(предыдущее: http://www.proza.ru/2016/03/06/2453)
Недаром один святой предлагал: «Почаще смотрите на звезды.
Когда будет на душе плохо, смотрите на звезды или лазурь днем. Когда грустно, когда вас обидят, когда что не будет удаваться, когда придет на вас душевная буря – выйдите на воздух и останьтесь наедине с небом.
Тогда душа успокоится".
Он, видимо, знал, что говорил, ибо, не пав духом и не утратив веры, претерпел множество страданий, прежде чем был убит. За это давайте забудем ему то, что он верил, будто представители иной религии в своих обрядах используют кровь младенцев его религии, за что предлагал истребить злодеев…
Когда, как обычно вечером Свят с Милой вышли посмотреть на звезду Ву, то не поверили глазам. Она сияла, как никакая другая! Звезда стала крупнее и взошла высоко. При этом она не мигала, как прежде, а светила сильно и ровно.
Супруги, как зачарованные, глядели на неё, и Мила вытирала счастливые слёзы.
- Как славно… правда, Свят? – обратилась она к мужу, который был поражён не меньше.
При этом он думал, что, значит, им никогда больше не увидеть Вуйко, сделавшего такую карьеру.
Свят очнулся от своей не радостной мысли и ответил:
- Да, милая моя…
Воцко не меньше их дивился свершившейся перемене. Подобного зреть ему не доводилось. А не надо забывать, что он был архангелом и знал: сразу из послушников в князи не выходят. Значит, произошло нечто экстраординарное, поменявшее всё настолько серьёзно… что он и представить не мог.
Воцко принялся перебирать возможные варианты. Бунт, перевернувший всё с ног на голову, стал первым пришедшим на ум предположением. Но Ву никак не подходил на роль предводителя смутьянов, и кот отбросил эту версию. То, что случилось на самом деле, он вообразить не мог. Как впрочем, и сам Ву ещё не так давно.
Кот терялся в догадках, пока не додумался возобновить переписку. Конечно! Ведь можно спросить самого ангела… Для этого Воцко благоразумно решил дождаться утра.
Утром Милошев сделал для себя открытие: над ним взошло второе, хоть и небольшое солнце! Это была та же звезда Ву, которая теперь не гасла и днём!
Горожане протирали глаза, трясли головами, но чудо не исчезало. Тогда, не сговариваясь, милошевцы потянулись поздравлять своего заступника.
- Стой! – взревел, встретив их, Лют, - По единицам стройсь!
Произошло построение. Затем, по его команде:
- В ногу!
раздался единый стук башмаков о настил улицы.
Сказались уроки шагистики, шли красиво, тянули носок, головы подняты…
Всемысл, возглавивший шествие, прокричал:
- Поём молебен!
слова, к которому написал он с учётом пожеланий Люта.
И строй вслед за запевалой дружно затянул:
- Мы Божий новый мир постро-оим…
Все подтянуты, глядят вперёд.
- И в этом мире станем всеем! – поёт первая шеренга
- Мы ста-анем всем и насовсем! Раз-два… – подтверждает следующая.
Милошевцы улыбаются, глаза горят. Им нравится идти так – никто не устоит, когда вот так, в единстве ступаешь. Сразу видно: прёт сила! Сдайся враг, замри и ляг!
- Хвала, хвала, хвала героо-оям…
Песнь растёт, близится. Свят и Мила выходят на крыльцо, вглядываясь: что это?
- Которых здесь у нас лихва! Раз-два…
Воцко забрался на дерево. Не для того, чтобы лучше видеть, а спастись в случае чего. Ведь когда сбиваются в такие стаи, то сносят всё на пути, не разбирая, только скомандуй! Видевшему не только Милошев, архангелу это шествие что-то неприятно напомнило… может быть, из предыдущей жизни… о чём вспоминать не хотелось. Не уж то до ангельского чина когда-то пал он жертвой такой толпы? Не зря говорил один не обделённый Божьим даром человек, наблюдавший подобное: «Один идиот – это всего лишь один идиот. Два идиота – это два идиота. Но тысячи идиотов – это уже политическая партия».
Не впустую поработали Лют, Всемысл и Остоум с Боголюбом, требуя именем святого заступника создания нового порядка, что преподнесут милошевцы иным мирам, преобразуя те.
«Наш ангел сказал, что коль в Милошеве получится стать примером другим мирам, то понесём им своё знание».
Вот оно и случилось – за их труды. Заступник небесный повышен в звании.
Не зря маршировали, учили слова и пели, выпестывали командиров единиц.
Вот ныне – смотр-парад. Вот она – победная песнь, которую готовы нести хоть до края вселенной.
Не понимая поначалу, отчего такой шум-тарарам и столпотворение, Мила со Святом, наконец, переводят взгляд на небо, куда устремлены все взоры, и видят звезду Ву, ставшую маленьким солнцем. И до них доходит причина шествия. И оба машут пришедшим, и кланяются им, благодаря.
В ответ получают дружный привет из множества глоток:
- Здрав будь, ангел наш!
Воцко немного отпускает страх, но он всё ещё пребывает в растрёпанных чувствах. «Упустил я это… - думает, - Нет, оставлять их на самих себя рано».
Когда всё успокоилось, и Свята с Милой увели отмечать повышение заступника города, Воцко приступил к письму.
Он сообщал о радости в родном краю по данному случаю и поздравлял ангела. Свой испуг передавать не стал, зачем сообщать, что не справляется в вверенном ему уделе? Написал полушутя, что опасается лишь за здоровье его дедушки с бабушкой в связи с пышными празднованиями.
Всевышний с улыбкой прочёл его послание и задумался. Если не преемника, то тех, на кого мог опереться, следовало искать уже сейчас. Свята отрывать от своих мест не стоило. Он один раз покидал Милошев, принеся Миле немало страданий. Всемысл? Головаст… нужно последить за его идеями, кто знает? Воцко, этот прошёл ангельскую школу и скорее поймёт проблемы. Но сначала надо самому уяснить: куда двигать эту махину, что досталась в наследство.
Поэтому Он отложил ответ архангелу Милошева и поинтересовался, чем же теперь заняты ангелы? Выяснилось, что в связи с переходом на систему перерождений работа их усложнилась.
Раньше отъявленные злодеи падали в тьму кромешную, а остальные переводились в слуги Божьи, не помнившие прошлого. Ибо ангелов не хватало.
Ныне сортировка была сложнее. Кого-то определяли в животные, рыбы или птицы, причём, одних – в хищники, а других – в их жертвы. Иные становились растениями, грибами, гадами ползучими, слизнями и плесенью, от которых не слишком отличались при жизни. Также часть не особо одушевлённых превращалась в камни и тому подобное.
Небесная Канцелярия оказалась завалена вопросами, требовавшими согласования. Их святейшества, досточтимости и владычества осведомлялись о Высочайшем Мнении по сложным случаям, где им не удалось придти к согласию, просили о критериях решения, дабы впустую больше не беспокоить Всевышнего.
Оценив объём задач, Он понял, что можно навсегда погрузиться в этот океан, если не найти какой-то оригинальный ход. Достоин ли был наш Всевышний своего поста, если б не нашёл выход? Интуитивно Он поступил, как опытный управленец или бюрократ со стажем, не желающий брать на себя ответственность, но соблюдающий правила игры в своей системе.
Переводя на современный канцелярит, Им было предложено каждому из трёх престолов «разработать и опробовать на деле методики определения критериев отбора». Ни больше, ни меньше. При этом рекомендовалось «ставить во главу угла структуризацию целей, не забывая тщательно изучать документы, использовать декомпозицию и балансовый метод».
Откуда наш Всеблагой набрался этих слов? Изучив ответы предшественника, и заглянув в будущее управленческой науки.
Получив такое задание с самого верха, и поломав над ним головы, три престола собрались на совещание.
Прежде всего, им было неясно даже значение многих слов. Предстояло те опознать, дабы понять смысл Послания. Спрашивать Самого, показывая тем некомпетентность, им не представлялось возможным. Собственно, на это и был рассчитан так составленный Циркуляр.
Активное обсуждение его показало, что присутствующие одинаково не понимают о чём он.
Высказанные предположения сводились к тому, что неплохо бы переложить эту работу на нижестоящих. В чём сказалось редкостное единодушие.
Разумеется, их высокопреосвященства передоверили эту задачу шестикрылым преосвященствам, попросив расшифровать упоминаемые в тексте выражения. Они умолчали, откуда тот получен. В конце концов, выискивать и распознавать – дело серафимов, не так ли?
Те поступили иначе. Они схватили наиболее учёных смертных, знавших мёртвые языки, и под угрозой превращения в прах получили от них варианты перевода. Затем шестикрылые сличили полученное и свели воедино.
В результате получилось нечто вроде указания, как следует изучать материал. И только.
Злые языки утверждали, что при этом несколько смертных таки пошли прахом. Само собой, секретности ради.
Однако херувимов, отправленный им перевод, не устроил. Их высокопреосвященства с умным видом задали новые вопросы, которые у них родились при изучении текста:
что такое «методика» и с чем её едят?
что понимать под «критерием» -- мерило, различение, средство суждения, правило, основание, признак… ? (верное подчеркнуть или вписать)
при понимании «структуризации» что считать «самой системой», а что «внешней средой»?
кого ставить в «угол головой» и за что?
где взять декомпозитора и нельзя ли его заменить композитором?
почему в балансовом методе должна превалировать возможность над потребностью, а не над непотребством?
Серафимы прочли это, скривились и вопросительно поглядели друг на друга. После чего с удвоенной энергией взялись за яйцеголовых. Тех ещё поубавилось. В скомпонованном в итоге тексте понять что-либо не представлялось возможным и самим учёным.
На сей раз херувимы даже не отважились на вопросы, а прямо в таком виде переслали наверх, приписав только, что не помешало б создать новое подразделение из наукообразных с целью более глубокой проработки вопроса. Для будущего. Когда, возможно, догадаются, о чём здесь речь.
Престолы снова собрались вместе, ибо ситуация оказалась тупиковой.
От святейших слово взял старейший из них. Он признался, что никогда не сталкивался с подобной незадачей. С ним согласился и досточтимый старейшина престола силы. Не возразил и никто из владычеств.
- Видимо, - предположил святейший, - нам придётся выносить решения, не тревожа попусту Господа нашего. Ибо Он весь не здесь сейчас, а в иных заботах, нам не доступных. Или же в эмпиреях, да пребудет вечно благословенно Имя Его!
Что в переводе с ангельского на наш вульгарный означало: «Старик совсем спятил. Придётся справляться самим».
Отсюда престолы сделали свои выводы.
А именно:
ниже сообщать сие не следует;
подразделение по изучению Послания создать, но много от него не требовать;
и главное
разработать анкету-опросник поступающих на этот свет из множества пунктов, каждый из которых оценивать по десятибалльной системе. В зависимости от набранной суммы найти в прилагаемой таблице то состояние, чему прибывший должен соответствовать: праху, камню, улитке или… В общем, нужное подчеркнуть.
Было также дано указание по-прежнему отслеживать поведение хранимых, вовсе не вмешиваясь, а просто фиксируя для дальнейшего, чтоб было после, откуда черпать сведения. Многоочим и шестикрылым проследить и проверить исполнение сего распоряжения ангелами.
Всевышнему, согласно принципу иерархичной прозрачности – сверху донизу, а не наоборот -- было видно, как среагировали на Его Послание, что немало позабавило Всеблагого. В итоге Ему стало ясно, что система способна работать и без Него, а если оставить перерождения вместо предыдущих смертей, то от ангелов в роли сборщиков добрых дел и грехов, серафимов, как сортировщиков для следующих жизней, да и от следующих ступеней власти не избавиться.
Но по сути, всё произошло так, как обещал ушедший бог. «Отправлю ангелов туда, где, коль передумаешь, сможешь их достать и вернуть». А после поинтересовался у него: «Но, если всех пристрою, а смертные включатся в переселение душ – чем заняться Всевышнему?» «Тем, что нравится, - улыбнулся тогда ещё ангел, - Слушать Музыку, например…» Бог рассмеялся: «А говоришь, какой из тебя руководитель!»
«Никакой… - уже сейчас грустно повторил Господь, - командовать Мне некем… Хотя, собственно, на таких условиях я и согласился принять дела».
Потом Он подумал, что избавлялся от канцелярской суеты для более серьёзного, или, как выразился старейшина святейших: для забот иных, им не доступных. Надо бы сперва познакомиться с соображениями предшественников…
И Всеблагой ознакомился.
Выходило, что первый заступивший на Божий престол и создал ангелов, в попытке улучшить дикарей и поддержать среди них достойных.
Второй надстроил небесную иерархию, добавив серафимов, когда потребовалось карать. Он же впоследствии вынужден был ограничить шестикрылых, сотворив надзор за ними и три равных престола.
Третий, недавно ушедший, был отцом Милошева и, по необходимости, превращавшим в ангелы всех усопших, кроме закоренелых злодеев.
«Он успел ещё удовлетворить мою просьбу, - подумал нынешний Всевышний, - и установить цепи перерождений живого. Так Я и напишу… Что сделаю Я? Увидим».
И Бог перешёл к чтению заповедей для самого Всеблагого, которые требовали неукоснительного исполнения, дабы Бог мог считаться таковым, не осрамился и… не лишился сана.
Ничего особенно нового Он не обнаружил. Понятно, что следовало всячески способствовать распространению Любви, являясь Её воплощением, а также Милосердия и Справедливости в одном лице, соблюдая меру… «Это будет самое непростое, - с сожалением сказал себе нынешний Всеблагой, - Но остальным это как-то удавалось…»
Тут Он наткнулся на непременное условие: «Слышать мир…» и вздрогнул. По ангельской привычке Всевышний отключил слух, пропуская мимо ушей несущиеся к Нему славословия, заклинания, призывы и мольбы. К этой заповеди имелась приписка от последнего Всеблагого, где пояснялось, что сама по себе небесная иерархия – это бездушная машина, по большей части лишь взирающая, как жестокая жизнь перемалывает судьбы смертных. «Её способен уравновешивать Своей Милостью к несчастным один только Бог», - гласило условие.
Бог удивился: «Погоди-ка… а как же невмешательство?» Но из записей явствовало, что так или иначе Его предшественники вмешивались в земные дела. Либо через учреждённого для Милошева уполномоченного Воцко, пусть и тайно, либо не скрывая – через серафимов.
Он вернулся к заповеди: «Слышать мир!» и вздрогнул вновь. Эти слова загорелись красным, и каждая буква омывалась языками пламени, чего только что не было.
Бог вернул Себе слух, и тут же мир обрушил на Него свои звуки. Лавину звуков! Предсмертные крики и горячечный шёпот, рыдания, молитвы, потоки злобы и благословения, проклятья, благодарности, попытки сторговаться с Ним… Всё это изливалось с разных сторон безостановочно, одни вопли сменяли другие, это были детские, женские и старушечьи голоса, но немало звучало и мужских. Какафония звуков, то слегка ослабевала, то усиливалась, напоминая приливы и отливы. Не разбирая слов, Всеблагой растерялся: что с этим делать? как с этим жить?
Он взял Себя в руки и утишил звук. Потом принялся сосредотачиваться поочерёдно на каждом отдельном голосе. Тогда Он стал разбирать, о чём просят, даже видел молящего и понимал: лжёт тот или нет. Бог не спешил что-то исполнять, пытаясь сначала понять для Себя нельзя ль изменить условия для несчастных в лучшую сторону, чтоб недовольств стало меньше?
Анализируя просьбы, Он убедился в правоте слов того, кого сменил на посту.
Действительно, как тот и предупреждал: исполнить требуемое голосами, оказалось невозможно. Если не желать им зла.
Исполнение желаний принесло б им куда больший вред, чем то, отчего они так хотели избавиться. Что и происходило, когда они добивались желаемого сами, попутно нанося урон другим, того не заслуживающим. Причём, нередко с умыслом.
Потом эти бесконечные проклятья и призывы кар на чужие головы… Ладно бы это исходило от отдельных взрослых негодяев, но уже дети… Его совершенно убила просьба девятилетней девочки, которая заключалось в том, чтобы Боже … не исполнял просьбу её подружки, о чём бы та ни просила.
Обращение: «Чтоб он (она/они) сдохли!» было самым распространённым.
Он утешал себя: это -- фигура речи, а в действительности никто или почти никто подобного своим близким, да и не только им, совсем не хочет.
Хватало голосов, которые кляли его, валя на него свои беды,
предписывали, как поступать,
считали бесчеловечным…
В то время, как одни проклинали,
другие молили продлить существование, вмешаться,
третьи держали за своего против не соплеменников или думающих иначе,
четвёртые возлагали на него ответственность за всё, включая свои грехи.
Думая, что издеваются над ним, голоса высмеивали собственные догматы,
голоса поучали,
редкие спрашивали, чем помочь,
предлагали дружбу,
обзывали сумасшедшим: кто ж ещё способен сотворить такое и таких?..
Голоса почти не просили помочь поумнеть,
стать добрее…
Это предлагали сделать ему или начальству.
Голоса хотели иной жизни, лучше той, что досталась, ничего и не думая предпринять для того,
голоса проклинали, налагая на себя руки,
голоса мучили себя и других…
Они лицемерили, надеясь провести его или оказать услугу, чтобы потом получить сторицей,
обвиняли, что являются игрушками в его руках,
просили обратить внимание,
перестать обманывать,
прогнать печаль,
изумить,
открыть тайну, явив смысл…
Голоса просили о счастье,
выпрашивали любовь, но, в основном, к себе,
мечтали о взаимности…
Они давали советы,
учили уму-разуму,
предлагали соглашение: поверить друг в друга…
умоляли не оставлять,
заклинали помнить,
обещали за это…
Голоса требовали скромности,
бескорыстия,
заявляли, что если не простит, то и стараться не будут,
упрекали в недальновидности, но пожалели б ему денег на очки,
отчитывали за нежелание делать выводы из ошибок…
Голоса…
Они просили открыть будущее,
лишить его, как правило – других,
явиться, положив конец тому, что устроил,
убраться и оставить в покое…
Заявляли о его смерти.
Они говорят о себе… - думал Он, - Я им совсем не нужен. Разве, в качестве мальчика для биться. Но как перестать слышать их? заставить перестать звучать?.. Они не слышат Меня и не слушают! Есть ли Я для них? Они слушают только себя и тех, кто эхо их слов…
Эти голоса способны были свести с ума. Он многое дал бы за тишину. Молчание – золото, но помнил ли кто об этом? Голоса только росли, множились, словно отражаясь, и звуча непрестанно. Среди них появлялись новые, но они просили о том же, что прежние.
«Вот от чего так устал предшественник… - понял Он, - Как же быть с этим?»
(продолжение: http://www.proza.ru/2016/03/08/1665)