Всего-навсего за два памятных дня в январе 1989 года в заповеднике, случилось у нас целых три приключения. Первое заключалось в том, что вечером мы чуть не замёрзли в кальдере вулкана Крашенинникова. Второе - в том, что следующим днем, возвращаясь домой, мы позорно заблудились. Местные предупреждали, что на Камчатке нет прямых дорог и часто приходится просто запоминать маршрут. Наставления не помогли. Я из той породы людей, которые учится только на своих ошибках. Спрашивается: как можно заблудиться в горах, в ясную погоду, если ты стоишь на перевале высотой 900 м и весь мир как на ладони? Идти надо прямо на Кроноцкую сопку высотой 3500 м. Справа, в 20 км от тебя, бескрайний Тихий океан, а левее, в 10 км, покрытое льдом Кроноцкое озеро. На Камчатке, однако, такое возможно. Для этого нужно просто выбрать не тот распадок. Так на перевале мы сделали ошибку в 300 метров, выбрали не тот, а когда обнаружили, что ручей забирает влево, то исправлять ошибку было поздно. Мягкая порода изрезана так, что пресекать овраги поперек физически почти невозможно. Проще вернуться пару километров вверх, и выбрать другую расщелину. Мы выбрали путь наименьшего сопротивления: идти вниз, гадая, во что выльется ошибка в 300 м, сделанная на борту кальдеры. Понятно было, что рано или поздно мы выйдем на озеро. В конце концов двигаться на лыжах вниз было легко и приятно. В итоге выяснилось, что мы намотали лишние 9 км. Солнце уже село, показалась луна.
Третьим приключением были волки. Жена, идущая сзади, вдруг завопила: «Смотри, волки!». Я обернулся, и увидел, что по нашей лыжне к нам бежит серый волк. Я стал срочно сбрасывать лыжи и рюкзак. В рюкзаке был нож, им я намерен был отбиваться. Жена бросилась ко мне в ноги, а волк был уже в нескольких метрах. «Не подходи!»- заорал я ему, целясь ножом между рёбер. И тут увидел кольцо от ошейника на шее. Это была собака. Крупный серый кобель, по виду нечто среднее между волком и лайкой.
Пес была явно рад встрече, но излишних чувств не проявлял, как бы говоря: ну и хорошо, будет нас теперь трое. Он деловито трусил за нами. Кобель совсем не выглядел изможденным или удрученным от потери хозяина, напротив, был спокоен и уверен в себе. Он определенно мне нравился: в местности, где наверняка нет людей в радиусе 40 км появляется вдруг собака и так, невзначай, присоединяется к людям. В голову лезли сомнения: а вдруг рядом находится охотник и это его собака? В заповеднике упорно ходили зловещие слухи о бывшем леснике Зарубине. Бывший москвич, здоровенный, нелюдимый и мрачный, он работал на кордоне Унана за год до нашего приезда. А годом раньше таинственно пропал напарник Зарубина. Нам передавали, что в начале зимы Зарубина видели за хребтом, в поселке Мильково. Позже заметили его с вертолёта в тайге, он тащил рулон рубероида. Подозревали, что он делает землянку для охоты на соболя. Мысль о Зарубине теперь пугала больше, чем волки. Стали оглядываться: не крадётся ли сзади? Хотя проку ему от нас не было бы никакого.
Наконец спустились на озеро. Стало ясно, что до посёлка по льду еще 7 километров. Скольжение было прекрасным и за полтора часа мы добрались до ещё не остывшего дома на Истоке. Предложил псу еды, он лениво поел. Внутрь идти отказался, я бросил ему в тамбуре оленью шкуру. Пес свернулся клубочком и сладко заснул.
Утром по рации мы рассказали соседям, что к нам прибилась собака с желтым ошейником. По началу никто на признавался. Потом прорезался сквозь эфир лесник Андрей с кордона Кроноки, он нехотя сознался, что его собака. Андрей катался в субботу на снегоходе по заповеднику, Аян отстал примерно в 25 км от того места, где мы его подобрали.
Андрей был тот еще фрукт. Работал лесником уже 3 года. Рыжий бородатый парень , студент-недоучка из Владивостока. Был он восхитительно беспечен, смел и самодостаточен. В обществе людей не сильно нуждаясь, частенько «шарахался» на снегоходе в одиночку, никому не отчитываясь. Был свободолюбив и плохо подчинялся начальству. Говорили, что из багажа возит только консервы, карабин, лопату, топор и кукуль (спальник из оленьих шкур). Присутствовала в это бесшабашная лихость. Охотником и браконьером он не был. Хвастался, что иногда ночует в сугробах. Техника была простая и эффективная, он мне показал. На Камчатке зимой много снега, иногда до 2-х метров. Под сугроб копалась пещера. Вниз клался целлофан. После этого надо было залезть в кукуль, обернуться полиэтиленом и лопатой обрушить на себя карниз. После того как засыпало, можно было спать в полной тишине и комфорте. Воздуха в снежной массе хватает, а мороз сквозь него не проходит. Для воздуха можно было пробить дополнительно дырочку. Андрей уверял, что так он высыпался отлично. У меня было желание испробовать этот традиционный метод оленеводов, но не хватило смелости.
Андрей появился на Истоке на снегоходе под вечер. Аян сдержанно помахал хозяину хвостом. Андрей рассказал про свою собаку несколько баек. Он взял его щенком на погранзаставе в Кроноках. Кличку навеял Верхоянский хребет, Андрей мечтал там побывать. Пёс вырос исключительно самостоятельным и странным. Андрей пытался держать его на цепи, но тот научился выкручиваться из ошейника, а освободившись, мог исчезнуть надолго. Один раз сам запрыгнул в вертолёт и улетел на соседний кордон. Беглец прожил там месяц, его силой вернули попутным рейсом. Ел всё подряд, даже голую овсяную кашу. Суками в Кроноках не интересовался. К людям не льнул, и , похоже, всегда знал что делает. Я заметил, что Аян сильно напоминает своего хозяина. Думаю, именно поэтому Андрей и невзлюбил Аяна.
Следующим утром Андрей поехал в сторону дома. Аян не побежал за ним. Андрей вернулся, привязал собаку к руке, посадил на снегоход и уехал. Нам было жалко пса, видно было, что не жить ему у Андрея. Ночью Аян появился у нашего дома. Я услышал, что кто то царапает дверь и впустил собаку. Он деловито пошёл к себе, шкура ждала его на старом месте.
Утром по связи мы сообщили об этом Андрею. «Я определился. Забирите Аяна. Мне от него польза — разве что шкура на шапку. На другое он не годится»- досада и ревность была в его голосе. Мы поблагодарили Андрея. Меня посетила мысль, что может для того и нужно было сбиться с пути, чтобы встретить Аяна? Или это его воля нарушила наши планы? Пес был нам очень кстати, незадолго до этого мы лишились собаки. Первым делом я снял ошейник - атрибут рабства. Ошейник был самодельный, из сыромятной свиной кожи, с пряжкой от мужского ремня. Затянут он был так туго, что одно это могло отвадить от Андрея собаку. Я швырнул ошейник в печку. Так началась наша совместная служба.
Аян был исключительно хорошо приспособлен для местных условий. В еде неприхотлив. Лосось годился ему в любом виде, даже сырой. Летом пёс практически не требовал корма, он мышковал. Т.е. ловил как лиса мышей и заглатывал. Меня заинтересовали его экскременты: непереваренными оставались только косточки с шерстью. Будучи обычной дворнягой, не был лишен Аян и внутреннего благородства. Например, когда я кормил кошку, пес только поднимал голову, не вставая с подстилки. Шел доедать только после того, как она отошла в сторону.
Жил Аян в холодном тамбуре. Холода не боялся благодаря отличному плотному меху. В движении умел экономить энергию: мог неутомимо бежать легкой рысцой хоть целые сутки. Это было однажды проверено. Раз мы поехали с соседом на снегоходах в Жупаново, почти 90 км , на берегу океана. Аян отстал от двух снегоходов ещё на озере, не захотел бежать по голому льду, а стал петлять по снегу вдоль берега. Мы его ждать не стали. Не знаю когда он появился в Жупаново, но на следующий день утром я обнаружил его сидящим на моём снегоходе. Шел безошибочно по нашему следу. У Бурана выхлоп направлен вниз и снег долго сохраняет запах бензина с маслом. Если учесть, что он петлял по озеру вдоль берега, то пробежал больше ста километров за сутки по насту. Увидев меня Аян поднял голову и вяло помахал хвостом. Выпил миску тёплой воды и улегся спать на старом ватнике в сарае. Это олимпийское спокойствие не раз приводило меня в изумление.
Аян никогда не ласкался, не лез в ноги и не мешал. Не помню случая, чтобы мне хотелось его погладить. Про него можно было надолго забыть, но вспомнив, обнаружить где нибудь неподалёку. В походах это была идеальная собака. Бежал впереди, на расстоянии 100 метров. Учуяв первым медведя, предупреждающе лаял. Не заходился истошным лаем, не бесновался, а просто сообщал об опасности. Никогда не пытался преследовать уходящего медведя. И только кусты, шевелясь, выдавали маршрут косолапого. Словом, замечательным и надёжным был спутником.
В целом отношения с Аяном сложились скорее партнёрские и уважительные. Он проявлял сдержанную симпатию и послушание в разумных пределах, без признаков излишней привязанности. Никогда не скучал и не тупился. В заповеднике случались месяцы межсезонья, когда нельзя было передвигаться, даже пешком. Такими были ноябрь и май. В такое время Аян мог целыми днями спать на своей шкуре в тамбуре или лёжа на крыльце греться на солнце. Был он настоящим аборигеном Камчатки, я на его фоне чувствовал себя городским дилетантом. Я никогда не забывал, что не мы выбрали Аяна, это он выбрал нас. Признаюсь, мне было это чертовски лестно.
Однажды зимой на верхних тундрах в урочище Синий Дол, мы с Аяном выскочили на росомаху. Она, оглядываясь, неуклюже убегала от снегохода. «Аян, держи её!» - закричал я в азарте. Аян недоверчиво посмотрел на меня. Нехотя послушался, быстро догнал и стал прихватывать зубами за длинную густую шерсть сзади. Я ехал следом. Росомаха чуть присев, сделала молниеносное движение правой лапой. Аян взвизгнул и прекратил преследование. Левая губа была порвана, на снег лилась алая кровь. Мне было очень стыдно. Не стоило дразнить такого серьёзного и опасного зверя. Для росомахи уйти от нас было вопросом жизни и смерти, для меня же преследование было пустой забавой.
Летом 1990 года настала нужда лететь в город. Что делать с собакой мы не знали. Думали, что если наш кордон не будет в цепочке последним, то высадим собаку соседям, а заберем как нибудь осенью. Наш кордон, как назло, оказался в облёте последним. Пришлось лететь с Аяном в город. Вертолёта он ничуть не боялся, сам запрыгнул в него и чувствовал себя в шумной трясущейся алюминиевой бочке как дома. В аэропорту Елезово начались проблемы: пес скулил и крутился. Попробовали залезть с ним в рейсовый автобус. Аян сначала послушался, запрыгнул внутрь, но тут же в панике рванулся через открытые двери на улицу. Пришлось везти на такси, что тоже оказалось непросто.
Камчатский супер-пёс оказался совершенно не приспособлен для города. При виде встречной собаки хрипел до пены, вставал на задние лапы, стремясь "замочить урода". Автомобили вызывали у него страх. Сами городские звуки были для Аяна стрессом. Привезли в квартиру на 5-й этаж. Думали лучше ему будет с открытым балконом. Но Аян, увидев на улице собаку, попытался сигануть за ней вниз. Есть не мог, спал беспокойно, скулил. Оставлять в квартире Аяна одного оказалось невозможно. Соседи жаловались на лай вперемежку с воем, а косяк двери он превратил в щепки. Может кто-то о городской жизни мечтает, но для Аяна она оказалась кромешным адом.
На третий день такой суматохи мы пошли гулять на пустырь, за микрорайон Горизонт. Я отпустил его с поводка побегать. Он и побежал сразу, стрелой рванув почему то назад, через пустырь к дому. Между пустырем и микрорайоном пролегала автомобильная дорога. Это было время, когда на Камчатку хлынули дешевые праворульные автомобили с японских свалок. Люди совершенно ошалели от западной техники, от лошадиных сил и от скорости.
Первую полосу несущийся к своей смерти Аян пересек удачно. На второй полосе он влетел под серый Ниссан Патруль. Я увидел как Аян ударился о бампер, тело было отброшено к краю дороги. Ниссан не меняя направления помчался дальше. Я со стучащим сердцем бросился к собаке. Меня пропустили на дороге водители. Я поднял Аяна и понял, что сильный удар пришёлся в голову, смерть наступила мгновенно. Такое безотказное, такое совершенное тело собаки, безвольно висело у меня на руках. Я вернулся на пустырь и опустил тело собаки на камень.
...........................