Страхи

Евгения Шафрай
Самолет прилетает в 16:00. До посадки остается каких-то полчаса, когда сердце вдруг острой болью начинает выстукивать разнобойные такты. Никогда не знаешь, что случится с тобой через секунду. Никогда. Это только кажется, что ты просчитал все возможности и готов к любому исходу, на деле же - есть что-то, чего ты предугадать не можешь. А потому и сердце живет своей жизнью и не считается с твоими мыслями. 

Самолет прилетает в 16:00. Олег сидит в своем кресле и уносится воспоминаниями в прошлое, ведь в прошлом не нужно ничего контролировать: там уже все решено и понятно. Он никогда не соглашался с тем, что люди так боятся окунаться в него. И вот уже не осознавая, где он и куда он летит, Олег видит перед собой девушку. Он видит ее тонкие запястья, покоящиеся на столе. Решает задержаться у стены, чтобы иметь возможность понаблюдать за ней еще пару мгновений. Он видит тонкую струйку света, которая очерчивает ленту из пыли, кружащуюся в помещении. В зале пахнет кофе и зубной пастой. В какой-то момент становится ясно, что девушка кого-то ждет. Он все еще не может поверить, что ждет она его. Он стоит в укрытии и пытается отрезвить свои мысли, проникнуться и упиться сознанием этого факта. Олег решается и подается вперед. Как все-таки странно, что она улыбается ему. В голове молниеносно пролетает мысль, что ее улыбка каждый раз возвращает его к жизни.

- Привет.
- Привет. Давно ждешь?
- Кажется, минут десять. Я даже не знаю. Хорошее утро сегодня, правда? 

Девушку зовут Аня. Они встретились впервые за год до его полета в Прагу. Все произошло банально: у них был общий друг и познакомились они, когда этот друг устроил вечеринку у себя дома. Он помнил прохладу ночного, почти утреннего воздуха, когда они стояли с Аней на балконе. Они узнали друг друга всего пару часов назад, а он уже рассказывал ей, как любил и был сломлен. Нет. Не тривиальную историю любви, в которой один бросает другого, или судьба разъединяет влюбленных, или где один любит, а другой позволяет любить. Все было не так. Олег рассказал Ане, что когда-то хотел изменить мир. Его вдохновили книги, которые он читал в детстве и с тех пор он грезил желанием исправить несправедливости в существующей действительности. Появились амбиции, планы. Но возникла в его жизни девушка, которая просто высосала из него все стремление не только к улучшению жизни вокруг, но и вообще желание жить. Она требовала от него внимания, которое он ей давал просто потому, что не мог не дать. Это было похоже на сумасшествие и одержимость. Она, конечно, пользовалась этим. И, конечно, когда взять у него было уже нечего - исчезла. Но сломлен он был не ее уходом, а тем, что осознал отсутствие в себе стержня. Он думал, что способен контролировать себя, свои поступки. Он думал, что может вращать планету, а оказалось достаточно одного человека, чтобы убить в нем эту уверенность. С тех пор он стал ощущать свою слабость, покорился этой слабости и стал плыть. Иногда говорят, что нужно покориться жизни и плыть по ее течению, она, мол, сама знает, куда тебя закинуть. Но все это вздор. Человек должен выбирать путь. Не сопротивляться, но и не покоряться бездействию. Олег забыл все это и погряз в болотной действительности. Она засосала его своей простотой и мрачностью, в которой не нужно было ничего решать, не нужно думать, анализировать. Ему не важно было, как жить дальше. Он не жил ни прошлым, ни будущим, ни настоящим. Казалось, он вообще находился вне времени. Об этом всем он рассказывал Ане, стоя на балконе почти утром, но еще ночью. Он рассказывал это путано, противоречиво, безэмоционально. А ее глаза сверкали интересом и всепониманием. Было ощущение, что она создана для того, чтобы слушать его. Когда он закончил свой рассказ, она ответила на это кроткой полуулыбкой. Олег выпустил тонкой струйкой дым и выбросил окурок, проследив его полет.

С Аней все было правильно, верно, значимо. Она не разрушала его, но наоборот - давала силы. Сначала он боялся, что она исчезнет. Все время ждал этого. На самом деле, это одна из самых фатальных вещей - ждать конца. Ты будто обладаешь сундуком с золотом и боишься, что это сокровище у тебя украдут. Ты живешь не обладанием, но предчувствием конца. Ты видишь конец, увядание, но закрываешь глаза на то, что уже владеешь чем-то прекрасным. И когда он понял, что это только губит их прозрачную чувственность, Олег искоренил в себе страх, оставив лишь легкий укол удивления тому, что она - его. 

- Да, утро чудесное. Аня. Я так скучал. 

Мысли о ней всегда спасают его от удушающего страха полетов, когда ладони покрываются тонким слоем пота и кажется, что ты маленький и слабый. Самое страшное - это посадка. Когда самолет взлетает ты чувствуешь его мощь, ты покоряешься этой мощи и отчасти это восхищает. Но посадка. Покорность уже не спасает и на первый план выступает оголенный страх. Скорей бы приземлиться. Скорей бы это все закончилось. Если бы не смерть отца, я бы не сел в этот чертов самолет. Неужели так все закончится. Неужели я больше не увижу ее. Нет. Этого не может быть. Нужно просто сосредоточиться. Нужно сконцентрироваться на дыхании. Как там меня учили? Ее любимое число девятнадцать. Один, два, три. У нее три родинки на коленке в форме треугольника. Как я люблю эти родинки. Четыре, пять. В пять лет я поцеловал Таню под мостом одним жарким летним днем. Кажется, она испугалась, потому что целовал я ее не из любопытства, а из пошлого желания. Шесть, семь. Мне было семь лет, когда отец ушел от нас с матерью. Я тогда осознал все по-взрослому, хотя никто не хотел поговорить со мной откровенно. Они играли какую-то бестолковую пьесу, в которой отец поехал в город его детства по работе. Но я все понимал. Глупо было с их стороны считать меня за мальца. Восемь, девять. В девять лет я познал, что чувствую других людей не хуже, чем самого себя. Я могу говорить им то, что, удивительным образом, успокаивает их. Самолет трясет. Сердце разрывается. Интересно, сколько ударов сердца стоит вся человеческая жизнь? Десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать. В тринадцать я представлял, что могу все в этой жизни. Я хотел быть гением, будто гениальность - это одежда, которую можно на себя примерить. Я был посредственностью. Четырнадцать, пятнадцать. В пятнадцать я лишился девственности. Это было нелепо и прозаично. Шестнадцать, семнадцать. В семнадцать она лишилась девственности и я ненавижу этот день и того парня, потому что это не мой и день и парень - не я. Но так бывает. Восемнадцать. Девятнадцать. Кажется, уже тогда наши жизни стремились друг дугу навстречу. Самолет приземлился. Я не умер.