Семейная жизнь началась с шалаша. Свадьбу отпраздновали после сессии. Со свадьбы отправились в путешествие… на преддипломную практику в Куликовское лесничество, которое оправдывало название. Вполне. Мало того, что само на куличках, лесные площади, на которых предстояло собирать материал для его диплома, находились ещё дальше, километрах в десяти от куличек. Чтобы не тратить время на пешие переходы, решили обосноваться прямо в лесу.
Из веток, камыша, росшего по краю лесного озерца, сухой травы – он соорудил их первое жилище. Так она узнала буквальный смысл - с милым и в шалаше – рай.
Изредка, вспоминая про диплом, покидали рай и закладывали пробные площади в посадках дуба. Антон работал с буссолью, она ходила с вешкой. Он измерял высоты и диаметры насаждений, Юлия точковала их «конвертиками» в перечётной ведомости.
Набрели на заброшенный сад. Антон обозначил его на выкопировке с планшета - райским. Все плоды сада были в их распоряжении, без запрета и искушения. Медовый месяц оставил в памяти медовый вкус груш… на губах.
Несмотря на – изредка, материал он набрал, написал по нему дипломный проект, защитил, получил направление в Саратов, которое поменял из-за её неутешных слёз – Саратов, а как же настоящая жизнь, которая за горизонтом. В края, дальше Алма-Аты, лесных специалистов в тот год не требовалось. Остановились на этом городе и, Юлия, счастливая вполне, стала собирать вещи. Немного было, уместились в два рюкзака и два чемодана. Может, степень счастья обратно-пропорциональна вороху накопленного «добра»? Об этом она подумала много-много позже, когда снова были сборы.
Но тогда… тогда… не в уши, а прямо в душу ударили слова крёстной:
-На одном месте камень мхом обрастает. А вы? Куда удумали ехать? На край света. А потом опять сюда вернётесь? Так и будете по белу свету шастать? О матери с отцом, почему не думаешь? Вырастили тебя, надеялись, что покоить их будешь, ладно бы ещё здоровыми были. Эх, Юля, Юля - всё бы пенки слизывать.
От обиды и… правды слов дыхание перехватило. И у неё сердце рвётся из-за предстоящей разлуки, но не навек же они уедут. Будут приезжать. Если благополучно устроятся, то и мама с отцом к ним переедут. Тогда она ещё не знала, что для пожилых людей, переезд… как вырвать себя с корнями и засохнуть. Это ей ещё предстояло узнать, очень нескоро, но предстояло.
Родители ни словом укора не обмолвились. Они не знали, что у Антона была возможность остаться в Саратове, что пошёл на поводу у их не очень благоразумной дочери. Промолчали об этом, не сговариваясь, промолчали. А если бы сказали? Отец не простил, а мама… мама поняла, что именно камнем, обросшим мхом, Юле хочется стать меньше всего на свете. Но от того, что поняла, никому не легче. И про пенки, крёстная напрасно вспомнила, давно забыть пора. Когда это было?!
Крёстная, сестра отца, томила в печке, а потом сквашивала для них козье молоко. И дёрнуло же Юлю открыть крышку, взять ложку и подцепить на неё аппетитные коричневатые пенки. Всё равно, кроме неё эти пенки никто не любил. Так и сказала.
-Конечно, кроме тебя никто не любит послаще. Принеси домой и спроси у родителей, хотят они, или нет. Ты не малое уже дитя-неразумное, должна соображать, что - хорошо, что - плохо. Пенки слизывать – последнее дело. И обо мне не подумала. Принесёшь банку домой, мать откроет, что подумает? Макрида пенки сняла и съела. Мне потом, моргай перед ней глазами?
-Что ты выдумываешь, тётя. Никто об этих пенках не вспомнит даже.
-Вспомнит-не вспомнит, подумает-не подумает, а чтобы я больше такого не видела. Вырастешь эгоисткой, а с меня Господь спросит, что же ты, мол, за крестницей-то так плохо смотрела, как допустила до такого срама.
Кто с неё спросит?! Люди уже в космос летают. Никого там не встретили. Но – про себя. Никаких споров на эту тему не допускалось. Табу, наложенное родителями – не верим, но уважаем выбор других людей. Она и уважала. Покорно съедала просвирку, которую крёстная приносила ей из церкви в каждый день рождения. Правда, давала Юле… не в тайне, но, не афишируя перед братом. Тоже… уважала свободу его выбора.
Не табу, Юля поговорила бы с крёстной, объяснила устройство мира, его материальную природу. Не повезло ей - родилась при царском режиме, и в школу не привелось ходить. Читать умела, но читала только Святое Писание. Юля не понимала, зачем, если знает наизусть.
Как Маугли, из атеизма джунглей
Невежества, гордыни и грехов.
С рожденья опыт прошлого, лишь, угли
И лики на стенах – иных богов.
Иногда, когда они были вдвоём, тётя просила Юлю почитать. Давала толстую книгу и садилась рядом с вязанием. Её руки всегда были заняты делом. Казалось, что не слушает, так поглощена вывязыванием платка. Юля спотыкалась на мало, иногда – совсем, непонятных словах. Сколько раз прибегала к хитрости, переворачивать не по одной, а по несколько страниц сразу. И попадала впросак.
-Юля, ты, небось, вперёд забежала, не то сейчас должно быть. Ну-ка, дай книгу. Так и есть, книга старая, листочки истончились, а ты неаккуратно перелистнула.
Без намёка, что раскусила хитрость крестницы.
Наверное, тогда, при прощании, сердцем поняла – что-то не так. Если увязала с пенками, значит, упрёк в эгоизме. И снова – права её совесть, её крёстная.