Шторм в конце моей капитанской вахты мало предчувствовался. Толкаемый состав теплохода «Дунайский 54» из двух секций-барж, гружённых гравием, шёл из Камского грузового района в Тольятти. Миновали Зольный рынок. За кормой на востоке июньское утро засветилось прохладным золотом, разлило его по глади водохранилища, обширной и оттого слегка дрожащей в утреннем покое от блуждающей невидимой зыби. Лёгкий ветерок изредка вспыхивал в разных местах, отмечаясь тёмными пятнами мелкой ряби на блестящей поверхности воды.
Движение состава противоречило этому покою. Форштевень головной секции с шипением резал пополам тихую воду, наводя по бортам носовую волну, усы которой мягко тянулись слева и справа, как бы прилипшие своим началом к носовой части баржи. Окончательно разрушал утренний покой грохочущий бурун за кормой и вихри кильватерной струи, над которыми слегка клубился туман. Точно по корме – створы в Старой Майне. Там, над узкой полоской низкого берега, поднималось, раскаляясь, солнце. Ослепительная дорожка от него простиралась до кормы теплохода.
Приближался поворот на створы пятнадцатой трассы. Меня сменил на вахте первый штурман. Напомнив ему суточный прогноз погоды, предполагавший шквалистое усиление ветра в середине срока, и сделав необходимые записи в вахтенном журнале, я пожелал новой вахте счастливого плавания и вышел из рубки. На мостике свежий воздух приятно скользнул по лицу. Спустился по трапу и в каюте, успокоенный ритмичным ходовым подрагиванием судна, вскоре уснул.
Часов в десять меня вызвал в ходовую рубку вахтенный второй штурман.
Безоблачное небо. Знойный ветер свистит в нитях антенн. С треском полощется флаг на флагштоке. Видимость отличная. Вдали по Куйбышевскому морю играет тёмно-синяя зыбь. По радио штурман принял штормовое предупреждение, подтвердившее суточный прогноз, и я понадобился ему для принятия решения по продолжению рейса. Далеко в дымке остался город Ульяновск на высокой горе. Прошли Шиловку. Впереди справа тянуло на гору дымы Сенгилеевского цемзавода.
Северо-восточный ветер заметно разогнал волну, набегающую слева. Штурман закрыл рубочные окна, чтобы сквозняки не сдували лоцманские карты и бумаги со штурманского стола. Ожидалось усиление ветра до семи-восьми баллов. Я решил уклониться к левому луговому берегу. Под его защитой можно продолжать движение до Тольятти. Опасным при этом ветре оставался участок судового хода против устья реки Черемшан. Устье образует на левом берегу водохранилища широкий залив, вытянутый на северо-восток. Усиливающийся ветер мог разогнать вдоль залива волну высотой более двух метров. Этому благоприятствовали большие глубины – в это время года они на водохранилище максимальные. Такая волна в борт опасна, может разломать состав, залить открытые трюмы барж. Реальна угроза затопления. Это страшно.
У меня определился план преодоления этого бурного места: выскочить, сколько можно, в зону волнения, затем плавно повернуть вправо и далее, косо пересекая уже попутные волны из Черемшана, что менее опасно, выйти у Хрящёвки опять под защиту левого берега, оставив справа остров Хрящёвский. Маневр рискованный, но выполнимый при точном выполнении расчёта. На левом траверзе село Белый Яр. Вблизи его стояли на якорях толкаемые составы в ожидании погоды. До Тольятти оставалось около шести часов хода.
Пенные валы, выбегающие из залива, уже различались в бинокль. Они усиливались на просторе водохранилища. Наведённая ими расходящаяся зыбь достигала нас, шевелила состав. Всё чаще и сильнее погромыхивали сцепные устройства, сотрясая теплоход. Это привело в рубку любопытных. Они видели, что момент, когда ещё можно было остановиться, переждать погоду, пройден. Тревожно молчали. Наблюдали за моими действиями. Закреплено всё, что может перемещаться, чему опасна качка, чтобы на камбузе не разбилась посуда, и не расплескался кипяток, чтобы не болтались двери в надстройках, и не зашибло кого-нибудь. Задраены люки и отверстия. Проверены сцепные устройства, подстрахованы и усилены мощными вожжевыми тросами.
Брызги переносило ветром вправо через баржи. Любителей острых ощущений я отозвал с палуб барж на теплоход. Качка усиливалась. Природа её такая, что очередная волна ударяла в накренившийся борт баржи, и вздыбившуюся массу воды ветер обрушивал через комингс в открытый трюм на гравий. На волне в брызгах и пене состав изгибался, ворочался, как живой. Детали автосцепов – массивных механизмов – усиливали впечатление одушевлённости: штоки, амортизаторы, выныривая из волны, игрушечно шевелились, будто отряхивая остатки воды. В водоверти терялось ощущение хода и только стрелки тахометров главных двигателей, подрагивающие у значения «360 об/мин», подтверждали, что состав движется вперёд полным ходом. Толкач раскачивало на волне с борта на борт, мотало в стороны. Могучие клешни автосцепа со скрипом скользили вверх и вниз по сцепному рельсу баржи, крепко удерживая толкач у её транца. Удары о транец так сотрясали корпус, что вахтенные валились с ног на палубах. Жуткая картина! Мир сузился до объёма ходовой рубки. На гладкой воде такое не увидишь.
Сильная качка встревожила механика. От болтанки топливо в цистернах могло замутиться. Если зашламуются топливные фильтры, двигатель может остановиться. Это совсем некстати. Он несколько раз спускался в машинное отделение, прочищал и регулировал фильтры. Тревога миновала.
Наступил момент отворачивать вправо. Задачей рулевого было в условиях болтанки и тряски уловить достаточное для поворота усилие на руль, не создавая дополнительные нагрузки в автосцепах. Наконец удалось плавно выйти на безопасный курс. Но трюмы за эти минуты успели принять не одну сотню кубометров воды, увеличив осадку барж.
Теперь волна слева медленно догоняла состав, вскользь омывала левый борт. Изредка вершины наиболее высоких волн лениво взбирались на палубу баржи, прокатывались по ней вперёд, завихряясь у кнехтов и у набора комингса. В трюм брызги уже не попадали. Боцман с вахтенными надели спасательные жилеты, вышли на палубы барж, зарядили эжекторы для откачки воды из трюмов, осмотрели всё, что претерпело экстремальные нагрузки. Косой путь по беспокойной воде удлинился, но всё реже громыхали сцепные устройства, постепенно стихала тряска. Вахтенные сначала робко, потом всё смелее стали комментировать пережитый ужас, на грани которого могло возникнуть желание крикнуть «Руби грот-мачту!», как в приключенческих романах, где эту мачту считали последней надеждой на спасение.
На траверзе Хрящёвки, когда устье Черемшана осталось за кормой, на палубах восстановилась обычная ходовая обстановка. Далее движение продолжалось по луговому плотовому ходу. Он существенно короче основного горного судового хода. Волнения здесь не было. Но был другой риск. Очистка плотового хода производится не качественно, возможна встреча с топляками, что сулит повреждение гребных винтов, рулевого устройства, корпуса.
К вечеру ветер ослаб. В аванпорт Тольятти вошли ещё до захода солнца. На рейде отгрохотали якоря, остановлены машины, не шумят гребные винты. Наступила стояночная тишина в ожидании выгрузки. Размеренный ходовой режим на судне сменился портовской суетой. Меня встретил капитан-наставник Юрий Иванович Евсеев, спокойный невысокий старый капитан с пышными усами. Поинтересовался моими делами, рассказал о событиях в пароходстве, на Волге, вручил свежую навигационную информацию. А потом пожурил за дерзость и риск. Очевидно, коллеги, которые остановились в ожидании погоды у Белого Яра, сообщили о моём походе в «бурное море» диспетчеру, а от него и Евсеев узнал.
Всё закончилось благополучно. Можно сказать, красивый рискованный маневр в штормовом водохранлище удался. Но риск был большой. Я видел явно, что количество принятой в трюмы воды было такое, что она уже начала при качке выплёскиваться обратно через комингс, гравий в трюме размыло, он скрылся под водой, а каждая новая волна продолжала обрушивать новую массу воды в трюмы. Шевелилась мысль, если что, отцепиться от баржи не удастся: автосцеп под нагрузкой не открывается. Мощности сцепных устройств хватит, чтобы тонущая баржа утащила за собой толкач. Утешал себя только тем, что уже успеваем уйти с глубокой воды над руслом Черемшана, а над поймой глубины не более шести метров, значит, рубка будет над водой, все спасёмся на её крыше.
Но не случилось! Конструкторы не ошиблись в расчётах, когда строили эти суда для озёрных условий плавания с высотой волны до двух с половиной метров. Техника и экипаж надёжно выдержали экстремальное плавание. Молод был. Повторять такое я уже не решался до конца своего капитанства.