Монетизация клятвы Гиппократа
Сдав последний экзамен в школе Николай Волков собрался ехать поступать в Мореходное училище. Вроде бы все было улажено, отец одобрил намерения, а мама – мама она и есть мама. Всегда заботливая, осторожная, размыслит, прикинет, чем все это может кончиться, категорично не возразит, но улучит момент и заведет беседу: «Колюш, че тебе эта мореходка сдалась. А? Из дому уезжать невесть куда? Лето поработаешь в колхозе с отцом, а к зиме курсы механизаторов у нас заработают. Обучишься и будет все ладно. Или вот можно, Клава бухгалтер говорит, и в Ербогачене учиться на шофера. Все-таки не совсем далеко от нас, рекой сотня километров. А то Усть-Кут, самолетом же туда надо добираться».
- Знаешь мам, тянет меня на катер. Поработал я с Петром Ивановичем лето и понравилось.
- Никуда он от тебя не уйдет, этот катер. Вон Петр Иванович ранее тоже был механизатор, а какой год уже управляется с катером. А что, хочешь учиться сынок, хорошо, только и о нас с отцом подумай. Сестренки, они и есть девчонки. Трудяги, без лени. Но в доме и мужская нужна подмога. На отца надежа вишь сам какая. Нога плохо ходит, да и плечо донимает. Он молчит. Но я-то вижу. Осколок опять зашевелился. Сергей Иванович, главный наш врач встретил его на рыбалке, говорит ему:
- Тебе Прокопий Сергеич беречься надо, не перегружаться. А как это делать? Сам видишь? Дома, на тракторе тяжко приходится, вот на тебя надежа и была у него.
- Так он же согласился, мам?
- А че же ему остается? Сын дороги в жизнь выбирает, а он поперек разве станет?
Озадачил Николая этот разговор и как-то решимости поубавил. А тут еще вечером в клубе на танцах стал Митяй липнуть в Лидуле.
- Это при мне-то, а уеду, что будет? Митяй выучился на электрика и дизелиста, дизельной управляет. А дизельная: - Это сердце наше, - говорит председатель, - электричество в селе.
Важный стал Митяй-то.
- Вечером, возвращаясь с танцев Николай поделился сомнениями с Лидой, но она уклонилась от разговора. – Сам решай как устраивать дальше свою жизнь, – и даже не позволив чмокнуть в щечку упорхнула в калитку.
Вот и получается один на один с мыслями на распутье … Однако, все разрешилось просто. Утром отец занемог совсем и Николаю пришлось его подменить, да так и остался на тракторе до самой службы в армии. С Лидулей тоже все наладилось.
Армейская служба для Николая, приученного деревенской жизнью к распорядку была не в тягость. Командиры сразу заметили его умение обращаться с техникой и трудолюбие, обучили шоферскому делу и он все три года возил на легковушке разное полковое начальство.
Однажды, без особого умысла, просто похвастаться отправил Николай домой армейскую газету с фотографией, где он с командиром полка – подполковником, осматривают новый газик. Подпись под фотографией гласила: «Командир войсковой части соединения, осматривает с одним из лучших водителей части новую автомашину, полученную за высокие результаты в боевой и политической подготовке части в истекшем году».
Общеизвестно, северяне на похвальбу сдержаны, но отец не удержался и показал газету председателю перед заседанием правления колхоза.
Прокопий Сергеевич с председателей был в добрых отношениях, оба фронтовики, танкисты, ранее работали в одной бригаде.
Но потом Фрол пошел в гору, пытался он и Прокопия Сергеевича затянуть в руководство, однако тот отказался, ссылаясь на здоровье. Председатель, к удивлению и радости Прокопия Сергеевича, к этому факту, публикации в газете, отнесся очень даже душевно. На заседании правления, он вперед всех колхозных дел, развернув газету, сказал: - Радость у нас с вами большая, товарищи. Наш односельчанин, член колхоза, сфотографирован со своим командиром части и тут же прописано – Николай лучший шофер части. Поздравляем, Прокопий Сергеевич, с хорошей вестью. А Лида, председательская дочка, встретив Прокопия Сергеевича, вечером зарделась и тоже сказала приятное, что очень рада успехам Николая и сделав паузу добавила: - Напишите ему пожалуйста об этом.
- А почему ты сама-то не напишешь? Как я понимаю, он ждет твоих писем.
- Ждет? – спросила она.
- А то как же? Спрашивал не раз о тебе. Мы написали, мол, уехала учиться в медицинское училище в район.
- Спасибо Вам, Прокопий Сергеевич, только лучше если он первый напишет, заспешив сказала Лида.
К моменту демобилизации Николая председатель колхоза вышел на пенсию, фронтовые болячки одолели Фрола Васильевича.
Вновь избранный - был из невысокого ранга районного начальства. В колхозных делах вроде разбирался, но вникал не очень, времени не хватало, поскольку своих прежних коллег, наезжающих из района непременно принимал лично. А уж, если кто прибывал из области, то тут вообще все дела колхозные откладывались в сторону.
Почти всех руководителей в хозяйстве он поменял на своих людей, бог знает откуда привезенных, вроде и разумеющих в сельских делах. Да только чужак, он и есть чужак - оценили сельчане. И как бы говяче они не призывали повышать производительность, качество труда, дело не очень спорилось. Некогда гремящее на всю северную округу хозяйство стало чахнуть.
Новый председатель в районе отчитывался весьма бойко, по сводкам и цифрам в них все выглядело совсем не плохо, а на деле нечем было хвастать.
Колхозный катер, который раньше в основном занимался завозкой кормов, лекарств для скота, продуктов пастухам, скотникам, дояркам на острова, где летом находился скот, вывозкой молока после дойки. Теперь же скот на острова не отправляли, а катер обслуживал председательские нужды и гостей, которые почувствовав «гостеприимство» слетались со всей округи как мухи на мед.
Не прошло и несколько часов, как Николай, демобилизованный из рядов советской армии сержант, переступил порог дома, председательская Волга остановилась у ворот.
- Виссарион Иванович просит Вас зайти к нему сегодня, разговор есть к Вам серьезный, - передал просьбу шофер Волги и быстро удалился.
- Николаша. Ты не тяни, сходи к председателю, своенравный он человек. Обидится невниманием к просьбе, потом не просто будет загладить.
- Хорошо, мам, - откликнулся Николай на совет матери, - сейчас я вот пуговицы почищу и схожу.
Через приоткрытую дверь в кабинет председателя было слышно, как Виссарион Иванович, приезжему гостю рассказывал о перестройке управления молочно-товарными фермами.
- Укрупняем фермы, собираем скот в одно место, легче обслуживать, не суетиться туда-сюда.
- Так корма надо возить, а на островах все на месте, надо хорошо экономику посчитать – не строго заметил приезжий.
- Все учли, вроде, получается более выгодно без островов.
Заметив Николая в приемной Виссарион Иванович не спеша сел в рабочее кресло, позвал секретаря, - Катерина, зайди ко мне, зови воина, будем говорить с ним. Увидев входящего в кабинет Николая он вышел из-за стола и довольно громко, обращаясь к сидящему у стола представителю района сказал:
- Посмотрите, Владимир Петрович, какой красавец. Герой вернулся к нам из армии. Сержант, классный шофер, газета армейская о нем писала, хорошо служил, - и совсем неожиданно изменив тему разговора поинтересовался:
- Какие планы? Надеюсь в колхозе останешься. Мы тебя ждали, да и Лида, дочка бывшего председателя, говорят всех парней отшила.
- Так, какие планы на жизнь? – повторил вопрос председатель и тут же не ожидая ответа предложил:
- Я вот тут на прошлой неделе в Усть-Куте был, с директором училища речного встречался, и договорились с ним – место нам одно выделит он на трехмесячных курсах капитанов катеров, так я тебя гвардеец имел ввиду. Выучишься и примешь судно у Петра Ивановича, он давно просится, чтоб я его отпустил. Приболевать стал. Да и годы. Ворчлив, а нам расслабляться никак нельзя. Вот я и хочу тебя сержант определить транспортом председателя легковым и водным командовать. Платить будем как шоферу председателя и капитану катера. Что скажешь?
- Поучиться я не против, а вот шоферить и с катером управляться сложно все это будет? - высказал сомнение Николай.
- А что сложного, ремонтировать машину будет слесарь, на катере матрос-моторист. Волга у меня новая, так что все по уму будет. Если, конечно, согласен?
- Так как? – после небольшой паузы спросил председатель.
- Да, наверно, можно попробовать, - нерешительно согласился Николай.
- Вот и лады. Оформляйся, получай командировочные, на следующей неделе надо выезжать.
Разговор с Петром Ивановичем у Николая получился не очень, просто он подтвердил, что просился о переводе на другое место, где поспокойнее.
- Года уже подпирают, - со вздохом закончил он краткий разговор и было видно - недоговаривает Петр Иванович чего-то важного.
Вечером Николай направился к Лиде. Встретили его радушно, расспрашивали о службе, но когда он сказал, о своем желании поехать учиться в училище Лида, нахмурившись спросила: - А тебе, Николаша, не надоело мытариться вдали от родных, дома? Работа поди и без этого катера сыщится?
Николай не стал спорить, а после короткой паузы предложил сходить до речки: Соскучился я по ней, говорунье, - сказал Николай, помогая Лиде одеть плащ.
- Только о ней? – тихо спросила Лида.
- Лидуль, как ты можешь такие вопросы задавать? - Они шли по притихшей, вечерней улице. Редко встречающиеся односельчане приветливо улыбались и поздравляли Николая с возвращением.
- Лидуль, а ты меня ждала? – совсем неожиданно спросил Николай.
- А ты как думаешь? – ему не понравилась эта неопределенность.
- Нет, ты скажи, скажи. Ждала?
- Знаешь, Николаша, если у тебя сомнения, то незачем вообще разговаривать, обживись, подумай, осмотрись. А то потом не жизнь, а маета будет.
- Да, разве у нас с тобой может быть маета?
- Вот ты собрался в училище ехать на три месяца, потом с этим Виссарионом, его у нас прозвали – «Виссарион, да не тот» ни дня, ни ночи спокоя не будет, у него то гости, то самого невесть куда черти несут.
- Лидуль, ты же знаешь, до армии не получилось, а сейчас упустить возможность получить специальность нельзя, в жизни очень может пригодиться.
Они оба молчали, несомненно, думая об одном … Первым не выдержал Николай.
- Так, что мы не говорим о главном? Пойдешь за меня замуж? Если да, то когда свадьба? Мама меня уже спросила.
- Мама у тебя золото. Где бы не встретила без расспросов - Как живешь? Как здоровье? Получаю ли письма твои, – не отпустит.
- Ты ей нравишься. Она провожая меня в армию сказала: «Смотри там не балуй. Кроме Лидочки мне никакой невестки не надо. Так почему молчишь?
- Знаю, Николаша, тебя, ты уж что зарубишь, пока не добьешься не отступишь. Так вот, поезжай учись. Вернешься, тогда определимся со свадьбой. Обняв Николай несколько раз всласть поцеловал ее, но его пыл тут же был остужен.
- Успокойся, я тебе все сказала, вернешься и решим со свадьбой, а до тех пор ни на что не рассчитывай…
- Да так можно разве? Три года ждал встречи и…
- Ты сам так решил.
Николай вернулся в село через три месяца, успешно окончив курсы. Свадьбу они праздновали через неделю. Принял катер и завертелась его жизнь, как Лида и предполагала. Ни выходных, ни праздников. Гости и проверяющие, представители разных руководящих организаций по делу и без дела наезжали без конца. Прогулки по реке, поездки на острова с пикниками и обедами, в соседние хозяйства, а соседство по здешним меркам, не одна сотня километров. Занимали и дневное и вечернее время. Но более всего капитану не нравились эти подготоки и проводы гостей. Сходив один раз на склад в магазин, на ферму, он понял, что от этих пикников крадут все, кто причастен к их проведению. В актах на списание рисуют дикие цифры. Вроде как один гость за вечер стегно оленьего мяса съел. Но более всего ему стали ненавистны прощания, когда в сумки «гостей» и хозяев суют все, что есть в запасе и на столе и водку и закуски, мед, ягоды, мясо специально с ферм везут сметану.
Домашние дела все свалились на Лиду, она поначалу молчала, но вскоре терпение стало кончаться и нет-нет да и устраивала Николаю головомойку. Тот понимая ее правоту отмалчивался и просил потерпеть до конца навигации.
Осень была теплая и затяжная. С трудом дождавшись морозов, заковавших реку в ледяной панцирь, Николай подремонтировал свою посудину и перешел как бы на зиму слесарем в мастерские на ремонт сельхозтехники. Твердо решив не возвращаться на катер.
Первые дни он присматривался к порядкам в мастерских. За работой здесь толком никто не следил, и не организовывал. Запасных частей не выдавали - кому что надо, шел к трактору, комбайну у забора, снимал, устанавливал на свою машину. Рабочий день нередко и выпивкой коллективной заканчивался, если кто-то подкалымит, лодочный мотор поправит или еще что. В конце недели, когда его стали приглашать на такую выпивку, он неожиданно устроил форменный разнос.
- Вы что, мужики страх или совесть потеряли? Трактора, комбайны и года не отработали вы их разкомплектовываете. Ремонтом толком не занимаемся, выпивка на уме. Как сеять-то будем? Убирать урожай?
- Ты, Николай, еще молод нас учить. Только-только житуху начинаешь, а уже поучаешь? – возмутился начальник мастерских.
- Ниче, обомнется, свыкнется, - заметил Храмов слесарь-моторист – вот не буду делать мотор на его тракторе, тогда запрыгает, узнает языком ляскать просто, а мотор отрегулировать другое дела.
На удивление всех мотор трактора и всех других механизмов Николай сделал сам без незаменимого Храмова. И тот приуныл, поняв кончину его монополии на ремонт двигателей.
А между тем, дела в колхозе шли все хуже и хуже. В районе сменилось начальство первый секретарь райкома КПСС и председатель райисполкома остановили поток командированных в хозяйство, а Виссариона Ивановича все чаще и чаще стали критиковать. А критика начальства имеет, как известно, две стадии. Первая, когда критикуя рассказывают, а на языке бюрократическом вскрывают недостатки, в надежде, что их будут исправлять. Вторая, когда терпение начальства кончается, так как изменений к лучшему нет и критикуемому и окружающим дается возможность понять: лимит доверия и надежд исчерпан и приближается пора организационных выводов, то есть увольнение с должности.
Ежегодные отчетные собрания в колхозе «Северный» всегда проходили бурно. Как везде и здесь были говоруны-завсегдатаи на каждом собрании они находили за что критиковать начальство, да так ласково, чтобы не зашибить не дай бог, ну а успехи они обрисовывали ярко и убедительно. Кое-кто таких ораторов высмеивал тут же прямо в глаза. Но им как с гуся вода, каждый год они снова и снова делали свое губительное дело. Большинство колхозников и на этот раз без всяких уверток резали правду матку в глаза.
Виссарион Иванович, обычно в меру самоуверенный, спокойный, явно нервничал и было от чего. Так как нежданно-негаданно в село Пригожее на собрание приехал председатель райисполкома, а выступающие как назло полосовали и полосовали его нещадно. И трудно было предугадать, чем закончится это собрание, а тут еще Фрол Васильевич, бывший председатель разложил все грехи по полочкам и сделал вывод как приговор – нельзя вас дальше оставлять руководить колхозом. Виссарион Иванович, не выдержал и без всякого разрешения председательствующего на собрании попытался перевести критику на личные отношения.
- Ну зачем вы так, Фрол Васильевич, из-за обиды личной, мелочной, упорный труд колхозников и мой председательский, ни во что не ставите. Ну не дал вам катер у родственников побывать на праздник, так зачем же все чернить.
Председательствующий на собрании поглядывая на райисполкомовское начальство спокойно сделал замечание Виссариону Ивановичу:
- Товарищ председатель, я вам слова для выступления не представлял. Прения по вашему докладу еще н закончены. Мы вам дадим возможность ответить на вопросы выступающих и заключения.
- Кто еще желает выступить? – спросил он.
- Пусть Николай, Николай Прокопьевич, - поправилась Авдотья Васильевна, до пенсии она работала главным бухгалтером колхоза, прозванная односельчанами «скряга» за скрупулезное отношение к расходованию каждой копейки колхозных средств.
Николай совсем не ожидал такого «подвоха» и от неожиданности даже растерялся, не знал, что делать, отказываться или уж рубануть правду-матку, ведь накипело.
- Николай Прокопьевич, не отмалчивайся, - не унималась Авдотья Васильевна, - в мастерской порядок навел, технику подготовил, выпивох разогнал. Вот такого нам и надо председателя.
- Давай, давай. Скажи, Николай, поддержали ее сидящие в зале.
- Много говорить не буду, - оглядывая притихших селян, не очень уверенно начал Николай. – Скажу одно, в селе мы как на ладони, каждый шаг на виду. То, что председателю колхоза некогда колхозом заниматься, знает каждый. Правда, с приходом новых руководителей района гостей поубавилось, но в колхозе ничего не меняется. Колхозным добром вы, Виссарион Иванович, распоряжаетесь как своим. Слушал я ваши разговоры с наезжающими к нам проверяющими – все понимаете, все знаете. Только вот почему не делаете как говорите, в толк взять не могу? С лентяев и пьяниц настоящего спроса нет. С техникой обращаемся по варварски – под забором, в поле ее сколько брошено. Специалистов не хватает, скоро некому будет работать и ремонтировать ее, а школа никак у вас не может выпросить трактор, комбайн, специалиста для обучения ребят.
Урожай вырастили хороший, а семян нет, кормов скоту не хватает, зимует голодно, откуда же быть молоку? Племенная ферма зовется, а уже забыли когда и обновляли поголовье. Вчера в районной газете глянул, сводку по надоям молока, стыдно, предпоследние мы, а были передовиками. Потому, сегодня мы не таясь высказали Виссариону Ивановичу и его помощникам наше мнение, а далее уж пусть начальство районное смотрит, - Николай сел на свое место. Но быстро встал и, неожиданно, выпалил: Простите, забыл. Хочу еще вот что сказать. Позвал меня как-то наш секретарь парторганизации на партсобрание. Говорит – послушай, подумай. В партию тебе надо вступать. А я им все почти как сегодня на том собрании сказал. Никто не возражал, но и с Виссариона Ивановича никто ничего не спросил. Он тут же сидел. И сегодня могу сказать, все как было, так и есть. Зачем же тогда туда вступать-то. Правда сейчас нового избрали секретаря, Владимира Федоровича, так председатель его не жалует, поскольку он ему вопросы, говорят не ласковые задает. Ведь так и задрать мужика можно. Он просто бригадир полеводческой бригады, помогать ему надо. Владимир Федорович беспокойный и ответственный человек, жизнь в селе нашу получше хочет сделать.
После выступления председателя райисполкома Виссарион Иванович совсем приуныл, а присутствующие поняли – их ждут перемены. В перерыве собрания председатель райисполкома как то вдруг оказался рядом с Николаем. Задал несколько вопросов о работе и совсем вдруг неожиданно спросил: - Вот тут несколько человек ко мне подходили и предлагают вас избрать председателем колхоза. Как вы думаете по этому поводу.
- Да, я никогда и не думал о таком, - выпалил Николай.
- А если станут избирать противиться не будете?
- Да знаете, мне наверно рановато, и потом, грамоты маловато.
- Учиться конечно надо начинать немедля. Можно заочно. Вы же среднюю школу закончили?
- Да, до армии.
- Вот и поступайте в ВУЗ, или техникум.
В общем, дело закончилось тем, что несмотря на высказанные вслух сомнения, Николем Прокопьевичем, избрали его председателем и нес он эту тяжелую ношу честно и добросовестно почти 30 лет. Закончил и Сельскохозяйственный техникум и Высшую партийную школу заочно в области, орден Ленина и других орденов не мало получил, не один раз пытался отказаться от этой все тяжелеющей с годами ноши, но не мог устоять всякий раз, против настойчивых требований сельчан продолжать тянуть председательскую лямку.
Районные власти поддерживали, подбадривали, бывало за промахи и спрашивали строго, но в то же время делали снисхождение, понимали не от разгильдяйства они, обстоятельства превыше возможностей оказывались.
К концу девяностых годов удерживать на плаву хозяйство стало непосильно.
Помощи от районных властей никакой, на просьбы только руками разводят, ответ один: - Бросило государство селян, нет никакой поддержки. Многое из того, что раньше сами производили, теперь везли из за границы качеством хуже, зато в привлекательных, ярких упаковках. Если бы эти же деньги, - думал Николай Прокопьевич, что тратим на покупку мяса, масла, курятины, техники за границей, вложить в свое сельское хозяйство, то проку больше бы было.
Да только никто их эти тысячи тысяч таких Николаев Прокопьевичей и слушать не хотел в стране, уж очень крепко государственные чиновники присосались к титьке, имя которой бюджет. А уж когда совсем сильно приставали – ответ был простой – в рынке живем. Думать отвыкли при социализме – изворачивайтесь!
А сами все за свое – грабят государство, народ. Настали дни, когда от таких забот непосильных Николай Прокопьевич и сон и аппетит потерял, то сыпь какая-то все тело покроет, то нога вдруг неуправляемая сделается, ступить нельзя, то голос сядет, еле-еле слышно.
Лидия Ивановна как могла лечила домашними средствами, как никак медицинская сестра, но терпение ее лопнуло:
- Николаша, что себя истязаешь? Болячки твои не от какой-то там хвори, немощи, они от нервного перенапряжения. Иди в больницу, дадут направление в район, а может и в область – обследуйся, полечись, в санаторий съезди.
- Да ты что говоришь, Лидуля - уборка на носу, заготовка кормов в разгаре. И так еле-еле концы в концами сводим, а упущу? Что будет? Чем жить-то до следующего урожая? – отбивался муж.
- Урожай, корма, посевная, уборка, зимовка – все это важно. Вот уж 30 лет слышу. Только ты посмотри, что с тобой сталось? А? Свалишься, кому будешь нужен?
- Тебе, Лидуличка, - необычно ласково, потирая свою щеку об ее грудь, - тихо проговорил Николай Прокопьевич.
- Да разве я о том, Николаша. Наш век вдвоем доживать будем. Но ты должен понять от нервных, физических перегрузок, больным ты делаешься, как говорит бабка Авдотья «болючим».Каждый день что-то да болит. Не доводи до края. Здоровье не вернешь, если надорвешься. Дети выросли, разъехались, все при деле. Оставь это председательство, уедем, около них устроимся, или здесь что-то полегче возьми. Вон в школе нет учителя по труду.
Послушай меня, Николаша.
И, пожалуй, впервые его ответ породил у нее хоть какую-то надежду:
- Ладно. Поразмышляем, - как обычно немногословно обещал он.
Наверное все и осталось бы без изменений, если бы не тревожный «звонок».
Как обычно встав в пять утра Николай Прокопьевич сделал неотложные мужские домашние дела и помчался на причал, стараясь успеть к началу дойки на Дальнем острове. Необходимо было разобраться в причинах резкого снижения жирности молока у островного стада.
Разговор там был напряженным, препирательства пастухов, доярок, капитала катера, вывозившего молоко, вывел из терпения председателя и он не сдержавшись довольно круто повел разговор.
Не успел он сесть за стол, вернувшись с острова, как главный инженер сообщил пренеприятную весть: из-за недогляда дизелиста вышел из строя основной дизель. Пока не восстановим его, будем работать на резервном, электричество только в вечерние и утренние часы будем давать, а тут еще в банке налоговая вымела со счета последние крохи денег, на которые намеревался купить дизельное топливо.
Оставшись на несколько минут в кабинете один, он неожиданно почувствовал слабость и боль в сердце, вошедшая в кабинет зоотехник застала его склонившимся на стол, без сознания.
Почти месяц провел Николай Прокопьевич в больнице, а накануне выписки, зашедший к нему главный врач больницы без обиняков, прямо сказал:
- Хочешь пожить еще, оставляй эту работу, сдает твое сердчишко, не жалеючи ты его эксплуатировал, Прокопьевич.
Собрание колхозников со скрипом удовлетворило его просьбу и стал он учителем местной школы, учить ребят основам хозяйствования на родной земле. Однако, недолгой была его педагогическая практика. Колхоз стремительно разваливался и окончательно обанкротившись прекратил свое существование. Все, кто имел возможность уехать, и прежде всего, молодежь, потянулись из села. Вскоре и школа, практически осталась без учеников старших классов и Николай Прокопьевич, вспомнив свои старые навыки, стал работать руководителем котельной, которая снабжала теплом: больницу, школу, детский сад и другие немногочисленные учреждения. Четыре кочегара, слесарь, да сам – вот и весь штат. Так что нередко вместе со слесарем и кочегарами поломки исправляли. Здесь его и застал пенсионный возраст.
Работу он конечно не оставил, но распорядок жизненный существенно изменил.
Стал охотиться, рыбачить, домашние дела привел в порядок. Словом жизнь вроде, стала размеренной, но совсем не спокойной. И недели не проходило без поломок. Отопительные системы, оборудование, все старье. На ремонт серьезный средств нет, и как не латай их все равно где-нибудь да крякнет, как говорит слесарь Михайлыч, тоже пенсионер.
Приближался новый год, как известно все к нему тщательно готовятся, но как не суетись, без поломок и в эти дни редко обходится. К несчастью так было и на этот раз.
Невесть почему лопнула ночью водопроводная труба в подвале больницы. Беду эту вовремя не заметили, хватились, когда подвал был почти полон и вода подбираться стала к электросборке, электромоторам. Задвижками, да вентилями прекратить поступление воды не получалось, вычерпать ее ведрами тоже пробовали, насосом качали, ничего путнего не вышло. Другого не оставалось, как опускаться чуть не по пояс в холоднющую воду, чтобы манжетами заделать трещину в трубе, а потом определиться как ремонтировать. В общем более получаса они с Михайловичем протоптались в ледяной воде и хоть оперативные противопростудные меры в виде 100 граммов медицинского спирта были приняты и срочно парная в бане приготовлена, без последствий не обошлось. Михайлыч несколько недель провалялся в постели с воспалением легких, а у Николая Прокопьевича и того хуже – пропал голос. Беду эту он обнаружил не сразу. Быстро собрав мокрющее от пота белье, простыню, пододеяльник, надев махровый халат, который не любил носит, понес их в баню подсушить, тут его и перехватила жена.
- Ты что, Николаша, так вспотел? – спросила она, суетясь около печки, надо бы температурку смерить, аспиринчику, чайку с малинкой, да брусничкой выпить. Сейчас я приготовлю. Хорошо? – и не получив ответа спросила, - Николаша, ты че молчишь? Посмотрев на выражение лица мужа, его беззвучно шевелящиеся губы, она поняла – случилась беда. Приблизившись к нему обняла за шею и сама еле сдерживая слезы не то от испуга, не то от жалости, дрожащим срывающимся голосом проговорила: - Сейчас, сейчас, Николаша, скипячу молочка с содой, медком, попьешь. Баньку опять хорошую приготовлю. Ноги хорошо попаришь и все наладится. Ну, а уж если не поможет главного врача попросим, придет, поможет. Он тебя, Николаша, очень уважает. Сколько раз и когда работала и сейчас, где встретит, завсегда, Николаша, спросит про здоровье, про ребят и не так просто, по обычаю, видно от души завсегда зовет нас на чаек прийти
Однако, ни баня, ни другие домашние средства, ни ласка жены не помогали. Николай Прокопьевич растерянный, почти непрерывно шевелящий губами, пытающийся хоть что-то сказать, как неприкаянный, бродил по дому, не находя себе дела и места. К концу дня пришел главный врач больницы с молоденьким доктором. Они долго осматривали и выслушивали Николая Прокопьевича и в конце концов предложили завтра в восемь утра быть в больнице: - Положим в стационар. А я вечером позвоню в районную больницу, там есть специалист по простудным заболеваниям, проконсультируюсь.
Двухнедельное лечение в местной больнице, а затем почти месяц в районной ничего не изменило. Николай Прокопьевич страдал более всего от невозможности полноценного общения. Лидуля все это время постоянно находясь около него кое-как научилась понимать его, глядя на губы. С остальными окружающими он общался только записками. Временами ему стало казаться, что и слух его подводит. Это происходило, видимо от перенапряжения.
Главный врач районной больницы в канун выписки Николая Прокопьевича вел с ним доброжелательный разговор-переписку. Вы не огорчайтесь. Написал он в записной книжке, лежащей с ручкой на тумбочке. Будем надеяться на положительный исход лечения. Решили направить вас в областную больницу. Там доктора проведут углубленный курс обследования, на современном оборудовании, у них есть возможность привлечь к диагностике и определению методики лечения профессуру медицинского Университета и других научных учреждений. Так что будем надеяться на благополучный исход лечения.
- Николаша, Варваре, сестре твоей двоюродной, я позвонила, - крупными буквами писала Лида, они тебя приветят, помогут утроиться в больнице. Навещать будут, подкармливать, а то на казенном то городском тебе вытерпеть сложно будет. Она не работает, на пенсии. Варвара говорит живут скромно, но сытно, дочь ее и муж работают на каком-то большом заводе, где она раньше цехом заведовала. Директор – женщина очень хорошая. Если говорит че не получится обещает сходить прямо к ней, а ее в Лучегорске принимают и слушают во всех кабинетах. Деньги я сняла с книжки 12 тысяч рубликов, на дорогу туда и обратно тебе и там продержаться хватит.
- Что ж у нас с тобой теперь, если что случись и похоронить то по-людски нет денег?
- Ты че это про похороны? Не смей, Николаша, ничего, не беспокойся, проживем. Главный начальник районный, как его! Забыла, а Глава администрации. – Ну, конечно, он звонил. Меня позвали к телефону, говорит: «Мы маленько поможем, на следующей неделе». Вот видишь, заботятся, помнят о тебе.
- Может ребятам позвонить, или телеграмму дать? А? Да, ты права зачем из дергать. Выкрутимся. А уж если совсем будет худо подмогнут – также крупными буквами писал он.
Самолет в областной центр Лучегорск вылетел в четверг после обеда. Вечером племянница с мужем встретила Николая Прокопьевича в аэропорту, - как министра на иномарке, машина хоть и старенькая, но чистенькая, ухоженная, да и верткая, - отметил гость про себя. Ужин хозяева приготовили царский с икрой красной, дорогой колбасой, фруктами и коньяком.
Гость спиртное даже пригубить отказался, написал на бумаге: завтра, видимо, анализы сдавать, нельзя выпивать.
Утром с Варварой они поехали в областную больницу. Николай Прокопьевич уже поболее десятка лет не был в Лучегорске.
Произошедшие перемены в облике города поразили его. Вывески на иностранных языках и прочесть то толком нельзя. Бесконечные лавки, завода превратились в базары. Нищие, попрошайки, все замусорено, а дома неопрятны. Да. А как ругали советскую власть.
- Вот он, капитализм, ничего им не надо, кроме денег. Все добытые нашим горбом ценности побоку. Хорошо хоть до деревни не добрался. А что хорошего он дал селу? Еще хлеще разорил его, решил разом всех работы – размышлял он.
Шофер маршрутного такси обгоняя всех и вся не очень соблюдая дорожные знаки и сигналы светофоров доставил их довольно быстро.
- Ну, Николай, с богом, - сказала Варвара, переступая порог огромного здания и направляясь к регистратуре.
- Николай Прокопьевич Волков, направлен к вам на лечение, - подавая паспорт и направление, довольно бойко проговорила Варвара.
- А он, что сам то, говорить не умеет? – не очень уважительно спросила молодая девчушка, регистратор.
- Голос он потерял, а потому и к вам направлен, повысив тон, с легким неврозом пояснила сестра Николая Прокопьевича.
- Так, паспорт, направление, история болезни, вслух повторяла она, - и неожиданно отбросив документы, глядя куда-то в сторону заявила, - А вы, уважаемый зря к нам приехали.
- Лицо Николая Прокопьевича выражало недоумение.
- Как это зря? Вон направление районной больницы. Он заслуженный человек. 30 лет проработал председателем колхоза. Орден Ленина имеет и еще не менее важных три.
- А нам, милочка, все равно, кого лечить раз сюда попал. С завтрашнего дня отделение закрывается, ремонт будет месяц, а больных всех предупредили, выписываем.
- Да, вы что смеетесь? Такие расходы на самолет, а какие моральные потрясения он переживает, кладите в другое отделение, раз это закрывается – кипятилась Варвара.
- Как это в другое отделение? Вы понимаете что говорите? – возмутилась регистратор.
- В гинекологию может его отправить, там есть свободные места, - неудачно съязвила регистратор. Варвара случайно взглянула в лицо брата, оно было как окаменевшее, и только глаза, поразившие ее, выражали не гнев и возмущение, они выражали растерянность и весь Николай как-то сгорбился, сник.
- Ты что болтаешь? - грубо оборвала ее Варвара, - ты ж с больным человеком разговариваешь, пользуешься его немощью? На хамство твое, он ведь ответить не может.
Николай Прокопьевич жестом урезонил сестру и показал на потолок, мол пойдем наверх к начальству. Поняла этот жесть и регистратор: - Идите к заместителю главного врача, второй этаж, кабинет 205. Заместителя на месте не оказалось, ждали более часа, но ничего утешительного ею сказано не было.
- Да, закрываем терапевтическое отделение на ремонт. Дальше откладывать невозможно. 36 районов направляют к нам больных, большинство их запущенные, своевременное лечение не проводилось. Все переполнено. Тяжело больных переводим в другие отделения, вновь направленных не принимаем.
- Так может быть в другую больницу города направите. Вон их сколько в Лучегорске? – спросила Варвара.
- Нет, я этого сделать не могу. Сейчас другое время: Мы им не указ, они финансируются из бюджета города. Попробуйте сами обратиться, - Она заглянула в документ, и виновато улыбнувшись совсем по-доброму, закончила разговор, - извините по поводу грубости регистратора, знаю, да только поймите меня правильно, Николай Прокопьевич, платим гроши. Людей не хватает, вот и приходится терпеть, воспитывать. Приезжайте через месяц. Другого сказать не могу.
Удрученные и растерянные Волковы вернулись ни с чем домой.
Отказавшись от ужина, Николай Прокопьевич расположился в кресле, принялся за чтение газеты, однако, сосредоточиться никак не мог. – Как все здесь быстро изменилось? – думал он, - раньше приезжая на совещания по просьбе отправляли в специальную больницу, а теперь ее и след простыл. А люди, люди как изменились. Куда подевалась их доброжелательность? Что ж теперь делать? Варвара поняла его состояние.
- Не переживай, Николай, завтра мы с тобой к восьми утра поедем к моей любимой грозе – генеральному директору. Если никуда не уехала, в командировку, попадем к ней, в какую-нибудь другую или в нашу больницу определит. Она на беду всегда отзывчива.
Девчушкой после техникума к нам пришла. Девчушка - девчушка, а характер как у бывалого человека. Кремень. Ее было, в техотдел определил наш директор. Как все начинающие, мол, пусть оботрется, подучится жить в коллективе, с технологией ознакомится. Смотрим мы на это назначение и диву даемся. Ничего себе подучится. С первых дней куда в цех ни придет везде у нее вопросы и свои ответы. Там пыль, там грязь, пожар может быть. Вентиля, задвижки не отремонтированы, потери пара, техника безопасности нарушается. Журналы вовремя не заполняем – значит, технологию нарушаем. Начальство цехов, заводов поначалу отмахивались, ворчали: - «Вот приехала знахарь, все видит, все знает». А тут, как на зло, одно за другим ЧП. То сальник у задвижки выдавит - оператор ошпарилась, хоть и не сильно, но факт есть факт. То на маслоэкстракционном заводе возгорание. Слесарь втихую покуривал, а кругом пыль. Уронил окурок, побежал искать, а тут как на грех начальник зовет. Понесся к нему. Тот срочное задание выдал. Не скажешь же ему, что надо срочно бежать окурок искать. А тут уже и шум, гам, задымило. К счастью все быстро потушили. Но сразу вспомнили: - «Технолог то предупреждала».Только скажу тебе, Коля, это все цветочки были, а ягодки потом начались. Приходит как-то она на Маргариновый завод, там лаборатория, что-то на качество маргарина стали жаловаться. Осмотрели оборудование, проверили соблюдение технологии. Вроде все нормально. И вдруг эта Катерина Игоревна спрашивает начальника цеха: - «А когда последний раз останавливались на очистку трубопроводов, емкостей? Как когда? Когда капитальный ремонт проводили завода в августе-сентябре прошлого года.
-«А сейчас апрель! –« Так всегда работали. Трубопроводы закрыты, никаких указаний в инструкциях нет. Да и вообще, соображать надо, что говоришь. Для очистки системы на сутки надо остановить производство. Это какие потери? Заместитель министра, облисполком каждый день звонят, за килограмм недоданный головомойка директору комбината. –« А качество продукции? Органолептика? А престиж предприятия за это мы сами себе прежде всего должны головомойку устраивать!»-не сдавалась технолог. - - «Престиж это очень важно, но вот, план сорвем, премию рабочим не выплатят, вот тогда поймешь что к чему,»-сердясь объяснила начальник цеха. –«Не убедили Вы меня ,Анна Сергеевна, премия это важно, а качество нашей продукции еще важней, сегодня напишу служебную записку директору… На завтра заводоуправление хихикало: -«Екатерина то грозная правда написала служебную. Да не своему начальнику, а прямо директору и требует срочно остановить маргариновый завод на очистку системы транспортировки и далее это делать ежеквартально. К самому на десять ее вызвали! Объяснит он ей все. И директор действительно все объяснил. В тот же день вышел приказ остановить завод в ближайшую субботу и в дальнейшем выполнять эти работы ежеквартально. Ахнул бывалый народ, и с тех пор повелось, где что не ладится на производстве ее в комиссию. А вскоре и вовсе удивился бывалый люд, назначили Катерину директором маргаринового завода. Голова у нее не закружилась, не возгордилась. Хлесталась она на заводе день и ночь. Рабочий народ ей быстро поверил, его, Коля, не обманешь, ты это знаешь лучше меня: - «Добро делает девчушка, надо помогать и потянулись к ней, а вскоре и мы, техперсонал, за нее горой стояли. Поняли не для себя, для дела и всех нас старается. Прошло немного время и стал наш завод лучшим на комбинате, а потом даже в Москве, в министерстве о нас заговорили. Что новенькое на других комбинатах не появится - мы у себя заведем, какой бы большой план не дали вытаскиваем. Грамоты, ордена все получали. Так она незаметно из девчушек матерью родной стала. Беда, радость все к ней. Набедокурил сполна всыпит, оступился -поддержит. Двадцать лет воевали вместе. А тут и разруха, которую перестройкой назвали, нагрянула. Сменилось несколько руководителей, комбинат в долгах без сырья. Словом, беда-бедой погоняют. Приватизация, акционирование, выборы генерального директора все ново, неведомо ошеломило нас. Растерялись. Желающих порулить немало отыскалось. Смотрим на список претендентов глазам - не верим. Какие из них генеральные директора в толк взять не можем. А так рвутся. Кое-кто уговаривать пытаются нас, мол проголосуйте за меня, а уж я послужу вам… Тут-то наши бабенки-директора заводов и всполошились: - «Какого лешего чужака нам избирать? Катерину надо сосватать! Пришли к ней, а она заколебалась. Как лист на ветру. – «Вы что шутите? Одно дело завод, хоть и значимый для производства. А тут махина- комбинат. Но время рассусоливать не было: -«Поможем! Соглашайся! И избрали. И с первых дней поняли - не ошиблись. Так закрутила гайки, что кое-кто, от греха подальше, стали увольняться, кого-то выпроводила. Ну и главную беду отсутствие сырья-сои поехала к амурчанам решать. Что она им там говорила, обещала, со своими коллегами директорами заводов не знаем, но сою нам повезли и без предварительной оплаты, поверили. Платить-то нам тогда совсем было нечем. А тут еще как манна небесная звонок из областной администрации, председатель
комитета, что пищевиками и переработчиками руководил, говорит: - «Быстро готовьте документы и езжайте в Москву, там правительство постановление готовит кредит дешевый миллиардов 15-20 рублей можно добиться под закуп сои. Выходила она этот дар божий, не раскрали, по-умному расходовали. И пошло дело на лад. Из развалюхи, ее трудами и помощников расцвел комбинат. Чем только не занимаются сейчас. Молокозавод в городе рушился - купили, теперь он город кормит, да и соседним регионам перепадает. Птицефабрика вконец разваливалась, выкупили, выходила. Хорошее, доходное предприятие стало. Деревенские хозяйства вокруг города тоже было погибали, восстановили, сейчас молочко на завод везут. На Амуре под свое крыло пять хозяйств взяли. Молятся они теперь на нее, не дала многим погибнуть. Теперь и своя соя есть шапку ломать перед каждым не надо. Вот так за что не возьмется, ум да руки приложит, все доходным делом оборачивается. Уважаемый она человек и ни только у нас в области. Орденами немалыми ее и советская власть, и нынешняя наградили. Почетный гражданин она города нашего и всей России. Вот к ней и пойдем, Николай, поможет, не бросит нас с тобой в беде. В этом я уверена.
Без четверти восемь Варвара вошла в проходную комбината.
- Ваш пропуск, гражданочка, - остановил ее молодой охранник.
- Я, милок, тридцать лет через эту проходную отходила
- Порядок для всех один.
- Подожди, подожди, Москаленко, - вмешался начальник смены, много лет знающий ее – что случилось, Варвара Дмитриевна? Почему не отдыхает пенсионер?
- Да беда у меня. Брат приехал с Севера – голос потерял. В областной больнице не берут, ремонт. Месяц ждать. Вот и пришла попросить Екатерину Игоревну помочь, устроить его в нашу или какую другую больницу. Пока идем до кабинета я ей вот как тебе все изложу.
- Не дело говоришь Варвара. Что ж с тобой генеральный на лестнице будет обсуждать твои проблемы? У нее без этого с утра мороки хватает. Иди к заму по социальным вопросам к 9 часам. Она все решит.
- Ты вот как был цербером на своей работе, таки и остался – возмутилась Варвара Дмитриевна.
В это время машина генерального директора въехала на территорию буквально через полминуты она вошла в проходную. Волкова вплотную приблизилась к загородке и срывающимся от волнения голосом, необычно громко сказала:
- Екатерина Игоревна! На одну минутку, скажите им, пусть пропустят.
Обратив внимание на Варвару, генеральный директор, замедлив шаг спросила:
- Здравствуй, Варвара Дмитриевна, что случилось? Почему шумишь?
- Скажите пожалуйста, чтоб пропустили на минутку.
- Ну проходи, проходи, не шуми. Думала, уж теперь на пенсии, ты успокоилась не шумишь. Что случилось? Говори коротко. Не останавливаясь спросила она.
- Да вот какая беда. Брат голос потерял. Приехал лечиться с Севера в областную больницу, а там ремонт. Приезжай, говорят через месяц. А на какие шиши ехать-то туда-сюда? Вот и прошу вас, позвоните в нашу больницу, пусть возьмут полечат. А? – заглядывая в глаза генерального спешно говорила Волкова, - боясь не успеть изложить свою просьбу.
- Понятно, останавливаясь перед дверями своего кабинета сказала Екатерина Игоревна, - иди к Добреевой Надежде Сергеевне, я сейчас ей скажу, она все уточнит и поможет. Счастливо. Будь здорова, - и открыв дверь кабинета поручила секретарю приемной: Позвони Надежде Сергеевне, путь разберется и постарается помочь Варваре.
Когда Волкова зашла в кабинет заместителя генерального по социальным вопросам, та уже разговаривала с главным врачом больницы, обслуживающей работников комбината: - Владимир Михайлович просим помочь Волковой, она у нас полжизни отработала, чуть ли не от первого колышка. Пенсионерка. Беда у нее случилась с братом северянином. Я их сейчас к вам направлю.
Через два часа Николай Прокопьевич разместился в палате и начал лечение. Неделя активного лечения дала незначительное улучшение, все также не мог внятно говорить с окружающими. Лечащий врач пригласила Волкову на беседу и сказала о необходимости пройти специальное обследование МРТ называется. Без него мы не можем продолжать эффективное лечение. Его выполняют только в трех медицинских учреждениях: областной больнице, но там отделение на ремонте, у авиаторов и в областном диагностическом центре.
Поскольку спрос на этот аппарат значительный, там всегда очередь, нужно специальное направление, у нас на этот месяц лимит на выполнение данных анализов закончился. Но можно быстро пройти данное обследование на платной основе, - сделав паузу, она назвала стоимость обследования, - 4000 рублей.
- Что вы, нет у него таких денег. Да и мы наверное помочь не сможем.
- Ну хорошо, общее направление мы выпишем, в диагностический центр, но предупреждаю, придется ждать очередь и походить там.
Утром следующего дня Волковы приехали в диагностический центр. Большой вестибюль, широкие коридоры, хорошая мебель, шторы, красивые люстры, полы, тишина, успокаивали и располагали. Приятно улыбающаяся молодая девушка в регистратуре в белоснежном халате, сшитом по ее красивой фигуре, взяла документы и указала на кабинет, где они должны ожидать приема. – Отдыхайте, вас пригласят.
Устроившись в удобном кресле, Николай Прокопьевич развернул газету и с удовольствием принялся читать заинтересовавшую его статью. В заветную дверь кабинета № 22 изредка заходили по внешнему виду вполне здоровые люди, провожаемые, видимо, работниками центра, в таких же белоснежных халатах, они быстро выходили, а через определенное время заводили следующего пациента.
Прождав почти два часа с небольшим Волковых начали одолевать сомнения, все ли они верно поняли и он кивком головы и взглядом указал Варваре на заветную дверь.
Та поняла и его волнение, и просьбу зайти спросить о причинах длительного ожидания.
Выждав как только из кабинета вышел очередной пациент, Варвара спешно зашла без приглашения. Сидящая за столом, у самого входа медицинская сестра энергично преградила ей дорогу к следующей двери
- В чем дело, гражданка? – спросила она строго.
- Мы ожидаем более двух часов. Брат из больницы. Нервничает, нельзя ли как-то пропустить?
- Ожидайте, вас пригласят.
В половине второго строгая медсестра вышла из кабинета и ожидающих, кроме Волковых еще двоих человек, спокойно известила:
- На сегодня прием окончен. Все кто не прошел обследование приходите завтра.
- Варвару Дмитриевну как катапультой выбросило из кресла, преградив дорогу сестре к двери кабинета № 22 она довольно громко потребовала:
- Прошу сегодня провести обследование брата. Он из больницы. Уже неделю лежит. Измаялся.
- Ничем помочь не могу, - спокойно отреагировала медсестра на невроз Волковой, грациозной походкой направляясь в противоположную сторону от кабинета.
В девять часов утра следующего дня Волковы сидели у дверей неприступного кабинета диагностического центра. Спустя два часа терпение их кончилось. Не сговариваясь они одновременно встали с кресел и вошли в злополучный кабинет. Строгая медсестра не ожидала такого визита, она рассматривала какой-то модный рекламный журнал и растерялась, встала со стула и преградила дорогу к двери в глубине комнаты, за которой видимо и проходило это обследование – МРТ. В следующий момент, сообразив, что должна делать она тихо, довольно жестко обратилась к ним:
- Прошу вас вернуться в свои кресла – открыла дверь и пригласила Волковых выйти.
- Я прошу вас, - было начала говорить Варвара Дмитриевна, но ее не слушали, а настоятельно требовали – Прошу, прошу выйти.
- Вы почему господа Волковы, так себя ведете?
У нас ведется постоянная запись по двум спискам: пациенты, проходящие обследование за наличную оплату 4000 рублей и лица, имеющие направления. Ваш брат только записался по второму списку, то есть по направлению. Ждите, если имеете возможность оплатить 4000 рублей, пройдете обследование вне очереди.
Варвару Дмитриевну резануло в ухо обращение к ним медсестры – господа.
- Господами, уважаемая, мы Волковы, никогда не были и не будем. Мы – труженики! – расправив плечи, приосанившись, гордо выпалила Варвара Дмитриевна. Николай Прокопьевич, пожалуй впервые за эти дни улыбался, одобрительно кивая головой.
- Да где же их взять пенсионерам эти деньги?
- Тогда ничем вам помочь не смогу. Сегодня прием до 14 часов, по списку № 2 вы третьи, - она посмотрела на женщин, сидящих в соседних креслах – так что очень прошу не нарушать установленный порядок.
- Да какой это порядок? Это издевательство над человеком, взорвалась Варвара Дмитриевна, случайно взглянула на одну из очередниц, лицо которой было искажено гримасой, как от зубной боли и она тихим надломленным голосом сказала:
- Успокойтесь. Ничего вы не добьетесь, без оплаты четырех тысяч рублей, их просто из нас выдавливают, я пропущу вас вперед, если, конечно, наша очередь дойдет сегодня.
Медсестра внимательно выслушала сказанное женщиной и беззвучно удалилась на свое рабочее место.
Прошел еще час, в кабинете побывали два пациента. Тогда все та же «строгая» медсестра появилась из-за дверей и громко глядя на Волковых, спросила:
- Так, чья сейчас очередь?
- Пожалуйста, проходите, закивала головой женщина, улыбнувшись.
- Варвара Дмитриевна забыв поблагодарить ее стремительно сорвалась со своего кресла, увлекая брата, почти бегом проскочила в двери.
- Пожалуйста, присядьте. Я сейчас все подготовлю – она сделала паузу, несколько раз то приближая к глазам, то удаляя лист бумаги – направление Волкова, затем отложив его в сторону, произнесла тихо-тихо: Позвольте, - она запнулась и после небольшой паузы произнесла страшную фразу, послушайте, Николай Прокопьевич, я не могу понять … у вас же направление не по форме. В больнице, где вы проходите лечение написали просто, от руки свое направление, а должны – на бланке, по специальной форме, по ним лечебное учреждение нам оплачивает эту услугу.
- У них, видимо использован лимит в этом месяце на этот вид обследования? Посидите, я сейчас…
- Она вернулась буквально через минуту.
- Ну конечно, как я и говорила … Николай Прокопьевич сидел как пригвожденный к стулу, понуро опустив голову, а у Варвары Дмитриевны казалось не было сил, даже возмутиться, наконец, она тихо спросила:
- Скажи, дочка, а ты вчера не могла посмотреть эму бумагу?
- Да мне и в голову не могло прийти такое. И районная больница, и где вы лечитесь сейчас знают этот порядок.
- Что же теперь делать?
- Не знаю. Сейчас я спрошу в доктора, - она возвратилась очень быстро, Альфред Азарович говорит, что нужно обратиться к нашему главному врачу или его заместителю
Тяжело поднявшись со стула Николай Прокопьевич кивнул своей сестре в сторону двери и они старчески шаркая ногами по дорогому линолеуму медленно вышли. Никто из ожидающих приема даже не решился их спросить в чем дело.
Секретарь в приемной главного врача, не отрываясь от экрана компьютера сказала, что в Лучегорске проходит международный симпозиум по кардиологии и он сегодня и завтра посетителей принимать не будет, а первый заместитель с сегодняшнего дня в отпуске.
- Так кто же может в беде нашей помочь, девушка? – обреченно спросила Варвара Дмитриевна, без всякой надежды в голосе.
- А что случилось? – оставив работу, участливо спросила секретарь.
- Брат мой, он из Богачевского района. Голос потерял. В областной больнице не приняли. Ремонт. Помогли устроиться в одну из больниц района. Два дня ждали очередь, когда она подошла, оказалось – направление не то.
- Вы знаете, он уж намаялся, девушка, ожидаючи, тихо проговорила Варвара.
- Ну, попробуйте зайти к Боровскому. Игорь Альбертович, сейчас на обеде, будет через 10-15 минут. Его кабинет вот сразу по коридору направо.
- Не успели Волковы дойти до указанного кабинета, как их обогнал высокий с бородкой молодой человек в халате лет тридцати-тридцати пяти. Едва успевая, за ним шла пожилая женщина тоже медицинский работник, которой он выговаривал: - За такие своевольные действия, вас следует строго наказать. Мы бьемся, собираем рубли, а вы видите ли, без оплаты ведете прием.
Он прервал разговор с коллегой, открыл дверь кабинета, взглянул на переминающихся с ноги на ногу Волковых и глядя вглубь кабинета спросил:
- Вы ко мне?
- Да! Да! Заспешила с ответом Варвара,
Ничего не сказав, вошел в кабинет.
Выждав одну-две минуты Волковы нерешительно постучали в дверь и не услышав ответа все ж таки вошли в кабинет. Закончив телефонный разговор хозяин кабинета пригласил их сесть.
- Так …, вы из Богачевского района? – покачиваясь на спинке кресла, спросил Боровский.
- Да, он из Богачевского района, но дело …
- Не надо пересказывать, меня информировали о данном факте …
Что же вы так, лечиться ехали не оформив толком документы. Не уточнив, примут ли вас здесь?
- Так он же не сам. Его медики районной больницы отправили. Они же, наверно, должны все знать, не согласилась со сказанным Волкова.
- Да, должны знать и видимо знают. Богачевская районная больница в заявке на июль указали одно обследование на МРТ, и уже использовали его. Больница, где вы лечитесь, тоже заявленный лимит использовала. Так что нужно заплатить 4000 рублей, мы вне очереди выполним исследование и будете с уточненным диагнозом продолжать лечение.
- Да где же их взять эти несчастные 4000 тысячи пенсионеру сельскому?
- Так он же председателем колхоза много лет работал?
- Председатели бывают разные. Вот он честно трудился и ничего и не скопил, и не украл. Прошу, сделайте исключение.
- Не могу я нарушать установленный порядок, быть добреньким, за моей спиной коллектив, ему надо зарплату платить. Оборудование покупать, ремонтировать. Волковым казалось, что слова из него вытекали легко и просто, казалось, сказав их однажды, сейчас они ни где не задерживаются для осмысливания, кому, что он говорит, и как сказанное воспринимается. Он не производил в сознании Николая Прокопьевича впечатление человека с холодным, меркантильным расчетом. Нет, он был просто безразличнен к судьбе корчившегося, изнемогающего от каждого его слова, разящего ака прикосновение к телу раскаленного железа. А периодически внимательное рассматривание ногтей на левой руке, перекладывание с места на место папки с документами на столе, демонстрировали отсутствие всякого интереса этого человека продолжать бесполезный разговор и желание как можно скорей заняться важным делом.
Сказанное этим человеком взбудоражило все существо Варвары Дмитриевны и она почувствовала – вот сейчас все о чем думала эти дни, не сдержится и выпалит этому чистенькому, самодовольному, в галстучке, бородатому молодому человеку.
- Коллектив! Коллектив! У вас! А мы? Что миллионеры? На пенсию живем. Прежде, чем с нас требовать плату надо спросить, государство дало нам эти деньги?
Нам по 60 лет, добросовестно отдубасили, трудовой стаж, государство создали, экономику, налоги платили и платим, а Губернатор и другие областные начальники разглагольствовали по телевизору, построим современный центр – будем лечиться. Построили на наши деньги – налоги. Так теперь за то, что куплено создано на наши деньги, мы должны еще раз вам платить?
- Успокойтесь гражданочка, живем в капиталистическом обществе.
- Я живу один раз. Как называется это общество пусть те, кто руководит страной думают, а нам нужна достойная жизнь сегодня и забота государства.
- Да! Да! Вы правы, государство о всех должно заботиться – пытался остановить пылкую речь женщины Боровский. Волкова его не стала слушать.
- Мы все беды сваливаем на государство, правительство, а оно где то далеко, попробуй достучаться до него, когда беда настигла.
- А тут на месте, поди каждый из вас мог бы многое по другому делать, чтоб нам не унижаться, не обивать пороги? Читала как-то ведь как ее? Клятву Гиппократа да и присягу врача все давали. Он вон когда в кои времена понял каким должен быть врач, какие его обязанности. Да видать не всем впрок его учение. Мы вот два дня маемся.
- Знаете, Гиппократ тоже не святой, за лечение деньги брал. А что касается Клятвы, Присяги врача – вы правы, все мы ее принимали. Присягу. Только время сейчас на дворе другое. Действуем по закону О монетизации льгот.
- Правильно, мил человек, время другое, все норовим монетизировать, и клятвы, и присяги, ничего святого. Только от обязанностей врача быть заботливым и помочь, чем можешь в беде человеку никто не освобождал вас, просто, видать, редко спрашивать за это стали.
- Посмотрите на брата – она кивнула в сторону Николая Прокопьевича, - пока мы тут спорим у него может или инфаркт или инсульт случиться.
Действительно, Волков как бы замер в совершенно неудобной позе, голова наклонилась к плечу, злое лицо, неестественно покрасневшее выражало решимость, а мысли бурлили, яростно стучало в виски: - Мой отец не щадя себя спасал страну под Москвой в сорок первом, дошел до Берлина. Израненный, искалеченный, опять не щадя себя трудился в колхозе ради чего? Лучшей жизни! С малолетства и я трудился всю жизнь на земле тоже ради лучшей жизни. И вот пришло время крикунов-демагогов. Что греха таить и сам нет-нет да сомневался: - Может и правда надо менять жизнь? Надоело кормить своим трудом полмира ни за что, ни про что, надоело это бахвальство, хвастовство, бряцание бомбами. Надоела демагогия прицепщика Михаила Сергеевича. Да и этот… обиженный, ушибленный КПСС со своей Конституцией. Кое-кто и поверил – может правда лучше заживем. Не то, чтобы яро ее поддержали, а так, как часто у нас бывает «моя хата скраю…», пусть воюют, рубахи рвут. Меня это сегодня, вроде и не очень касается. А там посмотрим, что получится. Вот и посмотрели…
Святыни, чем жил народ растоптали, оплевали, платные писаки над нашей историей глумятся. Все, что создано отцами и нами разграбили, присвоили. Половина страны нищенствует.
И вот я, пахарь этой страны, оказавшись немощным, унижаюсь и прошу чиновника в медицине помочь вернуться к нормальной жизни. Теперь Волкову казалось, что кровь у него неистово клокочет не только в висках, голове, но и во всем теле. Обильный пот выступавший по всему телу привел его в смятение и он с ужасом стал осматривать себя, боясь своим неприличным видом вконец скомпрометировать себя.
Игоря Альбертовича такое, не совсем адекватное поведение посетителя, привело в замешательство.
Энергично встав с кресла, он вышел из-за стола, обратился к Варваре Дмитриевне:
- Успокойтесь, пожалуйста, наша полемика ни к чему хорошему не приведет. Давайте вместе подумаем, как нам разрешить проблему с направлением нужной формы для вашего брата от Богачевской больницы.
- Да как это решить? Не ехать же туда. Если только позвонить? – вроде как напугавшись своей мысли нерешительно произнесла Варвара Дмитриевна.
- Вот, вот вы дело говорите, - испуганно произнес Игорь Альбертович, - мы сейчас позвоним в Богачевскую больницу и попросим, чтобы они направили к нам факсом подтверждение-просьбу выполнить исследование сейчас, в счет следующего месяца. – он не успел еще что-то сказать, его прервал густой бас Николая Прокопьевича, резко вставшего во весь рост.
- Не надо факса! К счастью я, кажется, уже здоров! Пойдем Варвара. Породили мы их…
Через три месяца Варвара Дмитриевна получила скорбную телеграмму – Николай Прокопьевич умер …