Виктория Агуреева, Новосибирск
***
http://ok.ru/vika.agureeva
А на рассвете... праздные туристы, небольшого курорта нашли на берегу залива, два трупа.
Местного слепого старика и страшного монстра из морских глубин. Человека быстро оттащили в сторону и увезли в городской морг. А чудовище долго фотографировали, вертели в разных позах и ракурсах, пока не надоело и не проголодались.
В газетах появились пару статеек с любительскими фотографиями, да сайт в интернете.
...
На берегу океана, сидел одинокий человек. Он смотрел на заходящее солнце и разговаривал вслух сам с собой. Вспоминал молодость, читал стихи, пел песни. Седые пакли окрасились огненными красками заката и отразились в воде.
Мир заснул.
Лишь шелест волн тихо повторял его слова.
- Когда я был молодым, я почти был богом, - говорил старик.
- Я мог всё!.. Ну или почти всё. Мог построить дом, мог переплыть океан, мог летать к звёздам. Мог продлевать людям жизнь. И когда я умру, я снова буду таким.
Неглубоко под водой, на камне сидела русалка. Самая настоящая, не сказочная. Она смотрела на отражение в воде и слышала каждое слово, упавшее в волны.
Она подплыла ближе и с последним лучом Солнца выглянула из воды. Тонувший лучик на миг ослепил её, но тут же погас.
- С кем ты разговариваешь?,. - спросила она.
- С океаном, с миром, с русалкой,- сказал старик улыбнувшись.
- Ты знаешь, кто я!? - Удивилась она (русалка была очень молода и могла удивляться).
- Я так давно живу на белом свете, что немало знаю.
- Как давно? А какой он Белый Свет? - Вопросы полились из неё, как водопад. - Мы не общаемся с людьми, не воюем, но и не дружим.
- Правильно. С людьми никто не дружит. Мы всем делаем больно. И больнее всего тем кого любим.
- Печально. А нельзя по-другому?
- Выходит, почти нельзя… Так уж мы устроены, почти все... А у вас по-другому?
- По-другому! Мы живём тем, что отдаём свою энергию, силу и кровь всем обитателям нашего мира. Мы все любим друг друга.
- Как красиво... Я всю жизнь сдавал свою кровь, для других людей. Но думаю, что они от этого не становились добрее, и уж тем более не любили меня.
- А расскажи мне о людях. И о вашем Белом Свете.
- Хорошо, слушай. Только я буду рассказывать сказки. Как должно быть, а не как есть.
Старый человек и молоденькая русалочка, встречались каждую ночь на берегу залива.
В темноте они почти не видели друг друга. Но хорошо слышали. Сказочник рассказывал морской девочке свои сказки, а та пела ему свои, поистине - неземные - песни.
- Только не влюбись, - предупреждал старик.
- Я уже... .- отвечала русалка.
- Ты же никогда не видела ни меня, ни солнечного света, как?..
- Я влюбилась в твоё отражение в воде. В твои сказки.
- Отражение искажает истину.
- Но если отражение так прекрасно, то и тот кто его отражает так же прекрасен.
- А как выглядят русалки? В сказках они очень красивые.
- Также, как в твоих сказках. Я не знаю других сказок. Плыви ко мне!
- Я утону, погибну в океане.
- А какая разница? Ты и под водой будешь нужен мне. Как в твоих сказках.
- Лучше ты иди ко мне. мы будем самой красивой парой на Земле.
- Я не могу питаться солнечным светом и одними сказками.
- Чем же ты сможешь питаться у нас?
- Что бы жить на берегу, мне нужна живая кровь, тех кто меня полюбит.
- Это хорошо! Тогда подойдёт моя!
- Да, но ты вскоре умрёшь.
- Когда умру, заберёшь меня в свой мир.
- Нет! Я останусь и умру вместе с тобой. И буду навсегда в твоём мире с тобой. Рядышком.
... А на рассвете ...
- Такая как в твоих сказках?- спросила русалка, выходя из воды.
- Ещё прекраснее! - отвечал сказочник. Он давно был слеп, но знал как на самом деле выглядят русалки.- А я такой, как в отражении?
- Ещё прекраснее!- сказала девочка. Она не могла видеть на берегу, но не многие утонувшие люди, которых она видела. внушали ей лишь брезгливое любопытство... Кроме него.
Дмитрий Белоусов,Астрахань
Музобосс
Этот человек пришёл к нам сам, его никто не звал. К нам – это в Центр социальной адаптации. Он принёс с собой баян и целую кипу нот. И хоть приближалось время вечерней переклички, администраторы сделали вид, что рады ему. Ещё бы – незапланированный концерт.
Администратор Борис Иванович (на самом деле Байрамгазыулукбек Ибрагимбаймухаммедович) представил гостя – такой-то такой – баянист.
Баянист сразу решил взять зал в руки, правой рукой лихо пробежав по кнопкам, исполнил какой-то невразумительный пассаж, левая с басами почему-то стала отставать. Мне сразу вспомнилась телеигра «Что? Где? Когда?» Несколькими накачивающими движениями (это басы) запускают лошадку, и она с неожиданной резвостью иго-гокая скачет по кругу, только всё происходит в обратной последовательности. Мудрёно? Вот и я о том же.
Обнажив в улыбке ровный ряд вставных зубов и вдруг неожиданно дёрнув правой ногой, баянист предложил залу разделиться на две половины. Смысл таков – он, например, играет «Катюшу» - одна половина поёт, потом он резко переходит на «артиллеристы, Сталин дал приказ! – вступает вторая половина, а первая глохнет, и т.д.
«Играю все песни военных лет!» - безапелляционно заявил он и вдруг дёрнул левой ногой, - А для начала попурри».
Я сидел рядом. Мне, в некотором роде считающему себя музыкантом, была интересна техника).
И он вдарил!!! Да ещё как вдарил! Предварительно дёрнув обеими ногами, он со всей мощью саданул по клавишам. Баян взвыл!!!
Очень трудно описать эту «музыку». Она напоминала езду на автомобиле по раскисшей после дождя просёлочной дороге. Автомобиль попадает в лужу, и, отчаянно ревя мотором, буксует на месте, потом его тащит юзом и он выскакивает на относительно сухой участок и быстро набирает скорость. В этот момент прослушиваются какие-то узнаваемые фрагменты мелодий, и тут опять лужа. Мотор взвыл на предельных оборотах, и баянист вдруг начал раскачивать, нет, размахивать баяном и дрыгать ногами, раскачиваясь вместе со стулом. Он, наверное, представлял себя за рычагами трактора. Амплитуда колебаний стула вместе с баянистом достигла угрожающих размеров, и старушка, сидящая рядом, в испуге ретировалась. Я и сам испугался, как бы он не опрокинулся на меня. В этот момент трактор вырвался из лужи, и… зазвучало «Вот кто-то с горочки спустился». «Наверно, ми-и-лай мой идёт», - тут же подхватила писклявым голоском администраторша Марина Владимировна. «На нём защитна гимнастё-о-орка», - немедленно подхватил зал, наполовину состоящий из древних старушек с психическими отклонениями, хронических алкоголиков и бродяг.
Хор, как это бывает с неопытными певунами, начал быстро наращивать темп. Баянист, несмотря на лужи, во что бы то ни стало, решил догнать певунов. Но не тут-то было!
Те растянулись, как кавалькада велосипедистов на «Турбэфранс», ведомая Мариной Владимировной в жёлтой майке лидера, а баянист, невзирая на отчаянные дёрганья, хилял сзади, как машина сопровождения, то и дело попадающая в лужи. Это была какая-то вакханалия.
Со стороны выглядело так – сельская свадьба достигла своего апогея, вдрызг пьяные гости стараются переорать друг друга, причём половина не знает слов песни. Ещё более пьяный баянист наяривает невесть что, танцуя «Камаринскую», не вставая со стула и размахивая баяном, грозя кого-нибудь пришибить.
И всё это как будто заснято на киноплёнку, ещё на заре кинематографа, то есть в бешеном темпе. А тут ещё стали топать ногами и хлопать в ладоши. Ещё немного – и люди из соседних домов вызвали бы полицию, решив, что Центр перепился.
Но тут Марина Владимировна, сложив руки рупором и стараясь перекричать «хор», принялась объявлять проверку. Музыка стихла, раздались аплодисменты. С задних рядов послышалось: «Ну и музыкант, обосс…ся можно!» Посыпались смешки, но они потонули в общем гуле одобрения. Баянист же, сидя на стуле, продолжал дрыгать ногами. Он был явно нездоров. Наконец, шум затих. До начала проверки оставалось ещё минут десять – пока все соберутся.
Баянист начал рассказывать, постоянно дёргая то руками, то ногами (он вообще не мог усидеть на месте), так вот, начал рассказывать, что семь лет назад у него был инсульт, и шесть лет левая половина тела была парализована. Но он тренировался, очень хотел играть, и вот научился вновь. Теперь его всё время «ведёт». Он не может усидеть на месте.
Он спросил: «Что сыграть?» Я заказал «Голубку», но он ответил, что не умеет. Но что-то заиграл, что-то знакомое. Он хотел угодить мне – это была «Рио-Рита». Я понял это! Сквозь лужи и ухабы прослушивалась мелодия, известная многим по фильмам о прошедшей войне, красивая мелодия. Бедняга старался держать сложный «латинский» ритм, но ему это не удавалось из-за его болезни, ноги его непроизвольно дёргались, левая рука «подводила», он промахивался, басы фальшивили. Но он старался из всех сил. Никто его не слушал кроме меня. Да он и играл только для меня, увидев во мне слушателя. Он был благодарен мне. Мелодия сменилась. Опять «кочки», «ухабы», «лужи»…
Я старался узнать… Да это же «Неаполитанская песня»! Чудная, лёгкая мелодия, в оригинале исполняется на трубе. Но он старался, он старался на своём раздолбанном баяне передать.
Я кивнул ему, я его понял… Он засветился… Среди этого разношерстного сброда мы были «понимающие». Я и он, терзаемый судорогами музыкант. У меня началась истерика – весь я трясся от беззвучного хохота, но в то же время начал рыдать, солнцезащитные очки не спасали – слёзы текли по щекам. Я был в ужасе от того, что моё состояние заметит музыкант (на толпу мне было наплевать, в этот момент они обсуждали ужин), что он подумает??? Я смеюсь? Я жалею? Нет! Нет! Я восхищаюсь! Я восхищаюсь его силой…
Вячеслав Гонтарь, Пермский край
Живое дыхание
http://litkonkurs.com/?dr=45&tid=334901
Они любили друг друга. Любили нежно и страстно. Полюбили внезапно и надолго, не понимая – отчего и за что, а просто – за все сразу. И не потому, что чего-то хорошего или более важного в другом из них было больше, а плохого – меньше. Всего было предостаточно. Но только без любого: важного или неважного, хорошего или плохого они просто не могли обходиться. Потому и были всегда рядом. А когда их тела расставались, то чувства еще больше сближались в мыслях и ощущениях.
Они любили быть вместе в работе и на отдыхе, любили общие дела и игры. Они любили друг друга всегда и везде.
Но этот ледяной холод, который появился внезапно, который вдруг разъединил их – беспощаден и неумолим.
Она лежала ничком. Он лежал, сжавшись в комок, и думал: «Как быть?»
Оба прежде не верили, что такое может случиться с ними.
А в этой жизни бывает всякое. Бывают встречи и разлуки, бывают радости и огорчения, бывают увлечения и отрезвления, страсть и бессилие, счастье и горе, жаркая любовь и лед ее разрушающий.
Она задыхалась от случившегося. Он стонал от безысходности. Однако они по-прежнему были рядом.
Но этот сковывающий, всепроникающий холод, разлучил их. Он не давал приблизиться друг к другу. Остывающее сознание теряло надежду.
Еще какой-то час назад он заботливо поправлял ремешки ее одежды, настраивал крепления, подгонял очки. А теперь – в десятке метров от ее неподвижного тела – не может чем-то помочь, бессилен что-то предпринять.
Ни звука, ни шороха, ни единого движения.
Он вспомнил, как накануне увлеченно готовился к выходу, все до мелочей продумал и перепроверил. И удобство, и надежность, и даже вид ее экипировки были важны для него. Но самое главное – надежность!
Врачи настораживали: физическая нагрузка и высокогорье могли оказаться опасными для ее здоровья. Но она безрассудно не верила этому, а он рассудительно решил подстраховаться и в виде ранца приспособил к своей спине кислородную подушку. Она ничуть не мешала, когда они, смеясь и задыхаясь от потока воздуха и восторга, неслись к подножью снежного склона. Разгоряченные тела и клокочущие сердца, пылающие чувства летели сквозь взмывающую серебристую пыль, паря в облаках счастья. И никто не мог подумать, что вдруг бесстрастный немой холод разлучит их.
Так бывает часто: холод лукавства, наледь недоверия или обжигающий лед измены вдруг обмораживают любящие сердца на год, на два или навсегда. Лавина боли обрушивается на беспомощное сознание, которое готово умереть от безысходности.
Снежная лавина, что обрушилась на них и стиснула каждую косточку и каждый нерв, обрекала на вечную разлуку.
Его согбенное тело затекло. Кисть правой руки оказалась под локтем левой. Перчатки не было, ее сорвал ремешок лыжной палки. Тело было сковано плотным снегом, и даже вдохнуть полной грудью не представлялось возможным. Пальцы начинали замерзать. Он попробовал ими шевелить. Снег под телом не был так плотен, как над ним. Пальцы и кисть имели место для движения. Шевеля пальцами и кистью правой руки, он ощутил жесткий предмет. Это был наконечник кислородной подушки. Соскальзывая с него, замерзшие пальцы все же смогли открыть штуцер. С шипением кислород устремился наружу. Стало легко дышать. Сознание прояснилось надеждой и верой в спасение. Над спиной образовалась полость, которая расковала тело. Поджатыми руками смог пошевелить.
Началась интенсивная борьба со снегом за жизненное пространство. Двигались плечи, шевелилась голова, сгибались и разгибались ноги. Он не различал где низ, где верх, но был уверен, что верх над головой. Именно туда и стремилось вырваться его тело. Глаза стали различать свет – бледный, едва заметный, который шел сверху. Значит, он не ошибся. Не верилось, что эта огромная масса снега из пышных снежинок, которая охватила его тело, вмиг превратилась в монолит земной тверди. Но было так. Требовались большие усилия всех мышц, чтобы продвигаться на сантиметры. Это удавалось.
Через целую вечность времени и неимоверную тяжесть бесконечной толщи снега он, совсем обессиленный, вырвался наружу. Внизу сияла пустынная серебристая гладь. Вверху он увидел четыре полоски от лыж. Обрыв лыжни показывал, что лыжники оказались у самого верха снежной лавины, а ее основная масса сошла гораздо ниже, опередив их стремительный спуск.
Когда они мчались вниз, Светлана находилась чуть сзади и слева. Он повернулся в левую сторону. Солнце ослепило глаза. Прикрыв их от острых слепящих лучей козырьком ладони, он вдруг заметил алую вешку. То была одна из лыжных палок, которые Сергей купил любимой. Этот цвет прекрасно сочетался с ярко-синим цветом ее лыжного костюма.
Он бросился к сияющему маячку. Не чувствуя холода и усталости, голыми руками, будто крот, ни на мгновение не останавливаясь, рыл и рыл. Добравшись до основания палки, он дернул за нее, но та, словно вросла в снежные недра – ничуть не поддалась. Заметив ткань синей перчатки, он понял, что палка зажата в кисти Светланы и охвачена ремешком. Тугой снег, слившись с ее телом, жестко стиснул его. Сергей уже не рыл, а соскребал наледь с ее костюма. И вот ее тело удалось расчистить и перевернуть. За ворот, в уши и нос набилась белая масса. Сергей аккуратно очистил их, стер снежинки с ресниц. Они не шевелились. Не дышала грудь. Заледеневшие пальцы Сергея не могли ощутить пульс, но слабое тепло шеи он все-таки почувствовал.
Сергей прильнул к лицу и начал вдыхать в ее рот свое дыхание. Одышка сбивала ритм, но Сергей боялся потерять драгоценные секунды жизни. Он боялся потерять ее. Он боялся потерять все!
Кто-то назвал этот метод искусственного дыхания – «рот в рот», и только сейчас Сергей осознал, насколько неправильно это название. Губы в губы – и никак иначе. Только полное слияние этих губ сможет передать жизненное дыхание одного другому.
Так когда-то влюбленный царевич оживил спящую красавицу. А какой-то романтик переиначил это спасение в сказку.
...Веки вздрогнули. Не веря в чудо, Сергей продолжал дышать в ее губы. Они вдруг разжались, и кончик горячего языка обжег спасителя. От неожиданности тот отпрянул. Ожившее лицо Светланы недоуменно, но ласково смотрело на него.
– Мне это не снится? – спросила она чуть слышно.
– Нет. Уже нет.
Его «спящая красавица» ожила, и он был неимоверно счастлив.
– Что ты делаешь? – вновь спросила она.
– Искусственное дыхание «губы в губы», – просто ответил он.
– Нет, Сережка, – это поцелуй в поцелуй.
Сделав глубокий вдох, добавила:
– И вовсе не искусственное. Дай еще один глоточек живого дыхания.
Сергей склонился над ней.
Они дышали губы в губы, поцелуй в поцелуй. Их жизнь продолжалась, как и любовь, которая не сможет умереть, пока живое дыхание будет передаваться от сердца к сердцу.
Людмила Григоращук, Николаев, Украина
Эпизоды
http://www.sib-zharki.ru/node/11124
Весна оказалась затяжной и холодной. Небо затянуто серыми тучами, бесконечные дожди утомляли и уводили в прошлое, окликалось оно печальным эхом ушедшей радости.
Она часто задерживалась у окна, размышляя. Мысли скользили, как капли заунывного дождя по стеклу, влекли в зазеркалье памяти, где все было по–другому. Никакой работы над ошибками уже не сделать, да и надо ли тревожить то, что ушло в небытие? Понимала и другое: начинается скольжение вниз, к безысходности: нельзя ничего изменить, не повернуть вспять. Но оставалось назойливое желание: с высоты времени вниз посмотреть. Страшно и трепетно, как тогда, летом. На краю обрыва чья–то рука вовремя «отодвинула» от нее пропасть. Вспомнилось туманное утро, прощание с горами, второпях нацарапанный адрес на коре, последний тревожный взгляд ей вслед того, кто удержал ее на краю каменной бездны. Эпизод. Много это? Мало? Все относительно в жизни. Годы тоже могут стать эпизодом в судьбе, пробелом между прошлым и будущим. Да разве знать, чем они будут заранее? Даже предположить немыслимо финал. Вздохнула прерывисто. Пустота обволакивала седым косматым туманом.
- Это межсезонье в природе, или я просто замерзла, а солнца все нет и нет, - успокаивала себя, просматривала бегло почту. Вдруг глаза наткнулись на знакомую фразу в ворохе утренних писем.
-Перестала высоты бояться или уже не рискуешь вниз смотреть? Как ты? Адрес твой электронный стерся на коре частично, пришлось все варианты возможные испробовать. Тебя искать стало призванием моим. Неужели потерял тебя? Вдруг совет мой нужным станет. Помни: не смотри вниз, двигайся дальше, не замирай на краю…
Она поверить не могла в то, что эти слова снова прозвучали от незнакомца…как тогда, у обрыва. Сколько же времени прошло? Новое лето вот-вот…
- Ты откуда? – только это и нашла, что сказать, завороженная.
- Из вечной мерзлоты. Да не мамонт я, не замерз, живой, думать о тебе не перестал. Переживаю, найти не мог тебя долго. В краях твоих весна уже. Значит, зиму преодолела холодную. Радоваться надо.
Строчки стали расплываться в повлажневших ее глазах.
- Вот они, эпизоды жизни…Прошедших годы, осколком боли не дающие покоя, стали кадром в ленте жизни. Мгновения мимолетной встречи растянулись для кого – то в долгие дни поисков, чтобы уберечь ее еще раз от пропасти разочарования. Имя его уже не казалось чужим.
День набирал свою силу. Она услышала тишину. Это дождь перестал нервно стучать по стеклу. Посветлело вокруг. Солнце, устав от спячки за облаками, явилось радостное в мир. Она распахнула створки окна, вдохнула все еще холодный свежий воздух.
- Лето скоро, тепло, море… Удалить нужно печаль. Несколько лет горечи – отрывок из прошлой жизни. Я не буду смотреть вниз, обещаю… Небо над головой видеть, звезды, восходящее солнце и глаза в тревоге за тебя напротив… - это важнее.
Улыбнулась благодарно тому далекому, нашедшему ее как будто из другого измерения так вовремя, снова удержавшего ее за руку. Немного требуется иногда – руку подать, чтобы жизнь не стала для тебя всего лишь... эпизодом.
Галина Золотаина, Кемеровская область
Бабушкин сундучок
Сны
Ложимся с Валерией спать. Над нашим ложем горит бра, в руках у нас чтиво: у меня Михаил Осоргин "Воспоминания", у Лерочки Атлас Кузбасса для детей. Я читаю про себя, а она вслух, то и дело толкая меня в бок: "Баб, смотри, следы рыси, баб, смотри, солнце над горизонтом 32 градуса!" Короче говоря, ситуация называется "бабушка почитала на ночь Осоргина"...
- Всё, Лера, выключаем свет!
- Каких ты мне снов желаешь? - хитро спрашивает внучка. Она знает, что я ей пожелаю увидеть во сне летнюю поляну с цветами и бабочками. Она с Игорем и Верой бегают, радуются, а я лежу рядышком на травке и читаю книжку. Это ритуальное пожелание.
Но Лера вдруг взбунтовалась:
- Пожелай мне не летний сон, а зимний!
- Хорошо. Вы с Игорем и Верочкой в лесу наряжаете ёлку, вокруг бегают разные весёлые зверушки и поют песенки.
- А ты?
-...
- Ба, а ты?!
- А я? А я лежу на снегу и читаю книжку!
Хохочет:
-Нее, ты в домике стол накрываешь!
- Ладно.
И Лера засопела - уснула.
Праздник ужаса
31 октября идём вечером из магазина.
-Баба, сейчас придём, нарядимся выключим свет и будем танцевать всякие танцы - сегодня же праздник, хеллоуин!
-Нет, Лера, я не буду.
-Почему?
-Потому что не считаю хеллоуин праздником.Праздник чего, спрашивается?
-Как чего - праздник страха и ужаса!
Несколькими часами раньше.
Звонит маме:
-Мама, пока баба отдыхает, я украсила комнату рисунками - тыквами, челюстями, могилами.
Слыша это, поневоле охватывает страх.
Радиоприёмник из бабушкиного детства
Валерия пошла в первый класс. Теперь главной домашней игрой стала игра в школу. Рисует на импровизированной доске три яблока, рассуждает с призрачными учениками, что будет, если съесть одно яблоко.
-Баба, поиграй со мной, отвечай на вопросы!
- Нет, Лерочка, играй сама. Я маленькая всегда одна играла в школу. Со мной сидела моя бабушка, абсолютно безграмотная, и в школу с ней играть было невозможно.
- Почему?
- Она буквы не знала, а вместо росписи ставила крестик.
-А в какие ты игры на компьютере играла?
- Лер, у нас не только компьютера не было, у нас и DVD не было - у нас не было даже телевизора. Был один радиоприёмник, я по нему сказки слушала. Ровно в десять часов звучал добрый голос "Здравствуй, дружок!"
- Баба, а на чём вы спали?
- Как на чём - на кровати!
- На какой кровати, ведь ты же сказала, что у вас был только один радиоприёмник?
Да, что-то баба тут переборщила со своим нищенским детством, - подумала я, а вслух сказала:
-Лерочка, детство у меня было очень счастливое, ведь не в компьютере счастье.
-Баб, а в чём счастье?
- У меня, например, счастье - это ты. А у моей бабы счастьем была я.
- Это понятно. Ладно, тогда ответь мне на последний вопрос - что такое радиоприёмник?
Я ей, конечно, ответила. Вот мой ответ:
-Лера, радиоприёмник, это что-то вроде сломанного телевизора - говорит, но не показывает.
Веник
- Мама, - спрашивает Верочка, - почему Мишину сестру зовут Белкой?
- Потому что у неё прозвище, производное от фамилии - БелкОва.
- А какое мне можно придумать прозвище?
- Ну, можно взять первые слоги от имени и фамилии.
Пауза была затяжной. Потом грустный голосок Веры:
- Как-то не хочется быть веником...
- Почему веником?
- Я же Вера Никифорова - ВеНик!
Гипноз
Сижу за компьютером. Подходит Валерия с загадочным видом, что-то сжимает в кулачке. Как потом оказалось самодельный маятник - цепочка с грузиком.
- Баба, я тебя гипнотизирую: "Ты хочешь сидеть за компьютером, ты хочешь сидеть за компьютером!" ( "Кто б сомневался?" - думаю про себя я)
После гипнотизирования всех и вся, открывается тайна подобной практики.
-Баба! Я, Богдан и Аня хотим убежать из садика, но ворота ведь под наблюдением охраны! Нам нужно её загипнотизировать.
- А куда бежать-то собрались?
- К нам в гости!
- Лерка, ты дурочка, что ли? Чтоб попасть к нам в гости гипноз не нужен. После садика - милости просим.
Разочарованно: "Нее, так скучно, надо убежать...
...Что ещё придумает эта честнАя компашка?..
Лерин дневник
У Лерочки появились свои записи, хотя в школу ей только на будущий год.
Вот одна из её коротеньких записей:
"Когда я вырасту, у меня будет дочь, муж, дом, кот, щенок, корова, коза,курица, сын."
Орфография поправлена. Последовательность мечт - авторская.
Рустам Карапетьян, Красноярск
Бородавка
http://litkonkurs.com/index.php?dr=45&tid=332512&pid=0
ЧАСТЬ 1. БОРОДАВКА.
В понедельник на носу Петра Емельяныча выскочила бородавка. Событие, конечно, не ахти какой важности. Ну был бы еще Петр Емельяныч майором каким. Так ведь нет же: трудился он рядовым инженером на обычной работе. И бородавка у него на носу вскочила самая обыкновенная. Однако, сам Петр Емельяныч сим фактом был весьма удручен. И в расстроенных чувствах решил бородавку удалить. Старый, но знакомый сосед-хирург Филипп Филиппыч выписал ему направление. В больнице Петру Емельянычу сделали наркоз, и он спокойно заснул, полагая в скором времени проснуться уже без бородавки. Собственно, так и произошло.
Вечером страдалец пришел в себя и засобирался домой. На выписке ему всунули в руки какой-то небольшой газетный сверток, перетянутый бечевой.
- Что это? - изумился Петр Емельяныч. Он явственно помнил, что ничего такого за ним при поступлении не водилось. Но сидящая за стойкой медсестра стервозного вида так хмуро глянула на него, что Петр Емельяныч почел за лучшее взять сверток и отправиться домой.
Возле дома Петра Емельяныча едва не укусила рыжая собачка, вызвав у него искреннее недоумение. Дело в том, что Петр Емельяныч любил животных. В детстве у него были белый кот и попугайчик. Но однажды утром кот скушал попугайчика. За столь неблаговидный поступок он был нещадно бит, затосковал и издох. Петр Емельяныч долго переживал по этому поводу. Он даже заснул только лишь под утро. Не удивительно, что завидев рыжую дворнягу, Петр Емельяныч расчувствовался и захотел ее погладить. Собака вильнула хвостом, но заметив сверток, вдруг оскалилась и попыталась цапнуть Петра Емельяныча.
- У холера! – расстроился Петр Емельяныч, быстро разлюбил животных и отправился домой.
Дома он бросил сверток в прихожей и пошел на кухню. За окном густели сумерки. Чай сладко обжигал нёбо. Было уютно. Однако что-то никак не давало Петру Емельянычу покоя. Дело в том, что пару дней назад от него ушла жена. Софья Павловна была натурой увлекающейся. Она закончила консерваторию по классу флейты и занялась разведением Ficus altissima. От флейты у нее сохранились пухлые губы и приличный объем груди. С Петром Емельянычем она столкнулась в оранжерее, где тот покупал букет.
- Куда как мил, - взволнованно выдохнула Софья Павловна.
Однако, Петр Емельяныч не обратил на нее никакого внимания Он расплачивался с высокой тоненькой продавщицей, чьи черные глаза, как у горной серны, так и заглядывали в душу. Но Петр Емельяныч не заметил и этого, спеша на свидание со своей будущей супругой Анной Аркадьевной, которая так подло оставила его через несколько лет.
А Софья Павловна вышла замуж за Алексея Степаныча. И вместе со счастливым супругом отбыла на дачу. Там новобрачные разговаривали, смеялись и прогуливались по берегу лесного озера, которое все местные называли Чертовым. Повелось это с тех пор, как в нем потонул барин с юной селянкой. История была темная. То ли барин, погорячившись, погнался за бедняжкой, а та попыталась уплыть, не имея к этому никаких способностей. То ли наоборот: мачеха довела несчастную падчерицу. Однако, местные говорили, что в безлунную ночь можно было услышать, как плещется в озере огромный налим.
На самом деле всё было так. Молодой Распильников - сын того самого Распильникова, проезжая мимо озера, решил освежиться. Окунулся и двинулся дальше - прямиком в имение к тому самому Распильникову. Ночью молодой человек аккуратно зарезал папашу, а тело скинул в колодец.
И все было бы шито-крыто, если бы это безобразие не увидел сопливый Ванька-подпасок. О чем не преминул настучать своему деду, сторожу Константину Макарычу. Дед был человек нрава спокойного и рассудительного. Сначала он всыпал Ваньке – чтоб не шлялся где попало. Потом добавил еще, чтобы не подглядывал за кем попало. И лишь потом отправился в город. Там Константин Макарыч затосковал и запил. И пил до тех пор, пока не кончились деньги. Кабатчик привычно сдал его околоточному, а тот отправил сторожа в кутузку.
С тех пор озеро и стали называть Чертовым. Потому что в нем утонула корова кривой Солохи. Что погнало эту тварь в озеро, никто в толк взять не мог. Никак черти попутали, порешили все. С той поры так и повелось: чуть что случится – стали валить на Чертово озеро.
Вот по берегу этого озера и прогуливались Софья Павловна с мужем, когда стали свидетелями необыкновенно странного происшествия. Прямо из кустов на берег выскочил тощий, как карандаш, мужчина в разодранной одежде. Мужчина достал из запазухи сверток и с воплем:
- Так не доставайся же ты никому! - зашвырнул его в середину озера.
После этого мужчина столь же стремительно скрылся.
Софья Павловна обомлела, узнав в незнакомце - Петра Емельяныча. Но, дабы не возбуждать ревность мужа, отвернулась, и стала насвистывать «Дунайские волны», написанные Ионом Ивановичем – румынским композитором сербского происхождения.
Известно, что за свою жизнь Ион Иванович проделал долгий и нелегкий путь от безграмотного пастушка до главного капельмейстера. В 1886 году, будучи проездом в Санкт-Петербурге, он познакомился с большой почитательницей его таланта. Больше они не виделись. Несколько лет спустя барышня благополучно родила мальчика. Назвали его Емельяном, а отчество записали - Ионыч.
Так вот он-то как раз и был отцом Петра Емельяныча, у которого так некстати выскочила на носу бородавка!!!
ЧАСТЬ 2. СВЕРТОК.
Что касаемо свертка - он продержался на поверхности Чертова озера еще несколько минут. Потом бумага размокла, и он утонул.
Сергей Малухин, Красноярск
Билеты счастья
Он твёрдо знал, что в жизни ему уже ничего не светит. Доживать свой век он будет в тесной и мрачной коммуналке в соседстве с тремя сварливыми тётками младшего, среднего и старшего пенсионного возраста. Работать будет в маленькой неперспективной фирмочке, где «белую» зарплату не выдают по три года, да и серую-то от случая к случаю. И ещё, он никогда не женится. Никогда, после того, как Маринка пренебрегла его дружбой и выскочила замуж за бизнесмена Андрея и теперь живёт в трёхэтажном коттедже и ездит на собственном «Ауди».
Перебирая в уме жизненные проблемы, Семён Семёнович шёл по осенней улице родного города. Шёл и не видел перед собой никаких перспектив. Может, хотя бы, купить лотерейный билетик? Семён Семёнович как раз проходил мимо ларька, где продавались билеты. Вон, их сколько и все разные. Есть попроще, есть красивые, привлекательные. Есть за 10 рублей, есть и за 500. Взять, купить и выиграть! Выиграть – миллион! Ну и что, что вероятность выигрыша один на миллион, а вдруг?
Да, но ведь и выигрыш не решит все проблемы.
- Не в деньгах счастье! – назидательно сказал сам себе Семён Семёнович вслух. – Счастье по билету не получишь. Счастье – это чудо, а чудес, как известно, не бывает. Вот и всё. И пошёл … я!
Словно услыхав его слова, окошко ларька с шумом опустилось. На нём была надпись: «Закрыто». И чуть ниже: «Билеты проданы».
Семён пожал плечами и пошёл к автобусной остановке.
Его автобус пришёл почти пустым. Семён Семёнович сел, приготовил монетки - плату за проезд. За его спиной сидели две девчонки в ярких курточках, с рюкзачками и с пакетами со сменной обувью – школьницы. Подошла кондуктор, немолодая грузная женщина. Не глядя на неё, Семён протянул деньги и получил билетик из грязной руки в зелёной вязаной перчатке с обрезанными пальцами.
В автобусе было холодно. За окнами темнота, редкие фонари, жёлтые окна. Семён Семёнович поёжился в своей лёгкой курточке, устраиваясь поудобнее и собираясь вздремнуть – ехать-то далеко. И тут услышал разговор за спиной:
- Ой, смотри, а у меня сегодня встреча! А у тебя, Лена, наверно, счастливый?
- А-а-а, нет, облом! На два номера не совпадает. Повезло кому-то!
Семён Семёнович открыл глаза. Повезло? Хм, ну, уж! Он достал из кармана билет. Ну, да, ну, счастливый: 452704. А толку? Было бы хоть два билета…
Он положил бумажку в свой бумажник и к концу поездки забыл о случившемся.
Утром Семён Семёнович проспал. Ему ничего не снилось. Просто сон был крепкий и глубокий. И даже соседки, по обыкновению гремевшие кастрюлями на кухне, его не разбудили. Семён выбежал из подъезда, на ходу застёгивая куртку и поправляя шапочку – о, сегодня холоднее, чем вчера! Трусцой добежал до автобусной остановки. А автобус словно ждал его – без промедления подкатил и широко распахнул двери.
В этом автобусе, не то, что во вчерашнем, было много народа. Семён Семёнович достал из кармана деньги … и замер. Пробираясь между спин стоящих пассажиров к нему шла вчерашняя кондукторша!
- Вновь вошедшие, готовим плату за проезд, предъявляем проездные, - чуть хрипловатым усталым голосом объявила она.
- Здесь, - кондукторша повернулась к Семёну и, как ему показалось, подмигнула.
– Вот Ваш билетик, - одним движением она взяла деньги и протянула тонкий обрывок узкой бумажной ленты. Женщина прошла дальше, и Семён Семёнович успел лишь заметить её пухлые чистые пальцы и гибкую руку в синей вязаной перчатке с обрезанными пальцами. Билет он торопливо, даже не глянув на него, сунул в боковой карман. Глянул украдкой – не смотрит ли кто. Нет, никто не обратил на него внимания. Все пассажиры стояли и сидели с «утренними» лицами, погружённые в свои думы. Им нет никакого дела до счастья или несчастья ближнего.
Едва дождавшись конца поездки, Семён Семёнович выпрыгнул из автобуса, отошёл к краю тротуара и достал билет. 219651. Ему сразу стало жарко. Вторая поездка и второй подряд счастливый! Разве так бывает? Оказывается, бывает. А толку? Ведь от вчерашнего никакого
счастья и не было. Вот если бы их было три!
Семён вздохнул и положил билет в бумажник.
Он кое-как дождался вечера, окончания рабочего дня. Быстрым шагом он дошёл до автобусной остановки. Нетерпеливо вглядываясь в тёмноту улицы, ждал автобус и размышлял.
Ну, вот он получил два «счастливых» билетика. Всего лишь бумажки с одинаковыми суммами трёх чисел. Обычное совпадение. Математика ещё и не такие варианты может просчитать. А что если провести эксперимент, проверить себя? Ну, в смысле, проверить своё счастье? А, давайте!
Он пропустил один автобус. Хотел пропустить и второй. Но он страшно замёрз и решил плюнуть на фатальные премудрости. Автобус приветливо мигнул фарами и распахнул двери прямо перед ним. И Семён Семёнович вошёл.
Прежняя кондукторша сидела на своём месте. Семён подошёл к ней и протянул деньги. Женщина покопалась в своей сумке, отсчитывая мелочь на сдачу, оторвала билет.
- Получите сдачу, молодой человек, - хрипловато сказала она. Семён Семёнович увидел её бледно-розовую руку в вязанной розовой перчатке без пальцев, свежий маникюр на длинных ногтях. Он сел на одиночное сидение и раскрыл ладонь. Билет. Цифры прыгали в его глазах и никак не желали складываться. Он пересчитал их раз, другой… Есть!!! 733139. Дрожащей рукой Семён Семёнович раскрыл и спрятал в бумажник и третий билет. Теперь у него есть три «счастливых» билета – и что дальше? Дальше – буду ждать. Приняв такое решение, Семён Семёнович отвернулся к окну и стал ждать.
Ждать пришлось долго. Всю ночь. И даже почти всё утро. Ждать было приятно и немного волнительно – каким оно будет, его счастье?
Он доедал утренний бутерброд, когда зазвонил телефон. Семён рывком схватил трубку, но уже через секунду разочарованно и беззвучно присвистнул и опустил плечи: звонил двоюродный дед, которого он видел буквально два раза в жизни.
Старик минут пять жаловался на болезни, на одиночество, на шумливых соседей. Семён Семёнович хотел его уже вежливо перебить и распрощаться. Но тут дед сказал:
- По радио кажный день рассказываю про аппараты лечебные. А вчерась рассказывали про ренту для стариков. Помощь, значится такая, до смерти. Взамен квартиры! А я подумал: на хрена мне ваша рента, еслив у меня внук есть! Не родной, братов, но всё равно свойский, родная кровь. Приезжай ко мне, Сёмушка. Квартира большая, считай в центре. Одна комната сразу твоя. А приберёт Господь – старик я, всё твоё будет. Приезжай.
У Семёна перехватило дыхание. Если это и не счастье – то большая удача! Квартира у деда большая, «сталинка». Ему уже за 80. Пенсия приличная. А если свою комнату сдаст внаём - и у него свободные деньги появятся.
- Деда, я сегодня не могу, дела. Завтра приеду. Адрес напомни, пожалуйста …
Он записал адрес на обрывке какого-то журнала, и окрылённый помчался на работу.
В этот день у Семёна Семёновича всё получалось, всё спорилось. На душе было легко и радостно. Но было и чувство, что должно произойти ещё что-то важное и приятное.
С этим чувством он поднял трубку, когда незадолго перед обедом зазвонил рабочий телефон. Симфонией «К радости» зазвучал в его ухе строгий мужской голос:
- Семён Семёнович? С Вами говорит начальник отдела кадров, - мужчина назвал себя и учреждение, весьма уважаемое в их городе. – Мы изучили Ваше резюме и решили предложить Вам работу … Если моё предложение Вас устраивает, ждём завтра с документами. До свиданья!
И должность и зарплата Семёна более чем устраивали. Он и надеялся на такой успех! Ого, вот счастье попёрло! Что-то будет дальше?
А вечером того же дня сухонький старичок в мятом костюме-тройке поставил Семёну такую неожиданную, невероятную … «пятёрку» по сопромату!
Вообще-то экзамен должен был состояться завтра, а вечером назначена была только консультация. Он пришёл на консультацию, чтобы хоть что-то прояснить для себя в этом трудном и заумном предмете. Но когда студенты расселись и выложили на столы учебники и конспекты (у кого были), вошёл «препод» и сходу объявил:
- Собрались? Молодцы! Думаю, вы все хорошо подготовились к завтрашнему экзамену по моему предмету, поэтому предлагаю экзамен провести сегодня.
По аудитории пронёсся то ли вздох, то ли стон. Не обращая внимания на всеобщее
замешательство, преподаватель вытащил из портфеля толстую пачку билетов.
Семён, оказавшийся за передним столом, оглянулся, ища свободное место сзади.
- Вопросы несложные, задачки я вообще плёвые подобрал, так что – прошу! Первому отвечающему отметка будет на балл выше. Смелее!
Семён встал, чтобы пересесть на свободный стул в последнем ряду.
- Вы, молодой человек? Готовы?
- Яааа?! К-конечно … готов …
- Отлично. Тяните билет.
Билет Семёну достался не из трудных. Лекцию по первому вопросу он помнил, по второму – читал в учебнике. Правда, с решением задачи запутался и преподаватель его несколько раз поправлял.
- Ну, что ж, молодой человек. Знания у Вас есть, но неполные. Неполные. Но что главное в нашем предмете?
- Ну, как, это самое …
- Правильно. Главное – это понимание! Отлично. Давайте зачётку.
- Чего – отлично? – испугался Семён.
- Оценка. Я же обещал на балл выше, значит «отлично».
Аудитория замерла. «Пятак» по сопромату от самого профессора – это было что-то невероятное. Вроде полёта на Луну. На виновника смотрели десятки глаз. В этот миг он стал героем факультета. «О, счастливчик!» - подумали все.
Радостный Семён Семёнович, забыв о всякой солидности, вприпрыжку выскочил из здания института. Остались позади жёлтые окна аудиторий с томящимися за ними студентами, а его переполняли чувства счастья и свободы. Вот это да! Долгожданное счастье привалило со всех сторон. Завтра начинается новая жизнь: в «своей квартире, на хорошей работе. А что в студенческом фольклоре говорится про сопромат? Что-то типа: сдал сопромат – можешь жениться! Хм-м, ну уж! А впрочем, почему бы и нет? Вот только девушки у Семёна пока не было.
К остановке подошёл автобус, пустой. Почти пустой. На двойном сидении у окна сидела девушка в белой курточке с голубыми вставками. Из-под белой шапочки с помпоном выглядывали золотистого цвета локоны. И вся она сама …
У Семёна Семёновича перехватило дыхание. Это была девушка его мечты. Он вдохнул поглубже и сел рядом с ней. Он знал, что сегодня у него все получится. Девушка посмотрела на него и ресницы её дрогнули. Семён слегка кашлянул и сказал:
- Кхм. Извините, а что Вы делаете сегодня вечером? Может, сходим в кино? В «Октябре» премьера …
- Во, ещё один кавалер нашёлся! – визгливым голосом, почти грубо ответила девушка. Её лицо вмиг стало злым и некрасивым. – Ездиют всякие и пристают! Хочешь, чтобы милиционера позвала? Отвали!
Семён Семёнович отшатнулся, как от удара и встал с сидения. Автобус остановился у следующей остановки и открыл двери. Сразу вошла толпа людей, которые заняли почти все места. На место Семёна села какая-то толстая тётка, попутно стукнув его по колену своей толстой сумкой.
- Здесь. Оплатим проезд, - Семёна Семёновича тронула за рукав женщина-кондуктор.
Он обернулся. Это она, та, которая дала ему три счастливых билетика!
Семён открыл рот, собираясь что-то сказать, но кондукторша опередила его:
- Что же Вы хотите, молодой человек? Получить всё и сразу? ТАК даже в сказках не бывает. А в обычной жизн… Да и не интересно потом будет. Не огорчайтесь, в 22 года жизнь только начинается!
Кондукторша пошла дольше по салону автобуса. Семён скомкал полученный билет и не глядя сунул в карман. Он знал, что этот билет несчастливый.
Александр Минаков, Харьков, Украина
Семёновка
Уже почти полчаса не было слышно ни свиста, ни грохота, я уже извёлся в ожиданиях, когда снова ухнет так, что поджилки затрясутся. Но было тихо. Как подлая шутка. Наверное, артиллерия выдохлась. Ничего, они продолжат, как обычно, ночью. Часа в два. Если чуда не произойдёт.
Леший дал команду выйти из укрытия.
Солнечный свет резко вгрызался в глаза, приходилось сильно щуриться. Остальные надели тёмные очки. Опытные…
Да и по всей амуниции я отставал. Даже камуфляж — на фоне ребят мой заштопанный «Дубок» выглядел не «спецовкой», а обычным гражданским нарядом.
Местные мирные лучше чувствовали, когда перестают бомбить. Они уже вовсю ходили по улицам, изучая руины своих домов, и накрывали останки друзей и соседей всем, что находили — коврами, одеялами, простынями…
Рядом с руинами частного дома, сидя на дороге, над «свитком» рыдал взахлёб пожилой мужик. Снаряд попал в дом и разворотил кухню, повалил забор. Дорога была усыпана обломками — кроме рваного асфальта и кирпичной крошки, легко было заметить кастрюли, ложки, разбитую деревянную посуду, размалёванную то ли хохломой, то ли гжелью. Кто уж разберёт.
У Лешего запищала рация. Он быстро переговорил, и, как всегда, коротко:
- Пакуемся. На шестом засекли движение. Два бэтэра, один тяжелый.
И мы побежали.
Вслед нам кричала какая-то бабушка: «Синочки, защитите, Богом прошу. Шоб пули мимо вас проходили…»
Мы бежали, а у Лешего разрывалась рация.
Видимо, на шестом не только два бэтра и один танк.
Видимо, не только на шестом движуха.
Видимо, везде.
Видимо, всё.
Борис Поздняков, Новосибирск
Лох
http://www.sib-zharki.ru/node/15442
Он проснулся первым. Остальные вповалку беспробудно спали после бурной новогодней ночи – кто где пристроился. Отбросив в сторону вонючие Колькины ботинки, Саня поднялся с пола, с чьей-то предупредительно постеленной куртки и оглядел комнату, где проходило их пиршество. Неубранный стол с объедками и тортом, утыканный окурками, бутылки, свободно катающиеся по полу. Храп, как шум станков в механическом цеху. Пахло кислятиной и табачным дымом.
«О поле, поле, кто тебя усеял…»
Захотелось спешно выйти и проветриться.
Уже через минуту он выскочил из общаги и потопал по безлюдной улице. Давно рассвело, но ночное новогоднее буйство требовало компенсации: население города дрыхло без задних ног!
Дорога и сугробы по сторонам были усеяны кучами сгоревших «ракетных установок», бенгальских огней и прочим мусором. Лёгкий снежок постепенно покрывал остатки новогодних безобразий.
«А куда я собственно иду?» – опомнился Саня.
Остановился у Деда Мороза и Снегурки, вылепленных из снега у входа в кино «Победа».
«Новая картина с сегодняшнего дня, «Флиппер». О чём? О дельфинах.
Ну и ладно. Можно и сходить. Кто мне запретит?»
Взял билет за 50 копеек. Дороговато… Но ведь сегодня – праздник!
Долго ждал начала показа в почти пустом зале.
Ну что, прошел этот год, наполненный множеством важных для него событий. Институт закончил, переехал в другой город и поступил на работу согласно полученному диплому. Вроде бы тут – всё в порядке. Но вот в личной жизни – настоящий облом.
Как же всё случилось?
Началось как раз с этого самого кинотеатра несколько месяцев назад. Они с Колькой тогда решили посмотреть новую экранизацию Достоевского. Стояли в фойе среди множества народу, таких же жаждущих кинопросвещения по творчеству великого классика.
- Слушай, Коля, а что это за новая гёрла там, у окна стоит?
- Которая? В синей кофте? Да она и не новая вовсе. Эта Алка Журавлёва из лаборатории. В отпуске была, вот ты её ещё и не видел. Но предупреждаю: не вздумай на неё упасть! Та ещё фифа!
Саня с удивлением поглядел ещё раз в сторону окна. Девчонка тоненькая, миниатюрная, с виду казалась очень доброй, простой и ужасно милой. Так хорошо болтала с подругами и по сторонам не смотрела.
- Познакомить можешь?
- В момент! Эй, Алка!
Та вопросительно раскрыв глаза, подошла к приятелям.
- Слушай, почему сегодня проба чугуна из анализа не вышла? Ты в курсе?
- Да я…
-Ладно! Познакомься вот с нашим новеньким из планового отдела. Александр Стропилин. Алла Журавлёва соответственно.
Тут дали звонок. Опоздавшие на киножурнал толпой ринулись из фойе в зрительный зал, занимать места. Понятно, что вскоре «оба А» уже сидели по соседству. А в особо кульминационные моменты на экране сжимали друг другу руки. Но с экрана глаз не отводили.
Домой в общагу тоже топали вместе. Он обнял её за плечи и даже чмокнул в щёку. И она нисколько не противилась. Что, признаться, самого Александра несколько удивило. Исходя из своего небогатого опыта и, не считая себя неотразимым, он полагал, что такое должно было случаться несколько позднее.
На следующий день она уже издали улыбалась ему, завидев в заводской столовой, а после работы они встретились, как договорились раньше, у ворот горсада – не идти же снова в кино на «Преступление и наказание»! Предварительно зашли в кафешку, что на углу, где съели по бутерброду с сыром, запив их кофе с молоком. А после долго гуляли по аллеям начинающих желтеть клёнов и тополей.
Такие прогулки затем продолжались почти ежедневно. Они много говорили о всякой всячине, в том числе рассказывали и о себе. Алка была фактически сиротой. Мать у неё умерла в раннем детстве, отец хоть и жив, но давно исчез из виду, прятался всё время из-за давнишней неуплаты алиментов. Его и с собаками не смогла отыскать милиция. Выросла в шахтёрском посёлке, тут неподалёку, километрах в пятидесяти. Воспитывала её тётка. Другая тётка, материна сестра Арина, вытащила Алку к себе в город, устроила на работу, добилась места в общежитии. И вот теперь у неё простая цель: устроится в городе как можно прочнее, купить новое пальтецо, сапожки, чтобы не выглядеть тут дурой деревенской. А тётка добрая, хоть и без мужа живёт с дочкой, но квартиру себе выбила двухкомнатную, и Алка частенько гостит у неё, порой - неделями. И хорошо зарабатывает Арина Михайловна, поскольку мастер смены и профсоюзный председатель в цехе. У неё самой вот только заработок фиговый: видишь, в чём хожу?
И она задирала ногу в самом обыкновенном сапоге, правда не слишком новом.
И опять уже на следующий день они усиленно улыбались друг другу в заводской столовой. А после работы встретились снова у входа в горсад.
Он начинал говорить с ней об искусстве, о поэзии. Свои стихи пытался читать. Она слушала, не перебивая, молча кивая головой и загадочно улыбаясь. И вдруг спрашивала ни с того ни с сего:
- Саш, а где ты покупал свои ботинки? И почём?
- Да это я ещё дома покупал. А почём – уже и не помню.
- Много получал, денег не считал?
- Какое там! Если приработка не было, на одну мою стипендию, да на материну пенсию жили!
- А сейчас какая у тебя зарплата?
- Как у всех молодых рядовых специалистов - 110 рублей. С премией и поясным коэффициентом до 150 выходит.
Ему показалось, что она при этом сделала пренебрежительную гримаску, но может быть это только показалось.
Потом она куда-то пропала из общежития. После выяснилось, что на неделю... Он понимал, что она скорей всего у тётки обитает. Но зачем ей быть там? Ему было скучно без неё, хотелось видеть её глаза и добрую улыбку. Но не объявлять же розыск, шататься по её цеху, спрашивать всех. Могут неправильно понять.
- Что, страдаешь без Алки? Втюрился всё-таки?- спросил однажды Николай.
- Тебе что за дело? – зло ответил Саня.
- Да никакого! Только учти: до тебя за один год она тут уже с тремя крутила. С Мишкой Студентом; этим, как его, Малаховым из ОТК и даже с Генкой Халатом.
Генку по прозвищу Халат Саня уже знал. Этот здоровенный дурила имел обыкновение после душа шататься по этажам общаги в банном халате и, внезапно ввалившись в какую-нибудь женскую комнату, распахивать его перед её обитательницами, предлагая свои «услуги» за три рубля. Говорят, что его тут уже разыскивала какая-то беременная от него почтальонка, а приехавший отец, серьёзный татарин-нефтяник из-под Оренбурга, возжелал женить его на подобранной для этой цели татарочке, чтобы впредь «не баловался». Впрочем, работая в литейке, получал он порядочно и из себя был парень видный, ничего не скажешь.
Саня пожал плечами. Никакой подляни от Алки он не ожидал.
И вот однажды она возникла вновь. Словно фея из воздуха. Случилось это как раз после того, как уволен был старик Матросов, а его назначили на вакансию старшего экономиста и на тридцатку увеличили оклад.
- Ты не сердишься?
- На что?
- Ну что я с тобой так долго не виделась?
- Ничуть.
Она кинулась ему на шею и поцеловала, тем самым введя в оторопь, ведь раньше она не разрешала ему целовать себя ни разу.
- Я знала, что ты добрый, что ты всё поймёшь!
- Что поймёшь-то?
- Не важно! Ну, где мы сегодня гуляем?
Надо отметить, что Алка терпеть не могла всякого рода концертов, выставок. А от музеев её просто тошнило! Оставались кафе и рестораны, средств на которые у Сани катастрофически не хватало.
- Да я…
- Ну, значит, снова в парк, на набережную речки?
- Ага!
Конечно, так долго продолжаться не могло.
- Слушай, Саня, - предложила как-то Алка, - чем под дождём по набережной гулять, пойдём-ка в воскресенье к тётке.
- Приглашает? День рождения?
Алка неопределённо промямлила что-то.
В выходной решили выспаться в общаге каждый в своей комнате и отправиться на другой конец города часам к одиннадцати.
По дороге в трамвае Алка нервничала:
- Ну что ты торчишь передо мною столбиком? Сесть негде? Вот свободное место напротив, садись.
Саня молча уселся и уставился на неё удивлённо.
- Что ты так пялишься на меня? Расселся и пялится. Поднимайся, приехали!
Как ни странно тётки дома не оказалось.
- А где она?
- Да видимо в цех вызвали на аварию. Какое-то ЧП. Да вернётся она скоро. Но я всё в её хозяйстве знаю. Сейчас накроем на стол. Вот колбаска, вот селёдка под шубой. Манты с утра готовы. А вот и столичная! Со слезой!
- Да я ж водки не пью!
- Да?! Ну мы ведь и сухонького найдём!
Принялись за обед, не дожидаясь хозяйки.
Ни с того, ни с сего Алка вдруг рассказала неприличный анекдот, хотя раньше ничего такого не делала. Потом взглянула на часы – было где-то около двух. И вдруг предложила:
- Ну что? В койку прыг? Времени у нас навалом.
- Не понял!?
За полтора месяца до койки у них ещё ни разу не доходило.
- Чего понимать-то? Нет же никого. Давай, раздевайся побыстрее! Чего возишься? Да рубашку снимать не надо, пуговиц много!
А сама в момент скинула платье и колготки и юркнула под одеяло.
Но в это время прогремел звонок. Алка, как была голой, только в спешке накинув халат, побежала глянуть, кто пришёл. Саня же, в брюках, оказался в кровати и зачем-то накрылся одеялом.
На пороге, как потом выяснилось, оказалась целая толпа Алкиных родственников: тётка-хозяйка, другая тётка с мужем, и ещё какая-то девица из дальних, кажется, троюродная сестра.
Произошло некоторое замешательство. Особенно, когда был обнаружен Саня, оказавшийся в постели в глухо застёгнутых штанах. Из замешательства всех вывела тётка Арина:
- Ну вот, встретила родичей на вокзале, приехали в гости. А что стоим-то? Раздевайтесь и к столу, гости дорогие.
Те сняли плащи и куртки.
Потом Алка представила:
- Познакомьтесь: Александр. У нас в плановом работает. С высшим образованием, экономист.
Потом через короткое время инициативу взял мужчина. Расправив чапаевские усы, он сказал:
- Мабут твою Касавубу! Я так считаю, что приехали мы вовремя. И сразу на сватовство. А застолье то уже и в полном сборе? Тогда начнём, пожалуй.
Саня хотел было сказать, что его на этот счёт никто не предупреждал. Но тут же решил: а не всё ли равно? Жениться так жениться!
Дядюшка оказался добрейшей души человеком. После третей стопки он уже просил называть его попросту дядей Петей, приглашал к себе на пасеку, приезжать к ним в Жмаково в любое время.
- Да ты не сомневайся! Алка – девка дюже гарная, и человек она хороший. Будешь жить с ней душа в душу.
Саня заметил, что при этих словах мужа тетка как-то странно взглянула на него. Но ничего не сказала.
После дядюшку понесло. Под игривый хохоток женщин он закатил тост:
- Брак не даром браком называется. Качество у него, как правило, отсутствует. А что – не правда? Так выпьем же за знак качества, что мысленно проставлен уже на нашей дочери. И на нашем будущем зяте и их союзе.
Опять странный косой взгляд жены усатого дядюшки.
Никто ничего не понял из слов тоста. Но все загалдели, приняв очередную дозу и закусив хозяйкиными соленьями и маринадами.
- А когда заявление в загс подаёте?
Алка, взглянув на Саню, сказала:
- А вот прям завтра и подадим. Что тянуть то? Зарегистрируемся перед октябрьскими праздниками. Через месяц.
Это было неожиданно, но Саня утвердительно кивнул головой.
Назавтра заявление в загс было подано.
- Ну что, окрутить тебя хотят? – насмешливо спросил его Николай, когда тот вернулся в общагу. – Дурень ты с торбой! Слепому видно, как тебе подкидывают товар с гнильцой!
Саня махнул рукой и пошёл спать.
Уже при возвращении в общагу Алка сказала:
- Нас с тобой тётка в Жмаково к себе зовёт. Поедем на следующие выходные?
Саня как всегда молча кивнул головой. Он теперь почти всё делал молча. И со всем соглашался. У него было такое ощущение, будто его, плывущего по течению, затягивает в водоворот – и нет ни сил, ни желания из него выбраться. На заводе за спиной шушукались девчонки. Парни весело ржали вслед, когда он проходил мимо. И откуда до них сведения дошли? А вскоре он узнал об интересной бабской организации в своём окружении. Девицы, у коих репутация была с душком, якобы создали союз «Сорок женихов», или «Женская трансмиссия». Завлекла, скажем, одна такая в свои тенёта лопоухого кандидата в женихи, но выяснилось, что он ей не подходит: ростом не вышел, ведёт себя не так, или мало зарабатывает – она обязана передать его (всё сделать для этого!) другой товарке, чтоб та использовала мужичка по назначению. Не сгодится этой – передать третьей. Ведь дураков и лохов – пруд пруди! Ну а не женится, тогда надо выпотрошить его хорошенько! Или хотя бы шерсти клок: на пару – тройку вечеров в ресторане заставить раскошелиться. То-то Алка в прошлый понедельник всё толкала его в сторону Люськи Пачкун из цеха автоматики. Другой перспективы не нашлось, видимо, вот и спихивала Саню по ступенькам вниз. А та Люська черна и страшна, как бабушка Ёшка из дремучего леса!
Дядюшкина «вилла» оказалась кривоватым домишком с кучей сараев и стаек, таких же кособоких и старых. Но чувствовалось, что к приёму гостей готовились: подправили ворота, подмели двор. Будущий «родственник», как выяснилось позже, всю жизнь проторчал каким-то мелким начальником в потребкооперации, но ни деловыми качествами, ни умелыми руками вероятно не обладал, потому больших «богачеств» не имел. Не то в части скота и птицы: в закутке довольно похрюкивал боров Никсон. Его и корову Маруську кормили бардой с местного пивзавода, где «паслась», будучи бухгалтершей, сама хозяйка. По двору среди курей бродил без привязи бодливый козёл Салазар, носивший, кроме основных, ещё и охранные функции: не пускал чужих в избу. Ну и истинный сторож усадьбы тоже присутствовал: пёс Чан Кайши – дряхлое облезлое существо с сиплым как у алкоголика лаем. Это не считая прочей мелкой живности и птицы, которой понятно заведовала тётка. А дядька, увлекавшийся политикой, только присваивал ей имена мировых деятелей. Он и в разговоре постоянно всуе упоминал всяких там Мабут и Касавубу, буйствовавших в Африке, и югославского диктатора Тито, не очень любимого в СССР.
Гостей собралось немного, человек пятнадцать.
Разговор за столом шёл, в основном, о том, сколько заколачивают проходчики в шахте и механизаторы в совхозе (две градообразующих конторы на селе), о «подвигах» соседки Клашки, выгнавшей своего малопьющего мужика из дому и взамен принявшей в дом какого-то начальника участка; о способах выгонки максимума самогонки из всего растущего на огороде.
- И наш вклад на свадьбу тоже будет! – торжественно заявил дядя Петя. – Выделим пару-тройку четвертей ГДР!
- Что такое ГДР? – наивно спросил Саня.
Под смешки ему расшифровали:
- Гоним дёшево родимую!
После, подзаправившись как следует, запели частушки:
Меня милая не любит,
Говорит, что я косой.
Пойду выйду отравлюся
Ивасями с колбасой!
- А ведь чтой-то ни ивасей, ни колбасы в магазинах нынче не стало.
- Хорошо хоть макарон и хлебушка ещё вволю!
И женский выкрик:
Гармонист, гармонист,
Розовая шейка!
Ты, едрю твою ноздрю,
Играй хорошенько!
Хотя ни гармошки, ни гармониста не было, пели акапелло.
Потом, роняя табуретки, выскочили плясать. Дядя Петя лез целоваться с кем попало. Шум и гвалт нарастали.
Девки парилися в бане,
Углядел свою матаню.
Отворилась настежь дверь,
Битый тазиком теперь!
Деревня!
Вскоре после возвращения в общагу Алка пришла на очередное свидание в новых красных сапогах, которыми очень гордилась.
- Где купила?
- Да родственники на базе нашли, - сказала она неопределённо. И ни слова о том, на какие деньги это было куплено.
Ещё через неделю комитет комсомола проводил в Доме культуры бал под идиотским названием «Осенний сон». Алка, которая всё больше становилась замкнутой, нелюдимой, узнав об этом от Сани, очень удивилась:
- Как, в ДК? И что там будет?
- Да как всегда, наверное: танцы – жманцы – обниманцы! – глупо пошутил Саня. – Так пойдём?
Алка как-то неопределённо пожала плечами:
- Что-то плохо себя чувствую в последнее время.
И вскочив со стула, бросилась в туалет. Её всё чаще донимали тошнота и рвота.
«Вероятно отравилась чем-то», - подумал Саня, не придав этому никакого значения.
Они танцевали и вальс, и чарльстон.
- Устала я немного, давай посидим.
- Хорошо, отдохни. А я вниз в буфет за водою сбегаю.
Вернувшись, он с удивлением увидел, что Алка снова танцует. И не с кем-нибудь, а с самим директором ДК Яковом Вурмом. Этого фигляра Саня не любил – за что, сам не знал. «Гамадрил – гамадрилом, а всё к бабам лезет! И ведь и они к нему тоже тянутся!»
Припомнилось, как однажды в ДК на одном из концертов приезжей московской дивы, которая, давно фактически живя за границей, с завыванием исполняла песни про «святую Русь», он выскочил на сцену и, весь извиваясь, как глист, сказал:
- Такая уж у нас, деятелей искусств, почётная повинность: благодарить великих певиц за чудесное пение и руки им целовать!
Чмокнул её в запястье и прилюдно подарил страшный дефицит - норковую шубу, которую сгоношило для «народной» заводское начальство.
Теперь он отплясывал с Алкой какой-то сногсшибательный танец, изредка похлопывая её по ягодицам.
Саня растерялся и отошёл к стене. А вскоре он и вовсе потерял их из виду.
Шло время, а Алка не возвращалась. Саня стал спрашивать знакомых ребят, не видели ли где её? Все отрицательно пожимали плечами.
- Сашок, а ты знаешь, где твоя невеста? – спросил его выскочивший из толпы, как чёрт из табакерки, Колька.
- Да я ж ищу её уже целый час!
- Пошли, интересную картину покажу!
Они быстрым шагом прошли по какому-то пустынному коридору, в конце которого оказалась дверь с табличкой: «Директор дома культуры Я.А.Вурм».
- Смотри! – шёпотом сказал Николай.
- Неудобно как-то врываться в помещение.
- Приоткрой дверь и гляди! Стучать не надо.
Саня с недоумением тихонько приоткрыл дверь и увидел… На кожаном диване розовая задница хозяина со спущенными штанами ритмично колыхалась над чем-то, чего не было видно. Но отлично можно было разглядеть обрамление: задранные кверху знакомые красные сапоги!
У Сани помутилось в глазах. Подумалось: «Господи, так спешили, что ни сапог не сняли, ни дверь не закрыли. Приспичило, значит…»
Как дошёл до общежития, он не помнил
Наутро забрал своё заявление из загса. И на недоумённые вопросы Алки ответствовал:
- Пошла ты!.. Туда, откуда слезла!
И вот вместо свадьбы и медового месяца – сплошное запойное состояние. Как ещё с работы не выгнали! Оформили как отпуск без содержания.
Правда за неделю до праздников Алка, робко постучав в дверь, зашла в его комнату.
- Я хочу пригласить тебя в гости к тётке на встречу Нового года. Придёшь?
Саню передёрнуло от мерзостных воспоминаний.
- Что, тётка подучила, как ко мне, дураку, подъехать? Или дамы из фирмы «Сорок женихов»? Ничего общего с тобой я иметь не хочу!
Робкая смиренная мордашка бывшей невесты превратилась в оскал забитой шавки с мелкими зубами.
- Так что теперь, в комитет комсомола на тебя жалобу подать? Или в суд на алименты?
И погладила свой довольно сильно округлившийся живот.
- Подай, подай! А заодно к Вурму иск предъяви. И к Генке-халату. Кто из них больше постарался?
С громкими рыданиями Алка выскочила из комнаты и помчалась по лестнице вниз на свой этаж. Саня, считая это выше своего достоинства, не стал её догонять.
Пошли титры начинающегося фильма. Саня вдруг представил Алку в сегодняшнем её положении и подумал:
«Да, неловко как-то получилось. Как она дальше-то из этого тупика будет выходить? Одна жить, да ещё и с ребёнком. Ну пусть и не его этот будущий ребятёнок. Жалко же! Трезво оценив ситуацию, следует сделать вывод… Короче: завтра же пойду к ней! Надо восстанавливать отношения, она же добрая хорошая девчонка!»
Татьяна Пухначева, Новосибирск
Горная дорога
http://www.sib-zharki.ru/node/15126
Белая «Тоёта-вэн», тихонько урча, бежала по Каракорумскому тракту. Ящики с консервами, печеньем и дешевыми школьными мелочами, плотно уложенные друг к другу, занимали все семь задних сидений и чуть поскрипывали, потряхиваясь на поворотах. Небольшую коробку с живыми семенами облепихи держали в руках, она никак не откликалась на мягкое покачивание машины и небольшие размеры делали ее почти незаметной. Дорога огибала один горный склон, за ним тут же появлялся другой, и так без конца. Это движение вызывало странное беспокойство, и ощущение легкой грусти, в нем неуловимым образом пряталось узнавание.
Уже вечерело, когда машина перестала урчать - она остановилась, и ее усталый мотор замолчал. Навалилась оглушительная тишина, воздух пах цветущими абрикосами. Со всех сторон эту точку на земле окружали горы, поэтому нельзя было понять, где кончаются огоньки домов на склонах и начинаются звезды. Вниз, в сумрак уходили абрикосовые деревья, круглые и неподвижные под обильным цветом, окутывающим их как снег. Очень быстро окончательно стемнело и звездное небо оказалось так близко, что хотелось потрогать его рукой.
Утром солнце сначала осветило вершины гор, и снег на них засиял мягким золотистым светом, тогда как склоны и долина Инда еще оставались неясно-серыми и неживыми. Даже когда солнце постепенно добралось до дна долины, оно долго не могло растопить неподвижность цветущих деревьев и оживить их. Молчаливо лежащие на склонах узкие лоскутки земли плоскими террасами вместе с деревьями спускались все вниз и вниз к реке. Каждая частица серой земли была много раз перебрана руками, а каждый камешек, большой или малый, был ощупан со всех сторон, и давно нашел свое место в невысоких каменных стенках ступенчатых террас. Поэтому им всем оставалось только лежать и молчать.
Узкая каменистая дорога шла по склону вокруг горы через всю деревню, немного изгибаясь вверх и вниз, и заканчивалась возле мечети и школы. Высокий, в рост, каменный забор отгораживал большой двор и маленькую плоскую коробочку – школьный домик. Там, внутри за забором, были только мальчики. Они казались очень похожими друг на друга. В светло-голубых полотняных рубашках и штанах, смирно сидящие на ковриках прямо на утоптанном земляном полу веранды, они были такими же застывшими, как все в этой долине.
Коробку с семенами пока отложили в сторону, учитель объявил перерыв, и мальчики окружили нас плотным кольцом. Сначала они только молча смотрели на суету вокруг больших коробок: как разрывают бумагу на картонных крышках, распечатывают, достают другие, меньшие коробочки, раскладывают их на земле. Но потом ожили, зашевелились, со всех сторон наперебой стали тянуться руки. Те, кто успевал получить заветную шариковую ручку или пачку печенья, не отходили, а тут же прятали ее в карман, и снова тянули руки. Поднялся галдеж, веселый азарт захватил всех. Мальчики толкались, кричали, смеялись, показывали друг другу только что полученные разноцветные пачки и жестянки, ручки и карандаши. Очень быстро картонные ящики опустели, можно было заняться посадкой облепихи.
Солнце стояло прямо над долиной и ее уже охватило тепло, когда шумная толпа вывалилась на улицу. Моментально откуда-то нашлись несколько мотыг, сразу определили место на ближайшем склоне, самое подходящее для облепихи. Мальчики давно умели работать на земле, и земля привыкла к их рукам и словно сама поддавалась им, так легко шла работа. Совсем скоро не осталось ни одной непосаженой облепиховой косточки.
Тем временем подошел час предвечерней молитвы. Звуки кругом замолкли, воздух, земля и деревья в цвету тоже разомлели на солнце и устали от ожидания. Медленный певучий речитатив молитвы увязал в прозрачном неподвижном воздухе, его звуки сначала заполняли все пространство вокруг мечети, поднимались вверх, переливались за горные цепи, окружившие долину, и исчезали где-то там, далеко-далеко.
Снова быстро стало совсем темно, день закончился. Стояла такая тишина, что комната маленькой гостиницы казалась закутанной в плотную черную ткань, когда раздался стук в дверь.
- «Там, у ворот вас деревенские спрашивают» - буркнул охранник.
Действительно, у ворот стояло несколько мужчин, как и дети, в голубовато-белых полотняных рубахах и штанах, с темными, грубыми от воздуха и солнца лицами. В руках они держали жестянки с консервами и пачки печенья, те самые, которые дети получили утром.
- « Возьмите, нам не надо. Мы такого не едим, это неправильная еда. Аллах не велел».
- «Да это же хорошие консервы! Вы их просто не пробовали, попробуйте, они очень вкусные. Ведь это для детей, это для них, рыба, мясо…».
- «Нет, заберите, нам это нельзя есть. Аллах не велел».
И стало понятно, что они будут повторять эту фразу бесконечно, как будто она растворилась и тоже застыла в этом неподвижном воздухе, пропахшем цветущими абрикосами. Через полчаса, полученные обратно консервы и печенье, горкой лежали в углу комнаты. Они вернули все, до единой банки. Пара пачек печенья была надорвана, и в них не хватало нескольких штук. Консервы, конечно, даже не открывали. Рано утром мы уехали.
Потом, два года спустя, случайно встреченный на базаре местный житель рассказывал нам, как из семян выросли кусты И когда они достигли подходящего размера, их вырубили на дрова для приготовления еды.
Ирина Сёмина, Иркутская область
Магазин счастья
http://www.sib-zharki.ru/node/15901
Понедельник – день тяжёлый, и слава богу, что он когда-нибудь заканчивается. Я шла с работы, на душе было примерно так же, как и на небе – хмуро, пасмурно и слякотно. Моросил нужный мелкий дождик, который логично дополнял безрадостный день. В довершение всего, когда я свернула на улицу, ведущую к родному дому, оказалось, что пройти невозможно – улица была
перекрыта, там вовсю кипели ремонтные работы.
Дорожники заботливо натянули цветную ленту и повесили табличку «Выхода нет». Хотя, собственно, и входа тоже не наблюдалось. Это было жестоко: слева – длиннющий забор школы, справа – забор поликлиники. Оставалось только выбрать – налево или направо. Я мысленно чертыхнулась и поплелась вокруг школы.
Никогда я не ходила такой кривой дорожкой и поэтому никогда не видела этого магазинчика. Он был расположен в торце обычного жилого дома, а название его сразу поразило моё воображение: он назывался «Магазин Счастья».
«Интересно, что может продаваться в таком магазине?», – зачарованно подумала я. В это время дождик брызнул с удвоенной силой, поэтому я с облегчением нырнула в магазинчик. Дверь мягко закрылась за мной, и мелодичный звон колокольчика вызвал вибрацию где-то во мне в самой глубине. Словно кто-то там засмеялся. И от этого родилось какое-то радостное волнение, будто вот-вот должно было случиться что-то приятное.
Войдя, я невольно остановилась. Честно говоря, я оказалась в некотором замешательстве. Магазинчик был какой-то странный и больше всего напоминал запущенный склад, полный разного хлама. Между стеллажами и прилавками, трогая и рассматривая разный товар, бродили покупатели. И царило какое-то радостное оживление. К выходу спешила старушка, сияющая, как праздничный фонарик. Поравнявшись, она улыбнулась и подмигнула мне.
— Простите, а что здесь продают? – спросила я.
— Как что? – удивилась старушка. – Что написано, то и продают. Счастье, детка! Счастье!
- А… в каком виде?
- А в каком выберешь, дорогая! Метрами, килограммами и поштучно! – наверное, я выглядела глуповато, потому что старушка засмеялась.
– Да ты не сомневайся, девочка, товар качественный! Я здесь постоянный покупатель. Тебе понравится!
И старушка под звон колокольчика выскользнула из магазина. А ко мне уже спешил продавец в синей форменной одежде и с бейджиком на груди. На бейджике было написано: «Михаил, Продавец Счастья».
— Прошу простить за небольшую заминку, столько покупателей, море работы! – извинился продавец счастья Михаил. – Вы у нас, я смотрю, впервые?
- А вы помните всех покупателей в лицо? – удивилась я.
— Разумеется! Ведь решив однажды быть счастливым, человек обычно становится нашим Постоянным Покупателем, – объяснил Михаил.
- А что в ваших товарах такого… особо счастливого? – с некоторым сомнением спросила я.
- Ах, я совсем вас заговорил! – спохватился Михаил. –
Разрешите мне провести для вас небольшую экскурсию и показать, так сказать, товар лицом.
Он подхватил меня под локоть и повлек к прилавкам.
- Обратите внимание! Волшебные калейдоскопы! Придают яркость жизни! Постоянная смена впечатлений, феерия красок, множество разнообразных комбинаций!
- Но это же просто игрушка! – запротестовала я.
- А вы, разумеется, полагаете, что жизнь – серьезная штука? – спросил Михаил.
- Ещё, какая серьёзная! – подтвердила я. – Если бы взрослым можно было играть, как детям…
- Так играйте! – предложил Михаил. – Кто же вам, взрослому человеку, может запретить?
- Ну, у меня обязанности…работа. И все такое, – уныло возразила я.
- А вы в это играйте! Для начала – положите в сумочку калейдоскоп. И когда скучно, грустно или совсем заработались – уделите ему минутку времени. И увидите, как жизнь заиграет яркими красками.
- Я подумаю, – дипломатично сказала я.
- Тогда продолжим! – предложил Михаил. – Я продемонстрирую вам в действии устройство для запуска мыльных пузырей. Посмотрите! Посмотрите! Какие они разные! И как они лопаются!
- Ну и что? – не поняла я.
- Да как же «ну и что»? – ликующе вскричал Михаил. – Все ваши проблемы лопаются как мыльные пузыри. Легко! Красиво! Радостно!
— Если бы в жизни они так легко лопались, – вздохнула я.
- Большинство наших проблем сильно раздуты. Прямо как эти пузыри. Научитесь относиться к проблеме, как к мыльному пузырю – посмотрите на неё, полюбуйтесь её переливами, формой, размером – и позвольте ей лопнуть! Вот так! – и он выпустил еще серию радужных пузырей.
Нет, этот Михаил говорил странные вещи. Но почему-то мне хотелось ему верить! Было в нём что-то такое… убедительное.
— Ну, хорошо, возможно, в этом что-то есть, – согласилась я. – Но поверить в то, что калейдоскоп и мыльные пузыри – и есть счастье, я не могу. Вы уж извините.
- Тогда пойдёмте в отдел тканей! У нас замечательный отдел тканей, – ничуть не огорчился Продавец Счастья. – Вперед, навстречу счастью! – Я поспешила за ним к следующему прилавку. Там действительно наблюдалось немыслимое разнообразие тканей самых невероятных расцветок.
Продавец отдела как раз обслуживал даму средних лет.
- У вас есть какой-нибудь весёленький ситчик? – спрашивала она.
— Разумеется, мадам! Вот, взгляните! – радостно сообщил продавец, раскидывая перед ней нежно-зеленый ситец, на котором были изображены смешные танцующие зайчики. – Исключительно веселенький! Давайте вместе посмеёмся!
И засмеялся первым, а за ним – дама. Они заливались весёлым смехом, явно довольные друг другом и жизнью. Я тоже невольно заулыбалась.
— Я сошью себе весёленький фартучек и кухонные рукавички! И когда буду готовить обед, смешинки будут попадать в пищу. И вся моя семья будет веселиться! – решила дама.
Я невольно залюбовалась её лицом – оно было словно бы подсвечено изнутри, а в глазах в уголках губ всё ещё плясали смешинки.
— Иногда достаточно окружить себя приятными вещами, чтобы жизнь стала такой же приятной, – пояснил Михаил.
- Вот так просто? – не поверила я. – Но это же такие мелочи?
- Ну, собственно, жизнь и состоит из мелочей, – доверительно сказал Михаил. – И счастье строится тоже из мелочей. Мы же говорим: «Мелочь, а приятно!». А представляете, что будет, когда приятных мелочей станет много?
- Ну да, представляю! – заулыбалась я. – Это будет счастье!
- Вы уже поняли суть нашего товара! – восхитился Продавец Счастья Михаил. – Но это ещё не всё! Идёмте же, идёмте! Я хочу показать вам нашу новинку! Большая Книга Счастья! Только что поступила!
В книжном отделе было много всего, но Михаил не дал мне хорошенько рассмотреть книги. Он сразу сунул мне в руки симпатичный томик в яркой обложке. Я раскрыла его наугад – и очень удивилась. Там ничего не было! То есть почти ничего: наверху страницы было написано: «Сегодня был самый счастливый день в моей жизни!!!», а внизу страницы – «А завтра будет ещё лучше!». А сама страница была чистой – просто разлинована, как тетрадь для первоклассника. Я листала страницу за страницей – вся книга была такой.
- Ну, как вам? – горделиво спросил Михаил.
- Но здесь же ничего не написано! – возмутилась я.
- Ну конечно! – подтвердил Михаил. – В этом и суть! Вы будете писать её сами.
- Как сама? – опешила я. – Но я же не умею!
- Сегодня это так. Завтра всё может измениться, – загадочно сказал Михаил. – Вы разрешите прочитать вам небольшую лекцию?
- Да, конечно, – я была совершенно заинтригована.
- Каждый наш день наполнен разными событиями, и одни нам нравятся, а другие – нет. Как ни странно, мы почему-то запоминаем именно «плохие» события, а хорошие нет, потому что они нам кажутся в порядке вещей. В результате наше счастье очень омрачено! Вы со мной согласны?
- Да, правда, – созналась я. – Иногда какая-нибудь мелочь может испортить целый день.
- Большая Книга Счастья предлагает пойти прямо противоположным путем! Записывать в неё только счастливые события. Не менее пяти за день! Больше – можно, меньше – нет.
- Да где же я наберу столько счастливых событий за день? – запротестовала я.
- А вот позвольте не согласиться, на самом деле это легко, вы просто ещё не пробовали, – возразил Продавец Счастья. – Конечно, в первые дни придётся перестраивать своё мышление на новую волну. Но вы быстро войдёте во вкус, это ведь так приятно! Вы попробуйте, попробуйте прямо сейчас! Что сегодня у вас было счастливого?
— Я не знаю, – сникла я. – Какой-то тяжёлый был день.
- Вы сегодня получали травмы?
- Нет, что вы, – испугалась я.
- Ну вот, уже счастье! Так и запишем, – обрадовался Михаил.
– Вы сегодня что-нибудь теряли?
- Да, потеряла важный документ, но потом нашла среди бумаг, – подтвердила я.
- О, но это же счастье! Ведь, правда? – продолжал обучение Михаил.
- Правда, – согласилась я. – Счастье, что он нашёлся.
- Ну, теперь сами, у вас уже получается, – подбодрил меня Михаил.
- Ну… сегодня собачку смешную видела. Такая лохматая-лохматая, и в пальтишке! Как в цирке. И хозяйка у неё такая же! Тоже лохматая! Они похожи!
- Ну вот! Замечательно! У вас прекрасно получается! – похвалил Михаил.
- А ещё я сегодня наконец-то доделала отчёт. Устала – но закончила! – похвасталась я.
- Это – четыре, – сосчитал Михаил. – Остался пятый эпизод. Итак?
- Так, что же было потом? – соображала я. – Потом был дождь. И я шла домой, а там дорогу ремонтируют. И я пошла в обход… Да! Потом я зашла в ваш чудесный магазинчик! – воскликнула я. – Запишите!
- Охотно, – застрочил Продавец Счастья. – Польщён тем, что вы сочли возможным включить это в список счастливых событий. Итак, пять эпизодов записаны! Ваша Большая Книга Счастья уже пишется!
- И так каждый день? – спросила я. – А когда закончатся страницы?
- К тому времени ваш разум уже привыкнет фиксировать счастливые события автоматически, и не по пять событий за день, а гораздо больше, – пообещал Михаил. – И ваша жизнь будет просто-таки наполнена счастьем!
— Большое спасибо, – поблагодарила я. – Пожалуй, я возьму эту Книгу.
- Примите её в дар от нашего магазина, – изящно наклонил голову Михаил. – Мы всегда дарим что-нибудь новому покупателю.
- Какое счастье! – обрадовалась я. – Спасибо вам!
- Ну, вот уже и шестой пункт в вашем сегодняшнем Счастье, – улыбнулся Михаил.
- Да, разумеется! И еще я приобрету устройство для лопанья проблем и калейдоскоп для увеличения яркости жизни! Это семь и восемь! – выпалила я.
- Я очень рад! Вам упаковать в фирменный пакет?
— Да, пожалуйста, – попросила я, всё ещё улыбаясь.
Пакет был тоже очень симпатичный – оранжевый, в крупный белый горох. На нем было написано: «Мы обречены, быть счастливыми!».
Надпись мне понравилась.
Михаил провожал меня до выхода. На двери была большая красивая табличка: «Выход есть!». И
табличка мне тоже понравилась.
- У нас такие таблички на всех дверях, – сообщил Михаил. – Чтобы не забывать, что выход есть всегда! Спасибо за покупки. Заходите к нам ещё.
- Я обязательно зайду, – пообещала я. – Я хочу покопаться и в других товарах.
- О, мы всегда рады постоянным покупателям! – восхитился Михаил.
- К вам, наверное, ходит весь наш город? – поинтересовалась я.
- К сожалению, нет! – огорчённо сказал Продавец Счастья. – Как ни странно, все говорят, что хотят быть счастливыми, но далеко не каждый стремится хоть что-то для этого сделать. Но мы работаем над этим! Совершенствуем ассортимент, упаковку, рекламу. Так что вы всегда найдёте для себя что-то новое и интересное. До свидания! И счастья вам!
Мелодично звякнул колокольчик, и я вышла на улицу. Душа моя пела. Я шла домой, и люди задерживали на мне взгляды. Наверное, из-за моего оранжевого пакета. А может быть, потому, что я никак не могла расстаться с улыбкой. А может, я сейчас сияла, как та старушка, что встретилась мне у входа.
И это тоже было счастье.
— Девять, – машинально отметила я. – Надо не забыть записать в мою Большую Книгу.
Игорь Хомечко, Мурманск
Берёзка
http://www.sib-zharki.ru/node/15011
Ну, здравствуй, старая! Давненько мы с тобой не виделись – свалила проклятущая грыжа, угодил в больницу, нашим-то эскулапам только дай кого-нибудь разрезать, вот до сих пор еще швы не сняли. Но я уже в строю, да, как обычно, несгибаемый, ты же знаешь, что у меня чертова работа, возглавлять бизнес, все равно, что волчью стаю, не дай Господь ретивому молодняку, метящему на твое место, заметить твою слабость – тут же накинутся и загрызут. Поэтому я первым делом в парк, на зарядку, и вот, к тебе завернул.
А ты все такая же, ничуть не меняешься, сколько я тебя знаю. Интересно, сколько тебе в пересчете на человеческий возраст? Должно быть, никак не меньше, чем мне, а ты знай себе, все кокетничаешь, приветливо машешь своими ветками, так и норовя обнять. Но-но, обниматься не будем, а то люди невесть что себе возомнят, скажут, вот старый дурак, настолько из ума выжил, что уже с березкой милуется. Да и костюм совсем новый, только купил за границей за тысячу евро, а ты, чего доброго, глядишь, еще порвешь его. Так что соблюдай пиетет, держись на расстоянии. Но я рад тебя видеть, старая, не представляешь, как по тебе соскучился в этом предбаннике морга – больничной палате, даже поговорить не с кем, меня, как всегда уложили в VIP, а они все, как известно, одноместные. Да, впрочем, даже если бы случилось чудо, и я оказался в обычной палате с простым народом, о чем мне с ними говорить? Вот и ждал с нетерпением встречи с тобой, выговориться, ты ведь, не в пример людям, благодарная слушательница, никогда не перебиваешь, никуда не спешишь, тебе неведомо лицемерие и ты не строишь дежурную улыбку, мысленно посылая меня куда подальше. Ха, у тебя-то, строго говоря, и лица-то нет.
Знаешь, меня пару раз навещали в больнице мои члены совета директоров, их здоровенные секьюрити мигом захламляли мою палату бесчисленными пакетами с продуктами, – смешно, можно подумать, я пожрать туда угодил! А сами они, холено-лощеные, непроизвольно морщась от больничных запахов, при этом строили такие радушные физиономии, что, если бы какой-нибудь политик проявил десятую долю их талантов, его бы наверно избрали президентом. Но я-то старый волк, меня не проведешь: каждый из них при этом прежде всего желал узнать, насколько серьезное у меня положение, скоро ли я отброшу коньки, освободив, наконец, такое желанное для них место.
А вот хрен им, а не мое место: хоть я уже давно мог бы преспокойно уйти на покой, денег ведь хватает, да из вредности своей не уйду, не дождутся, сволочи! Хотя знаешь, иногда думаешь, что когда-нибудь все равно придется уйти. И дикий страх меня всего пробирает: а что я буду делать-то на этом покое? Не привык я к нему, не умею. Это, наверно, все равно, как если еще живого тебя кладут в гроб и норовят забить крышку, а ты, задыхаясь, все пытаешься найти спасительную лазейку, вырваться, но нет, толстенные гвозди намертво держат на твою же беду добротно сработанное дерево.
Уже не помню, рассказывал ли я тебе про своего батю. Он у меня был жилистый и крепенький, всю жизнь трудился, как пчелка, был кадровым офицером, уходил к подъему и возвращался из части уже за полночь, только чтобы хоть на пару часов провалиться в космическую пустоту сна без всяких там сновидений. Вышел он в запас, так еще работал, не сидел без дела, помню, все прихожу к нему в гости, когда он не на работе, а он все время занят каким-нибудь делом, пилит, строгает, строит чего-то. И знаешь, держался молодцом, никто не давал ему его возраста. Но в один прекрасный день, как сейчас помню, он будто разом потерял всякий интерес к жизни, уволился с работы, говоря, что ему вполне хватит пенсии. И как только он выпал из обычного своего бешеного ритма – мигом расхворался и за полгода ушел от нас. Видела бы только ты его перед смертью: еще совсем недавно мощные, не боящиеся никакого труда, мозолистые руки, вдруг как-то в момент ссохлись, безжизненно одрябли, а его выразительные глаза, могущие прежде без всяких лишних слов приводить в движение вверенный ему батальон, выцвели, утратив не только свою былую силу, но и саму жизнь, напоминая глаза-пуговицы тряпичной куклы…
Нет, всегда этого боялся, уйду – и останется только ждать собственной смерти, как приговоренный в камере смертников, с паническим ужасом каждый день ожидая неминуемой казни и радуясь, что ему удалось просуществовать еще один день, встретить еще один рассвет, не понимая того, что это ожидание в миллион раз страшнее и мучительнее самой казни. Что само это существование обуянного ужасом тела, вопящего каждой своей клеточкой «Жить! Жить!», давно перестало быть жизнью. Нет уж, лучше умереть за своим рабочим столом, посреди жаркой схватки с другими волками, умереть внезапно, не думая о смерти, чем быть в положении этого смертника.
Я, конечно, не подавал виду, что давно раскусил планы этих шакалят, навещавших меня, так же сладко улыбаясь им в ответ и всем своим видом показывая, что у меня все прекрасно, чем большинству из них наверняка испортил настроение на пару-тройку дней, лишив их привычного аппетита. Но, знаешь, на душе после каждого их визита становилось так мерзко и гадко, будто какой-нибудь пьяный в стельку разгильдяй-ассенизатор, перепутав ее с выгребной ямой, слил туда целую цистерну нечистот.
А вот из близких никого не было, увы. Дети, по телефону узнав, что все благополучно и я не умираю, предпочли не приезжать. Я их нисколько не осуждаю, нет, они все живут далеко, в других странах, у них тоже бизнес, они не сидят без дела, вечно в работе, моя закалка! Жаль только, что не пришла моя бывшая, может, думает, что после развода, когда ей с помощью своры адвокатов удалось оттяпать половину моего состояния, включая мой бывший особняк, ей уже ничего не светит в случае моей смерти. Глупо, да, девять лет уже прошло, а я все жду ее, надеясь, что в один прекрасный день она одумается и вернется. Знаешь, поначалу после развода все знакомые загорелись идеей женить меня по-новой, под различными предлогами подсовывая мне новых и новых претенденток на роль счастливой невесты, несмотря на возраст, благодаря своему состоянию и спортивному образу жизни я всегда считался выгодной партией. Но вот ведь в чем вся закавыка: им был интересен не я сам, а лишь мой банковский счет. Я прекрасно чувствовал это, поначалу страшно злился, а потом просто принял это как данность, решительно отвергнув все планы моей новой женитьбы. Вот если бы моя бывшая одумалась и вернулась – все простил бы. Да только она гордая, сама не желает первой пойти на сближение, ну, а я никак не могу переступить через себя самого, чтобы просить ее об этом. Я, конечно, с тех пор не раз видел ее, мы даже разговаривали, да и когда дети навещают нас, поневоле приходилось сталкиваться. Я даже давал себе зарок в следующий раз обязательно смочь попросить ее об этом, но неизменно в следующий, в сотый, в тысячный раз что-то останавливало меня. Я злился, ругал себя последними словами, но ничего не менялось. Даже сейчас не могу понять, что меня удерживает от этого. Ведь не страх, нет, глупо в моем положении чего-то бояться. И не гордость. Тогда что же? Да вот Бог его знает.
Хорошо тебе, старая – стоишь себе посреди таких же березок, о чем-то перешептываясь листвой в длинные и неспешные вечера. А вот я, не поверишь, но продал свой особняк – слишком уж тягостно было призраком бродить средь его бесчисленных комнат. Ощущаешь себя, будто в одиночной камере, пусть и самой комфортабельной и уютной, но какой-то липкой, дом, будто хищный спрут, тысячами присосок-щупалец пытается засосать в свое цепкое холодное каменное благополучие. И все это под мертвящее ледяное спокойствие деревьев жутковатого в своей пустынности сада. Брр, словно на кладбище, тишина и спокойствие. Не выдержал я, понимаешь, и сбежал в гостиницу, сняв там пентхауз. Все не так пусто, по коридорам люди шастают, сквозь открытые окна доносятся обрывки разговоров, музыка, даже брань иногда. По вечерам иногда усаживаюсь себе у открытого окна, выключаю свет и созерцаю людскую сутолоку, не утихающую даже среди ночи.
На работе, конечно, посмеялись над очередной причудой старика, а злые языки не преминули в очередной раз облаять, упрекая в скаредности. Ну это они зря – никогда в жизни я не был скупым, живя по принципу, чем больше отдаешь, тем больше получаешь. Деньги никогда не были для меня самоцелью, но лишь степенью свободы и возможностей реализации задуманного. Да, впрочем, пусть себе лаются, мне-то от этого ни тепло, ни холодно.
Просто поразительно, сколько внимания уделяют люди тому, чтобы выглядеть в глазах себе подобных эдакими ангелочками. Начинается обычно с мелочей – сначала человек украдкой прячет в дальний угол шкафа рубашку, не понравившуюся друзьям и знакомым, потом заставляет себя бросить курить не потому, что он этого желает сам, а потому, что борьба с курением, потом заодно с другими нацепив смиренную личину, отправляется в церковь, потому как – мода. А заканчивается все тем, что человек в этой погоне за имиджем и стремлении угодить ближним теряет самого себя. И самое удивительное, что он не только не осознает всей нелепости и прискорбия своего положения, но еще и наслаждается этим. И откуда только берется в человеке это желание быть как все, уподобившись ближнему? Пусть новые туфли, плод бредовой фантазии укуренного в хлам модельера, жмут и натирают, зато ведь последний писк моды! Пусть в новой машине ездить гораздо менее комфортно и уютно, чем в старой, зато престиж! Знаешь, почему во все времена побеждали и будут миллионы раз побеждать самые дикие и уродливые варианты тоталитаризма и диктатур, порождая полчища чудовищ-тиранов? Да потому, что они дают большинству то, в чем оно так страстно нуждается – чувство полного подобия ближним, называемое единством.
Ну вот, опять я разбрюзжался, наверное, старческое, годы берут свое. Ты извини меня, старая, опять утомил тебя, а ты и слова возразить не можешь. Но ты уж потерпи старика, кто, кроме тебя, его еще потерпит.
Ох, и заболтался я с тобой, уже на целых 9 минут выбиваюсь из графика. Пора мне возвращаться к своей стае в офис. Надеюсь, тебя не спилят к нашей следующей встрече. Думал на досуге о такой возможности, хотел даже этот парк прикупить, да потом отказался: если куплю, все поневоле изменится, уже не будет задушевных разговоров и общения на равных, ты ведь будешь принадлежать мне, став моей собственностью, а это мигом все испортит. Так что ты уж держись тут, старая, скрипи своими веточками и постарайся не даться в лапы охальникам, мечтающим растопить тобой баньку, договорились?
Арина Царенко,
Желание
http://www.proza.ru/2014/07/14/1922
- Доченька, это буква М, а это А. Повтори! – выводит синим карандашом печатные буквы на блокнотном листочке мама.
- М и А.
- Вместе что у нас получилось, какой слог?
- Ма!
- Умница. Соедини два слога МА и МА и у тебя получится…?
- Гвоздь!
- ??? Читай ещё раз: М и А, М и А – строгим голосом приказывает мама.
- МА и МА!
- Верно. А вместе? - сурово сдвигаются мамины брови – Ну! …И?
- Гвоздь! – звонким голоском выкрикивает четырёхлетняя девчушка. Она нарочито громко заливисто смеётся, любуясь обновкой на своих пухлых ножках. Мама с папой только что купили ей в универмаге малиновые, с зелёной каёмочкой шерстяные тапочки. А смеяться Иринке совсем нет желания: накануне родители обсуждали какой-то развод. Она ничего не понимала во взрослых разговорах, но усвоила одно - совсем скоро, после праздника, её отвезут к бабушке. Надолго. У родителей много своих важных дел.
А в комнате пахнет мандаринами – скоро Новый год. Рыжие сочные шарики обязательно выдадут Иринке в праздник, а пока можно наслаждаться ароматом редкого для сибирского края фрукта. Их тонкий запах выскальзывает из-под неплотно закрытой дверки шкафа. Мандарины мама спрятала за стопку аккуратно сложенных простыней. Иринка, правда, тайком, но уже слазила и полюбопытствовала, даже погладила оранжевый бочок симпатичного лакомства.
Её любимые мама и папа самые красивые в мире. Таких родителей ни у кого нет! И быть не может! Иринка в этом уверена и гордится высоким папой-великаном с такими же колечками светлых кудряшек, как и у неё, и тоненькой, стройной с локонами смоляных волос, мамой. Иринка очень-очень любит своих родителей, ну вот прямо до крепкого-крепкого сжатия, когда обнимая их сразу обоих к себе, прижмёшься лбом и замрёшь от счастья. Они такие смешные: сразу начинают пищать, словно дети, высвобождаясь из цепких дочкиных ручонок.
Только почему-то мама с папой всё время ругаются, в чём-то упрекают друг друга и злятся, злятся. Мама даже больно сжала Иринкину ладошку, когда в очередной раз папа накричал на маму, вспоминая про какую-то тётю Зину. Мол, она умнее мамы. У Иринки выступили слёзки, но она смахнула их тайком и решила, что обязательно помирит родителей. Наверное, эта тётенька Зина - злая бабка Ёжка, и заколдовала Иринкиного папу. Но, дочка обязательно расколдует его и помирит маму с папой!
Только вот как?
Иринка размышляла об этом, ещё когда, увязая валенками в рыхлом снегу, пробиралась за разругавшимися родителями по тропочке, бегущей среди сиреневых в вечерних сумерках сугробов. Наверное, надо рассмешить их! Только, вот как? Иринка обязательно придумает, когда доберётся до дому, чем и как отвлечь от ссор родителей. Маме с папой обязательно станет весело-весело, они будут хохотать, упадут все вместе на диван, а Иринка, словно клоун из цирка "Шапито", задрыгает ногами в красивых, малиновых тапочках! И никто, никогда больше не будет ругаться: в их семье наступит мир.
Главное, надо загадать желание. И оно обязательно исполнится. Иринка знает это наверняка, потому как старательно рассказала сегодня в детском садике на утреннике стишок:
Говорят под Новый год,
Что не пожелается,
Всё всегда произойдёт,
Всё всегда сбывается!
Сам Дед Мороз её похвалил, а Снегурочка погладила по голове и вручила улыбающуюся матрёшку-неваляшку, как раз такую, как Иринка и пожелала, накануне увидев за стеклом нарядной витрины магазина.
Отец, присаживаясь рядышком на широкий кожаный диван к дочке, обнимает её крепкой, сильной рукой:
- Донюшка, прочитай М и А. Что получится?
- МА! - лукаво заглядывая в глаза отцу, произносит девочка.
- Умница! Читай вместе МА и МА – водя по буквам указательным пальцем, спрашивает он.
- Что получилось у моей козочки? - папа гладит Иришку по головке, а она, болтая ногами и, корча рожицу, весело отвечает:
- МА и МА! Получился … гвоздь!
- Господи, какой бестолковый ребёнок! Живо – в угол! – приказывает разъярённый отец.
- Пока не попросишь прощения, не выйдешь! – почему-то злится мама и звонко шлёпает ладонью Иринку пониже спины.
Иринка не понимает, за что её наказали, ведь получилось смешно, но покорно становится в угол за шкафом. По щекам текут горячие слёзы, она слизывает их языком, солёные, горькие. Очень болит отлупцованная мамой попка. Иринка, потирая её, молчит, прощения не просит, решив умереть прямо здесь, в этом углу за шкафом. Найдут мёртвую дочку, пусть плачут потом и жалеют, а она и виду не подаст - будет лежать и не шевелиться, пока мама с папой не помирятся, заливаясь оба горючими слезами, как царевна Несмеяна из сказки.
Упорно молчала даже тогда, когда спустя какое-то время родители спросили, поняла ли она, в чём виновата? Иринка, как ни старалась, понять не могла. Поэтому и молчала. В комнате выключили свет. Родители легли спать. За морозным узором на оконном стекле проступала темень ночи, но всё же казалась светлее, чем окружающая чернота комнаты. Было жутко стоять в углу, но Иринка не сдавалась: ещё чуть-чуть, и она, наверное, умрёт. Надо только ещё немножко подождать.
- Вот же упрямая, дрянь! Вся в мать! – послышался в ночной тиши злой голос отца – Иди в постель! Живо, я сказал!
Апрельский день был солнечным и тёплым. Запах весенней свежести вместе с весёлым птичьим гомоном уверенно вторгались в квартиру через настежь открытые окна. Пятидесятилетняя высокая женщина прислонилась к стене и, закрыв ладонями лицо, тихо опустилась на корточки. Только что она разговаривала по телефону со старенькой мамой.
- Почему-то за несколько минут до приезда "скорой" твой отец, вдруг совсем некстати, вспомнил, как давным-давно, в канун Нового года, мы учили тебя читать, а ты всё одно твердила, что МА и МА получается гвоздь. Знаешь, мы с ним вспомнили всё до мельчайших подробностей, даже какого цвета тебе купили тапочки в тот вечер и так смеялись, так смеялись над твоим упрямством и бестолковостью. Наверное, об этом ты и не вспомнишь – совсем маленькой была. Врачи «скорой» забирают отца, а он смеётся. Весело так, заливисто. И уже в больнице перед самой смертью тоже вспомнил именно этот твой дурацкий гвоздь.
За тысячи километров от родительского дома, уронив голову на колени, сидя на полу, горько плакала пожилая высокая женщина, с рассыпанными по плечам кудрями светлых волос, таких же светлых, что были когда-то у её отца. И до чего же слепит глаза свет этого апрельского, по-весеннему радостного неугомонного солнца!
- Мама, мамочка, конечно же, я всё помню! Я уже тогда знала все буквы и даже тайком пыталась писать письма бабушке, пряча листочки со своей писаниной за коврик, что висел над диваном. Мне хотелось рассказать ей о своём одиночестве! Вы ругались всю жизнь: и когда жили вместе, ругались, будучи в разводе, ругались, обретя новые семьи. Вы расходились, сходились, продолжали ссориться. Ты, мамочка, сказала, что перед смертью папа попросил прощение за все обиды, которые пришлось тебе пережить из-за его измен, признался, что ты у него единственная любимая женщина на всём белом свете. Ты всё простила, и вы помирились. Он тихо умер на твоих руках. Вы для меня - тоже единственные любимые родители. Знаешь, мамочка, моё желание всё-таки исполнилось – мой «гвоздь» рассмешил вас и, вы помирились. Только исполнилось оно спустя почти полвека.
Игорь Штайн, Красноярск
Альтернатива
Антон был не в духе. На работе опять появились какие-то проблемы, и нависла угроза увольнения. Шеф ставил нереальные планы, без конца придирался по пустякам, выписывал штрафы и делал неутешительные записи в свой блокнот. Жена наоборот потеряла к Антону всяческий интерес, даже перестала ворчать и вздыхать по пустякам. Целыми днями не выходила из своей комнаты или отлучалась на весьма сомнительные вечеринки с подругами, как-то загадочно улыбалась и делала пышные причёски, что особенно злило Антона. Ему всегда казалось, что ради него супруга никогда бы не стала уделять себе столь пристального внимания.
В этот вечер Антон как раз задержался на работе и вернулся домой поздно. Не успев раздеться, он тут же по привычке включил компьютер и достал из холодильника баночку холодного пива. Сделав несколько поспешных глотков, он залил пеной галстук, грубо выругался и разбросал одежду по спинкам кресла. Компьютер к этому времени успел загрузиться и приглашал ввести пароль для входа в локальную сеть. Антон сбегал в ванную, умылся и, возвращаясь к своему излюбленному месту, заметил, что туфли жены стоят у порога. Это была, наверное, самая приятная новость за весь день, особенно, если учесть, что она с самого утра грозилась какой-то очередной вечеринкой. Супруг осторожно подкрался к двери спальни и прислушался, не решаясь войти. До него доносился шелест каких-то бумаг и стрекотание клавиш. Антон просунул голову в дверной проём.
– Отменили вечеринку? – осведомился он.
Жена равнодушно пожала плечами, изобразив скуку, и углубилась в чтение.
– Понятно, – констатировал Антон и вернулся к компьютеру.
Долгое время он бродил по каким-то форумам и страницам, бесцельно вглядываясь в картинки-призраки. Основная их часть призывала или что-то удлинить, ссылаясь на беспроигрышный опыт предков или наоборот уменьшить. Кто-то безнадежно предлагал найти себе спутницу жизни или на худой конец воспользоваться услугами проститутки. Ничего нового… В чате заморгало приглашающее к общению окошечко.
– Привет! Как дела? – на экране появился достаточно привычный, но затруднительный вопрос, потому что никогда не знаешь, как на него ответить: честно или как всегда.
– Привет, не очень, – грустно констатировал Антон и поставил печальный смайлик.
– Что так? – поинтересовались с той стороны экрана.
– Проблемы…
– На личном фронте? – по чату покатились бессмысленные смайлики.
– Не только.
– Жена? – и опять полетели улыбки.
– Есть такой грех.
– Я тебя понимаю, у меня такая же история… Красивая?
– Красивая, – не смог соврать Антон и почему-то ещё больше от этого расстроился толи от своих слов, толи от самого факта. Как будто будь его жена хоть капельку некрасивее, то он переживал бы значительно меньше.
Антону сразу же вспомнилась свадьба. Особенно тот курьёзный момент во время регистрации, когда на вполне логичный вопрос по поводу вступления в брак, его будущая супруга не задумываясь ответила «не за какие деньги!», после чего рассмеялась душераздирающим смехом и прибавила: «а зачем я, по-вашему, пришла в этот зал в свадебном платье?» Вероника любила подобный юмор и частенько шокировала своего мужа. Однако, Антон давно уже привык к неординарным выходкам своей жены, понимая, что это часть её характера и от него никуда уже не денешься, никуда не сбежишь. Он относился к тому классу людей, которые любили и ценили стабильность, какой бы зыбкой и удручающей она не казалась. И хотя розыгрыши супруги сыпались один за другим, Антон стойко сносил все тяготы судьбы. Однажды жена позвонила ему по сотовому телефону и назначила встречу, мол, нужно было помочь подруге перенести гарнитур. Антон пришёл в назначенное время, но жены там не оказалось. Более того, в доме он не обнаружил никакой мебели, которая нуждалась бы в перемещении. Подруга предложила Антону выпить и стала делать недвусмысленные намёки. Насилу вырвавшись из объятий страстной женщины, возле подъезда он встретил жену, которая смотрела на него с нескрываемым укором.
– Не поняла, – раздражённо воскликнула она. – Почему я тебя жду уже больше получаса? Мы же договорились!
– Ты же сказала, что мы встретимся у твоей подруги, – возразил Антон.
– У какой подруги? – очень натурально удивилась Вероника. – Ну-ка, ну-ка, что там у нас за подруга?
Да, это было в её духе. Разыграть, а потом ещё закатить сцену ревности. Но Вероника была неотразима во всех своих проявлениях.
– Эй, ты не уснул? – на экране снова возник смайлик.
Но Антон был уже далеко. Череда воспоминаний нахлынула и понесла, сорвав все плотины. Временами ему казалось, что он наблюдал за собой со стороны, словно из соседней комнаты или даже из другой вселенной. Над головой эпатажно и надрывно грохотал первый общероссийский, на лестничной площадке Марья Андреевна разбила банку с огурцами и растерянно прыгала вокруг неё с тряпкой, а возле подъезда стояла полицейская машина с ментами, наводя ужас на окрестную шпану. Всё было обыденно, но как-то сюрреалистично, совсем не так как раньше, как будто реальность потеряла прежнее значение и очертания, словно какая-то очень важная деталь таинственного механизма наконец выпала и поразила его ошеломляющей простотой. Люди не могут сказать всей правды даже самим себе. И поэтому играют в прятки с судьбой, боятся одиночества, как будто раскинув руки лежат посреди улицы, поймав в объектив осколок чужого неба, делясь с ним своей несбыточностью, не снимая масок... И в этом бесконечном круговороте ничто не имеет смысла или какого-нибудь большего значения. Люди пересекаются лишь в тех точках, которые придумывают сами и видят, как вспыхивают сверхновые то тут, то там, обжигая сердца. И вот прямо сейчас ты уже предчувствуешь ветер перемен и шагаешь к нему навстречу прямо через экран, минуя все условности и запреты. Но время неумолимо, и его орбиты уже отдаляются от твоих планет, его прошлое и настающее перестают быть отражением или воплощением твоей собственной фантазии. Ты вдруг снова осознаёшь, что по ту сторону осени сидит самый настоящий живой человек, и больше нет никаких иллюзий…
Антон закрыл ноутбук и заглянул в соседнюю комнату. У Вероники всё ещё был открыт чат, и заданный куда-то в пустоту вопрос подвис на тонкой ниточке ночи. Она как будто ждала его появления.
– Что-то не так? – лицо её было на удивление серьёзным. Никакого ехидства в глазах.
– Думаешь, война когда-нибудь кончится?
– Боюсь, что нет.
Вероника подошла к нему максимально близко и заглянула прямо в глаза.
– Мы так боимся себя настоящих, поэтому и бьём свои зеркала…
Холодок пробежал по спине Антона, потому что она прочитала его мысли. Она крепко-крепко прижалась к нему:
– Не уходи от меня, слышишь?
Антон уткнулся носом в её пышную рыжую шевелюру, пропахшую лаком. Он каждой клеточкой ощущал биение её сердца. Антон знал, что это как раз тот вопрос, на который не следует отвечать, но он впервые почувствовал, что они думают об одном и том же…
Содержание:
Виктория Агуреева. ***
Дмитрий Белоусов. Музобосс
Вячеслав Гонтарь. Живое дыхание
Людмила Григоращук. Эпизоды
Галина Золотаина. Бабушкин сундучок
Рустам Карапетьян. Бородавка
Сергей Малухин. Билеты счастья
Александр Минаков. Семёновка
Борис Поздняков, Лох
Татьяна Пухначева. Горная дорога
Ирина Сёмина. Магазин счастья
Игорь Хомечко. Берёзка
Арина Царенко. Желание
Игорь Штайн. Альтернатива