As an imperfect actor on the stage,
Who with his fear is put besides his part,
Or some fierce thing replete with too much rage,
Whose strength's abundance weakens his own heart;
So I, for fear of trust, forget to say
The perfect ceremony of love's rite,
And in mine own love's strength seem to decay,
O'ercharged with burden of mine own love's might:
О let my books be then the eloquence
And dumb presagers of my speaking breast,
Who plead for love, and look for recompense,
More than that tongue that more hath more expressed.
О learn to read what silent love hath writ:
To hear with eyes belongs to love's fine wit.
Как плохой актер на сцене,
от страха выбивающийся из роли,
или некое свирепое существо, переполненное яростью,
у которого от избытка мощи слабеет собственное сердце;
так я, робеющий от ответственности, забываю произнести
совершенные формулы любовного ритуала,
и кажется, что любовь во мне ослабевает,
подавленная бременем собственной мощи.
О пусть мои книги {*} заменят мне красноречие
и станут немыми предвестниками моего говорящего сердца
[груди],
молящими о любви и взыскующими награды
более, чем язык, который больше высказал {**}.
О, научись читать то, что написала молчаливая любовь:
умение слышать глазами - часть тонкого ума любви.
{* Некоторые исследователи считают, что "books" (книги) в строке 9 -
это опечатка и следует читать "looks" (взгляды, выражение лица).
** Возможно, здесь содержится намек на другого поэта, посвящавшего
стихи тому же адресату. Тема такого "поэта-соперника" неоднократно
появляется в более поздних сонетах к Другу.}
Плохой актер, хоть роль и зазубрил,
С волнением не в силах совладать,
А хищник при избытке мышц и сил
Рискует сердце яростью загнать.
Так я боюсь, теряя речи дар,
Словам доверить прелести твои,
Во власти находясь любовных чар,
Подавлен мощью собственной любви.
Я в книгах чувства излагать привык...
Нем переплет - но голос сердца жив,
Стихи наград достойней, чем язык,
Что так подчас излишне говорлив.
Читая, слушай, смыслом строк живи...
В уменье слышать тонкий ум любви.