Когда-то давно, мне попалось письмо, которое мой дед написал Твардовскому после того как в Новом Мире вышел "Один день Ивана Денисовича". Я не помню всего, что было в его письме, помню только что дед ставил "Матренин двор" того же Солженицина выше "Одного дня..." в плане художественности и не считал описание рутины лагерного быта (которую он сам знал не понаслышке) стоящим хвалебных рецензий. В его письме была одна запомнившаяся мне фраза - "Истории жизни всякого человека хватит на то, чтобы написать одну хорошую книгу". Я не знаю его-ли это слова, или он кого-то цитировал, но почему-то я их запомнил, хотя мне казалось, что это не так и хорошая биографическая книга может быть только о ком-то выдающемся.
Много лет спустя, я сделал книжку по воспоминаниям моего отца. Хотя он был далеко не таким выдающимся, как те, кого обычно таковыми называют, книжка по моему, получилась довольно занятная, по крайней мере на проза.ру в неё заглядывают на порядок чаще чем во все мои остальные опусы. Примерно в тоже время я стал записывать с микрофона рассказы моей мамы и чем больше я узнавал о её жизни, тем больше понимал, что и она была не менее интересна, чем жизнь отца. К сожалению, так же как и в первом случае, я начал поздно и был слишком занят своими делами чтобы записать всё что она могла бы рассказать. Теперь продолжить записи с её слов уже невозможно. Пару раз пытался найти кого-то чтоб превратить аудио записи в текстовые файлы, но до последнего времени желающих не было. В прошлом году, наконец, удалось договориться с наборщицей текста, причем за копейки (спасибо Майдану). Рассказ, который вы сейчас увидете почти дословно состоит из этих записей с минимальным редактированием для связности. Поэтому он будет довольно фрагментированным, незаконченным и, возможно, с неточностями, которые я надеюсь исправить, когда найду время перерыть гору сохранившихся старых писем.
------
Я, Попова Ирина Александровна, родилась 10 марта 1930 года в семье служащего в поселке Щербиновка Сталинской обл. (Дзержинск), Украина.
Моя мама, Евдокия Ивановна Матвийчук была родом из Новой Праги, что в Александровском р-не Кировоградской области. Её родителей я не знала, отец её умер, наверное, где-то в 30-м году. Мама говорила, что он лошадьми занимался, торговал лошадьми, ездил в разные губернии, а может он крестьянином был, не бедным. Почему-то он не захотел дать маме возможность продолжить учебу в школе. Рассказывали, что строгий очень был. Когда он решил, что хватит маме дальше в школу ходить, учителя приходили, просили разрешить, потому что она очень способная и ей это нужно.
Были у мамы братья и сестры, пятеро их было. Один её брат, Агафон Иванович, он в Новой Праге так и остался, и второй, имя не помню, мама рассказывала, что он в Белой гвардии был и ушел за границу когда те отступали. Какое-то время мама с ним переписывалась, он во Франции был. Потом решили, что это опасно, время такое было, что опасно родственников за границей иметь, связь потерялась. Я думала как его найти, может жив он, или родственники наши где-то там. А сестра её, моя тетя, Галина Ивановна в Днепропетровске жила, и её два сына Петя и Виктор и сестра Тая, Таисия. Еще у мамы была сестра Анна. Я с её дочерью, моей двоюродной сесрой, Ниной дружила.
Все говорили, что мама в молодости очень красивая была. Помню, когда я уже взрослой была, приехали мы в новую Прагу, идем с мамой по улице, а навстречу две женщины пожилые. Остановились и смотрят на нас. А потом одна говорит: “Дывись, цеж Полякивна, памьятаешь яка вона красива була, жах як красива”. Полякивной её там называли, не знаю почему; может в роду у нас кто из поляков был.
А папа мой родом с Вологды. Я даже деда своего со стороны папы немножко помню. Он был служащий какой-то на железной дороге, не знаю, какого ранга. Он приезжал к нам, когда мы первый раз жили на Урале, и почему-то у меня запечатлелась такая картина: он стоит в дверях, с усами он был, о чем-то говорит. Мама рассказывала, что папины родные были недовольны, что он женился на девушке без образования высшего.
А про маму его я точно ничего не знаю, наверное, она дома работала, хозяйством и детьми занималась. Она очень рано умерла, от тифа. Папе моему, было кажется лет 8. Он в 1898-м родился.
Помню в Марганце, в 62-м или в 63-м году, уже незадолго до смерти, папа смотрит в окно и говорит : « Как бы хотелось увидеть за окном Вологду, вологодские края». Мы с ним собирались туда поехать.
окт 20 09
Было у него четверо братьев: Василий, Михаил, Игорь, Сергей - самый младший и сестра - Людмила. Все они получили высшее образование. Сергей жил в Киеве, а Игорь на Урале. Но одно время, когда мои родители жили в Кривом Роге, Игорь и Сергей вместе с ними жили и папа им помогал учиться. Старший был Василий, Игорь, потом мой папа Александр Алексеевич. Михаила рано не стало. Он был военный, жил с семьёй в Бресте когда началась война и с тех пор ничего о нем не было известно.
Учились они в школе, в нескольких километрах от села Домшино в Вологодской губернии, где они жили. Папа рассказывал: уторм ещё темно, слышит мама уже встала, напекла пирожков с горохом, или с чем-нибудь там еще, дает им с собой. Снаряжает и они идут в школу. А в школу им надо было ходить пешком за несколько километров. Потом, после школы, папа учился в реальном училище в Костроме. Закончил его с отличием. У нас есть фотография, где он с погончиками. Это в училище у них форма такая была. Реальное, в противовес гимназии, готовит с упором не на гуманитарные, а на прикладные науки. А потом он в Горный Институт поступил в Петербурге. Как-то он сказал: «сколько я себя помню, всегда я был голоден». В Петербурге он жил с другом, комнату они снимали вдвоем. Димка Николаев он его называл. Были такие два случая: на пасху хозяйка пошла в церковь, а он и Николаев в своей комнате готовятся к экзаменам. А в доме так пахло пирожками что Димка говорит: «Заглянем?» Заглянули - там пирожки, румяные, в печи стоят рядами. Попробуем? - Попробовали, и почти всё съели. Вдруг слышат ключ в двери проворачивается, хозяйка идет с подружкой: «вот я пирожков напекла, разговляться будем». Открыла печку, а там ничего нету. Она к ним в комнату: Дмитрий! Это вы пирожки съели? А тот в ответ: «Чегооо?... ты их сама съела". Другой раз хозяйка молоко принесла и в нескольких кастрюльках кипятить поставила, а Димка стал из каждой кастрюльки пробовать. Она заходит: «Николаев, что вы делаете?»
- Как что - молоко пробую.
Еще они там в огородах пытались что-то съедобное накопать, однажды даже сторож в них стрельнул и дробь попала в спину. Это был уже после революции, когда Петербург стал Петроградом. Он, рассказывал, что однажды ходил куда-то послушать выступление Ленина. Но то-ли не успел, то-ли выступление отменили, но Ленина он не видел. Закончил он институт, по моему, в 1926-м году.
А в 1932-м он с делегацией горных инженеров ездил в Америку знакомиться с американскими методами горного дела. Четыре месяца он там был. А ехал через Германию, и оттуда на пароходе. Их там возили по разным городам и шахтным поселкам. В Буфало, он был когда там выступал кандидат в президенты - Франклин Рузвельт. У папы был фотоаппарат, Кодак, с объективом-гармошкой. Хороший фотоаппарат, он у нас до сих пор где-то лежит, мы им ещё долго пользовались. И снимок где-то есть, как Рузвельт возле Ниагарского водопада с трибуны выступает. Тогда ещё не знали, что это будет один из самых выдающихся американских президентов. Он мне отуда куклу привез, красивую, американскую. Мне тогда года три было. Долго у меня была эта кукла, потом потеряли где-то при переезде. А из вещей почти ничего не привез. Всё при возвращении отобрали. Кто с ним ездил, ему говорили, чтоб он новые вещи все постирал, как будто они не новые. Но он считал, что это обман будет и так и положил всё в чемоданы как было. Привез привез пустые чемоданы, эту куклу и свои поношенные вещи. И книги, журналы, на английском, по горному делу. Еще ботинки горняцкие, высокие со шнуровкой и каску шахтёрскую, коричневую, текстолитовую, с лампочкой. И фонарь. Но куда фонарь делся, не знаю. Каска уже немного переделанная, потому что её подпортили. По-моему, это в Щербиновке было - к нам воры залезли, и одежду переполовинили - что поновее взяли. Нина их потом нашла на рынке, Она пришла на рынок что-то себе искать, увидела там ботинки эти. Где такие ещё могут быть, и она их схватила и крикнула: «Это вор! Это мои вещи!». Уволокли его в милицию. Потом в милиции сказали, что он убежал.
У нас долго были эти ботинки, в них во время войны Вова ходил, взрослые такие, на шнуровке. Все удивлялись, что он встанет в лужу, и мальчишки вокруг, а ботинки не промокают. А вообще плохо ему потом вышла эта поездка в Америку.
-----
Продолжение на главной странице в сборнике «Такая была жизнь,...»
------