Середина марта… Иду вдоль аллеи рощи «Соловьи». Посеревшие уставшие сугробы, лужи с подтаявшим снегом, которые надо обходить, перешагивать, - серая, неопрятная пора. А ведь когда-то… Да-да, когда-то в такую же пору и карканье прилетевших грачей, и цвырканье синичек, писк воробьев, осевшие сугробы с робкими сверкающими под солнцем ручейками к полдню и потрескивающим ледком к вечеру, острые рога опрокинутого месяца на зеленовато-синем небе… Почему тогда всё это будоражило, волновало, манило, обещая радость?
Биологи утверждают: это, мол, гормоны, это они волнуют, радуют. Да нет же, нет! Потому и трепетали эти ощущения, что в молодости душа не была покрыта защитной скорлупой… или корой, - ещё не очерствела, - и мир весенний вливался в неё свободно, широко, радостно, а потом…
Потом от томлений жизни, от её жёстких вопросов и не полученных ответов, покрылась она, душа моя, струпьями разочарований, не заживающими царапинами, ранами - той самой корой! - и уже не может видеть, слышать, принимать весну, радуясь вот этим воробьям, синичкам, поскрипывающему ледку луж и воздуху, напитанному растворёнными запахами скорой весны.
Ах, Боже, ну почему Ты не дал человеку способности обновления каждой весной, как этой березе? Ведь и поднялась она высоко, и окреп её ствол, загрубела кора, но на ней вот-вот закачаются на ветвях веселые сережки, зашелестят клейкие ярко-зеленые листья и она, - обновлённая! - снова в звенящей радости потянется к солнцу.