Первые дни Нового года в санатории «Байкал» обычно проходят степенно и спокойно. Отдыхающие помоложе, как бы отходят от бурных новогодних празднеств, люди постарше наслаждаются тишиной, первозданной белизной снежного покрова, красавцами кедрами, не слишком морозными зимними днями, бескрайними просторами покрытого ледовым панцирем богатыря Байкала и самой главной достопримечательностью – чистейшим воздухом.
Василий Васильевич, как обычно, в компании долговязого подростка-внука, в эти дни приезжал на отдых. В столовую на первый обед, согласно давно принятого этикета он шел в белоснежной сорочке, ярком галстуке и строгом костюме. Несмотря на попытку уклониться от исполнения данного правила, внук тоже был одет в костюм и галстук
Дежурная диетсестра их встретила приветливо, как старых знакомы, однако, отступая от принятых формальностей, не поинтересовалась о самочувствии, как доехали, а склонившись к Дугину заговорщицки зашептала:
- Василий Васильевич, перед самым Новым годом к нам на отдых приехала супружеская пара пожилых москвичей и первое, с чем они обратились ко мне, была просьба посадить к ним за стол кого-то из старожилов-иркутян.
- Мы около тридцати лет назад, - сказали они – уехали из Иркутска и с тех давних пор не были здесь, хочется пообщаться с кем-то из местных жителей.
- Вы как, Василий Васильевич, к их просьбе? Они вон, за третьим столиком.
Дугин было взглянул на обедающих за третьим столиком, двое ничем не выделяющихся пожилых людей, кажется, совсем не знакомых, беседовали за обедом.
- Ну, что? Я провожу Вас? - нерешительно спросила диетсестра.
- Да, спасибо, Валентина Николаевна, мы поди не заблудимся. Но, она не обращая внимания на возражение Дугина, направилась к третьему столу.
- Как и обещала, вот Вам в компанию коренные иркутяне, - улыбаясь, скороговоркой проговорила Валентина Николаевна, - знакомьтесь, а я побегу. Сегодня большой заезд отдыхающих. Приятного Вам аппетита, хорошего отдыха. Если что, обращайтесь. Да, что я говорю, - смутилась она, - Василий Васильевич у нас здесь как свой человек, не один десяток раз отдыхает.
Пожилой, крепкий мужчина, довольно бодро поднялся со стула и заговорщицки улыбаясь, протянул Дугину обе руки добродушно, совсем по–сибирски, улыбаясь, поздоровался:
- Здравствуйте, Василий Васильевич, - Суров Сергей Петрович – директор НИИ г.Москва, доктор технических наук, профессор, - и смеясь добавил, - - лауреат государственной премии, хвастать, так уж хвастать.
А это моя жена, морально неустойчива, доктор педагогических наук, профессор педагогического института г.Москва.
Профессиональная память человека, постоянно работающего с людьми, мгновенно воспроизвела те далекие события и этих двух постаревших москвичей.
- Искренне рад видеть Вас в добром здравии, - сказал Дугин, также пожимая обе руки супругов…
Было половина девятого вечера, когда Леонид Моисеевич, первый секретарь городского Комитета КПСС, резко закрыл лежащую перед ним папку с материалами очередного заседания бюро горкома. – Наверно на сегодня хватит, - сидящий за приставным столом заведующий организационным отделом быстро сложил документы, уже был готов попрощаться, но его остановил телефонный звонок. Судя по изменившемуся выражению лица секретаря, Василий Васильевич понял, что возможно предстоит продолжение работы.
- Заходите. Переговорим, - весьма строго сказал Леонид Моисеевич и положил трубку телефона. Не смягчая тональности, глядя в окно, спросил: - Петр Андреевич подготовил записку по письму в ЦК партии жены Сурова? Он просится на прием. Сейчас.
- Да, справка готова. Сегодня ее смотрели вместе. Проект постановления дорабатывается, - ответил заведующий отделом.
- Что предлагает парткомиссия?
- Вы же знаете, Петр Андреевич, человек обстоятельный, лояльный, к рассмотрению подобных случаев относится строго и по-житейски мудро. Мнения разделились. Кое-кто из членов комиссии настаивает на исключении из партии Сурова и освобождении от должности, но Петр Андреевич колеблется, говорит взыскание партийное должно быть строгим, а освобождать от директорства завода не следует. Руководитель он стоящий, предприятие одно из лучших в отрасли. В коллективе уважаем и авторитетен. Они беседовали с секретарем парторганизации, председателем профсоюзного комитета, ветеранами производства – все горой за него.
В семье вел себя нормально и, даже уходя от жены, все, что нажил: квартиру, мебель, дачу, оставил ей. В чемодан уложил только личные вещи. Сбережения кое-какие разделил на три части: жене, себе и детям. Автомашину, гараж с согласия жены, оставил себе.
Дети взрослые, семьи свои имеют, отца чтят.
Его новая жена, директор подшефной школы, не замужем.
- Что значит не замужем? Вообще не была замужем?
- Нет. Замужем была. Разведена более 15 лет. Дочь фактически воспитывала одна. С мужем она заканчивала вместе наш педагогический институт. Главная причина развода его пьянство Исключен из партии.
- С новой женой брак оформил?
- Нет. Первая жена Сурова ему развод не дает. И сразу поставила такое условие.
- Первая, вторая жена, как в гареме, - довольно зло заметил секретарь.
- Вот так и члены партийной комиссии многие говорят, закон - законом, любой гражданин может оформить развод. Но для члена партии прежде всего моральная чистоплотность, - воюет Седова на заседании комиссии при обсуждении справки, - кратко, по-военному, доложил заведующий отделом.
- Седова мудрая женщина, гневаться зря не будет, но здесь не стандартная ситуация.
- Ладно, разберемся. Идите, отдыхайте, Василий Васильевич, а мы здесь по-мужски. Тэт-а-тэт поговорим, - улыбнувшись, пожимая руку, проговорил секретарь.
Леонид Моисеевич секретарствовал в горкоме второй год, ему не было и сорока лет, однако, в городе на комсомольской, партийной работе уже «отвоевал» почти 20 лет и имел твердую репутацию умного, инициативного, добропорядочного человека.
Люди к нему тянулись, и вечерние доверительные разговоры в горкоме партии были не редки. В этих разговорах о жизни, как и во всех остальных делах он был мудр, принципиален в оценках, а критика остра, как штык.
- Человек сам проложивший себе трудную дорогу в жизни, и не озлобившийся способен понять и сострадать попавшему в беду, - любил повторять секретарь. Сейчас ему предстояло именно понять степень вины директора солидного завода, товарища по партии.
Леонид Моисеевич смотрел из окна на фонтан сквера, беззаботная веселая молодежь хороводилась вокруг его чаши, наполненной водой.
- Счастливые, веселые, и куда все это девается с годами? О какие преграды жизни разбивается этот корабль молодости и счастья безоблачного? – он не успел подумать о своей версии ответа на этот извечный вопрос.
В кабинет вошла дежурная и сообщила:
- В приемной Суров, Леонид Моисеевич.
- Приглашайте.
Как всегда энергичен, Суров быстро приблизился к столу, и после довольно жесткого рукопожатия, сел на крайний стул у стены, поправляя без всякой необходимости брюки элегантного костюма.
- Пододвигайтесь поближе, к столу, - доброжелательно предложил секретарь, желая как-то снять напряженность.
- Спасибо, - удобно усаживаясь, ответил посетитель.
- Я случаю Вас, тем же доброжелательным тоном сказал секретарь.
- Извините, Леонид Моисеевич, что отнимаю Ваше время, но обстоятельства таковы, - он сделал паузу, внимательно изучая выражение лица секретаря, убедившись в его доброжелательности, продолжил, - обстоятельства таковы, что меня могут растереть в порошок по настоянию некоторых членов партийной комиссии.
- Ну зачем же так, пессимистично? Идет обычное изучение письма, направленного в ЦК партии. Люди в партийной комиссии горкома подобраны опытные, доброжелательные. Церберов там нет.
- Да что Вы, что Вы, Леонид Моисеевич, я согласен с Вами в целом, ну кое-кто так закручивает. Спасибо Петру Андреевичу, он их урезонивает, успокаивает правильнее сказать.
- Петр Андреевич прошел большую жизненную школу.
- Да, я знаю, в тридцатые года секретарь райкома партии, 10 лет в сталинских лагерях маялся, а душу сохранил, - общаться с этим человеком – удовольствие. – Если Вы не возражаете, Леонид Моисеевич, я кратко расскажу о сути дела.
- Пожалуйста.
- Закончили мы с женой Политехнический в Иркутске. Учились в одной группе. Я приехал из района. Она иркутянка. Подружились с первых дней. Встречались, расставались по несколько месяцев не разговаривали. Всякое было. Закончилось все, вроде нормально: симпатичная, общительная, заботливая. Но завистлива и скаредна. Побывав в их семье, понял, все это не случайно, наследственно. Отец кандидат наук химик в НИИ, мать музыкальный работник в дошкольном учреждении.
Одна дочь. В семье одни всегда разговоры: как жаль, что вот это, другое купить не могут, вот знакомые Ивановы купили: - И где только берут деньги? – сокрушается бывало ее мать. Ну, а если кто из коллег получил премию, поехал в интересную командировку, или повысили по службе, тут уж целая личная трагедия. Почему ей, ему? Я не меньше тружусь? И так далее.
Размышлял. Мучился, что делать? Понимал: в будущем все это может принять вообще нетерпимые формы. На четвертом курсе она мне объявляет – жду ребенка. Отступать некуда, женился. Жили вместе с родителями. Переломить эти постоянные причитания конечно не смог. По окончанию пришли работать вместе на завод. Меня в сборочный мастером сменным, ее в конструкторское бюро, а друга моего в заготовительный – старшим мастером смены. После работы дома одни разговоры: Виктор на 20% больше тебя получает, иди, проси повышение, ты лучше его учился, больше достоин. Еле-еле успокоил, да и вскоре, где-то через полгода меня замом начальника цеха назначили. Получили квартиру А почему нам на пятом – последнем этаже, а Виктору на четвертом? И так по жизни. Когда стал главным инженером, стала пытаться влазить в мои служебные дела. Как-то случай произошел в одной из моих служб. Главный металлург после празднеств 8-го марта не ночевал дома. Жена его звонит в 6 утра и просит уволить инженера Петрову, так как она разбивает их жизнь. Успокоил, как мог, а моя давай настаивать на увольнении петровой. Я спрашиваю: «А, что, в трудовой написать? Не с тем спала?». Пришлось договориться с соседом Мармонтовым, чтобы взял к себе. Честно ему рассказал все. Спасибо, понял. Вот так я и прожил 25 лет Несколько раз порывался разойтись, остывал и дальше тянул, но все как-то надеялся, образумится человек. Дети обзавелись семьями, в доме достаток, все необходимое без роскоши и излишеств, вроде, есть. Живи и радуйся. Так нет, я и не заметил, как с годами эти недостатки переросли в приступы ярости и лет 5-7 назад ей был поставлен диагноз – шизофрения. Скандалы без особого повода стали систематическими, стыдно соседей было.
- Хорошо, с женой вроде ясно. А, свои действия Вы как оцениваете, - прерывая сурово, довольно строго, спросил секретарь.
- Возможно и я, порой своей несдержанностью давал повод к обострению отношений. Но не железный же? Придешь домой поздно. Надо отойти от дневной суматохи, отдохнуть, а тут скандал вместо отдыха.
Лет десять назад встретил женщину, Вы ее знаете. Директор школы нашей подшефной, помогал как мог. Хотелось, чтобы школа была примерной, коль уж такой завод шефствует. Она естественно, бывала у нас на заводе, обсуждали проблемы, пили чай. На пленумах, собраниях городских, районных активах встречались, разговаривали, симпатизировали явно друг другу. Честно по мужски говорю никаких интимных отношений не было. Она человек строгих правил. Так бы, видимо, все и засохло на корню, но совершенно случайно года два назад в командировке встретил ее в фойе гостиницы «Москва». Приехала на учительскую конференцию. Сходили в Большой театр. Я ей начал было по дороге рассказ о своей жизни. А она мне как отрезала: - Не надо поливать жену грязью. Район сплетнями о Вашей семье насыщен достаточно. Где истина, а где небылицы сложно определить. Но то что ты человек порядочный и с тобой можно жизнь связать не сомневаюсь.
Суров неожиданно замолчал, ему показалось, что он сказал лишнее, нечто личное, принадлежащее только им с Надеждой. У него в памяти мгновенно и отчетливо прозвучали слова, сказанные в тот момент, и сейчас память его воспроизводила интонацию голоса, выражение ее лица – то строгое, то доброе - улыбающееся. В сознании четко звучал ее голос, каждое слово и он слушал его внимательно.
Леонид Моисеевич не торопил Сурова, он понимал его переживания в этот момент.
Суров также неожиданно продолжил свой прерванный рассказ словами Надежды Петровны.
- Да не сомневаюсь, повторил он, - хотя бы потому, что за этот десяток лет нашего знакомства, несмотря на взаимную симпатию, ни словом, ни жестом ты не позволил преступить грань допустимого и сейчас в номер не тащишь. Положиться на тебя можно и в большом и малом, об этом каждый мало-мальски знакомый человек с тобой говорит. Знаю, что рабочие и заводское начальство, подчиненные твои, в тебе души не чают.
Она сделала паузу, прикоснулась на мгновение ладонью к его щеке и смеясь выпалила.
- А уж про баб и говорить нечего. Секретарь в твоей приемной выпускница из моей школы, уж скоро десяток лет в твоей приемной. Девчонкой отчаянной была, да и сейчас за словом в карман не лезет.
- Иногда, ожидая тебя и по бабьи можем с ней посудачить. Так вот как-то мне поплакалась: Я говорит столько анекдотов об интимных отношениях секретаря и директора наслушалась. На все случаи жизни есть, а про меня все нет!. Муж мой первые годы как поженились крепко ревновал. Если бы не побаивался его и до рукоприкладства могло дойти. Специально устроился к нам на завод. А потом, как то и говорит: - Он видимо импотент у тебя, коль такую бабу не замечает? А я ему в ответ: - Как только точно узнаю обязательно скажу. Ну, такого нахальства он конечно не стерпел и запустил в меня папкой с бумагами. Поняла – пересолила. Успокоила… Ты ж у меня незаменимый говорю… что ж ты бесишься.
Мы говорили обо всем, но только не о наших отношениях с ней. Я понял, что мне необходим именно такой для жизни человек: умна, добра, строга и даже привлекательна. Словом влюбился…
Возвратившись в Иркутск после очередной домашней ссоры сказал о необходимости развода. Жена мне ответила довольно просто: - Развод никогда не дам, из квартиры можешь уйти хоть сейчас, живи где хочешь и с кем хочешь.
Вскоре о нашем совместном решении мы рассказали детям. Воспринято ими это известие, естественно, было без восторга, но с пониманием. Назавтра, собрав свои личные вещи, я ушел из дому к Надежде Петровне.
Прошло четыре месяца и вот, как снег на голову, в летний день. Просят зайти в городской комитет партии. Как обычно в таких случаях: вопрос объясним на месте. Прочел письмо и волосы встали дыбом. Получается, что нет таких мужских грехов, в которых бы я не был повинен. Райкому партии тоже досталось, они мол все знали, да покрывали, так как сами такие же. Вот только от жен не уходят – боятся лишиться должностей.
Поэтому к Вам в горком партии и направлено для рассмотрения это письмо. Вывод из всего написанного следует такой – больная, одинокая женщина на пятидесятом году жизни брошена, а партийные органы никак не реагируют на это безобразие. И хоть прямой просьбы нет, но из письма и так ясно следует – верните мне в дом распутного мужа.
На эту тему столько анекдотов ходит, если бы лично не касалось смеяться бы да смеяться. Но здесь не до смеху, если руководствоваться только фактами, написанными в письме, не зная подлинной обстановки, то получается, я, как бы, распутный разгильдяй, торчавший всю сознательную жизнь на производстве, а жена из-за чрезмерных перегрузок – работа на производстве, домашние дела, семейные заботы расстроили ее здоровье.
- Вот и все вкратце, - с глубоким вздохом закончил свой рассказ Суров.
Оба мужчины какое то время молчали.
- Разбираться в семейных отношениях сложное и неблагодарное дело. Один из его участников как правило оказывается пострадавшим, - начал разговор секретарь горкома, да и само постороннее вмешательство в этот очень чувствительный механизм, имя которому семья, почти никогда не остается без последствий – осложнений. Если уж и вынуждают нас это делать обстоятельства, то руководствоваться мы здесь обязаны постулатом медиков – не навреди.
- А сделать это можно при условии высшей степени деликатности.
- Вы правы, Леонид Моисеевич, скажу как на духу, неприятно раскрывать душу перед комиссией, как бы она деликатно себя не вела.
- Я понимаю, Леонид Моисеевич, другого выхода у Вас нет, изменить ничего нельзя – поручение ЦК КПСС, мне остается только сетовать, «если бы молодость знала, а старость могла».
- После того как начались разбирательства в партийных органах Вы пытались разговаривать со своей бывшей женой и объяснить ей, что возвращаться к ней не намерены ни при каких обстоятельствах, - спросил Леонид Моисеевич Сурова.
- После объявления Надежде Петровне на бюро райкома партии строгого выговора с занесением в учетную карточку и высказанной рекомендации об освобождении ее от должности директора школы, она сама позвонила ко мне домой. Я спросил ее прямо: зачем она это сделала? И напомнил ее предложение мне жить где угодно и с кем угодно.
Последовал ответ: - Мало ли, что может сказать в сердцах, в гневе пожилая, больная женщина, - и отключила свой телефон.
- Несколько раз я пытался к ней позвонить и договориться о встрече, но она всякий раз грубо обрывала разговор угрозами о возмездии.
- Чем сейчас занимается Надежда Петровна? Ей предложил районный отдел народного образования какую то работу?
- Да, предлагали должность заведующего учебной частью в одной из школ района. Смех, да и только. Директором нельзя, а зав.учебной частью можно. Извините, - спохватился Суров.
У нее на выходе кандидатская, решили побыстрей завершить ее, к концу года выйти на защиту, если, - Суров сделал паузу и внимательно глядя в глаза секретарю закончил начатую фразу, - если полученное взыскание и все остальные события в жизни, так сказать, моральный облик, позволят получить положительную характеристику перед защитой.
- А какая тема диссертации? – поинтересовался секретарь.
- Исследует и развивает опыт Макаренко и Сухомлинского – трудового воспитания в современных условиях. Ее бывшая школа базовая по практическому изучению этой проблемы. И, должен отметить, есть неплохие результаты. Дети работают на предприятиях районов, получают специальности. Да Вы это знаете, Леонид Моисеевич, на заседании бюро горкома партии их положительный опыт работы обобщался в прошлом году, рекомендован для использования в школах города, - Суров закончил фразу и ждал ответа секретаря.
Леонид Моисеевич понял его немой вопрос и не стал откладывать ответ:
- Думаю, все будет нормально … с защитой диссертации, а остальное…
- А знаете, Леонид Моисеевич, об остальном я сейчас и не имею права спрашивать ответ.
Для меня было очень важно выложить Вам истину, как на духу и быть уверенным, что меня поняли и не считают подлым человеком. Ну, а какое будет решение бюро -–приму безропотно, не пропаду в этом городе. Спасибо, что выслушали.
- А как обстановка на заводе? Квартальный план, строительство жилого дома?
- Обстановка в коллективе нормальная. Квартальный план по основной номенклатуре перевыполним. Строительство дома будет завершено в срок.
- Счастливо Вам! Строго глядя на собеседника, - пожимая руку простился секретарь с Суровым.
Рассмотрение персонального дела коммуниста Сурова на бюро горкома партии переносилось несколько раз. Причин к тому веских, кажется, не было. Но как то все не складывалось по мелочам, а главное не было единого мнения в оценке вины коммуниста Сурова, а следовательно и в определении его наказания. Член партийной комиссии Седова, коммунист с пятидесятилетним стажем, в прошлом преподаватель кафедры общественных дисциплин одного из институтов после длительной беседы с заведующим организационным отделом, секретарем горкома партии по идеологическим вопросам, пришла на прием к первому секретарю горкома партии. Обычно рассудительная и спокойная она явно нервничала:
- Я не могу, Леонид Моисеевич, согласиться с выводами комиссии о сравнительно мягком наказании директора завода, коммуниста Сурова. Двадцать пять лет прожил и сейчас, когда здоровье человека подорвано бросил ее. Разве можно человеку с такими принципами доверять и далее руководить крупным коллективом. И как все это мы объясним ЦК КПСС.
Присутствующий при этом разговоре председатель партийной комиссии Петр Андреевич заметил:
- Леонид Моисеевич, жена Сурова работает в коллективе, материально обеспечена неплохо, на медицинском обслуживании стоит в Поликлинике № 2, спецклинике, у нее нормальные отношения с детьми, состояние ее здоровья никаких опасений не вызывает. Известный Вам невропатолог, психиатр – Михаил Александрович Рыбалко подтверждает это. Более того, он в личной беседе интересно пошутил, сказав:
- Все мы немного шизофреники. Так что своим уходом из семьи Суров никаких осложнений не создал. А возможно, даже и облегчил ей жизнь. А что касается объяснений перед ЦК КПСС, то здесь нечего нам беспокоиться. Там тоже люди, и в этой житейской ситуации поручили нам на месте разобраться, что мы и сделали. Лишаться дельного директора предприятия считаю не следует, - Петр Андреевич резковато опустился на стул, налил из графина воды половину стакана и одним глотком его выпил.
- Вот видите, Леонид Моисеевич, голый прагматизм, а где же марксистко-ленинская мораль, ее принципы, разве ими можно поступаться.
- Принципами морали поступаться мы не должны, но и отрываться от жизни не следует. Гражданское право регулируется законами, которые едины для всех. Попробуйте на заседании комиссии еще раз с участием юристов рассмотреть основные аргументы, указанные в письме.
- Да знаете, Леонид Моисеевич, 10 лет директор завода и директор подшефной школы чай пили, потом он ушел к ней жить. А теперь говорим, за что его исключать из партии. Надо иметь ввиду, могут и последователи у них появиться. Мы же взрослые люди, понимаем … - с возмущением выпалила Седова.
- Вы же знаете, Вера Васильевна, у нас в городе практически все школы закреплены за трудовыми коллективами, шефствуют по многу лет.
Дело спорится у тех руководителей, где сложились добрые деловые отношения. Ну что же нам теперь всех подозревать бог весть в чем, или упразднять хорошо зарекомендовавшие себя формы сотрудничества.
- Я, Леонид Моисеевич, всех огульно не мажу черной краской, я говорю конкретно о двух руководителях, а то, что они своим поступком тень бросают на многих своих коллег, это факт.
- Столь значительные обобщения, видимо, нам делать не следует. Райком партии по директору школы определился: ее строго наказали в партийном порядке и освободили от директорства, как видите не забываем о моральных принципах – последнее предложение секретарь произнес раздельно каждое слово. - Прошу еще раз на заседании комиссии посмотреть основные аспекты письма и в очередной четверг будем обсуждать на бюро, - вставая подвел итог разговора секретарь горкома партии.
Беспокойно на душе было у Леонида Моисеевича после этого разговора. Правильно ли мы поступаем? Законом предусмотрено расторжение брака. Двое обрели свое, человеческое счастье. Пятидесятый год, а он говорит, полюбил. Наверное, счастливчик? Уволили с работы хорошего директора школы, умного, толкового руководителя. А не поспешили ли? За что она наказана? Встретила порядочного человека, ничего не позволила лишнего. Ушел из семьи к ней. А мог бы и к другой, беспартийной и не директору – рабочей, ее и исключить нельзя и увольнять бесполезно. А по какому праву увольнять? В чем ее вина? А вот директора школы можно? Аморально поступила. Не разведен, семью разбила. Наверно поспешил райком партии с такими крайними мерами. И не посоветовался Илья Аристархович. Действовал в свете требований Устава. Устав, Устав. Как важно кто его читает, применяет, насколько читающий его умен и доброжелателен.
Вот и коммуниста Сурова можем лишиться, а кто придет ему на смену. Боремся за чистоту рядов, моральные принципы, а ведь сейчас уже каждый 10 или 9 гражданин страны член КПСС, при таком количестве сложно добиться качественного пополнения рядов партии и их воспитания убежденными борцами за идеалы партии. Да и подобными действиями авторитета не прибавляем себе. Редко вспоминаем, что партия правящая и устремляются в нее не мало лиц, не только по убеждениям, но и на ловлю счастья и чинов, как говорил классик. С ними ни в атаку, ни в разведку. Так, попутчики. Пока ветер в паруса дует, судно на ходу, они бодры и инициативны. А если чуть что, они вон – Венгрия, Чехословакия, Польша – реальные примеры. Где и с кем они будут…? Ну, хорошо у этого явления есть и вторая сторона. Если не обращать должного внимания, не давать строгих оценок – это развал дисциплины и конечный результат тот же. Следовательно истина где то посередине, необходимо принимать действенные, обоснованные меры. Не перегибать, но и не слюнтяйничать. Только вот как найти эту середину в каждом отдельном случае, как научить наши кадры находить ее и руководствоваться этим принципом, исключая конъюнктуру. Вот Первомайский райком освободил директора школы, и делал это явно с оглядкой на ЦК, надо с первым переговорить, Леонид Моисеевич взглянул на корабельные часы, подаренные ему на тридцатилетие бывшими коллегами – речниками, было ровно 22 часа, - сейчас звонить поздно. Иван Аристархович, как говорят злые языки, уже в 6 часов грядки на даче полет.
На следующий день разобравшись с неотложными вопросами Леонид Моисеевич позвонил первому секретарю Первомайского райкома партии: - На очередном заседании бюро горкома рассмотрим персональное дело Сурова, в связи с этим, я хотел тебя спросить, как считаешь, Илья Аристархович, не поторопились Вы с освобождением директора школы?
- Да Вы что, Леонид Моисеевич! Столько шуму в районе. Педагог, директор школы увела мужа из семьи. Десяток лет хороводились, шефствовались.
- Мне моя Вероника несколько раз трепку устраивала, - ты говорит, что тянешь резину с решением? Письмо в ЦК, аморальщина сплошная, а она воспитанием подрастающего поколения занимается, неровен час и до тебя доберутся.
- Ты, Илья Аристархович, поменьше работу райкома партии с женой Вероникой на кухне обсуждай, прервал его секретарь горкома.
- Да нет, Вы знаете, это конечно исключительный случай, - замешкался Илья Аристархович, поняв, что сболтнул лишнего, - а вообще то, она – Вероника, такой же член партии, как и все, - нашелся он.
- А с членом партии такие обсуждения надо вести в первичной парторганизации, райкоме КПСС, а не на кухне, - довольно жестко ответил секретарь горкома, - так вот я возвращаюсь к Надежде Петровне, не слишком строго Вы подошли к ней, освободив от работы?
- Да как же ее можно оставлять дольше руководителем коллектива? В районе этот факт имеет такой отрицательный резонанс, вот-вот родители учеников начнут писать в ЦК. Не оправдаешься и не отпишешься. Если она не согласна с нашим решением пусть жалуется в горком. Отмените его.
- Ладно, не будем сейчас продолжать этот разговор по телефону. На очередном заседании бюро горкома будем разбираться с Суровым, вернемся к этому вопросу. Словом неспокойно было на душе.
И каждый раз, когда Леонид Моисеевич возвращался к этой теме, повторял слова великого Платона «Всеми силами души надо стремиться к истине» Но как до нее добраться? Суров в беседе был искренен, вроде без лукавства рассказал суть.Но ему на память тут же пришли слова Андре Моруа о великих французах Руссо, Мантэне «Классики более почитают приличие, чем истину. Он показывает нам свои недостатки, но только привлекательные». Да уж эти французы, вроде деликатные люди, а как закручивали. Руссо борясь за правду говорит, что если кто то «сможет поверить, что я человек не честный. Тот сам достоин виселицы». Ни больше, ни меньше. До виселицы у нас дело не дойдет, но двум людям жизнь исковеркать можем точно, с горечью подумалось Леониду Моисеевичу.
На заседании бюро горкома партии персональные дела коммунистов всегда обсуждались последними.
В целом повестка заседания была весьма напряженной, рассматривали перспективы развития жилищного строительства города, ход выполнения социалистических обязательств развития производства товаров народного потребления оборонными предприятиями, рассмотрение вопроса о состоянии трудовой дисциплины на предприятиях, выполняющих перевозки пассажиров, вызвало немало споров. Так, что десятиминутный перерыв помог успокоиться заседавшим.
Петр Андреевич доложил сравнительно кратко и обстоятельно результаты рассмотрения письма Суровой в ЦК КПСС комиссией, экземпляр справки, проект постановления бюро горкома партии был в папке у каждого члена бюро, поэтому никаких особых уточнений, вопросов к докладчику не последовало. Почти тоже самое, что и в личной беседе с секретарем горкома Суров рассказал и членам бюро горкома. К нему также не было особых вопросов. Присутствующий на этом бюро заведующий отделом областного комитета партии, за глаза называемый «железный Николай», так же никакой активности не проявлял. Видимо решив, понять отношение к вопросу каждого члена бюро горкома партии.
- Если у членов бюро и приглашенных товарищей вопросов нет, перейдем к обсуждению. Пожалуйста, кто желает, - предложил Леонид Моисеевич.
- Разрешите, Леонид Моисеевич,- энергично, поднявшись со стула, член бюро горкома, первый секретарь Первомайского РК КПСС Илья Аристархович, - его выступления всегда были категоричны и носили форму рапорта или информации, радикальные и не всегда реальные предложения порождали усмешки, и критику его, - должен доложить членам бюро горкома партии, что мы уже дали оценку директору школы 93 – Надежде Петровне, за аморальное поведение объявили строгий выговор с занесением в учетную карточку коммуниста и освободили от занимаемой должности. Эта история имеет в районе большой отрицательный резонанс и мы не могли дальше доверить Надежде Петровне руководство крупным педагогическим коллективом и воспитание детей. Говоря о коммунисте Сурове думаю его вина еще более велика, оставил больную жену. На пятом десятке, в общем, ЦК КПСС нас правильно ориентирует и мы не должны давать поблажек коммунистам, допускающим аморальные проступки. Предлагаю коммуниста Сурова исключить из членов КПСС и освободить от должности директора завода. У меня все.
- Вопросы к Илье Аристарховичу есть?
- Илья Аристархович, а как голосовали члены бюро райкома партии за такое постановление? – поинтересовался секретарь Ленинского райкома Виталий Иванович.
- У нас, Виталий Иванович, вопросы на бюро всегда готовятся основательно и голосуют за них члены бюро почти всегда единогласно.
- Не думаю, что такое единство хорошо для дела. А в чем Вы, Илья Аристархович, еще большую вину видите коммуниста Сурова? И предлагаете крайние меры наказания. Он что, для членства в партии уже не нужен, руководить заводом не может?
- У нас с вами, Виталий Иванович, видимо разные подходы к оценке произошедшего, - раздраженно сказал Иван Аристархович и сел на стул.
Следующим выступал член бюро горкома партии Михаил Иванович – председатель Комитета народного контроля, по складу характера, оценкам происходящих событий, этот, в общем-то, хороший человек полностью соответствовал утвердившейся в народе характеристике за работниками народного контроля – народный мститель. Нельзя сказать, что он был жестокий и не вникающий в суть дела. Наоборот, часто встречаясь с людьми, внимательно выслушивал их беды, как, правило, докапывался до мельчайших деталей, сопоставлял их и анализировал, в выводах и предложениях, когда дело касалось нарушения норм человеческих отношений – непримирим, категоричен и строг.
- Я поддерживаю предложение Ильи Аристарховича по наказанию коммуниста Сурова. Нельзя нам руководителям подавать такие примеры окружающим. Мы уже все это проходили! Инесса Арманд, Клара Цеткин, идеи свободной любви, независимого от мнения общества поведения. Все мы здесь взрослые люди и чем это заканчивается для личностей и общества в целом знаем. Несколько тысяч работающих коллектив, кто туда пойдет объяснять рабочему классу, что их директор полюбил другую женщину и поэтому оставил больную жену. А то, что говорит Рыбалко, что мы все чуть-чуть шизофреники, так это еще надо подтверждать в каждом отдельном случае медицинским обследованием. Я лично себя таковым не считаю.
Николай Кириллович, директор крупного радиотехнического оборонного завода – высокий, стройный, симпатичный мужчина, говорящий кратко, спокойно, но довольно жестко.
С первых дней его появления на заводе за ним утвердилась оценка: умница, строгий и справедливый.
Он и сегодня был краток:
- В защиту Сурова есть весьма серьезный аргумент. Его жена работала на том же заводе, люди знают ее вздорный характер не понаслышке, Суров и его новая жена нигде подобными делами не компрометировали себя. Так что на заводе ничего страшного не случится. С директором школы все несколько сложней. Здесь у нас утвердился стереотип. Педагог – образец, прежде всего, в соблюдении морали. Это верно, но она, прежде всео, женщина и женщина строгих правил. А Илья Аристархович рубанул шашкой и все. Отреагировал по Уставу и баста. Думаю не следует «казнить» Сурова. Руководитель и человек он стоящий и порядочный. Извините, таково мое мнение.
- Я не думаю, что мы имеем основание ставить вопрос перед министерством об освобождении коммуниста Сурова от должности директора завода по деловым, политическим нормам он соответствует занимаемому положению, как коммунист должен понести наказание – выговор, так как не решил вопрос расторжения брака.
Председатель городского исполнительного комитета Совета народных депутатов Николай Францевич, был интересной личностью, весьма эмоциональный, исключительно работоспособный, постоянно в движении, коммуникабельный, общаясь с большим количеством людей, подпитывался значительным количеством идей, многие из которых упорным организаторским трудом воплощал в жизнь. Его идея сделать город чистым, благоустроенным, современным, проявлялась во всем.
С Леонидом Моисеевичем, несмотря на значительную разницу в возрасте были дружественные отношения. Свои идеи Николай Францевич нес в городской комитет партии. Леонид Моисеевич, также человек с огромным энергетическим потенциалом и желанием изменить жизнь в городе к лучшему. Он обладал аналитическим складом ума, с государственным подходом к делу, умеющий в любом предложении увидеть конечный результат.
Их деловое содружество носило творческий характер. Споры и противоречия в конце концов выливались в рациональные решения, получающие поддержку в областном комитете партии, а в результате это содружество подарило городу немало жизненно важных решений строительных объектов, коренным образом изменивших его облик и жизнь горожан.
И не будь пробивного, дипломатичного Леонида Моисеевича в это время, многие инициативы могли и не осуществиться.
Николай Францевич обладал поразительной способностью любой серьезный разговор на мгновение несколькими фразами превратить вроде в каламбур, но если внимательно в эти фразы вникнуть, то увидим острую критику кого-то, или его восхищение кем-то. Обычно человек весьма активный и эмоциональный в обсуждении любых вопросов на бюро горкома партии, в этот раз как-то не очень охотно отреагировал на предложение Леонида Моисеевича, высказать свое мнение.
- Давно знаю Сурова, толковый человек, грамотный руководитель, работу завода наладил, решать с ним можно любые вопросы. Ну, а в личном плане оплошал. Такие дела конечно сплеча нельзя рубить. Ты, товарищ Суров, человек видный в районе, в городе. Был у вас в Министерстве, ценят тебя, поддерживают. Вон дали средства на строительство заводского 80 квартирного дома. Закладываем детский садик, ввод в следующем году, так что дел у нас с тобой невпроворот, а ты жениться без развода и без этого, он как бы запнулся, - без согласования с бюро райкома партии решил, - после этой фразы почти все и даже Суров заулыбались, а кое-кто и засмеялся, Леонид Моисеевич удивленно посмотрел на говорящего, сам же Николай Францевич сделался очень серьезным, - так, что как директор он на месте, трогать его нельзя. Как коммунисту взыскание – выговор объявить следует. Ну, а в коллективе, что ж тут такого, дело житейское, перемелется, не распутный он человек, поймут люди. Если идеологи затрудняются объяснить суть дела, я готов, пойду и поговорю с людьми.
- По поводу Надежды Петровны, я советовался с нашим отделом народного образования. Очень хорошие отзывы как о человеке и специалисте, педагоги 93 школы, группа родителей были у нас, просили за нее заступиться. Ну, что значит заступиться, насколько я понимаю, апелляцию в горком партии она не пишет, так что как я понимаю согласилась с наказанием, - при этом Николай Францевич посмотрел на Сурова, но тот никак не отреагировал на его вопрос.
Второй секретарь горкома Михаил Георгиевич всегда обстоятельный в оценках и суждениях, в этот раз говорил очень кратко и суть его выступления сводилась к одному: мнения противоречивы в оценках произошедшего, надо хорошо подумать как поступить. Обсуждение приближалось к завершению. Из членов бюро не выступили: Николай Фомич – ректор университета, который заявил, что он согласен с мнением Николая Францевича, Николая Кирилловича, не выступала Валентина Ивановна – секретарь по идеологическим вопросам и председательствующий.
- Валентина Ивановна, обратился к ней Леонид Моисеевич, Вам слово. Вы у нас одна женщина член бюро и почему то отмалчиваетесь.
- А знаете, Леонид Моисеевич, мне совершенно не хочется участвовать в обсуждении коммуниста Сурова. У меня такое ощущение, как будто мы своими действиями пытаемся остановить или притормозить развитие общества. Ведь в молодости выходя замуж, женясь мы делаем в большинстве слепой выбор, пытаясь угадать свое будущее. И здесь ошибки неизбежны. Сегодня есть государства, где разводы вообще запрещены и что же этим их общество избавлено от несчастливых браков? Да нет. Я побеседовала с людьми, работающими с бывшей женой товарища Сурова в прежнем коллективе и где сейчас работает. Многих из них я знаю с комсомола. Десяток человек, не сговариваясь говорят почти одно: общаться с ней очень сложно, а постоянно находиться вместе почти невозможно Необоснованные амбиции и претензии, обиды. Публичное выяснение отношений. Люди удивляются как мог терпеть рядом Суров двадцать пять лет этого человека? Он честно сказал о прекращении супружеских отношений. А сколько у нас мужчин мечется между женой и любовницей, другом, или как еще назвать эти отношения. Обманывают тех и других, окружающих, предают глядя в глаза. Изображая невинность и добропорядочность. – Лицо ее обычно доброе и улыбающееся выражало строгость и решительность, - мне думается не наказания строгие и оргвыводы мы должны делать по коммунисту Сурову, а памятник ему поставить на сквере Кирова как мужчине, поступившем честно и порядочно по отношению к женщинам.
Присутствующие на заседании бюро горкома партии замерли от совершенно неожиданного вывода Валентины Ивановны. Замешательство нарушил заведующий отделом обкома партии: «Так может нам Сурова представить к награде пока с памятником суть да дело товарищ секретарь по идеологическим вопросам? – реплика прозвучала довольно резко и многие ожидали продолжения тирады Николая Ивановича. Лицо Валентины Ивановны в этот момент уже обрело обычную улыбчивость, и она с мягкой, обезоруживающей доброжелательностью, глядя прямо в глаза обкомовцу сказала: « В душе, как мужчина, думаю, Вы со мной согласны, Николай Иванович, - но положение, … положение вас обязывает».
- И Вас оно обязывает, Валентина Ивановна, а в этом случае надо очень серьезно разбираться. – также строго сказал Николай Иванович, - пауза затянулась.
- Товарищи члены бюро, - твердо обратился к присутствующим Леонид Моисеевич, - вношу предложение, завершение обсуждения данного вопроса повестки дня бюро перенести на следующее заседание. Будут возражения?
- Нет, нет, возражений, - единодушно соглашались присутствующие.
Заканчивалась неделя с момента обсуждения персонального дела на бюро горкома партии, но Суров никак не мог принять решение, что ему делать. Сама процедура обсуждения для него казалась унизительной и не очень справедливой. Он чувствовал, что изменить в сущности ничего не сможет. Отношение с райкомом испорчены, а следовательно придирки, зацепки будут постоянными. Это характерная черта Илья Аристарховича, скоблить, нервировать, кто об этом не знает в городе? Да, бог с ними, переживу, - думалось ему, но были и другие мысли, - а зачем эта суета, Министерство, оборонка интересуются его методом производства нового реле. Наработок хватит и на докторскую. А уж коль в Москве зацепились за проблему, значит чуют – перспективна. Заканчивая обход производства в половине одиннадцатого, на проходной его встретил начальник смены охраны. – Товарищ директор, - обратился он, - в парткоме первый секретарь райкома партии, Вас несколько раз спрашивал. Спасибо, - сухо поблагодарил Суров и направился в свой кабинет.
- Вас ждет в парткоме Илья Аристарховича, - волнуясь встретила его секретарь приемной.
- Соедините меня с секретарем парткома,
- Что случилось? Вы знаете по регламенту я в четверг с 7-30 на производстве, - спокойно спросил Суров секретаря парткома.
- Да, вот полчаса назад приехал Илья Аристархович, Вас просил найти. Я объяснил, что это сделать не просто. Ждем. Рассказываю о наших делах.
- Хорошо. Сейчас подпишу банковские документы и зайду, - сказал Суров, переключаясь на секретаря приемной.
В партийном комитете завода, когда через 5-7 минут зашел Суров было несколько человек и висела предгрозовая тишина. Заместитель секретаря парткома, председатель профсоюзного комитета, секретарь комитета комсомола, несколько секретарей цеховых партийных организаций, председатель заводского комитета народного контроля поочереди информировали секретаря о своих делах.
- Ждем Вас, товарищ директор, вот уже 30 минут.
- На заводе все знают, с 7-30 до 10-30 в четверг я на производстве, Илья Аристархович, информацию о прибытии не получал, с главным инженером решили осмотреть подъездные пути и механизацию складов.
- Понимаю, понимаю. Я вот заехал на завод поговорить с руководителя общественных организаций о делах на заводе, - смотря в ежесуточную сводку работы основных подразделений завода, - говорил Илья Аристархович. Вы к нам в райком теперь не заходите.
- А вы не приглашаете.
- Кое к кому Вы и без приглашения являетесь.
- Да иногда обстоятельства вынуждают.
- Вынуждают, вынуждают, здесь Вы правы, - задумчиво проговорил Илья Аристархович, - только обстоятельства такие мы сами создаем.
- Илья Аристархович, давайте обсудим вопросы, которые Вас интересуют, дело в том, что через 7 минут начало общезаводского селекторного совещания, руководители все будут на местах ждать. Я должен принять решений о переносе его, что у нас бывает крайне редко, или начать работу.
- Я понимаю Ваше беспокойство о делах производственных, но нужно беспокоиться и о личных делах, через неделю бюро горкома возвратится к известному нам вопросу, - секретарь не успел закончить фразу.
- А это мое личное, персональное дело, - резко сказал Суров.
- Илья Аристархович, давайте сейчас не будем обсуждать эту проблему, - вмешался в разговор секретарь парткома, - время не очень для этого подходящее.
- Отчего же не подходящее. Присутствует актив общественных организаций. Что ж нам от них скрывать?
- А от них ничего и не скрывают, они информированы и все что им необходимо знают, - спокойно ответил секретарь парткома.
- Знают, то знают, да не все. Вот заводской народный контроль говорит, что директор возвратился из заграничной командировки позднее на несколько дней, определенных Министерством в приказе, в школу № 93 на шефские дела сверх сметы установленной оплатили десяток тысяч. Надо смотреть, разбираться. Куда использовали их там? Как оплачивали командировку?
- Послушайте, товарищ первый секретарь, что Вы сплетни досужих баб собираете, Вам кроме Сурова заниматься нечем, - вспылил директор.
- Вот видите, какой Вы у нас важный, информация народного контролера сплетня. Вам, видимо, и правда пора памятник ставить? Но прежде советую подумать как Вам дальше с нами, райкомом партии работать.
- Ты, Илья Аристархович, не райком партии, а прежде всего такой же как я коммунист, мной – нами коммунистами избранный на эту должность. И как мне работать с райкомом партии у меня сомнений нет, а вот с Ильей Аристарховичем работать или нет, надо думать.
Суров встал и не прощаясь вышел из кабинета.
Через час в Министерство и копия в Иркутский горком КПСС была отправлена телеграмма: - Прошу освободить от занимаемой должности. Суров.