Самое страшное-когда перед глазами застывает картина, которой ты не видел. Когда чужие слезы, причиной которых стал невольно, что, конечно, не служит оправданием, капают со всей своей жгучей горечью на разорванное сердце, на открытый и распахнутый орган. Когда хочешь отмотать время вспять и изменить все, попытаться спасти другого от боли, а себя-от собственного воображения, которое превращает чужие рассказы в реалистичные до агонии картины. Не уходить, глядя под ноги, а развернуться, обнять, стиснуть пальцы на жесткой ткани чужого мокрого пальто, выдавить из горла ненавистное «прости» и застыть в бессвязном молчании.
Я закрываю глаза…
Промозглая улица, хляби небесные разверзлись и проливают холодный и мелкий дождь. Ветер сдувает волосы на лицо, а черное бархатное небо затянуто дымом из труб окрестных заводов. Кто-то берет меня за руку.
-Прости меня. Это начиналось как шутка, и я… Прости. Я ничем не хотел тебя задеть. Прости.
Тихий, испуганный голос, который слышишь не ушами, а всей поверхностью кожи, впитываешь его и чувствуешь себя живой и нужной. У меня-красные от слез глаза, и я даже не могу ему ответить, потому что в горле у меня тоже слезы, те же слезы. Поэтому-никакого ответа, только едва заметно дернуть плечом и уйти, а он даже не держит, потому что не желает решать за меня.
Я закрываю глаза…
Завернуть за дом с последней сигаретой, закурить, проталкивая дым сквозь ком в горле. Стоять там, думая, что он ушел в дом, обернуться, посмотреть на лестницу на второй этаж и увидеть скорчившееся тело. Всхлипывающее, бессильное, дрожащее крупной дрожью. Знакомое до боли.
Увидеть его слезы.
Бросить чертову сигарету на середине, подняться к нему, обнять, наклониться к уху и шептать «прости», пока в легких не кончится воздух, и целовать эти глаза, руки, лоб, губы, шею, пробуя его слезы на вкус и стирая их следы с его лица. А потом-сидеть, положив голову ему на колени, обнимая его, и чувствовать его руки на мокрых волосах. А главное-молиться, чтобы больше никогда это лицо не было столь отчаянным, чтобы эти глаза никогда больше не краснели от слез.
Я открываю глаза.
Все, что мне остается теперь-обнимать бутылку виски.
Я закрываю глаза…
Нет участи страшнее, чем каждый день видеть внутренним взором слезы, которые прожигают в тебе дыры, пока после бессонных ночей, залитых слезами, всё твоё тело не растворится под отчаянный вой. И единственным утешением будет мысль о том, что больше не будет этих пыток.
И потом ты понимаешь, что ты все-еще жив.