тоже плакала неделю. Я и белое-то не очень хорошо вижу. У меня смешение серых красок. И тоска. Тоска по моему ребёнку.
Утром я поняла, почему мне было так плохо в Валентинов День. У меня на сайте триста просмотров страниц и 50 посетителей. Много. Для меня слишком много. Вот и плющило. Для меня больше 10 человек в сутки перебор. Слишком много энергии. Всю принять не могу.
А в одну из последующих ночей во сне я услышала своё новое имя: Айана. Опять с «йотом». Как Майа. Без «я». И опять на тюркском. Как Сэсэгма или Цыпелма. Имя Айана есть в якутском, казахском, киргизском, монгольском, санскрите, в языках североамериканских индейцев. На якутском это означает «лунная мать» или «прорицательница», на казахском – «лунное озеро», на языке индейцев – «вечный цветок», на монгольском – «путешествие», на санскрите – «полгода», движение солнца по эклиптике: с севера на юг или с юга на север. Есть даже значение «ночная радуга» или «лунная радуга», что появляется на небе раз в пять лет. А ещё так звали жену Авиценны, которую, как говорят, он исцелил от слепоты. Может, и я слепа? Как разглядеть белое на белом?
Мне больше всего нравится «лунная мать». И я знаю одно: материнство у меня не отнять. Я могу не стать любимой женщиной. Я могу не встретить своего мужчину. Но матерью я всё равно стану. Либо благодаря мужчине, либо благодаря себе самой и усыновлению. Я буду матерью. Меня ведет мой ребенок. Только мой. И именно он изменил мне имя. Я слышу детский голос, поющий всякую чепуху на языке, на котором я говорила во время декабрьского семинара «Жизнь в потоке любви». Мы шутили тогда, что это язык Ангелов и у каждого человека он свой собственный. У моего, похоже, тюркский. Ну, что ж. Мой Ангел зовет меня Айана. И всё моё существо откликается. Значит, так тому и быть. Я согласна и не сомневаюсь, что Ангел зовёт меня верно.