Родители Хизер уехали вместе с её братом, предав девушку одиночеству. Оставшись наедине с собой и собственными тревожными мыслями, Хизер решила заняться творчеством. Она надеялась, что рисование, всегда приносившее ей исключительно положительные эмоции, и на этот раз поможет ей расслабиться и уйти от бесконечных проблем, касавшихся как ее самой, так и всего мира, утопавшего в безбрежном море напастей.
Сделав несколько штришков, Хизер влилась в творческий процесс и начала постепенно двигаться к созданию очередного рисунка, который, возможно, порадовал бы Эрика. Девушке хотелось преподнести брату хоть какой то сюрприз, но, по причине того, что родители попросили её не покидать стены дома, она не могла заглянуть даже в продовольственный магазин, располагавшийся на соседней улице. Поэтому единственное, что ей оставалось делать, — создавать этот подарок своими руками. Это напомнило ей девушке о далёком детстве, когда Эрик ещё не родился, и Хизер, как единственная дочь, пыталась поднять настроение своим родителям, мастеря для них какие-нибудь неординарные вещицы.
Вскоре Хизер углубилась в красивые и небезрадостные воспоминания о детстве, прошедшем, казалось бы, не так давно, но в то же время выглядевшем чем-то недосягаемом, затерянном в туманной дымке времени. Она всё прекрасно помнила, но вернуть не могла, как не имела возможности и пообщаться с тем здоровым и жизнерадостном ребёнком, какого представлял себя Эрик около трёх месяцев тому назад. Эту роковую зиму он встретил бодрым, полным энергии и стремящимся получить от жизни как можно больше удовольствия мальчиком. Но зима подходила к концу, собираясь совсем скоро уступить законное место весне, а вместе с этим, по-видимому, приближалась к завершению и жизнь невинного дитя, готовившегося отдать своё место в мире другому, наверное, никак не связанному с его семейством человеку. По крайней мере, такие мысли непрестанно мелькали в голове Хизер Нортен, уже не верившей в то, что спасение могло прийти, и искренне надеявшейся хоть на небольшие временные улучшения в состоянии Эрика.
Но внезапно Хизер прекратила рисовать. Неведомый голос, неожиданно зазвучавший в сознании девушки, приказал ей остановиться, оставив своё творение незаконченным. Алармистское чувство всё сильнее разгоралось в её душе и сердце, затмевая остальные её ощущения. Сжавшись от волнения, Хизер застыла на месте, словно ожидая какого-то очередного испытания, обещавшего вот-вот настигнуть её и ещё больше подорвать и без того слабую надежду. Её сердце билось часто, по телу проходила леденящая дрожь, в то время как душу опутывали незримые хладные верёвки. С одной стороны, девушка явственно ощущала жуткий холод, пробиравшийся её насквозь, а с другой, какой-то её частички становилось жарко, словно маленькая искорка жгучего пламени грела её, не давая погрязнуть во льдах.
Хизер Нортен не находила себе места из-за тревоги, запершей её в тесные оковы. Девушка всячески пыталась отвлечься, однако, к сожалению, ни одна из её попыток не увенчивалась желанным успехом. Сумбурные мысли крутились в голове Хизер, отчего на какой-то миг девушке показалось, что, быть может, она сходила с ума. Но нет. Рассудок оставался при ней.
Девушка подошла к окну и окинула затуманенным взглядом простиравшиеся за ним окрестности. Однако ничего, кроме приевшегося ей зимнего пейзажа, представленного мутным небом, с которого беспрестанно сыпали снежные хлопья, да разодетыми в причудливые серебристые наряды деревьями, она там не обнаружила. Впрочем, девушка и сама не понимала, что или, возможно, кого пыталась найти. Она запуталась в себе и своих ощущениях, погрязнув в бесконечных проблемах, в последнее время обременявших значительную часть представителей человечества.
Небольшие часики в форме штурвала, висевшие в комнате Хизер и Эрика, зловеще тикали, нарушая гнетущую тишину. Время шло, бежало, даже не думая останавливаться, чтобы подождать какого-нибудь не успевающего за ним зеваку. Однако старшие Нортены всё не возвращались, что одновременно и радовало, и ещё сильнее взволновало Хизер. Ведь их долгое отсутствие вполне могло означать, что врачи взялись лечить Эрика, и потому совсем скоро ему, наверное, станет лучше. Но в то же время причиной ему, в свете последних событий, имело возможность послужить и нечто другое, способное навеки разлучить Хизер с её любимой семьёй. Девушка не ведала, что именно произошло, и потому единственное, что ей оставалось делать в этой ситуации, — ждать, как и, в общем-то, практически во всех неприятных жизненных происшествиях.
Напряжение возрастало, и Хизер, не способная от него избавиться, мучилась всё сильнее. Ей хотелось выбежать из ненавистного дома и, утонув в морозном тумане, окутавшем деревню, отправиться в неизвестные дали. Но что-то мешало девушке решиться на подобные безрассудные действия.
Через некоторое время, проведённое в мучительном ожидании, Хизер услышала звук открывающейся двери. Девушка замерла на месте, а сердце её забилось так часто, что, казалось, готово было выпрыгнуть из груди. Хизер не решалась покидать комнату и терпеливо ждала, пока кто-то из родителей не зайдёт в неё, чтобы сообщить дочери какие-либо новости.
Первым в спальне появился отец девушки, на руках которого, как она сразу приметила, лежал Эрик. Несмотря на то что кровотечение у него практически остановилось, мальчик по-прежнему находился в бессознательном состоянии. Бледность не сходила с болезненного лица ребёнка, а тело его всё ещё била неуемная дрожь.
— Увы, во всех больницах нам отказывали, только узнав о том, какие симптомы мучают Эрика. Лишь в одной ему оказали первую помощь, немного остановив кровотечение. Но, насколько я понимаю, это ненадолго. Нужно срочно везти его в город, — сокрушённо произнёс отец.
— А перенесёт ли он такой длительный путь? — засомневалась зашедшая следом за мужем женщина.
— Вот этого я не знаю. Но будем надеяться на лучшее.
— Подождите. Мне кажется, состояние Эрика ещё может улучшиться. Предлагаю немного понаблюдать за ним, и, если ему будет так же плохо, везти его в город. Но если ему станет легче, пока что я не вижу необходимости в том, чтобы мучить его долгой и утомительной дорогой, — отреагировала Хизер.
— Возможно, твоё предложение в некоторой степени действительно более разумное. Но не стоит отрицать, что без врачебной помощи ему может стать хуже, поэтому, пока его состояние не слишком критично, нужно действовать, — возразила мать.
— Но ведь его могут и не принять в городских больницах, а значит, несколько часов, которые вы проведёте в пути, будут потрачены попусту. Следует хотя бы немного понаблюдать за его самочувствием. К тому же он ужа точно не выздоровеет, могут быть только кратковременные улучшения, после которых болезнь лишь притихнет.
— Ох, Хизер, прошу, не спорь. Нам и так сейчас слишком тяжко, так что припираться с тобой мы, как видишь, не в состоянии, — вздохнула мама.
— Что ж, пусть пока что будет по-твоему. Мы не станем торопиться с поездкой в город, а останемся дома и некоторое время понаблюдаем за состоянием Эрика, — решил отец. Тон, которым он произнёс эти слова, не допускал возражений, а потому всем Нортенам только и осталось, что послушано согласиться, доверившись исключительно судьбе.
Мальчика уложили на кровать в позу, не позволявшую крови, которая всё ещё текла из поражённых частей тела, попасть в его дыхательные пути. Около него села мама, в то время как остальные Нортены, также изъявившие желание следить за состоянием Эрика, заняли места чуть поодаль.
Мать пыталась ухаживать за сыном, одновременно давая мужа и дочери какие-то указания, связанные с заботой о больном. Те послушно их выполняли, практически не вмешиваясь в сам процесс, однако не теряя надежды, что мальчика таки удастся привести в чувства.
Поначалу все попытки, какими бы отчаянными они ни были, не несли за собой никакого результата. Эрик, погруженный в глубокий сон, по-прежнему не подавал признаков жизни, лёжа среди одеял и подушек, даже не шевелясь. Однако ближе к вечеру, когда родители, опустив руки, уже было собрались везти сына в город, он внезапно пришёл в себя. Открыв глаза, ребёнок с недоумением осмотрел стены своей комнатки, а потом, не переставая удивляться происходящему с ним, неспешно поднялся и, контролируемый родителями, осторожно встал с кровати.
— Эрик, как ты себя чувствуешь? — взволнованно спросила мать, в голосе которой, как не составляло труда заметить, появилась тихая радость. Скорее всего, она не особо верила в то, что сын окончательно пришёл в себя, но, несмотря на это, продолжала лелеять последнюю надежду, искорка которой, вероятно, ещё не истлела в её сердце.
Мальчик, не осознавший, где он находился, не ответил. Он лишь одарил мать таким же смутным взглядом, полным искреннего изумления, каким он окидывал немногочисленные предметы интерьера. От этого в глазах женщины проступил безмолвный ужас, являвшийся вполне разумной реакцией на чересчур неестественное поведение сына.
— Эрик, пожалуйста, ответь мне, мальчик мой, — зашептала она, нежно касаясь дрожащей руки ребёнка. — Эрик, ты слышишь меня?
Однако мальчик молчал, при этом не переставая обращать на членов своей семьи бессмысленный взгляд. Отец Эрика, словно ожидая чего-то, что, вероятно, могло вот-вот произойти, тоже стоял на месте, не издавая ни звука. Хизер Нортен, впервые в жизни наблюдавшая за столь странной картиной, также не смела произнести и слова. Девушка замерла около письменного стола, на котором аккуратной стопкой лежали рисунки мальчика, и неотрывно глядела на брата, к всеобщей радости, понемногу начинавшего приходить в себя.
— Где я? — слабым голосом спросил мальчик по прошествии нескольких минут напряжённого ожидания.
— Эрик, милый, наконец-то ты ответил мне хоть что-то! Ты дома, и тебя окружаем мы, твоя родная семья. Ты понимаешь мои слова? — откликнулась мама мальчика, чуть не плача.
— Мама... А это разве наш дом? — удивлённо спросил Эрик, который, как сначала решили Нортены, ещё окончательно не проснулся. Внимание мальчика было всё ещё сконцентрирован на мире тревожных сновидений, в которых он провёл несколько часов, а значит, ему следовало немного сосредоточиться, чтобы вернуться к реальности.
— Да, сюда мы переехали два месяца назад. Разве ты не помнишь, каким утомительным был наш путь?
— Что? — Эрик, по-видимому, и вовсе не понял, что имела в виду его родительница.
Диалог, обделённый всяким смыслом, затянулся. Женщина продолжала свои бесполезные попытки возродить в сознании сына хоть какие-то образы, канувшие во мглу, однако, к сожалению, все её старания были обречены на неуспех. Мальчик не помнил ничего из того, о чём рассказывала ему мать, и потому воспринимал эту информацию как красивую сказку, одну из тех, которые он некогда жутко любил. Бесспорно, Эрику было интересно слушать истории, о которых толковала мама, но все они для него явно ничего не значило, а уж тем более не воспринимались им как эпизоды из его личной жизни.
— Он теряет память, — наконец сделала вывод мать, отходя от кровати сына, решившего снова лечь.
— Да, мне кажется, ты права. Грозные прогнозы врачей начинают сбываться, и, к сожалению, мы не в силах как-то помешать этому процессу, — горестно подметил отец.
Мальчик, устроившийся на кровати, о чём-то сосредоточенно думал. По-видимому, он что-то заподозрил, однако, по причине частичной потери памяти, не мог понять, что именно так беспокоило его родителей и почему они столь тяжко вздыхали, глядя на своего сына. Ведь теперь он, наверное, считал себя здоровым. По крайней мере, по виду Эрика никак нельзя было сказать, что он, осведомлённый о своём заболевании, разделял хоть какие-то чувства со своими родственниками. В его затуманенном, лишённом всяких эмоций взгляде не читалось ничего, кроме растерянной задумчивости. Именно её мальчик, по-видимому и ощущал, в то время как место остальных его чувств занял густой туман забвения, медленно обвивавший сознание ребёнка своими холодными щупальцами.
Хизер, которая очень боялась, что брат её не узнает, наконец решилась приблизиться к постели ребёнка. Осторожно отодвинув одеяло, она взглянула на Эрика. Девушка постаралась встретиться с братом взглядами, несмотря на то что какой-то леденящий страх, напоминающий скорее боязнь неизвестности, беспрестанно охватывал её.
— Эрик, ты помнишь меня? — тихо спросила Хизер, проведя рукой по щеке брата.
Некоторое время мальчик, соображавший очень туго, внимательно изучал лицо сестры, забыть которое за такой короткий промежуток времени он, как отчаянно надеялась девушка, был неспособен. Несмотря на то что тревожное ожидание длилось всего лишь около минуты, Хизер показалось, будто прошла целая вечность, когда Эрик наконец заговорил:
— Да, конечно, я помню тебя. Тебя зовут Хизер, и ты моя сестра.
— А Кристину Эккинс помнишь? — решила поинтересоваться девушка, ощутившая непомерное облегчение.
— Кристину? Эккинс? — мальчик задумался. Окинув взглядом окно спальни, с которым у него имелись какие-то свои ассоциации, Эрик, похоже, начал что-то вспоминать.
— Да, — через некоторое время произнёс Нортен-младший, — мы с ней так давно не виделись...
— Последний раз вы виделись вчера. Ты помнишь, как защищал меня? — спросила Хизер голосом, наполненным смутной надеждой. Какая-то её частичка всё ещё верила, что не всё потеряно и Эрик, который, казалось, навсегда распрощался со своими воспоминаниями, мог вернуться из этого полутёмного мира, овеянного дымкой забытья.
Однако на этот вопрос мальчик ответить не смог, так как, очевидно, совершено не понял, о чём вела речь сестра.