На флоте меня встретили дружески и с почтением, ибо в то время на флоте мало было офицеров с академическим образованием.
Однако, подавляющее большинство офицеров имело высшее образование, окончив Ленинградские военно-морские училища имени Фрунзе, Дзержинского и Макарова.
Главное было, конечно, в том, что на флоте сохранились традиции единства людей, служащих одним целям и находящихся в равных условиях.
Море не разбирает чинов, все равны: и матросы, и офицеры. Это единство никто не мог разрушить, даже большевики.
Началась моя служба с создания отдельной воинской части.
Командир, капитан второго ранга Устюжанов, провоевавший всю войну на Черноморском флоте в разных должностях, угодил на Дальний Восток незадолго до меня, «по замене».
Мы с ним очень быстро нашли общий язык и взялись за создание коллектива единомышленников по освоению совершенно новой техники, которой ещё никто не пользовался.
Человек он был непростой, но для меня он был просто старшим товарищем, со своими достоинствами и недостатками, хотя между нами было шесть лет разницы в возрасте.
Наш отдельный разведывательный дивизион непрерывно обновлялся более совершенной техникой, проводилось обучение многочисленного офицерского состава и старшин.
Мастерство радиометристов часто поражало. Оказывается, и простые люди способны на чудеса, сопоставимые с цирковым искусством.
Эта служба была связана с постоянными переменами, переездами, выходом в море и знакомством с невероятными красотами природы местного края.
Столько было видено и перевидено, что, как говорилось в сказке, ни словом сказать, ни пером описать. Однако постараюсь передать, что было в Приморье, на Сахалине, Камчатке и Чукотке в пятидесятые годы прошлого века.
Поездки по Приморью поражали диковинной растительностью. В любом месте по дороге, если это не населённый пункт, войти в тайгу без топора было невозможно.
В тайге росли кедр, дальневосточный бархат, маньчжурский орех, лимонник, и всё это было оплетено ползучими лианами, то есть было непроходимой стеной.
Очень высокая влажность и жаркое лето способствовали буйному разрастанию разнообразной растительности, ведь Приморье лежит между 43-й и 48-й параллелями.
Владивосток южнее Ялты, а северная его оконечность чуть севернее Астрахани. А если бы мощный хребет Сихотэ-Алинь лежал не вдоль меридиана, а поперёк, как Кавказский хребет, то всё наше Приморье на Дальнем Востоке было бы субтропиками.
Но разломы на границе Тихого океана и Евразии распорядились по-своему, и потому мы приспосабливаемся к тому, что создала для нас природа. А создала она диковинный климат.
Начну с ранней весны. В конце февраля — начале марта на солнце начинается капель, потом быстро наступает бурная весна с ночными заморозками, и вдруг, в апреле—мае с океана наваливается непроглядный туман.
Влажность 100 % по всем приборам, выстиранное бельё не сохнет неделями, температура воздуха колеблется от 18 °С до 25 °C.
Тяжёлые времена длятся до середины июля. И вдруг всё просыпается, солнце восходит и заходит без единого облачка, и такая погода длится до октября.
Конечно, во второй половине сентября температура постепенно и незначительно понижается. Эти месяцы райского климата при полном безветрии искупают все остальные месяцы мучений.
Недаром злые на природу языки говорили про города, с которыми была связь в прошлом: Одесса — мама, Москва — матушка, а Владивосток — ... мать.
Или ещё была присказка: Бог создал Сочи, а чёрт — Владивосток и Могочи.
В 20-х числах октября ежегодно в природе происходит переворот, который лучше Арсеньева описать не берусь.
Вспомните «Дерсу Узала», а именно: спать ложились при плюс пятнадцати, а просыпались при минус тринадцати. А дальше, северный ветер дует вдоль главного хребта, а иногда выпадает снег, и его тут же уносит ветер, выметая снежинки до песка, и вся эта снежно-земляная масса ударяет в лица людей.
На лыжи приходилось вставать далеко не каждый год, так как снежный покров сносился буйными ветрами. Конечно, в глухой тайге всё было совершенно иначе.
Однажды весной, в очередную поездку по Приморью, мы с командиром дивизиона остановились размяться. Сошли с дороги и увидели свежий след, по которому стекала водичка. След «кошечки» был величиной с глубокую тарелку, стало неприятно, несмотря на наличие оружия, мы поспешно сели в машину и умчались от этого места.
Эти «кошечки» были весом около 300 кг, и они практически были истреблены к началу нашей службы на Дальнем Востоке. По данным переписи зоологов, уссурийских тигров к концу 1955 года оставалось всего около 30 взрослых особей, поэтому постановлением ЦК КПСС и Президиума Верховного Совета был запрещён отстрел уссурийских тигров.
Семья братьев Фёдоровых, знаменитых ловцов тигров, осталась без работы, но им тут же помогли.
Они разъехались по гарнизонам, базам и кораблям, где они увлекательно рассказывали, как они голыми руками ловили этих страшных кошек.
Уссурийских тигров бездумно распродали по 250—300 тысяч долларов за каждого по всему миру в цирки и зоопарки, а ведь это были красавцы, не чета бенгальским заморышам.
Уссурийский тигр — это гигант, красавец по окрасу и величию.
Суть отлова тигра заключалась в следующем: четыре брата-богатыря, обычно зимой, начинали преследование зверя — шли по его следу, не давая ему возможности ни спать, ни охотится. Шли дни и недели. Тигр слабел, начинал нервничать и терял последние силы. Они всё это хорошо знали, и, когда дело доходило до крайнего изнеможения, они вчетвером наваливались на кошку, главный вцеплялся руками в шкуру на темени головы и натягивал её изо всех сил. Это вызывало кратковременный паралич животного. В это время остальные братья связывали лапы обессилевшего зверя. А дальше дело техники.
Запрет на отлов тигров привёл к поразительным результатам: за 10 лет поголовье этих прекрасных животных выросло до многих сотен особей. Браво властям тех лет хотя бы по этой части.
Теперь несколько слов о флотской службе. Быт в пятидесятые годы был очень скудным.
Когда я представился начальству, всё казалось прекрасным, но когда я дошёл до командира разведывательного дивизиона, всё оказалось не так.
Он предоставил мне трое суток на поиски жилья.
Побродив по окрестностям, я ничего не нашёл и вернулся к нему.
Он сказал: «Пока не найдёшь, не приходи».
Наконец, мне повезло, и я нашёл, правда, за очень большую цену, скромное жильё.
Впервые я ощутил неприязнь населения не только к себе, но и ко всему офицерскому составу. На западе нас любили и девушки, и старухи, и работяги, и начальство, ведь мы вернулись с войны победителями.
А там, на Дальнем Востоке, было такое странное отношение. В конце концов, я понял, почему. Местное население отправляло на войну сыновей, отцов и мужей непрерывно, и все четыре года получало похоронки.
В это время флотские на Дальнем Востоке жили и не тужили. Поэтому и возникло негласное неприязненное отношение к флотским офицерам.
Одни были не правы, а другие совершенно не виновны в своей судьбе.
Однако это было особенно заметно прибывшим с запада на восток. О таких «мелочах» пресса громко молчала, но на быт флотского офицера все эти «мелочи» ложились тяжким грузом.
В принципе, служба на флоте привела меня к очень глубоким размышлениям о силе традиций, которые самые интеллигентные, самые умные и самые любящие Россию флотские командиры продолжали и насаждали среди более молодой части офицеров.
Эти традиции возвеличивали душу каждого и напоминали о чести и достоинстве офицеров флота, чего, к сожалению, в сухопутных войсках не сохранилось.
Служа на Дальнем Востоке, я пережил следующих командующих Тихоокеанским флотом: адмирал Пантелеев, адмирал Чекуров, адмирал Фокин, снятый Хрущёвым с должности начальника штаба ВМФ, одновременно с которым был снят и маршал Жуков с должности министра обороны.
Однако, смена командующих никак не отражалась на слаженной деятельности всех подразделений флота, работала отлаженная система, в основе которой была ответственность каждого за свои обязанности и обязанности своих подчинённых.
Нашей задачей была разведка всех центров управления авиадвижением, подводными лодками и кораблями на Тихоокеанском «театре военных действий».
Задача была чрезвычайно непростой, однако, в результате многолетней деятельности, могу, даже будучи разбуженным среди ночи, назвать эти центры: Ниигата, Мацумае, Махо, Пусан, Ямада, Немуро, Ходзаки, Ацуги, Итацзуки, Окинава — к югу Тарумпита на севере острова Ату, Кадьяк, Сиктинак, и на этом замолчу, чтобы не утомлять читателя.
Зато видение Японии в ТЗК с расстояния пять миль — эта картина по тем временам была совершенно необычной для нас.
Дело в том, что Сталин по окончании Второй мировой войны в одностороннем порядке объявил 12-мильную зону территориальными водами СССР.
Рузвельт, а потом Трумэн и Черчилль не возражали. Все остальные страны мира оставили своими территориальными водами 5-мильную зону от уреза береговой черты.
С расстояния в пять миль при наличии прекрасной оптики Япония наблюдалась как зелёная стена, выросшая из очень синего моря.
По стене в пять-шесть, а кое-где и в семь этажей носились автомашины по односторонним автострадам, сверкая белыми, красными и голубыми кузовами.
В это время у нас была машина «Победа» мышиного цвета и «Москвич-401» такого же окраса.
Япония поражала нас невероятной красотой и порядком, но, главное для нас, она «выдала» все американские центры управления, правда, не без нашего участия.
О технике тех лет и смекалке моих подчинённых писать не стоит, и так всем всё ясно. Главное — результат.
На каждый вновь открытый центр управления немедленно назначалось авиа-звено морской авиации с задачей его уничтожения в случае начала военных действий или в зависимости от доктрины, которая менялась со сменой генсеков.
Благодарю Всевышнего за то, что я вытащил самую длинную спичку. Наградой мне было знакомство с самобытной природой необыкновенного края, который на картах выглядит совсем иначе, и с невероятной информацией о жизни этого куска земли, который мы, в силу ужасной тупости и коррупции, можем потерять.
Чувствую, что моё хронологическое повествование срывается на восприятие событий не в плоскости тех дней, а в плоскости точки зрения старика, пережившего несколько эпох многострадальной страны.
Жизнь и быт во Владивостоке были как-то обустроены, но, однако, постепенно менялись.
Когда Хрущёв, по глупости, объявил запрет на домашнее животноводство, которое в основном и обеспечивало жизнь полумиллионного города, наступила настоящая беда.
Во-первых, скот был согнан на совершенно не подготовленную территорию: тысячи голов прекрасных коров ревели от избытка молока и недодоя.
Бывшие хозяйки бежали к своим коровам и сдаивали молоко на землю, чтобы облегчить страдание своих бывших кормилиц. Это была очередная глупость и преступность, но все молчали.
Молочные и мясные продукты исчезли, зато на прилавках появилось мясо толщиной в полметра и без костей. Оказалось, это мясо кита. На вид оно похоже на обычное мясо, а на вкус вроде смеси рыбы с говядиной. Словом, гадость.
Прошёл год. Вдруг прилетел Аристов и вручил Чернышёву, первому секретарю Приморского края, переходящее Красное знамя за перевыполнение плана госпоставок по мясу. А ведь это тоже надо было пережить.
Последний всплеск индивидуальной деятельности населения по обеспечению городов и посёлков молоком, мясом и другими продуктами был безжалостно уничтожен одним из негодяев из окружения Сталина — Хрущёвым.
В 1959 году Хрущёв полетел поздравлять китайцев с 10-й годовщиной образования КНР, а, по приказу Мао, ему не подали трап к самолёту, памятуя его «разоблачение» культа Сталина.
Поэтому Хрущёву пришлось вернуться во Владивосток.
Я от штаба округа был назначен в группу встречи Хрущёва.
Помню, как по дороге от аэропорта до Владивостока его встречали и не раз бросали в открытую машину ЗИС-110 букеты роз с дальневосточными шипами.
Так, на подъезде к городу, мчался автомобиль МГБ и по громкоговорителю запрещал бросать цветы в машину первого секретаря КПСС.
Уже в городе я подошёл к его машине и, видя его неприятное лицо в бородавках, хотел выстрелить, но жизнь показалась дороже в последний момент. От этого бы ничего не изменилось.
Могучего Берию, умного и хорошего менеджера, Хрущёв убил, а остальная партийная мишура уже ничего не значила.
Думаю, что поступил разумно, не оправдывая малодушие.
Нужно сказать, что в армии и на флоте Хрущёва не любили.
Его идиотские реформы и сокращения вели не к укреплению обороноспособности, а наоборот.
Наш флот имел дальнюю, истребительную и тактическую авиацию с радиусом действия более тысячи километров.
Так этот «стратег» принял единоличное решение об уничтожении тактической авиации флота. В то время она была вооружена самолётами Ил-28, равных им в мире не было.
Полки расформировывались, а технику посылали под пресс и в металлолом.
Я лично ездил в авиа-гарнизоны и снимал с самолётов точное авиационное оборудование для модернизации командных пунктов.
Командиры авиаполков были в шоке.
Никогда не забуду разговора с одним из них, он сказал: «Чтобы создать авиаполк как организм, как семью, нужно двадцать лет. Тогда это будет боевая часть с традициями. А чтобы его уничтожить, нужна подпись одного дурака».
Потом пошли дурацкие реформы. Нас два раза переодевали: из флотской формы в армейскую и обратно.
Да, не везло России с руководством.
Больше всех натворил Хрущёв с его идиотскими разгонами министерств, преступным пресечением инициативы людей, любящих землю и животных, взрывами священных храмов и отвращением народа от веры.
Кое-кто пытается защитить Хрущёва, однако не было других руководителей, чьи могилы разрывали, а останки разбрасывали вокруг по Новодевичьему кладбищу. Забыли? Вспомните!
Необходимо вспомнить ещё раз о главном: почему Хрущёв не выступил с разоблачением культа личности Сталина через полгода или год после его смерти, а только через три с половиной?
А дело в том, что всё это время он рылся в архивах на Лубянке и уничтожал свои расстрельные списки.
Люди, знакомые с этой системой, подтвердили, что больше всех на тот свет отправили Хрущёв, Молотов, Ворошилов и Каганович, а меньше всех — Берия.
Недаром Мао не подал трап к самолёту Хрущёва, он-то хорошо знал изобличителя культа личности Сталина.
Будучи первым секретарём КП(б) Украины, Хрущёв стольких людей истребил и столько судеб разрушил, что ему пришлось откупиться Крымом, что он и сделал.
Сталин убивал политических конкурентов, таких, как Бухарин, Зиновьев, Бокий, Постышев, Фрунзе, Троцкий и многие другие. Это можно было ещё хоть как-то понять: властолюбец с преступным прошлым должен быть «чистым» перед новым поколением.
А Хрущёв убивал ради того, чтобы выслужиться перед Сталиным. Это совершенно разные деяния.
Вот почему просвещённый народ так презирает изобличителя Сталина.
Противно копаться в кровавой каше большевиков, но что поделаешь. Державу не вернёшь, а знать и помнить, что натворили большевики с самой доброй, самой демократичной и самой богатой страной, совершенно необходимо.
Подумать только, за открытые выступления против существующего строя давали два года ссылки в Сибирь, при этом платили жалованье, чтобы не проголодался государственный преступник.
Когда-то я прочитал фундаментальный труд «Россия под властью царей» автора Степняка-Кравчинского.
Будучи террористом, он в праздничный день при всём честном народе заколол кинжалом шефа жандармов и сумел улизнуть в толпу и скрыться. Удрав за границу и чуть возмужав, он написал эту книгу.
Книга тенденциозна, но в основном исторически выдержана. В ней преподносится цифра репрессированных за все триста лет правления Романовых: 80 тысяч человек, включая восстания Болотникова, Разина, Пугачёва, декабристов и террористов.
«Какой ужас!» — пишет Степняк-Кравчинский.
А только в Бутово под Москвой и в Левашовской пустоши под Питером лежат кости расстрелянного большевиками примерно такого же количества людей. А сколько ещё таких Бутово по всей России.
Продолжение:http://www.proza.ru/2016/03/08/669