Сегодня я вновь вспоминал, как мы с тобой покупали наш дом.
Как мы сначала сняли комнату, в этом тихом южном курортном городке на море. Вспоминал его особенности, архитектуру зданий, и их детали, солнечные узкие и зелёные улочки с открытыми террасами, и столиками на мостовой. Все они рассказывали нам о том, что городок уже очень старый, и очень несовременный. В нём совсем не было транспорта, а снизу, совсем неподалёку от нашей новой, снятой на время квартиры, слышался шум моря, а с балкона был виден зреющий и ароматный плодовый сад, и разноцветные крыши соседних частных домов. Наша комната находилась на втором этаже небольшого здания построенного из жёлтого ракушечника, который вырабатывали в недалёком карьере вот уже не первую сотню лет. Комната была большой и просторной, и почти совсем пустой, или казалась такой, потому, что в ней были только диван-кровать, стоящей в углу вдоль стены, у двери на балкон. И ещё, в противоположном углу, у большого солнечного окна, на высоких точёных и фигурных красного дерева ножках, стояла красивая и изящная старая радиола с проигрывателем пластинок, сделанная из того же красивого красноватого оттенка благородного дерева, с золочёными металлическими деталями, ручками и клавишами из матовой и желтоватой слоновой кости. Ты ещё подошла и включила её, а когда радиола засветилась тёплыми жёлтыми и зелёным огоньками, поставила пластинку в её проигрыватель, и опустила на чёрный блестящий диск иголку звукоснимателя. Вскоре, почти без хрипа и шипа, из скрытых золотистой тканью динамиков, в комнату полилась густая, и почти осязаемая мелодия старой песни, очень-очень знакомой и страстной, но какой, я теперь уже совершенно не помню, а помню только роскошный и чувственный красивый женский голос поющий на испанском...
Помню, что именно тогда мы решили встретиться с нанятым архитектором и обсудить проект строительства нашего нового дома. Ты быстро переоделась во что-то лёгкое и светлое, уложила заколов на затылке свои роскошные белокурые волосы, взяла сумочку и мы вышли на узкую улочку. Помнишь ещё, на твоей прелестной головке красовалась изящная широкополая соломенная шляпка нежного почти оливкового цвета, что мы купили в Гель-гью? Довольно быстро мы подошли по одной из улочек к городской площади и присели за столик открытого летнего кафе укрытого большими красно-синими зонтиками, лёгкими с красочными надписями тентами, дождались неторопливого официанта и сделали заказ. Довольно скоро нам принесли горячий крепкий кофе и какой-то десерт к нему, который я с удовольствием уничтожал. Ты ещё даже не начинала опустошать свою тарелку, когда я уже доел свою порцию и откинувшись на спинку стула начал рассматривать посетителей этого кафе. Посетителей в этот жаркий полуденный час было совсем не много. Через столик от нас обедала одна пожилая пара. Старик - спутник худой интересной дамы, похожий на актёра Ростислава Плядта, заботливо ухаживал за своей спутницей и делая вид, что внимательно слушает её щебетание с тревогой осматривался по сторонам. Вскоре подошёл ожидаемый нами архитектор, он же агент по недвижимости по совместительству, и мы с ним начали обсуждать, каким должно быть парадное крыльцо и фасад нашего нового дома. Ты отставила в сторону остывший кофе, и заявила, что тебе все эти тонкости совершенно не интересны и пока мы тут всё решаем, ты заглянешь в соседний магазин сувениров. Двери этого магазинчика выходили прямо к краю террасы, где стоял наш столик. Поднявшись и прихватив свой клатч ты вошла в магазин, чуть не столкнувшись с выбежавшей из него стройной черноволосой девушкой с короткой стрижкой каре на милой юной и прелестной головке. В руках это тонкое и хрупкое создание, одетое в униформу цветов вывески магазина, держала большой альбом размером с крупный журнал, на обложке которого была изображена репродукция картины Пикассо, с яркими красными и синими пятнами женских фигур на зелёном и бронзовом фоне. Девушка села за соседний столик и её сразу же обслужили, видимо давно изучив вкус и пристрастия работницы соседнего магазина и привыкли к её заказам. Девушка торопливо выпила свой кофе и быстро убежала обратно в магазин, услышав зовущий её тонкий мужской голос. Альбом с репродукциями остался лежать на столике, забытый своей прелестной хозяйкой.
Я извинился перед своим собеседником архитектором, встал, подошёл к соседнему столику, поднял, открыл и пролистал альбом. Он казался мне старым и весьма дорогим, по крайней мере выглядел он именно так. Тогда я свернул нашу встречу, сказав архитектору, что на сегодня мы уже всё с ним практически обсудили, и он может приступать к работе и своим делам, а мне необходимо отправится за тобой. Архитектор, господин Трюффо, откланялся, а Я предупредив официанта о забывчивой девушке, рассчитался и отправился к двери магазина в поисках тебя и желая вернуть скрывшейся ранее в дверях магазина девушке оставленный ею альбом.
Итак, Я вошёл в дверь магазинчика и был весьма изумлён тем, что он оказался вовсе не сувенирной лавкой, как можно было решить снаружи. Изнутри магазин оказался очень просторным помещением высоким и светлым, чем-то вроде музея, или высокой картинной галереи с множеством залов и переходов, в которых немудрено было и заблудиться.
Потратив несколько минут, на блуждание по залам и беглый осмотр экспонатов и картин я всё таки отыскал тебя, где ты рассматривала именно ту самую картину Пикассо, что была изображена на обложке альбома который я всё ещё держал в руках. Я удивился этому совпадению и рассказал тебе о его забывчивой хозяйке. А потом мы стали вместе с тобой её искать проходя по многочисленным залам, коридорам, и заглядывая даже в подсобные помещения. Мы обошли почти все помещения, но так никого и не встретили, пока к нам, откуда-то сбоку, не выскочил, как чёрт из табакерки, какой-то странный и невысокий черноволосый господин, одетый в расстёгнутую на груди сорочку с большим отложным воротником.
Так же он был одет в мятые чёрные брюки на подтяжках, не дававших им
сползти вниз с его круглого и толстого живота.
Господин рассыпался в благодарностях, приняв от меня оставленный Аделью альбом. Теперь мы узнали имя этой красивой и забывчивой девушки. Ещё, кучерявый и остроносый господин с бегающими глазами, сказал, что тоже будет рад
оказать нам встречную услугу и предложить хорошую скидку на дорогую и красивую, модную нынче среди настоящих ценителей, совершенно необходимую нам вещь, вот например на эти крупные натуральные бирюзовые бусы! Или вот на этот высокий и роскошный малахитовый подсвечник! А если цена всё равно кажется нам слишком высокой, то он из любезности, и ради привлечения новых покупателей из числа
наших друзей и знакомых готов уступить ещё немного!
Я поблагодарил его, и сказал, что очень благодарен, но мы сейчас стеснены в средствах, у нас ещё нет собственного дома, мы только собираемся его строить
и нам некуда пока отнести этот замечательный подсвечник. Ну разве что,
в пустую съёмную комнату с балконом, где нет ничего кроме дивана и радиолы
в углу. Тогда курчавый господин, вдруг очень заинтересовавшись, спросил,
а не та ли это старая и изящная радиола цвета тёмного янтаря и слоновой кости,
с крышкой, из палисандра, закрывающей отделение для пластинок?
Я ответил, что не знаю, из чего она сделана, но выглядит она именно так,
как он описывает.
Господин очень разволновался и многозначительно сказал, что если мы захотим
её продать, то он даст за эту, совершенно ненужную нам старую вещь,
очень хорошую цену, и этих денег нам хватит и на строительство дома,
и на его отделку, и на обустройство и обстановку нашего нового жилья...
Ты взяла меня за локоть, и поблагодарив за столь щедрое предложение,
стала тянуть меня в сторону выхода, который почему-то оказался вдруг совсем рядом. Я попрощался с этим неприятным суетливым и заискивающим господином,
и собрался уже уходить, как вдруг он схватил меня за свободный локоть,
и стал быстро говорить, что хочет подарить нам этот самый приглянувшийся нам малахитовый подсвечник! А для того, чтоб мы не утруждали себя тяжестью этой сделанной из настоящей бронзы и натурального малахита вещи, во время нашей вечерней прогулки, он пришлёт с нею к нам домой свою дочь Адель, и поэтому
просит сообщить ему наш теперешний адрес. Я задержался всего на мгновение, чтобы освободиться от его цепкой руки и достаточно сурово и жёстко сказал, что нам это не интересно, да и очень неудобно, и мы с тобой выскочили - будто бы вырвались, на уже совсем вечернюю улочку городка, хотя мне казалось, что провели мы в магазине от силы десять - двадцать минут...
Теперь ты шла со мною рядом и почему-то всё время раздосадовано молчала.
Когда мы прошли уже почти половину пути к набережной, я спросил тебя, в чём причина твоего недовольства? И тогда ты начала выговаривать мне про то,
что я полный идиот и круглый дурак! Что я не пропускаю ни одной юбки!
И какого чёрта я вдруг потащился за этой молодой вертихвосткой в магазин,
когда нужно было просто дождаться тебя в кафе? Ещё ты твердила,
что я совершенно не думаю о тебе, и не взвешиваю своих поступков,
и совершенно не дал тебе высказать всех пожеланий архитектору,
и о том что я красивый, гадкий и самовлюблённый самец,
который всегда думает только об одном и совершенно её не любит!
Все мои попытки "достучаться", уговорить и успокоить тебя не имели успеха.
Ты вырвалась, из моих рук, когда я попытался обнять тебя.
Стряхнула мои ладони со своих плеч, сделала несколько быстрых шагов
чтобы отделиться, и пошла впереди, вся такая одинокая и несчастная,
в этой теперь нелепой, а бывшей такой роскошной и игривой оливковой шляпе.
Так, порознь, мы и вернулись домой, в пустую комнату со старым
жёстким диваном и столь редкой радиолой. За наше отсутствие в комнате появился круглый стол с четырьмя гнутыми ножками, и два гнутых деревянных стула к нему.
Я ещё мысленно поблагодарил за это наших хозяев. Ты продолжала играть
в молчанку, а я начал готовиться ко сну и застилать, старый, но ещё крепкий
диван – постелью, достав её из чемодана. Ты стояла за балконной дверью
глубоко вдыхала влажный морской воздух, смешанный с ароматами вызревающих
плодов ночного соседнего сада, и всё ещё продолжала сердиться и дуться на меня.
Тогда я подошёл к балкону и встал у его двери рядом с тобой. Ты, отвернувшись молчала, потом не глядя взяла меня за руку, точно зная в кромешной тьме,
где она находится, и начала медленно и нежно перебирать мои пальцы.
Потом, громко всхлипнув, бросилась мне на грудь, и горько захлёбываясь,
зарыдала шепча, что так боялась потерять меня сегодня, и ничего не могла
с собой поделать, что на тебя нахлынуло чувство опасности и досады, а ещё,
что я грубый и бесчувственный болван, который не может понять таких простых
и очевидных вещей, про то как ты сильно меня любишь, и никому, и ни за что
не отдашь! В этот самый момент, из-за моей спины, из глубины комнаты вдруг полился мягкий тёплый, неяркий свет, и из угла, где стояла старая радиола, зазвучала прекрасная мелодия. Сначала она была тиха и нежна, но постепенно становилась всё громче и громче, радостней и торжественней! Когда прогремели последние аккорды этой прекрасной композиции, ты вытерла слёзы, и улыбнувшись сказала, что я большой хитрец, и очень кстати выбрал для примирения,
твою самую любимую песню... Ты чмокнула меня в щёку, скользнула в комнату
и начала укладываться спать, а я ещё долго не мог прийти в себя!..
Я был и восхищён и напуган происшедшим и происходящим, и мысленно прокручивал
в голове весь наш сегодняшний день кадр за кадром как киноленту, раз, за разом пытаясь понять, с какого именно момента в нём началась эта сказка?!
И теперь я даже боялся предположить, что может случиться здесь с нами далее.
То, что здесь многое не так просто, и совсем не так, как кажется,
приводило меня в состояние обострённой тревоги и повышенной опасности!
Но, сама собой включающаяся, в очень нужный момент старая радиола,
за которую предлагают огромную сумму денег, вот с этой загадкой ещё предстояло разобраться и как можно скорее, ибо я не хотел подвергать опасности, ни нас,
ни наши перспективы остаться в этом городе навсегда, хотя это желание у меня вдруг почему-то начало пропадать...