Свет,воздух, земля по природе своей
являются свободными стихиями и не
могут быть захвачены кем-либо в частную
собственность. Они принадлежат в равной
мере всем и каждому.
Александр Васильевич Чаянов.
В конце прошлого тысячелетия дорогой Украины ехал в своей машине гражданин Голландии. Рядом сидел переводчик, молодой человек, окончивший советский ВУЗ иностранных языков. Иностранец ехал молча, поглядывая по сторонам, и наконец промолвил:
- Не понимаю, как можно на такой земле жить в такой нищете.
К этому времени уже рухнул «Союз нерушимый республик свободных». Украина обрела, наконец, «незалэжнисть». Однако еще не были заметны какие-либо перемены, даже аборигенами, которые замерли в ожидании скорого процветания, обещанного пишущей братией.
Жизнь продолжала катить по инерции. Хлеб все еще стоил 28 копеек кирпичик. По утрам, в определенное время, на территорию городского рынка выезжала цистерна молоковоза, и тут же к ней выстраивался хвост живой очереди. Молоко все еще стоило 30 копеек литр.
И вот незаметно пролетели более двадцати лет, и стали уже привычными новые реалии настолько, что их как-то даже не замечаешь, принимаешь, как что-то неизбежное, нормальное. И только со стороны какой-нибудь заезжий иностранец снова подивится, в недоумении разведет руками, скажет:
- Не понимаю, как можно на такой земле жить в такой нищете.
Правда, доходы «малэньких украинцив», существующих от щедрот новых хозяев жизни выросли раз в десять. Но вот хлеб подорожал в двадцать раз, молоко – в тридцать. Как положительное явление, напрочь исчезли очереди. Стоит бабенка, умудрившаяся как-то сберечь в новых условиях свою кормилицу корову, стоит часами с несколькими бутылками молока в ожидании покупателя.
В селе раньше было три магазина, сейчас не меньше двадцати всякого рода торговых точек. Владельцы у магазинов, ларьков, палаток стоят у дверей их, подстерегая покупателей. Прохожие, с опаской поглядывая на них, стараясь не смотреть на разложенные всевозможные товары, пробегают мимо.
Тпррру! Кажется приехали. То есть, вернулись на исходные позиции, туда, откуда сто лет назад рванули очертя голову в светлое коммунистическое будущее. И вот уже более двадцати лет топчемся на месте, озираясь в растерянности, не зная, с чего начать, перебиваясь кое-как на подаянии в виде кредитов от МВФ.
- Как можно на такой земле…
Раздав землю, Верховная Рада никак не может осмелиться дать добро на ее продажу, дабы дать возможность ее владельцам избавиться от этого нежданного подарка. Сколько пролито крови за право работать на своей земле; какую стихию злобы, ненависти, жестокости вызвали два слова выброшенного лозунга: «Земля крестьянам». И сколько еще загублено жизней этих обманутых крестьян, пока удалось задавить в душах их чувство хозяина, собственника земли, оборвать нить, связующую ее с этой землей-кормилицей, превратить его сначала в колхозника, потом в рабочего совхоза, в наемного рабочего.
Раздел, распаевание земли спустя сто лет прошел тихо, не заметно, можно сказать, цивилизованно. Лишь единицы бывших рабочих совхоза рискнули забрать свою землю, чтобы самостоятельно работать на ней. Остальные сочли за благо оставить все как было, довольствуясь крохами в виде арендной платы.
Я немного знал рабочего, который один из первых забрал землю. Он рассказывал, что ему пришлось добиваться своего права в области, поскольку директор совхоза противился, не хотел отдавать. Знал его, когда он только начал хозяйствовать, еще полный надежд и планов, в ковбойской шляпе с загнутыми полями пас свою небольшую, в полтора десятка голов отару овец.
Потом он пропал из виду, переселившись из села ближе к своему наделу. Построил дом и прочие необходимые хозяйственные строения, обнес изгородью.
Снова встретился с ним спустя пятнадцать лет. Он заметно постарел, сник, уже незаметно было следов бывшего воодушевления. Вид его невольно наводил на печальные мысли в преддверии недалекого, и я спросил, помогают ли ему в работе его наследники.
- Поразъехались, - ответил он. – В город подались на легкие хлеба.
Видно было, что у него не было желания продолжать разговор на неприятную ему тему, но я все же спросил:
- Ну а что с землей?
- Пока еще управляюсь, а там сдам кому-нибудь в аренду.
Продолжение следует...