Семечки

               



   «Какой чудесный вечер!» – думала Ольга, возвращаясь домой из театра по безлюдной, освещенной фонарями улице, мимо цветущих кустов сирени. Вот уже месяц, как она стала актрисой. И сегодня, когда решили ставить «Сорочинскую ярмарку», режиссер предложил ей роль Оксаны и назначил репетицию. Ольга просияла от радости. Но радость омрачилась внезапным сиплым выкриком возмущенной актрисы, временно выпавшей из творческого процесса, заявившей, что она не допустит,  чтобы какая-то двадцатилетняя девчонка отобрала у нее кусок хлеба.

   – Но ведь у тебя, по твоим же словам, «несмыкание», и ты осипла, свои-то роли больше месяца петь не можешь, – говорили актеры, – и эта роль – не твоя, значит и кусок не твой!

   – Будет моя!.. А ты, – обратилась она к Ольге, – не вздумай согласиться! Иначе дело будешь иметь со мной и станешь мне врагом номер один – и тогда не обрадуешься! Я тебе устрою!.. И не вздумай прийти на репетицию!..

   – Да не слушай ты ее, не бойся, мы тебя в обиду не дадим! Приходи завтра – и мы послушаем: кто споет лучше – тому и роль достанется! – подзадоривали актеры, развеселившись от разыгравшейся сцены.
 
   – А я петь не собираюсь! – возмутилась актриса, – она-то споет, но пусть только попробует!..

   «Вот и еще один спектакль, только закулисный», – думала Ольга. Она еще не решила, что ей делать, но сегодня она была счастлива…

   Придя домой в радостно-приподнятом настроении, Ольга услышала слова матери:

   – А тебе привет.

   Ольга вопросительно посмотрела.

   – Не хочешь узнать, от кого?

   – И от кого?

   – На тебя обижается твоя подруга, что ты ее не узнаешь, она живет в подъезде напротив.

   – Странно… и кто же это?
 
   – Богданова Люда.

   Ольгу слегка передернуло.

   – Но мы никогда не были подругами…

   – Были, когда учились в одном классе в интернате … Богданова говорит, что ты ее не замечаешь, стала гордая, куда ей до тебя: ты – красавица, учишься в институте и работаешь в театре… Представляешь, она винит себя в том, что случилось с тобой в интернате, и что из-за этого у нее жизнь не сложилась: муж бросил, и ребенка одна воспитывает… Но я сказала, что она ни в чем не виновата, а Люда мне: «Вы же ничего не знаете!».

   – Она действительно виновата… – ответила Ольга.

   – Ну что ты говоришь?! Ты, наверное, уже все забыла! – мать с иронией посмотрела на Ольгу. – А мне она понравилась, по-моему, ты ошибаешься, сходи к ней, мне ее жалко, она такая несчастная…

   Все, что так долго Ольга пыталась забыть, – забылось. И вот теперь появилась Богданова Люда, чтобы снова напомнить ей о прошлом… Ольга не спала. И в памяти вновь оживали одна картина за другой, сменяя друг друга, с ужасающими подробностями, с самого начала до конца…

   В пятом классе Ольга проучилась недолго. Через месяц отца направили на новое место службы. Когда приехали, оказалось, что квартира еще занята, – и Ольгу вре-менно определили в интернат.

   Учительница с крупными формами, по имени Людмила Севастьяновна, завела Ольгу в класс.

   – Ребята, к нам новенькая. Мы, конечно, о ней ничего не знаем, но вы присмотритесь, какая она, и мы решим, принимать ее в наш коллектив или нет.

   Ольга села на указанное место за отдельную парту и ощутила неловкость, чувствуя на себе оценивающие взгляды.
 
   – Теперь откройте свои дневники, – будем писать.

   Она повернулась к Ольге:

   – А ты смотри и слушай, в какой дружный коллектив ты попала. Каждый день мы записываем все свои хорошие дела. Плохие поступки у нас обсуждаются всем классом и строго наказываются.
 
   «Как это здорово: писать о своих делах», – подумала Ольга.

   – Вспомним вчерашний день, что каждый из нас сделал хорошего?

   Все молчали.

   – Вы что, забыли? Чем же мы занимались на шестом уроке?

   – Убирали школьный участок.

   – Правильно. Вот это и есть наше хорошее дело.

   – Как мы работали?

   – Хорошо, – ответил класс дружным хором.

   – Записываем: «Вчера я хорошо работал на участке». Скажи, Лида, все работали хорошо?

   – В конце урока Таня Савченко работала плохо.

   – Встань, Савченко, почему ты не работала?

   – У меня заболела нога.

   – Странно, что она заболела во время работы, значит ты врешь! Пиши в дневнике: «Я сегодня обманула своих товарищей, а вчера лодырничала и не работала на участке, когда весь класс трудился и сделал за меня мою работу. Мне очень стыдно. Своим поступком я подвела и опозорила свой коллектив».

   – Ребята, какое наказание мы вынесем Савченко?

   Все молчали.

   – А кто сегодня дежурный?

   – Лопатко и Степанов.

   – Сегодня класс будет мыть одна Савченко, и всю следующую неделю – тоже, – чтобы нога не болела! Правильно, ребята?

   – Да! – дружно ответил коллектив.
 
   – А теперь мы пойдем на обед, а Савченко останется убирать класс. Вечером, после подготовки уроков, к нам придет лектор-геолог и расскажет о минералах. Как себя вести, вы, конечно, знаете.

   Когда пришли на самоподготовку, к Ольге подсела одна из девочек и бойко спросила:

   – Можно, я сяду с тобой?

   – Да, конечно! – улыбнулась Ольга.

   – Меня зовут Богданова Люда. Давай дружить!

   – Давай! – обрадовалась Ольга.

   После самоподготовки Людмила Севастьяновна объявила, что пришел лектор. Он что-то рассказывал, хотя его совсем не было слышно. Иногда он вытягивал руку с каким-то маленьким камешком, видимо, минералом, показывая издалека всему классу. Потом его прятал, снова монотонно о чем-то говорил, – и доставал следующий камешек. По ходу лекции можно было сделать вывод, что самое главное – это минералы, они полезны и очень нужны, просто необходимы для жизни. Все это время ученики молча изнывали и маялись.

   О пользе минералов Ольга поняла уже с самого начала и с заинтересованным выражением лица смотрела на лектора. Она знала одно: нужно, во что бы то ни стало, просидеть не шевелясь до конца. Но вот незадача: Богданова Люда не давала ей покоя. Она принесла с собой, неизвестно где добытые, – семечки!

   – Откуда? – ужаснулась Ольга.

   – Секрет, – засмеялась Богданова.

   – Зачем ты их принесла? Убери!

   – Это все ужасно неинтересно, мы хоть семечек поедим!

   – Ты что, с ума сошла?! Нас же накажут!
 
   – Не накажут, она не заметит, мы тихо…

   Пока рассказчик что-то говорил себе под нос, Богданова дергала, щипала и толкала Ольгу локтем и ногой. Людмила Севастьяновна все это время внимательно наблюдала за ними – и Ольга это видела, постоянно глядя ей в глаза. Она боялась за Богданову, что ее накажут.

   – Люда, перестань, на нас смотрит Людмила Севастьяновна.

   – Ну и пусть, она не видит. Ты лучше посмотри, какие семечки!

   Семечки действительно были отменные: полосатые – белые, черными полосками, и крупные. Ольгина соседка расковыривала их ногтями под партой – и ела. Ольга во все глаза смотрела на лектора и на классную, делая вид, что внимательно слушает.

   Богданова продолжала тормошить Ольгу. «Что же такое сделать, чтобы она угомонилась?» – думала Ольга. Очередной толчок локтем вывел ее из терпения.

   – Посмотри, какая толстая семечка! – зашептала Богданова, – хочешь?

   – Нет!

   – Специально для тебя, дарю! – и сунула Ольге в руку.

   По тому, как Богданова выжидательно смотрела на Ольгу, было понятно, что та не отвяжется, пока не добьется своего. Чтобы не ухудшить положение, так как Богданова уже вся извелась и извертелась, Ольга под партой открыла полосатые створки – там было пусто. Это нисколько не удивило Ольгу, но она издала едва слышный какой-то легкий всхлип, выказывая разочарование, что привело Богданову в неописуемый восторг, и она стала беззвучно смеяться и вздрагивать, склоняясь к парте и радуясь, как удачно надула незадачливую и доверчивую простушку.

   – Я ее съела!

   Ольга испугалась такому бурному проявлению чувств и с ужасом уставилась на лектора. Через минуту он сложил свои коробочки с минералами в портфель и стал что-то писать. Когда лектор вышел, Людмила Севастьяновна заорала дурным голосом, чтобы Ольга встала. Сверля ее ненавистным взглядом, она заявила, что Ольга сорвала лекцию и опозорила весь класс.

   – Я наблюдала за тобой: ты все время болтала, дергала Богданову и не давала ей слушать! А потом ты стала смеяться над тем, что лектор неправильно повернул тетрадку?! Отвечай!

   Ольга недоумевала: «Почему она так говорит? Она же все видела!..». Ольга посмотрела на Богданову. Богданова съежилась, и у нее был ужасно перепуганный вид!

   – Не выдавай меня! Пожалуйста! Мы же подруги! – умоляюще зашептала она, – а то меня накажут!..

   – Я спрашиваю тебя, ты засмеялась, потому что лектор взял журнал вверх ногами?

   Ольга хотела сказать, что она не смеялась, потому что ей не было смешно,  и вообще с ее парты плохо видно, но, посмотрев на Богданову, выдохнула:

   – Да.

   Богданова облегченно вздохнула и успокоилась.

   – Так вот, видите, ребята, она нас опозорила! Как вы считаете, мы будем принимать ее в наш коллектив?

   – Нет! – раздались дружные крики.

   – Тогда мы с ней не будем общаться и разговаривать, а все остальное, что нужно делать и как ее проучить, вы сами знаете…

   – Да!!! – заорали обрадованные ученики.

   Богданова собрала свои тетрадки, вытащила портфель и встала.

   – Ты куда? – спросила Ольга.

   – Ты же слышала? Не могу же я с тобой сидеть, если все против тебя?! И не подходи, – я с тобой разговаривать не буду.

   – Но ведь я же тебя выгораживала и взяла всю вину на себя… – растерянно пролепетала Ольга.

   – Ну и что? Я же не хочу, чтобы ко мне относились так же, как к тебе!

   Она взяла портфель, поплелась в конец класса и села за свободную парту.

   Под общее улюлюканье Ольга вместе со всеми пошла на ужин. И началось…

   Наутро, войдя в класс, Ольга увидела свои разбросанные по полу тетрадки и портфель. На большой перемене повторилось то же самое, только тетрадки были порваны, а ручки с карандашами – сломаны. Все, кому не лень, а не лень было большинству, проходя мимо, сбрасывали тетради и учебники, стараясь на них наступить.

   В столовую Ольга заходила последней. Во-первых, ей нужно было задержаться в классе и собрать все, что сбросили на пол, а во-вторых, при ее появлении сдвигались стулья, чтобы ей негде было сесть. Когда все выходили из-за стола, она иногда находила свою порцию, если было что-то невкусное: тарелку с застывшей кашей или холодный суп. Если и этого не было, то на столах оставался хлеб…

   Вечером в спальню Ольга тоже не торопилась, потому что ее там били. Чтобы отсрочить экзекуцию, она бродила по территории интерната до самого отбоя, даже если шел дождь или было темно. Заходила в спальню мокрая и иззябшая, где ее уже ждали.

   Как-то на уроке литературы задали выучить басню, и Ольга взяла с собой в спальню учебник. Придя с улицы, она села на кровать и открыла книгу. В спальне стоял такой ор, что Ольга заткнула уши и стала шепотом учить басню.

   – А ну-ка тише! – закричали ей.

   Ольга поняла, что к ней просто привязываются перед тем, как начать драться.

   Она сжала губы и стала про себя повторять басню.

   – Ты что, оглохла?! Уши она заткнула! Басню учит! Ты что, умнее всех? Сейчас мы тебе покажем! А ну пошли!

   Выхватив учебник и отшвырнув далеко в угол, они толкнули ее на пол – она упала, потом схватили ее за косы и стали бить о железную батарею. Сначала было очень больно – Ольга вырывалась и пыталась кричать, потом закружилась голова – и все поплыло… В ушах возник сильный гул, в глазах потемнело – и Ольга перестала сопротивляться.

   – Ой, смотрите! – закричала одна, – мы что, убили ее? Что теперь делать?!

   – Ничего. Скажем, что сама упала и ударилась о батарею…

   Дальше Ольга ничего не помнила. Когда открыла глаза – все стояли вокруг.

   – Живая…

   – Ладно, оставим ее сегодня…  пошли спать.

   Всю ночь Ольга не могла уснуть: сильно болела голова, а перед глазами все кружилось: и шкаф с зеркалом, и пол, и потолок, и кровати…

   Несмотря на бессонную ночь, на уроке Ольга подняла руку и без запинки рассказала басню «Волк и Ягненок», с нужной интонацией, по ролям, где волком ей представлялся весь класс, а ягненком – она сама. Учительница похвалила Ольгу и поставила в пример, как нужно рассказывать. Больше басню не выучил никто.

   – Ну ничего, подожди, ты сегодня получишь! – зашипели со всех сторон.

   «Получала до сих пор ни за что, теперь будет хотя бы за что», – подумала Ольга.

   Через несколько дней после обеда девчонки в спальне неожиданно с ней заговорили. Ольгу это насторожило, но что она могла сделать: их – много, она – одна. Посовещавшись шепотом между собой, они обступили ее и силой усадили на стул перед зеркалом.

   – Мы все смотрим, какие красивые у тебя волосы. Можно, мы тебе их расчешем?
 
   – Не надо, – ответила Ольга, – но это ничего не решало. Двое стали расплетать ей косы, еще двое – держали. Потом расчесали волосы.

   – Посмотри в зеркало: тебе нравятся твои волосы, правда красивые?

   Ольга смотрела на себя и на свои белокурые длинные волосы.
 
   – Наверное, – неуверенно произнесла она.

   – Смотри, а то больше не увидишь! – хихикнула одна.

   – Молчи! – одернула другая.

   – А теперь заплетем тебе одну косу. Мы тут спорили и хотим посмотреть, толще она или нет, чем у Петровой из десятого класса.

   Они заплели Ольге косу.

   – Да… девочки, посмотрите, какая толстая коса, намного толще, чем у Петровой! А та ещеё воображает, что у нее самая толстая коса в школе!

   После утвердительных восклицаний они снова начали шептаться.

   – Давай ножницы! – скомандовала одна.

   – А теперь мы тебе волосы немного подровняем…

   – Не надо! – вскричала Ольга, пытаясь вырваться и вскочить со стула. Но ее крепко держали. Она слышала звук ножниц – коса никак не резалась – и неудержимый хохот.

   – Где коса? – спросила одна.

   – Вот она.

   – Давай сюда. Пошли.

   Свою косу Ольга не видела, иначе бы, наверное, потеряла сознание. Все дружно вышли, оставив Ольгу одну перед зеркалом. Она неподвижно сидела – и не узнавала себя. Она не могла ни отчаиваться, ни плакать. У нее не было слез. Потом Ольга встала, подняла с пола две коричневые ленты, которые еще минуту назад были вплетены в ее белокурые косы, – и завязала ими два хвостика из коротко остриженных волос. В зеркальном отражении она видела только два огрызка, так не сочетающиеся с ее лицом… Они могли бы даже, наверное, выколоть ножницами глаза, потому что глаза у нее были тоже красивые… Их – много, она – одна… И в тот день одноклассники писали о своих хороших делах в своих особых тетрадях…

   Как-то на выходных к Ольге приехала мама.

   – Что ты сделала?! – вскрикнула она, увидев торчащие хвостики дочери. – Где твои косы? Зачем ты их остригла?! На кого ты похожа?! Тебе так не просто плохо, а просто ужасно!

   Ольга разрыдалась, но ничего не сказала, не хотела расстраивать маму, которая тогда серьезно болела, и Ольга все время боялась, что она скоро умрет.

   – Почему ты такая бледная? Вас что, не кормят? И синяки под глазами… Ты что, заболела?

   На все вопросы Ольга только отнекивалась…


   «Хорошо, что все это уже в прошлом», – подумала Ольга, когда за окном забрезжил рассвет.

   Вечером, перебарывая себя, Ольга зашла к Богдановой.

   – Здравствуй, Люда… Вот зашла к тебе… Мама сказала, что ты здесь живешь… Я тебя как-то не узнала… – сухо произнесла Ольга, подбирая слова.

   В свою очередь Богданова проронила, что разошлась с мужем, который ее бил, теперь воспитывает сына одна…

   – Да, трудно, наверное… – Ольга попыталась выразить ей сочувствие, но из этого ничего не вышло.

   Они помолчали. О прошлом Богданова не упомянула. Ни слова. Ольга смотрела на нее и удивлялась: та обида, которую она когда-то питала, куда-то исчезла. Ни злобы, ни сочувствия, ни жалости… Ольга к ней совершенно ничего не испытывала.

   – Ну ладно, – сказала Ольга, – я пойду…

   – Пока, – ответила Богданова, – заходи…

   – Может как-нибудь… – снисходительно произнесла Ольга – и вышла, чтобы никогда больше не переступать порога. На душе осталась одна пустота.