Нина Агошкова, Краснодар
Размыла чернила
http://www.sib-zharki.ru/node/17027
Я практикантка Томского университета и даю первый самостоятельный урок. Прошу ребят представить, что Пушкин закупорил в бутылку послание потомкам и бросил её в Чёрное море. Прошу представить, что же Алексадр Сергеевич написал.
Читаю первое микросочинение: "Не разобрала почерк поэта". Я немею.
Второй автор совестлив: "Нецензурщину не повторяю". Я робею.
Третий сочинитель находчив: "В бутылку попала вода и размыла чернила". Я белею. Четвёртая работа более многословная: "Бутылка разбилась, бумажка уплыла. Рисковать жизнью не стану, ведь плавать не умею". Я краснею.
Комиссия смотрит на меня - я потею. Две недели после этого урока я болею.
Геннадий Ботряков, Челябинская область
Не без добрых людей
http://www.sib-zharki.ru/node/18293
На пассажирском теплоходе «Михаил Урицкий», совсем без денег, почти без остатка ушедших на билет от Северо- до Южно-Курильска, я совершал перемещение на юг Курильской гряды, куда, пользуясь возможностью, - оформленным пропуском на все острова без исключения, - наличием свободного времени и изрядной доли авантюризма, решил попасть, просто так, по следам четырёхлетней давности. Оставаться без наличности было для меня не впервой, ведь и месяца не прошло, как я телеграфировал своим родителям в далекую Татарию, чтобы они срочно прислали мне пятьдесят рублей в Петропавловск-Камчатский, где я ожидал теплохода на Парамушир.
Моя начальница, Ирина Бурикова, отбыв на Большую Землю, в Москву, поневоле поставила на мне эксперимент по выживаемости, почти не оставив денег. Поэтому в дни перед посадкой на «Михаила Урицкого» я перешел на подножный корм, - питался пойманной рыбой, да произрастающими в окрестностях Северо-Курильска дикоросами. А беспроцентную ссуду на билет до Кунашира взял у нового знакомого - метеоролога Анатолия Березовского со станции, осуществляющей мониторинг обширных акваторий Тихого океана, дабы прогнозировать возможный приход на Северные Курилы разрушительного цунами, как это уже случилось в пятидесятые годы двадцатого века. Такое испытание, впрочем, мне, любителю экстремальных ситуаций, даже нравилось, - с честью и почти без потерь выходя из них, я потом испытывал чувство глубокого и долго не проходящего удовлетворения.
Бородатого, с жёлтым платком на шее, в штормовке и новеньком суконном берете, брошенным, видимо, беглым каторжанином и подобранным мной на какой-то реке в Приморье, меня заметила молодая женщина. Сам собою завязался разговор, - на теплоходе знакомятся особенно легко, почти как в купе вагона, - и она спросила меня, почему я не хожу в ресторан, единственное место, где можно весьма неплохо поесть, - она, оказывается, уже второй день за мной наблюдала.
Вынужден был признаться, что сильно «поиздержался в пути», в первый день питался собранной на Парамушире черникой, но сейчас и она кончилась, и теперь я вынужден соблюдать строжайший пост. Чтобы не уподобляться Хлестакову, оказавшемуся в такой же щекотливой ситуации, и не разжигать свой аппетит, в место общественного питания я не заглядывал, глотая на палубе малокалорийный солёный ветер и слюнки при воспоминаниях о какой-либо еде.
У меня оставался, правда, рубль с мелочью, но я его берёг для телеграммы своей начальнице из Южно-Курильска в Москву, - в ней нужно было сообщить, что я прибыл именно туда, чтобы Ирина Александровна выслала мне деньги «до востребования». При нашем расставании в Северо-Курильске я ещё сам не знал, где буду высаживаться – на Итурупе, или же на уже знакомом мне Кунашире, и только «выкупая» у пассажирского помощника капитана свой паспорт, отобранный при посадке с плашкоута, решил всё-таки взять билет до знакомого уже Южно-Курильска.
Потом, правда, выяснилось, что можно было сэкономить и расплатиться только до первой остановки на Итурупе, в бухте Касатка, поскольку высадить пассажиров там из-за нерасторопности береговых служб и принципиальности капитана «Урицкого» всё равно не пришлось. После положенной трёхчасовой стоянки на рейде он отдал распоряжение поднять якоря и двинуться дальше, на Шикотан, хотя от причала в это самое время уже отвалила десантная баржа с пассажирами, такая же, в какой сорок девять дней носило по Тихому океану Асхата Зиганшина с сослуживцами Фёдором Поплавским, Анатолием Крючковским и Иваном Федотовым.
Унесло героических мореплавателей как раз с Итурупа. Прежде, чем отправиться в своё беспримерное плавание, их баржа стояла слева от входа в бухту Касатка, - об этом мне поведал один из пассажиров «Михаила Урицкого», и даже столб показал, к которому она была привязана. Ещё он сказал, что нашим морякам повезло, что их нашли американцы, ведь если бы это сделал наш корабль, то им вряд ли удалось бы избежать военного трибунала за халатное отношение к службе, приведшее к таким последствиям.
Наш теплоход, загудев на прощанье, уверенно двинулся к выходу из бухты. Некоторое время баржа гналась за нами, как будто желая совершить обмен пассажирами на ходу, но куда ей состязаться в скорости с океанским лайнером, - мы видели, как она развернулась и пошлёпала назад, к причалу. Можно было догадаться, какие тогда слова шкипер баржи произносил в адрес нашего капитана, но ввиду их нецензурности мне вряд ли удалось бы их опубликовать.
…Узнав причину моего непосещения ресторана, Зина – так звали мою новую знакомую, - обрадовалась, что в состоянии помочь моей беде, а именно, накормить, - что может быть благороднее этого действа, - и стала приглашать меня пообедать, а затем и поужинать с нею. Поотказывавшись для приличия, я согласился, зная, какие великолепные бифштексы готовят в кухне ресторана, да и потом, - почему не сделать приятное хорошему человеку, да и себе тоже, ведь голод не тётка?
Потом, провожая меня глухой ночью, когда «Михаил Урицкий» встал на рейде Южно-Курильска, как я ни протестовал, перед последним поцелуем, на прощанье, Зина всё-таки засунула мне в карман штормовки десятку - на первое время - и дала свой адрес. Но не для того, чтобы я прислал ей долг, - делать это она категорически запретила, - она попросила обязательно найти её в Северо-Курильске, когда я снова там окажусь. Но вот как раз этого так никогда и не случилось.
Полина Ганжина, Владивосток
Всё есть, да и большее будет…
http://www.sib-zharki.ru/node/18008
Все хотят изменить обстоятельства,
но никто не желает меняться сам.
Эта история произошла настолько давно, что уже невозможно абсолютно точно утверждать, правдива она или выдумана. Автору доподлинно известно только то, что истинные желания всегда осуществляются.
В одном маленьком, но шумном городке, на окраине города жила женщина. Годы посеребрили волосы и нарисовали морщинки у глаз, но женщине так и не удалось скопить даже пары монет для исполнения сокровенного желания. Единственным богатством женщины был сын. Женщина с утра до ночи стирала чужое бельё да разглаживала непослушную ткань нагретым на печке утюгом.
Каждая новая корзина грязного белья говорила о том, что любимый сын назавтра будет сыт, а о большем женщина с годами перестала и мечтать. Но с восходом солнца в каморку на окраине приходила соседка с мольбой о помощи и женщина без сожаления отдавала краюху хлеба, оставляя сыну полушку, да приговаривала: «Всё есть, да и большее будет».
Тёмноволосый мальчуган рос смышлёным и добросердечным малым, не докучая матушке лишними заботами и хлопотами. Лишь по вечерам, испросив разрешения, юнец убегал в городской парк, где жадно следил за причудливыми переборами струн бродячих артистов.
Прошло время, и мальчуган запомнил все услышанные мелодии и аккорды, и теперь уж без труда с закрытыми глазами мог сказать, какой гитарный аккорд бередит душу, а какие ноты скрипки приводят душу в трепет.
В сочельник матушка, расставляя на столе тарелки с пустым супом, спросила у сына о заветном желании. Юноша с неизменной улыбкой ответил:
- Всё есть, да и большее будет.
А наутро выпал снег, запорошив дорожки да сковав город льдом. Юноша в помощь матушке понёс корзину выстиранного белья на другой конец города, а, возвратившись, отдал заработанные монеты. Юноша отогрелся у тлеющей печки, да вновь ушёл в мороз раздавать матушкины гостинцы соседям.
Ветер, весь день гулявший по городу, стих, устав от бесконечного карнавала резных снежинок. Снег скрипел под ногами, а во дворах зажигались праздничные гирлянды. Недалеко от дома на груде вещей сиротливо лежала скрипка. Юноша ускорил шаг, всё больше опасаясь, что сказочный мираж растворится в воздухе. Юноша подошёл ближе и, ласково огладив гриф, поднял инструмент.
- Где чудак, потерявший скрипку? – воскликнул юноша.
Эхо, исказив услышанное, повторило: «Чудак…так…так…»
Юноша прижал инструмент к груди и заботливо укутал в ветхие полы одежды. Единственная струна на скрипке застонала, а в глазах юноши появились слёзы, а может то были снежинки, попавшие на ресницы запоздалого путника.
Увидев находку сына, матушка удивилась, но промолчала. А юноша ежечасно старанием и усердием стал вдыхать жизнь в умирающий инструмент. Он часами оглаживал плавные изгибы корпуса и грифа скрипки, рассказывая красавице о причудливых песнях таинственных звёзд, о мелодиях ветра, играющего на струнах бытия. Инструмент молчал, лишь изредка отвечая мелодичным звоном единственной струны.
Прошло время, и юноша купил струны и осторожно водрузил их на точёный гриф. Тёмноволосый юноша обнял за талию пятиструнную красавицу, и мелодия небес зазвучала в тёмной каморке, даруя неподдельную искренность.
Скоро слух о безвестном музыканте разлетелся по всей округе. Теперь юноша играл под сводами театров и на больших сценах, а матушка жила в достатке в роскошном доме, изукрашенном резным орнаментом.
Был вёдренный вечер. Кареты одна за другой подъезжали к ковровой дорожке, а рачительные слуги заботливо приглашали дам в богатых нарядах и кавалеров во фраках на концерт звезды, пленяющей разум и душу.
Юноша заиграл, и чарующие аккорды наполнили зал бесконечной нежностью, и даже суровый монарх не сдерживал слёз, внимая сладкоголосой пятиструнной красавице. Слушателям чудились в мелодиях музыканта и трели птиц, и шёпот далёких звёзд, и ропот прибоя, и звучание души самого маэстро.
Представление закончилось, и в комнату музыканта в сопровождении слуг вошёл седоволосый старик.
- Разрешите посмотреть на скрипку, Маэстро? Я никогда не слышал столь идеального звучания и даже не ведал о том, что инструмент может обладать столь богатым тембром. Я делаю скрипки больше двадцати лет, но так и не смог создать идеальный инструмент.
Взяв скрипку, мастер закрыл глаза и, ласково огладив гриф, тихо молвил:
- Когда-то на этой скрипке была только одна струна…
- Мастер, так это ваша скрипка? – воскликнул юноша.
- Безвестным юнцом я работал в музыкальной лавке. Под покровом ночи я дерзнул создать красавицу, но так и не смог заставить инструмент вторить душе. Рассердившись, я оставил инструмент на улице. Я создал множество скрипок, но только эта идеальна, ведь в ней бесценная душа…
Анатолий Гуркин, Новосибирск
Бася
http://www.sib-zharki.ru/node/17831
Бася обрела своё постоянное место жительства 7 сентября, примерно в час после полудня. Уже давно всё шло к тому, что в доме у нас должно появиться какое-нибудь живое существо – кошка, собака или хомяк, наконец... Я чувствовал, что росла в этом потребность и часто ловил себя на мысли, что задерживаюсь возле какой-нибудь бродяжки-кошки, чтобы погладить или угостит чем-нибудь...
Очень давно – ещё в детстве, у нас была красивая кошечка дымчатого цвета, которую я так и назвал – Дымка! Её я принёс домой из спортбазы, где занимался спортом, спрятав за пазуху болоньевой куртки, и, зайдя в квартиру, пространно предложил маме приютить котёнка, если его никто другой взять не захочет… Мама улыбнулась, взглянув на торчащую из-под куртки кошачью лапу, и предложила вынуть несчастное существо, иначе оно там совсем задохнётся! Так Дымка осталась в нашем доме. Она росла умной и чистоплотной, и прожила у нас довольно долго.
Однажды Дымка ушла гулять и не вернулась. Дня через два знакомая уборщица улиц спросила маму – не пропадала ли у нас кошка? Мама пошла посмотреть на убитую кошку и опознала в ней Дымку…
Мы все очень сильно переживали – в особенности, мама, которая с тех пор зареклась никогда больше не заводить животных… Однако, именно она и навела меня на след бродяжки, которую кто-то подкинул в наш подъезд!
Двусмысленные предложения ничего не дали и, промаявшись душой около двух часов, представляя котёнка сидящим на холодной лестнице, я решительно отпер входную дверь и отправился вниз – на поиски!...
Идти далеко не пришлось!... Спустившись на этаж ниже, я еле разглядел крохотного котёнка, сидящего на коврике одной из квартир, который смотрел на меня, задрав кверху очаровательную мордашку. Подняв его и посмотрев поближе, я увидел, что он очень красивый, но это нельзя сразу понять из-за того, что он очень грязный и шёрстка у него свалялась… Сердце ёкнуло: «Мой!...»
Когда принёс котёнка домой, пришлось употребить все имеющиеся в моём распоряжении средства дипломатии, а начал я с того, что сейчас огромное количество беженцев, и если мы в состоянии пригреть хотя бы котёнка, то на небесах нам зачтётся… Потом сказал, что мера эта только временная и котёнка надо хотя бы отмыть, накормить и обогреть!... Скрепив сердце, мама согласилась, и мне было жалко обоих – и маму и котёнка…
Котёнок не понял, что с ним хотят делать, когда я посадил его в раковину и намылил, а потом стал возмущаться, но перевес сил был на моей стороне, и процедура мытья всё – таки благополучно дошла до завершения!
Когда перед котёнком положили пол - сосиски, это стало для него вторым ударом по нервам, но он с такой жадностью ел, что я видел, как мама тает, буквально, на глазах…
Котёнок еще долго трясся от всего пережитого, но тёплая подстилка (мы подстелили под него старый шарф, уложенный в лоточек) и спокойная атмосфера сделали своё дело: котёнок согрелся и уснул…
Бася (так мы его назвали) оказалась большой умницей и, в меру, игривым, но, с максимумом понимания, котёнком! Я только пару раз показал ей, куда надо ходить в песочек, и она сразу поняла, чего от неё хотят! Сразу поняла, где её место и, поиграв, часок дремала – набиралась сил… Даже мама не ожидала от неё такого здравомыслия и «растаяла» окончательно, приняв данное судьбой!
Чтобы Бася не отвлекала меня от работы, я навесил ей всяких «бабочек – висюлек» и ленточек, чему она очень обрадовалась!… В общем, оказалась очень ласковой и понятливой кошечкой, что меня самого окончательно успокоило, поскольку, я уже и забыл, что значит – держать дома живое существо, да к тому ж ещё, такую кроху!
Бася планомерно ела и спала днём, и вечером, а ночью заставила меня взять её на колени, где и спала до глубокой ночи, пока не спал я… Когда же я стал готовиться ко сну, Бася снова удивила, прекратив свои похождения и устроившись у себя – на шарфике… Я всё время задаю себе вопрос: неужели все кошечки и коты такие умненькие? Если «Да», то почему так много несчастных, брошенных кошек и других животных? А, вообще, конечно, это настолько широкий вопрос, что требует отдельного разговора!
Сейчас Бася выспалась, пережив очередной стресс, в виде громкого сверления за стеной, и, поев, уже привычно принялась играть под столом с моими тапками, которые ей так нравятся… Впрочем, как и всё остальное в доме, где её так радушно приняли!
Александр Зайцев, Красноярский край
Сруб
http://www.proza.ru/2015/07/28/1735
- Здравствуйте, Иван Фомич!
- Здорово, Илья. Заходи. С чем пожаловал?
- Так это... Глафира Ляксеевна дома?
- Кур управляет, щас вернётся. Ты до неё?
Илья, переступая с ноги на ногу, поправив наперёд суму, из которой едва выставлялось узкое горло четверти, продолжил беседу.
- Пойдёмте, Иван Фомич, до цеха, поговорить надо.
- Ну, что ж, - степенно сказал Иван Фомич, разгладил бороду и, прибирая со стола миску с квашеной капусткой, будто бы невзначай спихнул в неё полкаравая хлеба да добрый шмат сала. - Коли надо, так мы завсегда, - потом поднялся с лавки и, прихватив с собой снедь, направился на повить. - Глаша! Я с Илюшей до цеха пошёл. Ужинай без меня - мы долго!
- Ты уж там, Ваня, не переусердствуй, - донеслось снизу.
Скрипя морозным снежком, двое спускались с моста.
- Ну, я вам поражаюсь, Иван Фомич! Как вы Глафиру свою держите. Ведь вся деревня, кроме вас, её боится!
- Илюша, не лебези. Если дело есть, то щас в цехе и выскажешь.
Илья, мужик лет сорока, конфузливо замолчал, ступая вслед за стариком. Тот уверенно шёл прогребёной тропкой к цеху - столярной мастерской, единственной на округу вёрст в пятнадцать. Ещё отец его, Фома Пантелеич, был первым столяром, а уж сам Иван Фомич не только перенял отцово искусство, но и умножил его. От того и рубленый сарай с печуркой да верстаком знатно именовался цехом. Но не только пилой да рубанком славился Фомич, и ходили к нему по разным поводам. Так случилось и сейчас - Илью не интересовали ни новые рамы, ни резные наличники. Ради них бы он не потащил, рискуя попасть в лапы Глафиры, целую четверть, а потому дело было явно серьёзное.
Отомкнув амбарный замок, Иван без усилия распахнул вековую дверь. Петли даже не скрипнули. Не торопясь, вошёл, долго и солидно пошарил по карманам, вынул серные спички. Редкость не только по нашей деревне.
Сначала, опахнув чумным запахом серы, занялась спичка, а уж от неё и фитиль семилинейки. Иван Фомич устроил стекло на место, убавил фитиль, и лампа справно осветила цех.
Вся стена перед верстаком была увешана столярным инструментом, сам верстак чист, зато пол в углу, около небольшой печки, был покрыт слоем стружки толщиной в добрую пядь. чтобы завтра утром на растопку, значит.
- Ты тут не кури, а то займётся, - строго предупредил Иван Фомич Илью. Тот пожамкал губами: выпить да не покурить - деньги на ветер. Но делать нечего - поставил на верстак четверть, а Иван Фомич - миску с закуской.
- Давай, Илюша, табуретки.
Когда две самодельные табуретки, изяществом форм напоминавшие больше венские стулья бывшего барина, уютно расположились под крестьянскими задницами, Илья счёл нужным начать разговор.
- Видите ли, Иван Фомич,...
- Нет, не вижу, - заметил тот, и Илья смутился. Порыскав глазами, обнаружил среди висящего по стене инструмента едва приметную полочку и, достав с неё недостающее, поставил гранёные «соточки» на верстак.
- О, - выдохнул Иван Фомич, а в стопки побежала мутная влага.
- Ну, за здоровье! - по прошествии пары минут, выдержанных для торжественности момента, Фомич поднял свою гранёнку.
- И вам не хворать! Вместе с Глафирой Ляксеевной! - поддержал Илья.
- Да что ей сделается-то? - удивился Иван Фомич, одновременно утирая бороду от спорхнувшей из стопки капли и отправляя в рот щепотку капустки.
Вслед за ним, выдохнув, захрустел и Илья.
- Ох, знатно квасит Глафира Ляксеевна.
- Да уж. В чём-в чём, а в капуске толк знает. Не чета молодёжи.
Это был знак переходить к делу. Если кто обращался к Ивану Фомичу не по столярному ремеслу, значит, требовался его опыт. А коли так, то и спрашивай, пока предлагают - самое время, раз намекают.
- Я ведь к вам не запросто так, Иван Фомич, - начал издалека Илья. - Я к вам с просьбой великой! Старшому-то моему дом ставить нужно.
Да, Илюхиному старшому дом требовался уже давно. Два года как оженился Володька, дитё нажил, а всё ещё по углам батькиной хаты с жинкой маются. И это бы ладно, да кроме него, у Илюхи с Марфой ещё семеро по лавкам, мал-мала меньше. Им много чего знать пока рано, а крыша-то на всех одна. А какие в деревенской избе перегородки? Это всё Фомич знал. Сам через это прошёл.
- Да, дела... - выдохнул он, поглядывая на четверть. - Рамы-двери я вам сварганю первый сорт, ты, Илья, не переживай. И даже не думай об этом. Жив буду - сделаю. А помру, так, считай, не по своей воле подвёл. По Божьей.
Личный интерес делает человека сообразительным сверх всякой меры, и Илья тут же наклонил узкое жало бутыля.
- Это уж завсегда к вам, к кому более-то? Но не до рам сейчас, есть дело поважнее... - Илья умолк из почтительности.
- Лесины подобрать? - Иван Фомич аж радостно поперхнулся.
- Да, Иван Фомич, выручайте с подбором леса на сруб! Дом - это ведь дело серьёзное, его на одно поколение ставить накладно. Я вон как самый младший в семье в отцовом доме живу, да и младшому потом оставлю. - Илья почти заискивающе смотрел в глаза старику. - И Володьке хочется так дом отгрохать, чтобы его правнукам хватило. А в этом деле подбор лесин самое первое дело. Я уж честь по чести рассчитаюсь. Сколько скажете! Кто, кроме Вас, лес выбрать сможет? Да никто. - Сейчас решалось, согласится ли старик помочь, а потому Илья не скупился ни на слово, ни на самогонку. Снова в гранёнки побежала мутная слеза.
- Да, дом отгрохать - лесины нужны подходящие, - многозначительно протянул Фомич, хоть и рад был несказанно такому обороту, но вида не показывал.
- Деньги твои, Илья, мне, - Фомич задрал глаза в потолок, - не нужны. Ты это вот что,... Илюша... А у тебя осьмушка пороху найдётся? - Фомич достал нож из паза в стене и начал толстыми ломтями резать сало.
- Да что Вы, Иван Фомич, хоть фунт для Вас.
- Фунт мне до конца жизни не перестрелять, а осьмушку завтра принеси. - Фомич внимательно посмотрел на Илью. - Если есть.
- Есть, Иван Фомич, есть, - обрадованно уверял тот, наливая «соточки» по края, с горкой, - недавно в уезде полфунта купил. Вам, может, дроби ещё надо?
- Не, Илюш. Этого самоката у меня полно. Пороху бы каплю - пойду тебе лес подбирать, мож птичку стрельну. Любит Глаша моя дичь, приветствует. – Старик аж причмокнул от удовольствия, отправляя вослед стопке мягкое сало. - Да и я без ружьишка по лесу ходить не приучен сызмальства. А коли порох есть, так и тебе дело, и старику в радость.
Фомич закрыл глаза от удовольствия. Глафира его уже с прошлого Рождества нипочём в лес не пускала - возраст. Порох весь у Фомича в печке извела, чуть пожар не устроила, но лишь бы не шастал окаянный. Это только по деревне народ думает, что Фомич Глафиру свою под ногтём держит, да не всё так просто. Это на людях его Глафира Алексеевна добра да покладиста, а вот наедине... Почти полвека Фомич с Глашей ногтями-то этими меряется, и не всегда у Фомича больше. Ну, так это Илюхе и другим знать не надова. Порох будет, а там и Глашку спрашивать нет нужды. Главное - идёт по делу. А по делу - даже она поймёт, особливо, если Фомич домой с тетеревком вернётся.
«Хороша жизнь, - подумал старик, - и напоил Илья, и пороха принесёт. И по лесу прогуляюсь. Пусть потом лается Глашка...»
- В общем, сговорились, Илья. Неси завтра осьмушку, а уж на другой день я тебе лесины подберу. Перед Большим Врагом.
- Перед Большим Врагом? Так это ж, Иван Фомич, под боком. Оттуда мы и на закорках их перетаскаем. Вот спасибо, удружил! Спасибо, что помог, не отказал.
- А кто нам, Илюха, поможет? Земские или, может, сразу сам царь? Мы друг другу - первые помощники, Илюха. Потому как, кроме как сами себе, никому мы больше не нужны. Даже старосте. - Фомич покосился. - Ну, что сидишь? Давай по последней... Оть, - старик отчертил ногтём почти поверх рюмки. - В самый раз! За новый дом, чтоб простоял лет триста. До праправнуков!
Потом, сговорившись уже обо всём, вышли они в морозную ночь.
- Ох, и подморозит под утро, - пробормотал Фомич, усердно запирая цех. Проводив Илью до калитки, пошёл в дом. Брякнул миской об стол перед носом Глафиры и сел на лавку.
- Чё Илюха-то приходил, Вань? - Глафира прикинула, что раз закуски истрачено мало, значит, столько же и выпито. Лицо Фомича подтверждало её надежды.
- Ворота на двор новые собрался ставить Илюха. Размеры приносил, да просил, чтобы крепкие были. - Фомич махнул было рукой, но Глафира перебила.
-Что это с самогоном-то по столярному делу?
Вот те надо ж: баба бабой, а в суть вещей попала, и потому пришлось Фомичу прикрикнуть.
- Гаси лампу. Спать пора! Неча тут керосин палить.
Как-то так в старину строились те дома, что сегодня высятся чёрными грудами среди мёртвых деревень. Отбегав вокруг них, тогда ещё живых и добротных, босоногое детство, разъехались праправнуки Фомича и Ильи по городам. Завели своих внуков. Кем они приходятся тем Иванам да Ильям? Прапрапра...? Но Русь от смерти деревень хоть и стала меньше, да не кончилась. И любой желающий может всегда вернуться обратно. Если уж нет больше родительского дома, не беда - можно отстроить и новый. Беда в том, что не найти теперь уж такого вот Ивана Фомича, чтобы мог выбрать лесины на дом, под крышей которого вырастет не одно поколение
Тамара Захарова, Алматы, Казахстан
Капчагай, утро
http://www.sib-zharki.ru/node/18667
Заалел восток. Молчит еще сонное море. Потянуло свежестью, и я проснулась. Поеживаясь от утренней прохлады, выхожу из палатки. Приближается восход солнца, морская гладь становится малиновой от зарумянившегося неба. Стоит тишина. Я медленно, с замиранием сердца, вхожу в воду, она нежно, с теплотой встречает меня. Усиленно сияющие лучи поднявшегося солнца, переливаются на поверхности водной глади. И не понять, в воде я купаюсь, или в золотых лучах. Волны лениво набегает на берег, выносят меня на чистый мелкий песок, ласкают одинокий плоский валун, искрящимися кругами откатываются назад. Золотисто - розовое небо отражается в чаше . Я наблюдаю, как ласково плещется его шелковый простор. Невинно голубое, оно искрится под лучами солнца. И небо голубое падает своей голубизной в воду.
Я ложусь на гладкую поверхность уже прогретого камня - голубизна подо мной, вокруг меня и надо мной. В безбрежности неба происходит таинство: беспокойные непоседливые облака в вечном движении. Появившись из ниоткуда, разгуливают себе в голубом просторе. Пушистые и радостные, длинные и прозрачные, бледные и кисейные. Завороженно слежу за творчеством природы, рисующей на лазурном холсте белые творения. Смешав все, начинает снова рисовать белыми красками на ярко - голубом фоне солнечного царства. Смотрю на пробегающие картины неба, слушаю плеск волны, вдыхаю влажный, пьянящий воздух. Так же, как волны, набегают мысли - это встречаются мой душевный мир с миром природы. Мысли мои бесконечны, как облака, плывущие в вышине, но озеро умеет убаюкать шепотом волн.
Я перестаю слышать монотонность плеска волн, только стальной блеск воды, серебристые блики, да белые барашки пены отражаются в моих глазах. Я пытаюсь запомнить все цвета, запахи, звуки, хочу закрепить уверенность в том, что все окружающее меня, принадлежит мне. И не важно, что происходит в эту минуту в мире, важен этот миг и волшебство. Наверное, утро у моря настроило струны моей души, которая сегодня спокойна. В этом заслуга моря, открывшего во мне новые чувства, и белых облаков, вызывающих восторг и слезы.
Нина Ильиных, Новосибирская область
Домашнее задание
http://www.sib-zharki.ru/node/18086
На одном из заседаний клуба самодеятельных авторов «Вдохновение» председателем клуба Надеждой Георгиевной Седовой было предложено задание: создать небольшое произведение, в котором бы рифмовались такие слова, как «Земля - рубля». Писать стихи – особая наука: тут важно не только рифму соблюсти, но и чтобы строчки легли в стиле ямба или хорея (есть такие размеры в стихосложении). Конечно, можно выдать набор слов и «ямбы» соблюсти, и в рифму уложиться, но так, чтобы смысл этих слов запал в душу, тронул сердце тем, кто читает и кто слушает – это не каждому дано.
«Земля – третья по удаленности от Солнца планета Солнечной системы»,- читаем мы в энциклопедиях. А вот поверхностный слой земной коры, несущий на себе растительный покров суши земного шара и обладающий плодородием – это есть почва. Но так уж сложилось, что именно этот плодородный слой, мы, земляне и зовем землей.
Из много численных песчинок, частичек состоит земля. Подул ветер – унес песчинки-пылинки далеко-далеко. Хлынул дождь, понеслись потоки воды в речку, захватили частички земли и поплыли они, может, до самого океана. А может, какая-то толика зацепится за бережок, может даже новый островок образуется. Родина малая, земля моя Шипуновская, где родилась я и мои родители, а теперь и дети мои пустили корни, вот уж третий век в страданиях и муках. В неблагодарности и забвении, терпеливо рожает земля хлебопашцев и летчиков, врачей и учителей, воинов и поэтов, которые подобно частичкам земли разносятся по всей матушке России, а может, и по всему миру.
Вспомнились слова отличника народного образования Ряшенцевой Александры Александровны. Копаясь вместе с нами детишками на пришкольном участке, она сказала: «Вот ведь земля какая: хоть брось в неё, хоть аккуратно положи любое семя – хлебное ли зерно, картошку ли, семечко яблока или семя сорняка – упадет, но всё прорастёт, всё вырастет. И сладкое и горькое – такая сила есть у земли, а мы, живущие на ней, должны в меру своей образованности, культуры, дать возможность одному процветать, а другому сказать - нет.
Слова «Земля – рубля» созвучны, но они не только близки по рифме, но и очень дополняют друг друга. Ведь не в так далекие времена получив в вечное пользование 19 тыс.га земли, мои земляки, объединившись в одно хозяйство, много и честно работая, с земли сумели сделать хозяйство миллионером. Чистая годовая прибыль составила миллион рублей. Помните слова песни: «Земля и оденет, земля и накормит, ты только себя для неё не жалей». Кто пахал и сеял, кто лечил, учил детей, а кто, прославляя руки, пахнущие хлебом – в итоге: земля и дала много рубля. Вот тебе и сочетание, вот вам и рифма. Излишки продукции, выращенные в одном регионе, с успехом покупают в другом. Руку помощи протянули шипуновцы Дальнему Востоку (это фураж, сено) в 2013 году, а сколько леса, выращенного, обихоженного моими земляками развезлось по всей матушке России, да и за её пределы. Много слов благодарности говорят мои земляки тому кусочку вселенной, где выросли, выучились, научились зарабатывать рубли.
«Я родился
В этом добром краю.
И влюбился
В деревеньку свою…
Уезжаю,
Но в заветрии дней
Вспоминаю,
Как о маме своей…»
Вот такие слова благодарности написаны моим земляком Анатолием Краснослободцевым с далеких берегов Волги.
И славят землю, и лелеют, ухаживают и берегут, потому, что без земли не будет и рубля ни в строках поэта, ни в жизни человека.
Любовь Котенёва, Новосибирская область
Деревенская лавочка
http://www.sib-zharki.ru/node/18479
Есть местечко заветное
В деревеньке любой,
Где не спят до рассвета
Весенней порой,
Мимо старенькой лавочки
Никто не пройдёт.
Деревенская лавочка
Возле самых ворот.
За речкой находится старая часть деревни. Деревня вверх, в гору пошла. А за рекой остались старые дома. Некоторые из них пустые и разрушены временем, в других только дачники живут летом, но есть несколько домов, где проживают наши дорогие бабушки, не уехавшие к детям и внукам в город, не перебравшиеся наверх, в благоустроенные квартиры. Живут эти старики, как могут, друг другу помогают. Да, надо заметить, что в основном это бабушки, деды их рано землю покинули. Жизнь их была длинной и трудной, есть, что вспомнить. И вспоминают они о прошлом своём частенько, они всей своей душой там, в прошедшей молодости. За последним домом находится родник. Вода там чистая, даже летом студёная и, говорят, лечебная. У нас по речке вообще много родников, но ими мало кто пользуется. Заросли они, о некоторых и вовсе забыли. Так вот, возле того родника растут две берёзы, они выше телеграфных столбов. Деревья ветвистые, красавицы. И тут же у крайнего дома, где живёт баба Маруся, стоит лавочка, обычная деревенская лавочка, куда соседи собираются посудачить. Лавка длинная, на многих сразу рассчитана. А рядом ещё пенёчки стоят – чурбаки. Бывает, столько народу соберётся, что и места всем не хватает. Вот и стоят чурбаки запасными. Лавка не крашенная. Но от многочисленных посиделок стала лощёной, блестит. Чего она только не видела и не слышала на своём веку. Кто на ней только не сиживал. Баба Маруся эту лавочку оберегает. На зиму её чем-то прикрывает. Она говорит – пока лавочка стоит, и я ещё поживу, а как она свой век отслужит, так и мой конец придёт.
Иногда к нашим бабулям внуки приезжают или из города, или с центральных улиц, кто на велосипеде, а кто и на иномарке. Они приезжают сюда, как из другого мира. Там наверху, в новой деревне компьютеры, дискотеки, телефоны сотовые. А здесь тишь да благодать. Но телевизоры, обманывать не буду, почти у всех имеются. Дети новые себе покупают, а старые сюда бабушкам сплавляют, не выкидывать же. Здесь ещё встретишь и русскую печку, и вёдра на коромысле и поленницы дров. Живут старики, пока могут. А как силушка их оставляет, так к детям перебираются, как они говорят, – помирать. В этой деревне тихо. Летом здесь петухи поют, да кукушки перезвон заводят. Собаки и те редко лают. А на кого лаять, все свои, все живут тут по много лет. Президенты, выборы, воины где-то в Африке или Азии их мало интересуют. Современные фильмы они не смотрят. Вот и живут они своим прошлым. Многие из стариков местные, но есть и те, кто приехали в эти края очень давно и тоже уже местными стали. Зимой они по домам собираются и вместе, время коротают. А летом здесь на лавочке частенько по долгу засиживаются. И идут задушевные беседы. Сегодня, глядишь, чем-нибудь похвалятся, а завтра такое расскажут – слеза пробьёт.
- Хотите послушать? Присядьте тихо на краешке лавочки, и только не мешайте, такое услышите, не в одном кино не покажут. Жизнь-то она интересней, чем кино, бывает.
Сегодня погода неважная. Дождь с обеда принимался. У старых людей, как известно, в ненастье недуги обостряются. Так что вечером на лавочке сидели толь-ко три бабульки: Мария, Татьяна и Федора. Это три соседки, три старинные подружки. Им всем уже за 75 лет. Сначала повздыхали про погоду, про болезни. А потом Мария начала издалека:
- Сегодняшний день для меня с войны ещё шибко памятен.
- Интересно чем, Маня, вроде не праздник и не день рождения, - Федора удивилась.
- Эх, подружки это такой день, очень важный для меня день.
- Да, не тяни ты, рассказывай,- это уже Татьяна теребить её стала.
Последняя встреча
(рассказ М.И. Роговой)
Не торопите меня, всё расскажу. Про те времена военные нелегко вспоминать. Я ведь в войну с четырьмя детьми осталась, когда моего Петра призвали на фронт. Старшему Мише тринадцать лет было. Он по тем временам почти взрослый считался, много какой работы выполнять мог. А младшей Зиночке три годика только было. Трудно мне досталось. Да, кому в то время легко было? Петра увезли 21 июля 1941 года через месяц после начала войны, попал он в третью партию. Повезли их на Восток сначала. Предлагали ему учиться на офицера, не остался, побоялся, образование маленькое – 4 класса. Их-то увезли, а мы-то остались в деревне. У меня дети росли послушные, смирные, умные, меня на Вы называли. Дома всё они управлялись. Сами картошку варили. А нам матерям, не до того было. Мы с Коптевой Таисьей всю зиму по ночам за дровами ездили. Погрузим долготьё на сани и везём. Дети ждут, картошки наварят.
- Мама, идите поесть.
- Сейчас, вот отдышусь.
И так и засну, не поевши, на печи. А дети и дома помогали и ещё ведь учились. Не было в то время ни выходных, ни проходных. Летом нас всех баб и подростков на три месяца в колхоз мобилизовали: сено скирдовали, на уборку урожая. В Куите заключённые специально, когда картошку копали, нам оставляли. Ребята ходили с ведром, мёрзлую картошку собирали, и мы из неё пекли саечки. Ты, Татьяна, приезжая, этого не знаешь. А вот Федора через всё это прошла сама.
Так я вот про Петра дальше расскажу. Пришло от него письмо, что 22 июля 1942 года будут они через Новосибирск на поезде проезжать, на Западный фронт их везли. Просил, чтобы мы приехали встретиться. Да, чтобы ещё и детей прихватили. Утром 21 числа пошли мы на Шелковичиху. Я со свекровью, да троих детей взяли. Только Зиночку младшенькую дома оставили с соседкой. Прихватили мы с собой узелок, что нашлось, покормить нашего бойца. Дети босиком бежали по пыльной просёлочной дороге, не ныли. Так до передачи (поезд) добрались. Доехали до Главного вокзала. Там народу набилось, яблоку негде упасть. А мы с детьми. Подошли к милиционеру, всё ему объяснили. Помог он нам, место нашёл, усадил нас. Переночевали на вокзале. Ночью с Востока эшелонов не было, только утром они пошли. Мы вышли на воинскую площадку. Народу тут тоже было много. И вот пошли эшелоны. Везли солдат в скотных вагонах. Я восемнадцать насчитала составов. Как один останавливается, бегу к нему, бегу вдоль состава и кричу своего Петра. Вот ещё один поезд пришёл, я около одного вагона стояла. Двери раздвигаются, глаза поднимаю, и вот вижу сапоги, он передо мной - наш Пётр. Стоит он без ремня. Выходить так нельзя. Друг тут же отдал ему свой ремень, и он к нам выпрыгнул из вагона (обычно эшелоны тут стояли подольше, заправлялись). Он с детьми обнялся, с матерью, меня приголубил. Сели в сторонку. К еде только и притронулся, а уже команда: «По вагонам!». Так он схватил узелок, и проститься с нами как следует не успел, вскочил в другой вагон. Молитву я ему в карман сунула на листочке «Божья помощь». Потом ни с дороги, ни с фронта писем от него не было. В 1943 году пропал без вести.
А мы дальше жили – выживали. Ребятишкам в войну особенно тяжело было. Ходили они в лес за ягодами, за грибами. Пучек целую сумку набирали. Их крошили, парили в печи, делали с молоком, они сладкие были. Ели крапиву. Осот молодой для щей шёл. Хлеб был с овсом, колючий. Мои детки зимой ещё до школы затемно ездили за скотный двор за сеном для овечек. Кору тоже на саночках собирали. Огород копали вручную по 15 соток. За ночь его вскапывали.
Да, трудные времена мы все пережили, не вам мне об этом рассказывать. Сами не лучше меня жили. А вот про Петра сегодня грех не вспомнить.
- Эх, а я бы сегодня наших саечек поела, вспомнила бы молодость, - Федора проговорила задумчиво.
На улице совсем стемнело. Опять дождик начал накрапывать.
- Поплачь, поплачь дождичек за Петра моего, помяни погибшего солдата.
На этом сегодняшние посиделки заканчиваются. Пошли бабушки по домам
«Грехи наши чашкие»
Сегодня на старой лавочке оживление. Среди бабушек затесался Никита – седая борода. Старушки платочки понаряднее надели, приосанились. А дедок совсем петушком, фарс держит. Им бы в такой ситуации повспоминать, как молодыми на гулянки бегали, а их куда-то не в ту сторону понесло. Степанида тон задала разговору. Вспомнила она про своих близнецов Катьку и Кольку. Рано они с жизнью распрощались. А матери каково! А Василий младший попивает горькую, и хорошо попивает. А ему уже полста стукнуло. Где жена, где дети!
Горюет Степанида. А сама причитает:
- Грехи наши чашкие. За грехи это мои мне всё достаётся, грешница я с детства.
- Ты, что, какие ещё у тебя грехи? Мы с детства рядом живём, ничего страшного за тобой не помню, ты о чём? – это Шура вступила в разговор. Она всего на год младше Степаниды, вместе росли, играли. Всё на глазах у неё прошло.
- Да я сама недавно до этого додумалась, поняла, за что меня Бог не любит. Вот я вам подружки всё сейчас расскажу, как это мыслю, а вы рассудите права я или нет. Вот Федора и Татьяна вы помладше, не захватили нашу церковь. А при нас она ещё стояла, при нас её разоряли, мы это видели хоть и малы были. Стояла наша красавица недалеко от нового моста, на правом берегу. Когда её построили, она, считай, в центре деревни находилась. Строили её на деньги богатых жителей. Одни старики Пальчикова поминали, другие Чуркина. Церковь была в большом зелёном доме, крыльцо было высокое, широкое, купол был железом обит и под золото выкрашен. Внутри всё иконы, иконы. Батюшки менялись. Их из больших городов присылали. Вот Никодим в 1922 году из Томска к нам приехал. А дьячка Пименом звали. Батюшка обженился, у него пять дочерей было. Рядом с церковью ещё дом был с подсобными помещениями. Тятя рассказывал, что прежде в церкви все службы справляли, как положено. Сюда из соседних деревень на праздники народ съезжался, а кто пешком много километров шёл. Сначала служба была, а потом у церкви гуляние. И крестили, и женили, и отпевали в церкви. Вот дядя Леон рассказывал: «Народ бедно жил. Одни сапоги на всю деревню были, большие, общего размера. Когда кто женился, эти сапоги на прокат брали, только для того, чтобы в церковь съездить. А потом тут же возвращали, чтобы не сносить».
Но пришло время безбожное, власть решила, что не нужна церковь в деревне. Решили её уничтожить. Это давно в тридцатых годах было.
Дед Никита не выдерживает и вступает в разговор:
- Молоды вы тогда ещё были, мало что помните. Я то постарше буду. Мне тогда тринадцать годков было, когда её – матушку ломать удумали. Всё хорошо помню. С Советской властью пришло к нам безбожие. Старых-то людей от Веры не отвернёшь, а молодых-то запросто. Рушить - не строить, удовольствие большое, а ума большого не надо. Парни молодые здоровые жеребцы на крышу залезли и стали кресты с крыши сбрасывать и купол разрушать. А сами гогочут, окаянные, да похабщину несут. Бабы стоят рядом плачут, крестятся, причитают, ругаются они на ребят. Потом иконы поснимали и из церкви вынесли. У деда Фомича амбар большой был, склад там сделали. Туда всё и стащили. А куда потом подевали, не знаю. А церкву перестроили. Сначала в ней зерно складовали. Помню, капусту хранили по осени.
Потом освободили её. Там где детей крестили, сделали спортивную комнату. Всякие там снаряды поставили. Чтобы парни занимались и мышцы укрепляли. Другого места не нашли. А в церкви клуб сделали. Клуба до этого на деревне не было. Стали изредка кино немое привозить. Аппараты были старинные, не как сейчас. Чтобы кино посмотреть, надо было вручную крутить у аппарата ручку. Кино по частям смотрели. Девять частей было. И всё крутили. А делали это мы - мальцы. У нас денег на кино не было, вот мы так и зарабатывали себе на просмотр. Ручку крутили и смотрели. Прочесть почти не успевали, что там написано, так больше картинки смотрели. Иногда киномеханик читал. Народ-то малограмотный был. В церкви сцену соорудили для концертов и собраний. Аппарат для кино на сцену ставили, а показывали на противоположной стене. Школа всё концерты показывала.
- Теперь, дед, дай я скажу, моя очередь пришла, – это опять Степанида в разговор вступила.
- Мне тогда было девять лет, учились мы в доме, который потом сгорел, где ещё волость была. Я тогда во втором классе училась, шустрая была девка: пела, плясать любила. Меня так и звали Стёпка-артистка. На Первое мая мы в клубе концерт ставили. Не помню, что за сказка. Помню только, что мне роль чертёнка дали. Рога мне приделали, хвост. Рожу сажей размалевали. Вот мы и выступили. Хлопали нам шибко, а мы, дурачьё, рады были. А я вот теперь думаю, что через того чертёнка вся жизнь моя не заладилась. Подумайте, в святом месте самого чёрта изображать, грех это великий. Вот баба Вера моя, помню, нас даже в кино не пускала. Она говорила: «Пойдёте в церкву машину ва-шу адскую смотреть, а пол там под вами и провалится». Страшно было, но мы шли. Что мы тогда понимали. Вот и живу я с этим грехом, и детям моим за это перепало. Много нас таких безбожников тогда было, не ведали, что творили.
Все сидели некоторое время молча. А потом началось:
- Быть такого не должно, чтобы дети и внуки за дедов отвечали, малы мы были, не грамотны.
- Что плохого, что люди культурно жить начали, в клуб потянулись.-
И прочее…
- Грустные у нас сегодня посиделки получились, - заключили бабульки.
- Эх, Степанида, подпустила ты нам тоски – печали.
В этот день по домам расходились тихо. Каждый свою думу думал. О своих грехах, наверное…а у кого их нет.
Убитый
Сегодня Дуняша позвала соседок на картошку с грибами. Самой Дуняше уже 74 года, не молодая за грибами бегать. Внук привёз грибов. Ромка ездил на мотоцикле за деревню далеко, привёз пол мешка опят. Бабушке своей Дуне целое ведро насыпал грибов, поболтал с ней минут пять, и укатил домой. Дуняша брала грибы в горсть, к лицу подносила, вдыхала их запах. Ромка брал грибы чисто, без мусора. Дуняша быстро их перемыла, картошечки начистила, варить поставила. Пошла она соседок приглашать. Степанида с палочкой приковыляла. Маняша пришла в новом красном платке. А Лидочка пришла и Кузьмича с собой прихватила. Дома стояли ароматы жареных грибов, картошечки, лука. Лишь войдёшь, слюнки начинали бежать. Дуняша поставила на стол бутылочку домашней настойки. Все дружненько уселись, и взялись с приговорками, с присказками за стаканчики и за ложки.
- Да, Ромка твой молодец. Хозяйственный он парень, всё в дом тащит: и рыбу, и ягоду, и грибы. - Это дед начал.
- А главное и бабушку не забывает.
- Хороший парнишка, работящий, не то, что мой Владислав. Тот раз в год прикатит, и то, если мать пошлёт. А и приедет, ни слова, ни пол слова, – это Маняша ворчала.
Дед положил в свою чашку несколько полных ложек вкуснятины из сковородки.
- Дуняш, а куда он ездил, не говорил за грибами?
- Кажись за Убитого, он там место знает.
- Да, мы раньше тоже там опята брали, места знатные.
- Вот знаю, что доктор там наш давнишний застрелился из ружья, а почему? Отчего человек такой грех совершил, не знаю. Тогда много чего болтали, - сказала Дуняша, вытирая жирные губы платком.
Кузьмич понял, что пришло его время. Он прожевал содержимое последней ложки, облизал её и отложил в сторону:
- Спасибо тебе Евдокия и внуку твоему. Без него так грибов и не поели бы. Да, а про Убитого я байку знаю, сейчас всё вам расскажу.
Бабульки приготовились слушать, а Кузьмич чувствовал себя в центре внимания, и ему это очень нравилось. Рассказывать он любил, а тут ещё после такого обеда.
- Вообще-то место это нехорошее. На этом месте ведь в разное время двух убитых нашли. Первым был мужик. Я уже и не помню, как его звали. Мал я тогда был. Давно это было. Вот мой дядька Кузьмич, меня в честь него нарекли, рассказывал, что сам того мужика видел. Они из города с женой его Пелагеей через Малиновку возвращались, на лошади ехали. Дело летом было. Видят, на куче валежника что-то чернеет, пригляделись, человек. Подумали сначала, что отдыхает кто, прилёг. Тогда ведь все в город через Малиновку добирались, кто как мог. Поближе подъехали – лежит, не шевелится. Дядька к нему, а тот с головой пробитой лежит, неживой. Ну, что думаете, они сделали? Вожжи в руки и ну оттуда. Приехали и молчок. А что, попробуй тогда скажи про такое, сам в убийцы попадёшь, замучают. Потом уже когда время много прошло про то рассказали. А мужик тот, говорят, на базар ездил торговать, обратно возвращался с деньгой хорошей. Вот его и ограбили и убили.
А вот про вторую историю я побольше знаю.
Я тогда парнем ещё был в расцвете лет, киномехаником работал. Мы тогда по соседним деревням с передвижкой ездили, кино ставили, танцы устраивали. Людям отдых организовывали. Больница тогда находилась чуть повыше бывшей церкви. Хорошая по тем временам была больница. И приёмная там была, и палата на пять коек, и даже родилка, моя-то тут рожала сына. Врачом была Нина Ивановна, женщина умная, культурная. У неё сын был, шибко рисовал хорошо. Он школу как окончил, где-то в Ленинграде учиться начал на художника. Ну, мать собралась и к нему уехала. К нам другого врача прислали Ивана Трофимовича. Человек он был молодой, вежливый, уж очень культурный. Со всеми на Вы, не курит, не попивает. И лечил он хорошо, никто на него не жаловался. Но не очень он входил в наше крестьянское понимание, какой-то не такой он был, неправильный, по нашим понятиям. Вот, скажем, начал он с людьми помаленьку сходиться. И что ж выходит - было много в деревне людей уважаемых, грамотных, как бы равных ему. Ну и дружи ты с ними. Это твоя компания. Ан, нет. Начал он дружбу вести с Горахиными. Ходить к ним частенько стал. А жили они недалеко от теперешнего моста. Тогда его ещё не было, конечно. Жили они в полуземлянке, нищета – нищетой. Да хотя бы стремились из жизни такой вылезти. Нет. Работали так себе с ленцой, не перетруждались. А детей пятеро у них было. Ну что тебе у них надо, что ты к ним идёшь, какие у вас общие интересы. Ребятишкам он пряников несёт, те их отродясь не видели. А с Игнатом они часами сидели на крылечке, разговоры вели. Это летом было, а зимой в их землянке пропадал вечерами. Смотрят люди на это дело, смотрят и не понимают, а что не понимают, то не принимают. Пошли тут разговоры, насмешки. В больнице в это время нянечкой работала Натаха рябая. Она в девках уже засиделась, перезрела. У неё ни рожи - ни кожи. Ефим, помню, говорил: «Я на такую и пьяный не позарюсь». А врач-то наш с ней любезничает, её по имени отчеству величает: – Наталья Петровна. Бывало, когда темно или грязь особая, так до дому её доводил. А с людьми достойными дружбу не водил, избегал их. Ну а тем, понятно, обидно было, унижал он их тем самым. Стали над ним за глаза посмеиваться, разговоры разные вести. А такие наглые люди, как Ефим, прямо в глаза смеялись. Но слов мало оказалось, не реагировал док-тор на них. Стали ему неприятности строить. Так, по мелочам издевались, а обидно. Возьмут они дома врача запрут, дверь подопрут чем-нибудь, даже обутки гвоздями к крыльцу прибивали. Я всего не помню, да и не знаю. Он же никому не жаловался, тихий был человек. Дошло до того, что ему какой-то супостат письмо нехорошее в ящик почтовый кинул. Письмо обидное, матерное с угрозами, чтобы убирался он отсюда. Шибко этим его обидели. Спросите кто? Я примерно знаю, но называть не стану, жив ещё этот докторов мучитель. Скверный он человек был, таким и остался.
Надумал доктор уезжать. Решил грузовичок нанять, кое-какие вещицы свои увезти. Книг у него много было. Тогда ведь машины совхозные были, но и шофёр почти что хозяин: хочу - везу, хочу - нет. Мало того, что доктора недолюбливали, а ещё он и в беглецах оказался. Отказывали ему мужики один за другим. Он и к Ефиму пошёл, тот на машине работал. А у того на врача не то, что зуб - клык был. Как начал он его поливать без стыда и совести, примерно так орал: «Что, нажился здеся, налечился, утекаешь. А мы тута только в одну сторону возим, предателей, беглецов и вовсе не возим. Так что ножками своими топай отселя и рябуху с собой прихвати, объездил тёлку-то». Говорит, а сам так нагло прямо в глаза уставился, не моргнёт. Что ещё он орал там не знаю, но за сказанное ручаюсь, сам от Ефима слышал сколько раз. Тот как подопьёт, всё с доктором счёты сводит. Сидит сам по себе и ругается. Сильно доктора обидели. Другому нашему мужику может и ничего бы, сам так же отбрехался бы. А этот тонкий был человек. А где тонко, там и рвётся. Взял доктор ружьё у Ивана Новикова, вроде как на зайцев пошёл. Тот удивился, но не отказал. Ушёл доктор далеко за деревню, теперь туда пешком не ходят, на машинах ездят. Там он сам себя из ружья и порешил на том самом месте проклятом. Нашли его через три дня. Ехали наши деревенские с Малиновки и нашли убитого. Мужик зашёл в лесок по надобности, стал грибы попутно смотреть, да на убитого натолкнулся. Потом приехали родственники, увезли его в город хоронить. Люди, не понимая, плечами пожимали, зачем человек такое сотворил. А «кое-кто» в открытую посмеивался, что это он врача под монастырь подвёл, хвастал. Вот теперь это место так и прозывается «Убитый».
Теперь то ли природа старается грехи свои прикрыть. Шибко она в этом месте щедрая. Грибов там полно, да и ягода крупная сладкая родится. Опят там по осени много бывает, но далековато оно находится это местечко.
- Ну, вот и грибов поели, и беседу повели, спасибо этому дому, - сказал дед рассказчик.
Все стали Дуняшу благодарить и расходиться. Ну и скверный же человек … «тот», все думали. Наверное, ему в этот вечер икалось сильно. А может таким людям это всё равно, хоть забрани их...
Татьяна Самойленко, Новосибирская область.
Артёмкина тайна
http://www.sib-zharki.ru/node/18496
Под новый год обязано произойти чудо. Правда-правда… вот многие говорят: «Да ну, ерунда все это, никогда ничего со мной не происходило…» А это потому что люди привыкли встречать этот праздник все вместе, весёлыми и шумными компаниями. Конечно, так любое, самое расчудесное чудо отпугнёшь!
Артёмка вообще никогда один не оставался. То мама с ним, то папа, то друзья, а чаще всего – бабушка. Но в этот вечер друзья сидели по домам, мама с папой ушли встречать Новый год к своим знакомым, а бабушка пекла на кухне праздничный пирог. И Артём совсем один остался в комнате, где стояла ёлка, наряженная блестящими игрушками и разноцветными гирляндами. Было тихо-тихо, только ходики на стене отсчитывали последние часы и минуты старого года: «Тик-так, тик-так». Артёмка подошёл к ёлке поближе, потрогал одну из её колючих веток – она закачалась, зазвенела стеклянными бусами. И вдруг какие-то нежные, невнятные шорохи послышались со всех сторон, тихо-тихо запели в серванте чайные чашки, зазвенела ваза на шкафу, жалобно скрипнул стульчик со сломанной ножкой, зашептались шторы. «Вещи ожили – это же ясно, как белый день». – радостно подумал Артём. И тут яркий клоун закачался на лохматой ветке, лихо сделал сальто в воздухе и очутился на вате под ёлкой.
- Ой, ты не убился? – бросился к нему испуганный малыш.
- Ну, что ты, здесь же так мягко, - со смехом ответил клоун, - а я так хорошо умею прыгать.
- Ну да… ты же настоящий!
Клоун страшно обиделся:
- Это только кажется вам, людям. Смотри сколько игрушек на ёлке. И у каждой своя история. Видишь Звезду на нижней ветке? Когда-то она была ослепительна, но загордилась и жестоко наказана за это – лучи её теперь тусклые и холодные. Вдохнуть в неё жизнь может только вон та Снегурочка, но она заколдована злой пургой. Много лет она уже спит, и пока никто не смог её разбудить.
Клоун долго ещё рассказывал разные истории, но Артёмка думал о Звезде и Снегурочке, очень уж было их жаль. Он осторожно снял Снегурочку с ёлки, посадил себе на ладошку и стал согревать своим дыханием. От жалости к ней у Артёмки запершило в горле, а с ресниц упали на заколдованную красавицу две большие слезинки. Снегурочка открыла глаза и шевельнулась на ладошке.
- Ой, красиво как! А что, я прямо в Новый год проснулась?
- Снегурочка, миленькая, ты ожила – оживи Звёздочку!
- Ну, конечно, конечно, - Снегурка прикоснулась маленьким пальчиком к Звезде – и та вспыхнула сказочным светом.
Артём посадил Снегурочку на самую красивую ветку, а Звезду подбросил высоко-высоко, и она сама прикрепилась на самой верхушке. Что тут началось! Громко захлопали хлопушки, барабаны застучали, вовсю старались флейты и дудочки, а ножки Артёмки так и запросились в пляс. Но он побоялся, что услышит бабушка, придёт и спугнёт сказку.
- Тише, тише, мои хорошие, - попросил он. Все умолкли, клоун взобрался на своё место, и только тихий нежный звон не умолкал: «Динь-дон. Динь-дон…»
- Внучок, солнышко моё, ну как же умудрился ты под ёлкой уснуть? – пропел бабушкин голос. – Посмотри-ка, какой колокольчик принёс тебе Дед Мороз.
Артём открыл глаза, посмотрел на бабушку радостно. Он точно знал, что сказка не ушла совсем, придёт она и завтра, и послезавтра… Он с гордостью посмотрел на звезду, а бабушка, проследив за его взглядом, воскликнула удивлённо:
- Да как же она попала туда?
Артёмка хитро улыбнулся и ничего не сказал. У него появилась маленькая тайна.
Олеся Шикито, Новосибирская область
Пока без названия
http://www.sib-zharki.ru/node/18550
Я сегодня остался ночевать у Ляльки. Чувствуя её сопение в ухо, я чуть отодвинулся, не то чтобы мне было это неприятно, просто мешало заснуть. Лялька – это моя девушка. Помню, как увидел её впервые – милую, худенькую, с копной русых волос – мне сразу захотелось её оберегать. Мой внутренний зверь повел носом и словно кивнул мне – «Эта добыча нас устраивает!»
События развивались стремительно, и вот, спустя полгода, я уже спал рядом с той, кого хотел защищать от внешнего сурового мира. Да и жила Лялька рядом с конторой, в которой я трудился. Ещё вчера – выпускник ВУЗа, а сегодня уже – обычный офисный планктон. Работу я свою не люблю, но растущий организм хочет кушать, одеваться, а иногда и выпивать с друзьями, поэтому каждое утро начинается с усилия поднять моё поджарое тело и отнести его в душ, а дальше по накатанной – кофе, сигарета, общественный транспорт и вот она – работа!
Лялька во сне повернулась на другой бок и раскрылась, приподнявшись на локте, я смотрел на её спину, обтянутую тонкой футболкой, обнимать мне её не хотелось, поэтому я просто накрыл её одеялом.
Помню, как после защиты диплома, я, выжатый, но довольный вернулся в общагу, а там меня уже ждали соседи по комнате, а ещё огромное количество 40-градусной.
- Если мы всё это сегодня не приговорим, - пафосно сказал сосед по комнате Кирилл, которого мы для удобства называли Кир, - Не видать тебе высокооплачиваемой работы! Так что до победного!
Победное наступило часов через пять. Разлепив глаза, я обнаружил себя лежащим на кровати в джинсах и расстегнутой рубахе, соседей в комнате не было. За стеной слышался фальшивый голос Кира. Значит, он снова пытается петь, и мучает общаговскую гитару, пытаясь закадрить Настю. Хорошо, что у Насти тоже нет слуха.
Голова гудела. Я сделал попытку встать, дверь в комнату открылась, и на пороге показался женский силуэт. Оленька… Шатающаяся фигура пыталась держать равновесие, одной рукой девушка упёрлась в шкаф с одеждой, а другой безуспешно ковыряла маленькие пуговицы на платье. Попытка не увенчалась успехом. Оленька предприняла ещё одну попытку – облокотилась спиной о дверной косяк и уже двумя не послушными руками освобождала себя от одежды.
- Тебе помочь? – мой голос заставил Оленьку вздрогнуть.
- Кто здесь? – Девушка сфокусировала взгляд в сторону кровати, приглядевшись, узнала и расплылась в улыбке, - А что ты тут делаешь? – Оленька назвала меня по имени. – Меня ждёшь?
- Да я так-то не ждал ночных гостей, но раз пришла, проходи, раздевайся, здравствуй!
Оленька огляделась по сторонам и пьяно захихикала.
- Блииин. – протянула девица, - Комнаты перепутала. Я вообще-то в душ собиралась.
Я поднялся, превозмогая головокружение и легкую тошноту, подошёл к Оленьке. Близость добычи возбуждала. Я давно пялился на неё, слишком уж любила Оленька полуголой выбегать в общаговский коридор или в курилку.
- В душ? – переспросил я, хотя всё прекрасно слышал, - Тебя проводить?
Девушка хмыкнула и пожала плечами.
- Как хочешь!
«Ох, Оленька, как я хочу, ты узнаешь немного позже!» – пронеслось в почти протрезвевшем мозгу, а слух я сказал:
- Конечно, провожу, а то мало ли что может случиться! (Случиться с Оленькой мог сегодня только секс, и упускать этот шанс я не мог)
Оленька пыталась не шататься.
- Я за полотенцем зайду и пойдём. – Девушка, лавируя, вышла в коридор.
Женский душ встретил нас тишиной.
- Тебе помочь раздеться? – Говорить не хотелось, хотелось делать.
- Как хочешь! – (она что, других слов не знает?)
- Давай сама, я посмотрю!
Движения Оленьки были медлительны и очень раздражали, но я терпел. Расстегнув несчётное количество мелких пуговиц, с которыми она не справилась в комнате, девушка протянула:
- Закрой глаза!
Никогда этого не понимал! Зачем закрывать глаза на то, что через минуту будет в моих руках, и не только…
- Да ну на фиг! – Я улыбнулся, хотя внутри нарастало раздражение.
Оленька потянула ко мне губы, целовать её мне совершенно не хотелось, поэтому развернув её спиной, я помог ей снять остатки одежды и, раздевшись сам, утянул её в дальнюю кабинку.
Проснулся я ближе к обеду, на телефоне куча пропущенных от Ляльки. Внутри зашевелился червячок, наверно, это была совесть. Дёрнул же черт вчера Оленьке комнаты перепутать. Телефон снова завибрировал. Лялька.
- Привет, солнце!
- Ты не офигел!? – в голосе чувствовалась обида, - Почему трубку не берёшь?
- Лялечка, мы вчера так напились с пацанами, что я в десять вечера уже спал сном младенца! Не сердись! – как же складно я вру, даже противно.
- Предупредить можно было! – голос девушки потеплел, - Я же переживаю. Я Кириллу звонила, он тоже не берёт.
Я посмотрел на пустую кровать соседа и невольно улыбнулся, видимо неприступная крепость по-имени Настя пала вчера под напором песен.
- Так Кир тоже нарезался! Мы, правда, вчера перебрали!
- Девчонки были? – голос стал строже.
- Что ты, Ляль, мы чисто пацанами, за меня. Я к тебе сегодня приеду? – смена темы разговора должна была спасти меня от внутренней вины.
- Хорошо. К вечеру приезжай, мои на дачу уедут. – В голосе просквозило кокетство.
- Отлично! Я позвоню, как буду подъезжать! Целую! – я отключился.
К сожалению, Оленька не была первой, с кем я изменял Ляльке. Лялька, конечно, милая, но я заскучал с ней через пару месяцев общения, но неожиданно для себя привык. Привык к ней, такой удобной, ждущей, принимающей меня в любом физическом и психическом состоянии. Она носила мои футболки, а я носил в голове мысль о том, что она меня перестаёт волновать. Я не считался с её мнением, не советовался, чем сильно её обижал, но один мой поцелуй стирал всё её негодование. Я этим пользовался. Наверно, я чертовская скотина. Не наверно, а точно.
Толкаясь, в утреннем автобусе, я смотрел в окно. Мелькали серые дома, аляповатые щитки реклам, люди, вечно спешащие и вечно недовольные. Всё как всегда. В кармане завибрировал телефон.
- О, Вика, привет! – удивился я.
- Привет! Дело есть. - Вика – это знакомая, соседка по общаге, училась на курс младше, в этом году вышла на диплом. – У тебя остались конспекты Решетникова?
- Вот ты спросила, были где-то, не должен был выбросить. Нужны?
- Очень! Ты меня выручишь! – судя по голосу, Вика улыбалась.
- Сегодня занесу. – Я вышел на своей остановке.
- Ой, а меня сегодня не будет, - голос Вики погрустнел, - Занеси в комнату, девчонкам оставишь, хорошо?
- Да без проблем! - я попрощался, закурил и поплелся на работу.
Квартиру я снимал скромную, с крохотной кухней и, не менее крохотной, комнатой, которая для меня была и гостиной и спальней. Гостей я к себе не водил, часто ночевал у Ляльки, а когда моя милая застревала в моем мозгу, как пуля, своей навязчивой любовью, я, ссылаясь на занятость и невыполненную работу, удалялся в свою берлогу. Вот и сегодня, пообещав Вике разыскать конспекты, я погрузился в кучу своих вещей, половину из которых давно ждал мусорный контейнер во дворе.
Лекции Решетникова я не пропускал, ибо сдать ему экзамен, если он не помнил тебя в лицо, было совершенно невозможно. Поэтому больной, с похмелья, после безбашенных ночей с друзьями и подругами, я всё равно посещал все его занятия. Конспекты же были аккуратно сложены в коробку, которую я задвинул за комод.
Тетя Вера, комендант общежития, близоруко сощурилась, уставившись на меня
- Здравствуй, здравствуй, - назвала она меня по фамилии, - А тебя чего принесло?
- Привет, теть Вер! Как оно? – я попытался мило улыбнуться.
- Да по-старому, студенты они и есть студенты – пьют, гуляют да шляются! Хоть бы повыгоняли уже всех, что ли! – заворчала женщина.
- Если всех повыгоняют, как вы выразились, вас с работы попросят!
- Чёй-то? – удивлённо приподняла бровь комендант.
- Так за кем надзор-то вести будете? – я старался не рассмеяться.
- Ай, ты как всегда! Балабол! К кому идёшь?- сменила тему тетя Вера.
- Да к Вике, в 315-ю. Конспекты надо отдать.
- Тимофеевой? А она, стрекоза, вон, минут двадцать назад выпорхнула, юбка малюсенькая, каблучищи, ой, срамота! – принялась причитать женщина.
- Да знаю, я в комнате оставлю, мы договорились.
Я поднялся по знакомой лестнице, эх, всё-таки, студенческие годы не забываются, сразу как-то заскребло внутри, хотя жить отдельно мне нравится больше, но есть в общаговском проживании своя атмосфера.
За дверью 315-й было тихо. Я постучал. Мне никто не ответил. Толкнув дверь, я вошёл без разрешения.
Первое, что я увидел, была светлая макушка, качающаяся в такт музыке. Ко мне спиной в кресле сидела девушка, в огромных наушниках и видимо пребывала в музыкальной эйфории. Нарушать эту гармонию мне не хотелось. Пройдя немного вглубь комнаты, я хотел оставить конспекты и выйти. Когда я уже было, приспособил тетради на кухонном столе, кресло развернулось, и обладательница светлой головы протянула руку по направлению к столу. В руке была кружка. Мы столкнулись взглядами. Девушка вскрикнула и уронила кружку на пол, я вздрогнул и выронил конспекты. Вика меня убьёт! Лекции Решетникова пребывали в недопитом чае.
- Блин! Ты меня напугал! – сказала светлая голова, сбросив наушники.
- И тебе привет! – сказал я, поднимая вымокшие конспекты.
- Давай помогу! – девушка легко спрыгнула с кресла, схватила со стола полотенце и принялась вытирать образовавшуюся лужу. Я тем временем стряхивал с «Решетникова» капли чая.
- Извини, что так вышло! Я просто напугалась! – оправдывалась светлая голова.
- Я постучал. – Укоризненно сказал я.
- Не слышала! – она пожала плечами и кивнула в сторону наушников, из которых доносилась такая знакомая мелодия. Бросив мокрые конспекты на чью-то кровать, я, не снимая обуви, подошел к креслу и взял наушники.
- Не думал, что девочки такое слушают!
- Девочки ещё и не такое слушают! – ухмыльнулась девушка, - Я – Карина!
Я назвал своё имя и протянул ей руку. Нет-нет, никакого тока или бабочек в животе. Банальное сухое прикосновение.
- Я для Вики конспекты оставлю, ты уж их просуши что ли! – я улыбнулся.
- Хорошо! – ответила Карина и сложила руки на груди.
Я отложил наушники в сторону и направился к двери. Спиной я почувствовал, что она смотрит на меня, я оглянулся. Не ошибся.
- Слушай, а ты знаешь, что они, - я махнул в сторону играющей музыки, - в нашем клубе концерт дают!
- Первый раз слышу! – удивилась девушка, - И рекламы нигде нет. Странно!
- У меня два билета! Пойдёшь со мной? – Я смотрел вопросительно.
Карина замешкалась, видно в ней боролось два желания - фанатизм и самосохранение. Я ждал.
- Ммм, хорошо! – фанатизм победил.
- Значит в 8 у общаги! – я подмигнул. Внутренний зверь прижал уши лапами.
- Договорились! Но это просто потому, что я люблю их музыку! – зачем-то уточнила девушка.
- Конечно! – согласился я. Внутренний зверь взвыл, словно на луну.
В 8 я стоял у общаги, выбритый и благоухающий любимым одеколоном . Карина вышла без опоздания. «Удачные джинсы!» - подумал я, оценив её стройные бедра.
- Идём? – Карина заправила прядь волос за ухо.
- Конечно! Только я тебя обманул, никакого концерта нет!
Девушка удивлённо приподняла брови:
- В смысле?
- В прямом! – я развел руки в стороны и пожал плечами, - Это был повод! Без повода ты бы со мной не пошла, так же?
Я понимал, что она сейчас может развернуться и уйти, это было бы логично, но девушка стояла, как фонарный столб и только хлопала ресницами. Я заторопился:
- Мы просто погуляем, хочешь, выпьем кофе, там варят неплохой, - я махнул рукой в сторону ближайшего кафе, - А музыку можем и так послушать, у меня в телефоне их новый альбом, одни наушники на двоих – это романтично.
- Давай без кофе и музыки – это же не свидание! – грубовато ответила Карина.
- Договорились!
Мы стояли и смотрели друг на друга, она на меня с недоверием, я на неё с надеждой.
- У меня в парке есть любимое место, хочешь, покажу? – я включил романтика. Внутренний зверь покатился от хохота.
- Показывай! – девушка не улыбалась.
Всю дорогу до парка я болтал без умолку, рассказывал истории про общагу, про общих знакомых, которые у нас, к моей радости, нашлись.
- Смотри! – я вывел её на окраину парка, с которой хорошо просматривался город. Солнце, красное, заходящее, отбрасывало лучи по крышам домов, окрашивая их в алые тона. – Я люблю приходить сюда на закате, краски тут ярче.
Неужели красота природы вперемежку с моим обаянием не даст нужного результата?!
- Страшно дышать!
- Почему? – удивился я.
- Боюсь обжечься! Воздух словно накалён!
Карина замерла. Я нашёл своей рукой её руку.
- Давай помолчим! Не бойся, вдыхай, тут дышится по-особенному!
Хотя дышалось «тут», как и везде, но романтику никто не отменял, а девушки на это ой, как ведутся.
После прогулки, проводив Карину до дверей общаги, я остановился на ступенях крыльца:
- По всем законам жанра, я должен был бы тебя поцеловать, но у нас же не свидание!
Карина опустила глаза. Дааа! Внутренний зверь, покачивая бедрами, танцевал ча-ча-ча.
- Доброй ночи! – я протянул ей руку, которую она пожала.
- Доброй! – тихо ответила девушка.
Я, легко спрыгнув с крыльца, насвистывая придуманную мелодию, ушёл не оглядываясь.
На следующий день, ближе к вечеру позвонила Вика.
- Дорогой! (ого, с чего бы это) Спасибо огромное! Выручил! Я у тебя в должниках! – по тембру я понял, что она пьяна. – Слуушай! Приходи к нам!
Вечер был свободен. Ляльке я сказал, что на два дня уеду в командировку в район. Занять себя было нечем, да и светлая голова как-то зацепилась в памяти.
- Ок. Через час буду. Сколько вас? – я уже снимал футболку и направлялся в душ.
- На всех тебя не хватит! – (блин, Вика, как пошло и дешево) девица хохотала. Вот умеют же люди сами смеяться от своих шуток и считать, что это нормально.
- Да, куда уж мне! – я старался придать голосу лёгкость, просто чтобы не послать эту пьяную дуру. Мне кажется, или все пьяные бабы – дуры!
- Всё, через часик ждём тебя! – промурлыкала Вика и отключилась.
Первое, что пришло в голову, это вообще не идти, но я уже стоял в ванной комнате в трусах. Схожу, уговаривал себя я, если что – всегда можно незаметно свалить. По любому, все уже пьяные будут, и потери одного бойца алкогольного фронта не заметят.
Из 315 –й на весь этаж громыхала музыка и раздавался хохот. Стучать смысла не было, я толкнул дверь ногой (руки были заняты пакетами с горячительным).
- Привеет! Наконец-то! – Вика поднялась из-за стола мне навстречу. Кто-то сделал музыку тише и компания притихла. Боковым зрением я увидел Карину. Встретившись со мной взглядом, она вскочила, и, пройдя мимо, улыбнулась. Глаза её блестели. «Жиганула уже» - подумал я и ухмыльнулся. Карина загремела посудой. (Конечно, нужен новый прибор для нового гостя.)
Вика махнула рукой в направлении стола:
- Приземляйся! Эй, подвиньтесь там!
Я оставил пакеты у стола и пошёл приземляться. Компания из пяти человек, включая Вику и Карину, состояла почти из женского пола. Почему почти? Потому что нечто челкастое, усевшееся с ногами на кровати, смутно напоминало парня. Я представился. Девочки, захихикав, назвали свои имена. Челкастый протянул мне руку и назвался Виталиком. Вика на правах хозяйки попросила наполнить бокалы и рюмки.
- Друзья! – начала она пафосно, - Это мой спаситель! Сегодня, благодаря ему, я, наконец-то сдала этот чертов экзамен Решетникову! Спасибо, дорогой! – Вика послала мне воздушный поцелуй.
- Пустяки! – я пытался сесть удобнее между двумя девушками. Карина поставила передо мной чистую тарелку, подала вилку и села напротив. Пока Вика произносила хвалебную речь в мой адрес, я присматривался к Карине. Майка на бретельках обнажала ее ключицы. Мне захотелось выпить. Интересно, какое количество алкоголя я приму, прежде чем смогу ощутить вкус кожи на этих ключицах….
Вика изливалась в благодарностях, Карина стреляла глазами, я под столом ощущал коленями ее остренькие коленки…
Вечер набирал обороты – алкоголь и я фонтанировали - алкоголь градусами, я - шутками. Вика периодически оказывалась рядом, прижималась ко мне грудью и неприятно удивляла поглаживаниями. Её ладонь якобы случайно оказывалась чуть ниже моей спины, я пытался отстраниться, но сложно увильнуть от пьяной женщины с габаритами.
- Пойдем покурим! – я наклонился через стол к Карине.
Девушка улыбнулась, взяла со стола яблоко и поднялась.
- Куда? – выпучила глаза Вика, увидев, как мы синхронно двигаемся в сторону двери.
- Влюбляться! – ответил я и показал ей язык. По ходу я дразнил добермана в человечьем обличье.
- Тебе я космы вырву! – Она ткнула пальцем в Карину, - А тебе то, что ниже пояса! – это уже предназначалось мне.
Девчонки снова прыснули со смеху, а Виталик через трубочку цедил пиво и, кажется, пребывал в своём мире, завешанном чёлкой.
Мы вошли в курилку, я, открыв пачку, предложил сигарету Карине. Она отрицательно покачала головой:
- Я не курю!
- Так ты пошла, чтобы составить мне компанию!? – я затянулся.
- Ага! – девушка откусила яблоко.
Глядя на её худенькие плечи, ножки, в коротких джинсовых шортах, тонкие пальцы, державшие яблоко у пухлого рта, я осознал, что хочу её поцеловать. Карина же хрустела яблоком и пыталась на меня не смотреть. Щелчком выбросив сигарету в урну, я приблизился к девушке, она отшатнулась так, что стукнулась спиной о стену. Выдав кривоватую улыбку, я забрал у неё яблоко, откусил и отдал обратно.
- Я слышала, если отпить из бокала другого человека, то можно прочитать его мысли, не знаю, распространяется ли это на яблоки. – Хрипло сказала Карина.
- Мм? – я приподнял брови, жуя яблоко.
- Так я к чему… ты мои мысли хочешь прочитать?
Да что там читать, подумал я, глядя как запульсировала вена на её шее, а уж то, что выпирало из-под тонкой майки в области груди, утвердило меня в моих мыслях.
- Замёрзла? – спросил я.
- В смысле? – искренне удивилась девушка, - Совсем нет! Почему спросил?
- Да это я так мысли неудачно прочитал! – я старался в открытую не пялиться на её грудь.
Выбросив недоеденное яблоко вслед за моим окурком, Карина вымыла руки. Я стоял и смотрел на неё. Внутренний похотливый зверь проснулся и сладко потягивался.
- Пойдём ко мне? - ( Ээй, друг, ты куда её зовёшь? Денег на гостиницу нет…)
- Чтооо? – протянула девушка и замерла, с мокрых рук на пол стекала вода.
- Упс! – я прищурил глаза, - Поторопился! Пойдём погуляем?
Карина рассмеялась, хотя я видел, что это не принесло ей избавления от внутреннего напряжения. Промокнув руки бумажным полотенцем, она уставилась на меня.
Я стоял в дверном проёме и крутил в руке зажигалку, меня нервировала её нерешительность, Если да, то да, если нет, то в 315-й ещё одна ничё так была… всё предельно просто!
- Мне переодеться нужно! – сказала девушка, глядя мне в глаза. Внутренний зверь оскалился в улыбке.
Она прошла мимо меня, слегка задев бедром.
- Извини! – Карина прикоснулась ладонью к моему плечу, я перехватил её руку и крепко сжал в своей. В комнату мы вошли, держась за руки.
- Чего так долго? – Вика по ходу перебрала, её макияж поплыл, а пуговицы рубашки на большой груди расходились, обнажая нижнее бельё.
- Я домой. Карина меня проводит. Спасибо за прекрасный вечер! – говорил я, не давая Вике вставить слово, она только беззвучно открывала рот.
Карина натянула джинсы, побросала в сумочку нужные ей вещи, схватив куртку подмышку, она встала рядом со мной у двери. Взгляд Вики перемещался с меня на девушку, Карина спряталась за моей спиной.
- Дура! – наконец выдала пьяная Вика, глядя на Карину, - Он тебя того-самого…(она руками показала неприличный жест) и всё! Да он тут, – она очертила ладонями круг, - через все комнаты прошёл!
Нужно было это остановить, я улыбнулся:
- Вика, не преувеличивай!
Но Вику понесло, она, брызжа слюной, орала во всё горло:
- Из 305-й и Машку, и Кристину – она начала загибать пальцы, - А Марина из 119-й… а эта, как её… Лялька твоя.. ты же с ней щас!
Я схватил Карину за руку и вытолкнул за дверь.
- Дура ты, Вика! - сказал я спокойно, - Всем доброй ночи!
Пьяная компания нестройно отозвалась в ответ, Вика сидела на кровати и развозила пьяные слёзы по лицу.
Прохлада забралась под куртку. Пришлось застегнуть молнию. Карина молчала. Что с ней делать я не представлял, нет, что именно делать – я представлял прекрасно, но в сложившейся ситуации возвращать девчонку в общагу было нельзя, Вика ее размажет, но и к себе я принципиально девчонок не вожу! Из-под светлой челки на меня с надеждой смотрели черные глаза. Это же из-за меня вся канитель началась, хотя, кто ж знал, что Вика решит утянуть меня на свое постельное поле боя. Военные действия с Викой меня не возбуждали. А вот глядя на притихшую, беззащитную Карину, внутри начало зарождаться желание.
Что ж за Герой (или это все- таки зверь) живет внутри меня, который через секс хочет спасать девушек!
- Это правда? – Карина прервала мои мысли.
- Что именно? – немного раздраженно уточнил я.
- Про девчонок. – Карина засунула руки в карманы и начала раскачиваться с пятки на носок.
Этот маятник добавил раздражения. Мне хотелось плюнуть на все и уйти, пусть бы возвращалась обратно и получала от Вики физическое замечание, но… Всегда найдется «Но», если девушка красива, стройна, если у нее отличные коленки и обалденные ключицы…
- Пошли! – я достал сигарету.
- Куда? – удивилась Карина.
- Ко мне! – я закурил. ( Внутренний зверь от удивления округлил глаза! Как домой? А как же принцип?)
- Я никуда с тобой не пойду! – повысила голос девушка и повернулась в профиль ко мне.
- Да, пожалуйста! Не очень-то и хотелось! (Блин, не груби! Хочется-то очень!) Иди, - я махнул рукой в сторону общаги, - Пусть из тебя Вика фарш сделает! Хотя, - я демонстративно осмотрел девушку, - Какой тут фарш, максимум на котлету! (Кажется, я пошутил! Удачно ли?)
- Давай только сразу договоримся! – сказала девушка.
- О чем? – я передернул плечами. Прохладно.
- Ты не будешь ко мне приставать!
Я хмыкнул.
«Ага, конечно, не буду! Я просто тебя к себе зову чаю попить! Диван-то у меня один, вот на нём ты будешь спать, а я завернусь в плед и пересижу ночь на кухне, дабы не компрометировать тебя!» - Видимо вот это Карина хотела услышать от меня.
- Не буду! – я скрестил пальцы на руке, как в детстве, если обманывать, но держать пальцы крестиком – не считается.
Точно? – Карина чуть наклонила голову.
- Точно! Я держу своё слово! – крестик из пальцев всё так же пребывал у меня за спиной.
По дороге домой я вспоминал сильный ли у меня бардак, если судить по шкале от 1 до 10, то переваливало за 5… По приходу нужно как-то незаметно прибрать разбросанные носки, снять трусы с батареи в ванной, выбросить окурки из переполненной пепельницы на кухне… ещё же надо Карину напоить чаем (не помню, осталось ли пиво в холодильнике).
Хорошо, что идти было не далеко, иначе это гробовое молчание разрушило бы до конца мой нетрезвый мозг.
- Проходи. – Я толкнул дверь и щёлкнув выключателем.
Карина прошла в коридор и остановилась.
- Раздевайся! – она расстегнула куртку.
- Разувайся! – она сняла ботинки.
- Слушай, ты без моих указаний можешь существовать, а если я сейчас скажу «Бегом в койку!» ты беспрекословно это выполнишь?- развязывая шнурки, я поднял на неё голову.
Карина молчала. Да уж… По ходу, ночка будет ещё та! Мы прошли в комнату.
- Давай договоримся, ты никому не расскажешь, что была у меня! Это дело принципа! – я ногой незаметно (как мне хотелось бы) запинывал носки под диван.
Карина смотрела в окно, обняв себя за плечи.
- Я вижу, как ты прячешь носки! – сказала она, не повернув головы.
- Ничего я не прячу! – я чувствовал себя идиотом, если бы умел краснеть – покраснел бы, - И вообще, это моя квартира, здесь всё лежит на своих местах!
Я остановился в дверном проёме, держа в одной руке носки, в другой грязную чашку от утреннего кофе.
- Давай я тебе помогу! – девушка шагнула ко мне навстречу, - Только я возьму кружку!
Карина забрала у меня посуду и интуитивно отправилась в сторону кухни. Я судорожно вспоминал, много ли грязной посуды в раковине. По кухне разлился свет. Раковина была пуста. Карина поставила грязную чашку на стол. Носки, как можно незаметнее, я забросил за холодильник.
- Милые занавески! Сам выбирал?
- Мама выбирала. – Нехотя ответил я и поставил чайник на плиту.- Присаживайся, сейчас будем пить чай!
Карина улыбалась. Мне было так странно видеть девушку на своей кухне (Лялька не в счёт) Мне казалось, что она сейчас начнёт делать уборку, переставит посуду, поменяет местами мои магниты на холодильнике – то есть начнёт мне мешать! Карина присела на стул, любезно подвинутый моей ногой, поставила локти на стол, подпёрла голову руками.
- Может, выпьем чего-нибудь покрепче чая?
- Погоди! – я дернул дверцу холодильника, - Пиво пойдёт?
- Ага! – отозвалась девушка.
Сняв с плиты так и не закипевший чайник, я прихватил пиво и кивнул Карине: «мол, пошли в комнату». Девушка поднялась и отправилась за мной. Оказавшись в комнате вдвоём, я вдруг почувствовал какую-то неловкость. Или сразу уложить её на диван, или сначала поговорить.
- Я вот что хотела сказать, - Карина как-то замялась, - Ну, я тебе на улице говорила, про то, чтоб ты не приставал… – девушка сделала паузу и вздохнула.
- Передумала? – я прищурил глаза (ох, уж эта близорукость! Девчонки думают, что я им глазки строю, а я тупо резкость навожу, иначе всё плывеё)
- Знаешь, я должна тебя предупредить, - начала Карина, я сел на диван, - У меня не было серьезных отношений!
Блин, началось, я что, ей про какие-то отношения говорил, ага, типа пришла ко мне домой, значит, я на тебе завтра же и женюсь! Вот дурочка!
- Будут! Какие твои годы! – почти утешил я.
- Да я не про это… - замялась девушка, - ну… у меня не было никого… Поэтому я так сказала, чтоб не приставал!
Твою ж мать!!! На меня словно ведро ледяной воды опрокинули! Мо-ло-дец! Выбрать из всех баб девственницу и притащить её к себе домой! Мастер пикапа! Везунчик, чёрт возьми!
- И что ты предлагаешь?- я пытался скрыть нарастающее раздражение, - Давай начистоту, я тебе нравлюсь?
Карина, не глядя на меня, кивнула.
- Даже больше, чем нравишься… - казалось, ей с трудом давались слова.
- Ты любишь меня? – ( ну, ничего себе, я нахал!)
Голова девчонки снова утвердительно качнулась.
Эх, девчонки, девчонки, какие ж вы дуры! Нельзя полюбить человека, если видел его максимум два раза, один раз погулял и посидел за общим столом! Или можно? Хм… отложим это размышление на потом!
- Первый раз должен быть по любви! Так же?- надежда в её взгляде пробежала по моей спине холодком. Я вспомнил свой первый раз, Наташу (вернее, даже тетю Наташу) подругу мамы, которая после вечеринки в нашем доме осталась ночевать в комнате на втором этаже, и как она перепутав двери, случайно (а может, не случайно) вошла ко мне в половине первого ночи. Тетя Наташа была женщиной опытной, а я, насмотревшись порнухи тайком от родителей, давно уже знал, что и куда – поэтому, кто перед кем старался, сейчас уже и не важно, но ушла она под утро с довольной улыбкой. Я же, лёжа на смятой постели, глядел в потолок и ощущал себя охрененным мужиком!
От воспоминаний в джинсах стало тесно, по ходу, сегодня я провожу Карину в мир секса!
(Внутренний зверь спрятал когти и призывно замурчал).
Я похлопал по дивану рядом с собой, приглашая девушку присесть, она послушалась.
- Карина! Первый раз это очень ответственно, важно! Мужчина должен быть любимым, нужным тебе, а главное, опытным и умеющим доставить наслаждение! Потому что от первого раза будет зависеть, как ты дальше будешь относиться к сексу! – (оу-оу, да во мне умер психолог! Давай, продолжай!)
Карина молчала, опустив голову. Я же ерзал на месте, потому что от разговоров нужно было переходить к делу, а без её согласия я не решался! Ну, чтобы потом не было – «Это ты меня соблазнил!» и т.д…
- У тебя много было женщин? – тихо спросила девушка.
- Не так, чтобы много, чтобы можно было вести перепись, но и не так мало, чтобы не уметь сделать девушке приятно!
Я придвинулся к Карине и, взяв за подбородок, заставил посмотреть на меня.
- Очень приятно! Очень! – эти слова я сказал, глядя ей прямо в глаза, от чего её щёки порозовели, губы приоткрылись, и она вся подалась навстречу мне.
Потом, влажные после душа, мы лежали рядом, говорить не хотелось.
- Мне было хорошо! Очень хорошо! – промурлыкала Карина мне в плечо.
- Мне тоже! – соврал я. Внутренний зверь недовольно оскалился.
- У тебя есть девушка? – вопрос прозвучал болезненно.
- Нет! – снова соврал я. Внутренний зверь от удивления напрягся, словно приготовился к прыжку.
Я почувствовал, как Карина улыбнулась в темноте, обняла меня и тихонько засопела. Я же лежал и думал, что дурнее дурака свет не видывал! Ну, зачем? Зачем мне нужна была эта девочка. И что мне теперь с ней делать?
Ночью не спалось, я вышел на кухню. Не включая свет, закурил, приоткрыл окно. Ночной воздух словно забрался в душу и там начал меня подмораживать. В голове крутились мысли о том, что я снова пополнил личную копилку баб, наплевал на чувства Ляльки, да и в дальнейшем наплюю на чувства Карины. Взяв со стола телефон, я, как и ожидалось, обнаружил там не менее 10 пропущенных… Выбросив окурок, я закрыл и окно и мысли, что были готовы разъесть меня, как кислота.
- Я проснулась, тебя нет – донеслось сзади. Я вздрогнул. Карина подошла со спины и обняла меня.
- Курил. – Не повернувшись, буркнул я. Тепло её тела убило просыпавшуюся совесть и вдохновило меня на новые подвиги. Внутренний зверь радостно хмыкнул и подмигнул.
- Просыпайся! – я потряс Карину за плечо, - Карин, мне на работу нужно!
Девушка потёрла кулаками глаза, села на диване и закрутила головой в поисках одежды. Я бросил ей футболку, джинсы и вышел на кухню.
- Ты до скольки работаешь? – После этого вопроса у меня неприятно засосало под ложечкой.
- Не знаю, допоздна. Отчёты. – Я врал, стараясь не смотреть в глаза девушки, стоящей в дверном проеме.
- М, понятно. А когда встретимся? – спросила Карина.
- Давай сразу точки над i расставим. - Я присел за стол и закурил, Карина села напротив.
- Давай. Я слушаю. – Она подпёрла руками подбородок и, словно кот из мультфильма «Шрек», смотрела на меня.
- Карин, - начал я…
Слова мне давались сложно, ночью я уже прокрутил этот разговор, но в реальности мысли мелькали, как надоедливые мухи - Мы с тобой встречаться не будем. Ни сегодня, ни завтра, никогда. То, что было… ну это было, и всё. Ты хотела, я хотел. Это не имеет значения. Ты девочка взрослая, ты всё поймёшь. Так что нет смысла что-то обсуждать. Хорошо?
Внутренний зверь сидел невыносимо тихо, мне хотелось взвыть вместо него… Тишина угнетала.
Карина, не говоря ни слова, поднялась из-за стола, оделась в коридоре, и вышла, я слышал, как хлопнула входная дверь.
Телефон завибрировал в кармане. Лялька. Уф…
- Привет. Лялечка, вчера так умотался, что вырубился и не слышал твоих звонков, - начал я, не услышав в ответ даже «Привет».
- Я всё знаю. – Голос Ляльки звучал тихо.
- Прости? Что ты знаешь?- я напрягся.
- Мне Вика звонила. Она мне всё рассказала. Это подло! - девушка замолчала, слышались только всхлипы.
- Вика? Да кого ты слушаешь? – я метался по кухне. – Эта идиотка влюблена в меня, как кошка, поэтому и сочиняет всякую ерунду!
- Я была у твоего подъезда, я видела эту девушку… - хлюпала носом Лялька.
- Да какую девушку! Что ты несёшь! – кажется, меня загнали в угол. Лучшая защита – это нападение. – В моём подъезде живет куча людей, в том числе и девушки. Это ничего не значит.
- Значит! Мне Вика её фото прислала. Она рассказала, что ты вчера был у них, а ни в какой не командировке! Ты врал мне! Ты постоянно мне врал! Я тебя ненавижу!
Лялька отключила телефон. Я отключил мозг. До вечера я провалялся на диване, смотря в потолок и слушая музыку. Мыслей не было никаких. Позже меня осенило. Я набросил куртку и выбежал в подъезд. Дорога до общаги заняла минут 15, я то быстро шёл, то бежал, удивляя вечерних прохожих.
В 315-ю я ворвался без стука. Вика лежала на кровати с книгой. Больше в комнате не было никого.
- О, какие люди! – девушка даже не встала мне навстречу, а продолжала пролёживать кровать.
- Зачем тебе все это нужно было? – от злости мои глаза превратились в щелки, - Тебе чё, б**, заняться нечем больше?
- Какие мы тактичные! – хмыкнула Вика, продолжая лежать.
- Я тебя щас задушу вот этой подушкой, на которой лежит твоя тупая голова! - я подлетел к Вике и, сдерживая гнев, сжал кулаки.
- Э, чё, совсем офигел, - в глазах Вики я прочел испуг. Она подскочила с кровати и отошла к окну, на безопасное расстояние от меня.
- Ты зачем Ляльке звонила, зачем ты ей всё рассказала, кто тебя просил? – я говорил тихо, выделяя каждое слово.
- Да потому что ты свинья! Вот из-за таких, как ты, девки с ума и сходят! – Вика упёрла руки в пухлые бока, - Ты что думаешь, что тебе всё можно, с одной поигрался – бросил, с другой переспал, и как будто ничего и не было!
- А ты кто такая, чтобы меня судить? Тебе какая разница? Или бесишься потому, что с тобой не переспал, да с тобой даже за деньги спать никто не будет!
От моих слов голова Вики дернулась, словно я влепил ей пощечину. Она стояла, в упор глядя на меня, и раздувала ноздри как загнанная лошадь.
- Козёл! – это единственное, что выдавила из себя девушка.
Повисла пауза. Можно было бы остановиться, попросить прощения за сказанные в гневе слова, но внутренний зверь словно подкинул угля в топку.
- Я тебя предупреждаю, если ты ещё раз своим грязным языком заденешь меня, мою личную жизнь, Ляльку, Карину… да не важно, я тебя размажу. Поняла?
- Карину? А тебе что, есть дело до неё? – хмыкнула Вика и скривила рот, - Нет больше Карины… тю-тю… - Она помахала рукой в воздухе, словно прощаясь.
Я остолбенел.
- В смысле нет?
Внутри что-то сжалось. Внутренний зверь ахнул.
- В прямом.
- Из тебя что, по слову нужно вытягивать? Что с ней? Где она? – у меня задрожали руки.
Вика демонстративно прошла мимо и уселась на кровать, закинув ногу на ногу.
- Эта дура таблеток хотела наглотаться, я вовремя пришла. А час назад она домой уехала, институт бросила. Как тебе это всё? Доволен?
Какой бы беспринципной по отношению к девушкам сволочью я не был, но сказанное Викой меня сбросило с небес на землю. В голове заварилась каша, в которую мой мозг подбрасывал ингредиенты в виде Ляльки, её звонка, нашего расставания, Карины, ночи, проведенной с ней, информации о попытке покончить с собой, Вики, что позвонила Ляльке…. Переварить всё это я уже не мог.
Достав пачку сигарет из кармана, я сел за стол и закурил.
- У нас в комнате вообще-то не курят!
- Заткнись! Пепельницу дай!
Вика что-то буркнув под нос, поднялась, достала с полки блюдце и поставила передо мной. Я подвинул ей пачку. Она вытащила одну, прикурила и села напротив меня.
- Слушай, есть ли в этом мире хоть одна баба, которую ты по-настоящему любишь? Чтоб не на раз, не на ночь, а вот так, по-людски, что ли, по- настоящему. Так нельзя, нельзя играть людьми, нельзя шагать по головам, но в твоём случае по телам! – Вика грустно улыбнулась.
- Чё, в психологи заделалась? – я затушил сигарету.
- Вот опять… Я тебе про одно, а ты… Ай, бесполезно…- Вика махнула рукой в мою сторону.
Я поднялся и пошёл к двери.
- Всё-таки должна быть… - услышал я в спину.
- Кто? – спросил я, не обернувшись.
- Женщина, которую ты любишь! Ведь ты же кого-то любишь?
Я, ничего не ответив, закрыл за собою дверь. Внутренний зверь собрал свои вещички и бросил меня.
- Привет! Прости, что давно не звонил… дела, работа, замотался. Знаешь, у меня тут отпуск выдался. Ну да, неожиданно. Так вот, я приеду, недельки на две. Я очень соскучился. И ещё… я люблю тебя, мам…
Содержание:
Нина Агошкова, Размыла чернила
Геннадий Ботряков, Не без добрых людей
Полина Ганжина, Всё есть, да и большее будет…
Анатолий Гуркин, Бася
Александр Зайцев, Сруб
Тамара Захарова, Капчагай, утро
Нина Ильиных, Домашнее задание
Любовь Котенёва, Деревенская лавочка
Татьяна Самойленко, Артёмкина тайна
Олеся Шикито, Пока без названия