Он нашел Нику с ногами забравшейся на подоконник.
Ее силуэт с подтянутыми к груди коленями на фоне синего ночного окна казался оглушающе-черным.
– И в чем дело? – мягко спросил он.
– Я боюсь, – прошептала Ника.
– Из-за этого надо было вскакивать с постели? Чего ты боишься?
– Смерти.
Дрогнула ночным вздохом занавеска.
– Да, этого можно бояться, – помолчав, признал он.
В глазах Ники мигнул звездный свет.
– Все, кого я знаю, умрут, – сказала она.
– Так устроен мир.
– Умрут родители, умрут соседи, умрет кот, вчера оравший на улице, умрут голуби и вороны, умрут все, кого я любила и люблю…
– Да, так и будет.
– Потом, однажды, умру я.
– И это тебя страшит?
– Это не справедливо!
Он улыбнулся.
– Коты и вороны, наверное, думают также.
– Понимаешь, – тихо сказала Ника, – я смотрю в окно и понимаю, что ничего этого у меня скоро не будет. Все исчезнет. Я уйду, умру навсегда.
– Это спорно, – сказал он.
– Дурак, – Ника всхлипнула. – Мне очень, очень жалко терять все это. Я вдруг поняла, что я все это очень люблю. Солнце, дождь, снег, дома, людей. Даже тех, которые сделали мне больно. Мне страшно осознавать, что все это кончится. Завтра или послезавтра. Или через год. А еще страшнее, что все это уходит, отдаляется от меня с каждой секундой жизни. Неостановимо. Кап-кап-кап. Как вода из прохудившегося крана.
– А я знаю, что смерти нет, – сказал он.
– Есть, – сказала Ника.
– Не-а, – он упрямо и весело качнул головой. – Есть лишь процесс перехода, который называют этим словом.
– Перехода куда?
– В новую жизнь. Это же так просто. Душе надо расти.
– Почему бы тогда не жить вечно? – спросила Ника. – Это же еще проще.
– Увы, тогда нам перестанет нравиться жить. Перестанут нравиться вороны и коты. И дождь, и снег. И цветы. Вообще все.
– Зато никто не умрет!
– И будет в тысячу раз тоскливей, чем сейчас.
– Зато никто не умрет! – выкрикнула Ника.
– Это очень старый спор.
Ника соскользнула с подоконника.
– Что ты вообще знаешь!
– Все, – ответил он.
– Да?
– То, что действительно важно.
– И что важно? – Ника подошла к нему вплотную.
Он улыбнулся.
– Тебе нужно жить дальше. Несмотря на твой страх. Жить.
Губы у Ники дрогнули.
– Как? – тихо спросила она. – Как мне жить дальше без тебя? Ты умер…
– Я рядом.
– Ты лишь голос в моей голове...
– Бывает и так.
– Ты не сказал мне ничего на прощанье!
– Я говорю тебе сейчас. Все время, пока ты меня помнишь, пока мой голос звучит в твоей голове, я прощаюсь с тобой. Живи.
Ника мотнула головой.
– Тебе легко…
– Мертвым все легко.
– Какой же ты дурак!
– Прости.
Он включил свет, и Ника растворилась, рассыпалась бликами. Отражение кухни желтым пятном легло на оконное стекло.
Он щелкнул кнопкой электрического чайника, потом, постояв с кривой улыбкой, вернулся в спальню. Лег, скрючился, обхватил руками голову.
Почему все так?
«Я боюсь, – шептала где-то внутри Ника, бледная, худая, лысая после химиотерапии Ника. – Я боюсь смерти».